Побледневший Куделин не стал продолжать перепалку, уткнулся в записную книжку и принялся что-то быстро в нее заносить.
Наконец капитан Березкин решил взять ведение собрания в свои руки.
- Вам, Доронин, был задан вопрос - как вы оцениваете свой поступок, но вразумительного ответа собрание так и не получило. Вам слово.
- А мне нечего сказать. Считайте, что от объяснения по всем пунктам я отказываюсь. Можете начинать обсуждение.
- Это ваше право. Товарищи офицеры, кто желает выступить?
В зале царило молчание, никто особого желания высказаться, видимо, не испытывал.
- Что, нет желающих?
- Разрешите мне, - подал голос Чирков.
- Слово предоставляется командиру инженерно-саперной роты старшему лейтенанту Чиркову.
- Товарищи офицеры. Не знаю, как вы, но я не пойму, из-за чего мы тут собрались.
- Пожалуйста, еще один комик, - проговорил как бы про себя Куделин, но так, чтобы его услышали.
- Это вы про себя, товарищ майор? - не остался в долгу Чирков.
- И вы туда же, Чирков? Ну-ну, далеко пойдете. Командир привстал - обвел взглядом аудиторию и, ничего не сказав, сел на место.
Было заметно, что он сильно раздражен.
- Я не хочу препираться с замполитом, - продолжал Чирков, - и определять кто есть кто. Скажу по существу данного, неудачно разыгранного спектакля. Ради чего мы здесь? Что обсуждать? Что Доронин совершил преступление? Ударил сержанта? А за что? За то, что тот издевался над "молодыми", хоть и хочет все по-другому представить майор Куделин. Я знаю, что творит этот Шульгин, и, будь на месте Доронина, тоже набил бы ему морду. Да что об этом говорить? Все мы прекрасно видим, что наш коллектив с приходом в часть Куделина разделился на два лагеря. И "дедовщина" процветает там, где есть такие вот сержанты, которые входят в своеобразный актив замполита.
Куделин хотел что-то сказать, но его опередил лейтенант Панкратов:
- Товарищи офицеры, это что получается? Что мы совершенно игнорируем субординацию и, вместо того чтобы обсуждать проступки Доронина, свою оценку которых я дам ниже, обсуждаем старшего офицера? Что нам не положено по Уставу. Поэтому считаю, что такое поведение непозволительно, и призываю всехх выступать по теме. Теперь скажу свое мнение о том, что совершил Доронин. А поступил он подло. Иначе назвать его поступок не могу. В арсенале Офицера много возможностей навести в подразделении порядок. Но Доронин предпочитает мордобой, тем самым показывая личному составу губительный пример. И за это он должен понести суровое наказание.
- Панкрат, - фамильярно спросил уже порядком заведенный Чирков, - а у тебя во взводе что творится, ты знаешь? Или тебе некогда? Хотя откуда тебе знать? Ты же постоянно на вызове у Куделина. А во взводе у тебя правит сержант и отдувается за все ротный. Не знаю, как он еще терпит подобное. Не знаю, но понимаю - ведь ты же под патронажем Куделина. Тебя трогать - себе дороже выйдет. Так что тебе ли обсуждать Доронина? Садись лучше - свое ты на сегодня уже отслужил хозяину.
- Старший лейтенант Чирков! - В голосе Куделина звучали металлические нотки, он смотрел на командира роты холодными, змеиными глазками. - Если вы офицер, то подпишитесь под своими словами, и мы с вами разберемся где следует.
- Не волнуйся, майор, я за свои слова отвечу; Смотри, как бы тебе за свои дела не пришлось ответ держать. Считаешь, что все можешь? Смотри, не переоцени себя и своих покровителей.
- Чирков! А ну сядь на место, - приказал подполковник Смирнов. - Да что это такое происходит? Вы что? С ума все посходили? Вы же офицеры. Нет, видимо, придется мне принять активные меры. Распоясались. Ну что ты, Березкин, на меня смотришь? Будете продолжать заседание?
- Товарищи офицеры, кто еще желает выступить?
Поднялся майор Куделин.
- Я буду краток. Не скрою, что по факту проступков Доронина я сделал свое предложение командиру части - отстранить старшего лейтенанта от командования ротой до принятия решения вышестоящим командованием, но после того, как вел себя Доронин собрании, - изменил свое решение. Я считаю, что таким, как он, не место в Вооруженных силах, и буду: ходатайствовать о его увольнении.
- Да? Уволить меня хочешь? А вот это не видел? Доронин согнул правую руку в локте и ударил по ней левой.
- Ну все! Хватит! - Командир стукнул ладонью по столу и поднялся. - Властью, данной мне, я прекращаю суд. О времени нового заседания будет объявлено дополнительно. Все, кроме Доронина и Чиркова, свободны.
Клуб через несколько минут опустел. Куделин хотел было остаться, но Смирнов проводил его.
- Товарищ майор, вас попрошу дождаться меня в служебном кабинете.
- Есть! - сухо ответил Куделин и с недовольным видом удалился.
Когда командир, Доронин и Чирков остались одни, Смирнов взорвался:
- Вы что, мальчишки? Обнаглели совсем? Как вы смели?
- А что "смели", товарищ подполковник? - ответил Доронин. - Правду сказать? Не по вкусу пришлась? Или вы не видите, что в части происходит? Замполит себя над всеми поставил, превратил часть в натуральный дурдом.
И потом, товарищ подполковник, - поддержал, Чирков, - из-за чего вся эта карусель вокруг этого? Вы-то должны знать. Ведь ясно, что Куделину рота нужна, должность свободная, чтобы Панкратова толкнуть.
- Все сказали? Значит, Куделин во всем виноват? А вы - ангелы с крылышками? Ты, Чирков, спрашиваешь из-за чего закрутилась карусель вокруг Доронина? А не сам ли Доронин дал повод для этого? Не дай он в морду сержанту, а посади на гауптвахту, как положено, и все было бы иначе. Не попадись он с пьянкой…
- Да какой пьянкой, товарищ подполковник?
- Молчи! Ты свое уже высказал. Не попадись, повторяю, с пьянкой, тоже не было бы ничего. Не пошли он на три буквы посыльного, а заступи на службу, и здесь ничего бы не было. Не было бы у Куделина против Доронина ничего. Так кто, в конце концов, виноват? Куделин, который, согласен, ведет себя подло? Или Доронин, который своим поведением провоцирует замполита? Но зам по воспитательной старше и по званию, и по должности, а в армии существует еще понятие о субординации. Видишь, что начальник "перегибает палку", - доложи вышестоящему командиру, а не посылай куда не следует. А вы распоясались, потеряли контроль над эмоциями. И ладно еще Доронин, его еще можно понять, правда, с большим натягом. Он защищался. И делал это не лучшим образом, мягко говоря. Ну а ты, Чирков, почему оскорбил старшего офицера? Какое имел право? Правды добиваетесь? Да ничего подобного. Так правды не добиваются. И какой, собственно, правды? Ведь формально Куделин во всем прав. Разве за Дорониным числится мало грешков? А, старлей? Да будь ты чист, Куделин ничего бы не смог предпринять, как бы этого ни хотел. В первую очередь надо уметь себя контролировать, а не переводить стрелки на других. Вот вы мне ответьте оба: зачем сами в петлю лезете? Не хотите служить? Рапорта на стол и до свидания! И нечего шоу устраивать, шоумены тоже мне…
Наступила короткая пауза. Командир закурил.
- Вы же училища заканчивали не затем, чтобы потом, получив диплом, "слинять" на "гражданку". Вы служить пришли. Я знаю. Научился, слава богу, в людях разбираться и видел в Афгане, как такие, как вы, героями становились, а Панкратовы и Куделины тихими мышами сроки отбывали. Так какого черта подставляете себя? Вы утверждаете, что я не вижу, что в части происходит. Ошибаетесь. Все вижу. И больно мне, понимаете, больно, а вы мне соли на раны не скупясь… Мы служить должны, людей воспитывать, долг свой исполнять. Посмотрите, кто к нам в последние годы приходит? Наркоманы, алкоголики, дистрофики, лица, ранее связанные с криминалом. Психически нездоровая молодежь. Может быть, я и утрирую, но это имеет место. И мы должны с ними работать. А в этих условиях нужны офицеры настоящие, преданные делу своему. Я почему защищаю вас? Потому что именно в вас вижу тот костяк, вокруг которого можно создать здоровый коллектив. За всей вашей раздолбанностью, внешней шелухой разгильдяйства скрывается истинная военная жилка, надежность, способность держать многоликий коллектив в готовности для выполнения боевой задачи. А вы? Да ладно!
Командир махнул рукой.
- Делайте что хотите, свободны. Офицеры не торопились уходить.
- Ну что застыли? Сказал же - свободны.
- Извините, товарищ подполковник.
- Чего уж там. В себе разберитесь, передо мной не надо извиняться! О дальнейшем подумайте.
Командир подошел к краю сцены, вновь закурил, показывая, что разговор окончательно закончен.
Чирков с Дорониным тихо вышли из зала.
На улице шел мелкий дождь. На душе было пакостно. Шли по центральной аллее к КПП молча, каждый думал о своем.
Думал и командир, стоя на сцене один в большом зале клуба. И задача, которую ему предстояло решить, была непроста.
Зная паршивый, склочный характер своего заместителя по воспитательной работе, он ломал голову, как сгладить возникший конфликт. И решения пока не находил. Куделин, если еще удастся его уломать, непременно потребует, чтобы Доронин и Чирков публично извинились. Офицеры этого не сделают, прекрасно понимая, что после извинений примирения не наступит.
Куделин, напротив, усилит нажим, почувствовав слабость оппонента. Такова его натура - безжалостно давить неугодных, подминая под себя, заставляя испытывать постоянную от него зависимость.
Если же не предпринимать ничего, то завтра в вышестоящий штаб полетит такая бумага, что реально встанет вопрос о немедленном увольнении Доронина и Чиркова.
Убедить Куделина не делать этого он, Смирнов, не сможет. Приказать? Тот тут же обжалует приказ. Вот, блин, загнали тоже занозу в часть. Быстрее продвигали бы его, что ли, выше, пока он здесь все не развалил своими интригами…
Значит, все же придется обратиться к Петровичу - генерал-полковнику Седову, - заместителю Главкома Сухопутных войск. Они были в дружеских отношениях еще с Афгана, когда капитан Смирнов прикрыл собой командира дивизии генерал-майора Седова, приняв на себя три пули душманского снайпера. После этого случая генерал чувствовал себя обязанным Смирнову.
Придется поставить Куделина в известность, что и он, Смирнов, может в случае необходимости сильно огрызнуться, сломать карьеру своему заму. Это был некрасивый ход, но вынужденный. Иначе сохранить Доронина и Чиркова для армии ему не удастся. А терять этих парней не хотелось.
Приняв решение, подполковник Смирнов направился в штаб, поднялся на второй этаж, зашел в кабинет своего заместителя, который ждал прихода командира, выполняя приказ.
Утром на разводе о вчерашнем происшествии не было сказано ни слова. Это обстоятельство удивило многих. Но более всего офицеров строевой части.
Никакого рапорта, докладной в вышестоящий штаб по линии майора Куделина не поступило.
Это было по меньшей мере странным. Все ожидали, что Доронина и Чиркова как минимум до окончания разбирательства и повторного суда чести отстранят от исполнения служебных обязанностей, но этого не произошло.
Не произошло ничего, и причин такого неожиданно спокойного исхода никто не знал, за исключением, естественно, Смирнова и Куделина.
Суд же вообще перенесли на неопределенный срок.
Жизнь продолжалась.
Доронин с Чирковым, как и остальные командиры подразделений, готовились к отправке в запас отслуживших положенное военнослужащих и к приему молодого пополнения. Сержант Шульгин увольнялся, и это, в какой-то степени, смягчало противостояние. Но только смягчало.
Утром Костя, хоть и чувствовал себя еще неважно, стал собираться.
Анна Сергеевна поинтересовалась:
- Куда направляешься? К Эдику? Сам же обещал, что будешь отходить от пьянки?
- А я что делаю? Не прошу же водки и денег не прошу. И не к Эдику иду, просто прогуляюсь и вернусь.
- Кость? Что с тобой случилось? Ты попал в не приятную историю? Тебе что-то угрожает? Или, может, денег задолжал? А?
- Мам, ну почему если я веду себя не как всегда, то у меня непременно должно что-то случиться? Ты не допускаешь, что я мог решить изменить свою жизнь? Вот так, взять и изменить?
- Подожди, подожди, уж не влюбился ты случаем?
- Не волнуйся. Мне это, наверное, не грозит, здесь я весь в тебя.
- Что ты хочешь этим сказать?
- А разве ты отчима любишь? Или любила раньше? Он тебе просто для выживания нужен был, вот и пошла за него. Про отца говорить не буду, не, знаю, но сомневаюсь, что и его ты любила. Извини, конечно, но это на самом деле так.
Анна Сергеевна слушала и понимала, что Костя не ерничает, не издевается, он говорит то, что думает. Она ответила:
- Моя любовь, вся моя жизнь - это ты. Понял? Остальное не в счет.
- В том-то дело, что не в счет. Не будем продол жать. Пошел я.
- Возьми хоть на сигареты.
- У меня есть, - уже с площадки ответил Костя. Анна Сергеевна, закрыв дверь, присела на пуф.
Неужели сын влюбился? Конечно, это должно было когда-то произойти, но так неожиданно? Еще вчера утром он был обычным Костей, каким она привыкла его видеть. Сегодня уже другое дело. Ей так не хотелось делить сына, свою единственную любовь, с другой женщиной. Но поделать Анна Сергеевна ничего не могла. Оставалась надежда, что не любовь заполнила сердце Кости, а легкое увлечение, которое быстро пройдет, и все встанет на свои места.
Костя ждал Лену. Еще пятнадцать минут до окончания смены. Он сидел на скамейке у самых ворот больничного комплекса и курил. Лена вышла в обществе подруг, таких же молодых, как и сама. Они о чем-то щебетали, перебивая друг друга. Отработанные сутки, казалось, никак на них не повлияли, молодость давала знать о себе. Девушки были жизнерадостны и легки. Когда они поравнялись с Костей, тот окликнул:
- Лена?
Лена остановилась и обернулась на голос.
- Это я, Лен.
- Ты? Зачем? Я же просила…
- Проводить тебя хочу.
- Больше ничего?
- Нет.
- Мне провожатые не нужны.
- Лен? Ну хорош выпендриваться. Всего лишь прошу - пройтись рядом.
Лена оценивающе посмотрела на него, нахмурив брови. И получилось это так забавно, что Костя невольно улыбнулся.
- Ты чему улыбаешься? С головой непорядок?
- Не идет тебе хмуриться. Смешно выглядишь.
- Ты никак сегодня трезвый?
- Абсолютно.
- Что так? Деньги у "крутого" кончились? Мама не дала?
- Лен? Зачем ты стремишься сделать мне больно. Мстишь за то, что я когда-то наговорил тебе по пьянке?
- Лен, - донеслось от трамвайной остановки, - "девятка" идет, ты едешь?
Костя напрягся, ждал, как поступит девушка. Уйдет - тогда конец, больше он ее не увидит, вернется в тот мир пьянства и разврата, и будь что будет. Останется, тогда…
- Езжайте, я пешком пройдусь, - ответила Лена подругам, и Костя вздохнул с облегчением. Осталась. - Ну что вздыхаешь? Провожай, коль напросился.
Костя взял ее пакет, они вышли за ворота.
- Ты вообще чем занимаешься? - спросила Лена.
Что было на это ответить?
- Готовлюсь к поступлению в университет.
- Хорошая подготовка - пьянство.
- Да ты видела меня выпившим всего один раз.
- Выпившим - один, вчера. Пьяным еще один, позавчера. А всего видела тебя два раза.
- Да это так, мы просто расслаблялись.
- Где же так перетрудились? Слушай, а чего тебя ко мне потянуло? У вас же компания. И девицы всегда рядом, готовые на все. Или те поистаскались и тебе захотелось свеженького?
- Я не знаю, чего меня потянуло к тебе. Потянуло, и все.
- Ты еще в любви признайся, с первого взгляда.
- А ты не веришь в такую любовь?
- Нет.
- Может, и права.
- А про отчима из мэрии и маму-профессора ты мне правду сказал или тоже мозги парил?
- Правду.
- Знаешь, как тебя можно охарактеризовать?
- Как?
- Самовлюбленный, капризный, молодой, но уже пресыщенный самец.
- Тебе доставляет удовольствие унижать меня?
- Если скажу "да" - обидишься? Уйдешь?
- Не уйду. Но ты не права, не совсем права. Ты же совсем меня не знаешь? А делаешь категоричные выводы.
- Знаю я вас таких.
- И богатый опыт?
- А как бы тебе хотелось? - Костя промолчал. Девушка продолжила: - Я не в том смысле. Просто много сейчас таких, как ты. Полные дискотеки. Кичитесь друг перед другом, как павлины. Одежда - что ты, фирма. А сам, своими руками или мозгами хоть рубль заработал?
- Ладно. Пусть я такой, каким ты видишь меня. Пусть я не заработал ни копейки, так почему до конца не послала меня куда подальше? А идешь рядом? Почему?
- Посылала, так ведь не пошел? А почему иду рядом - сама не пойму.
- Все ты понимаешь. Просто тебе доставляет наслаждение оскорблять меня. Мстить. И побольнее. А я серьезно хочу попросить у тебя прощения за то, что вел себя по-хамски тогда, на дискотеке.
- Ладно, Кость, мы пришли. Константин оглянулся - вокруг парк.
- До дома провожать не надо, давай расстанемся здесь.
- Как скажешь.
- Да? Как же ты не похож на того, "супера" с дискотеки. Только вот что в тебе настоящее? Сегодняшнее поведение или пьяные выходки и то, что за ними следует?
- А ты проверь. Давай встречаться. Все и поймешь.
- Почему ты так самоуверен? Может быть, у меня есть парень и мы любим друг друга? Такую возможность ты не допускаешь? Или тебе все до фени и парень не проблема?
- Я допускаю, что у тебя может кто-то быть. Но тогда так и скажи. Только правду, я отстану.
- Не скажу.
- Значит, нет никого.
- Это неважно.
- Для меня важно.
- Дело твое. Мне без разницы. Все, пора домой.
- Подожди, Лен! Давай вечером встретимся?
- На дискотеке "У Паши"? В кругу твоих дружков?
- Нет; На Кремлевской площади. Погуляем среди старины.
Лена думала недолго.
- Хорошо. Но уговор, в дальнейшем домой мне не звонить, возле работы не встречать, тем более вызывать.
- Как же я тогда увижу тебя?
- Я еще не решила, стоит ли нам встречаться.
- Но на сегодня договорились?
- Приду, раз обещала. Во сколько?
- Определи сама, как тебе удобно.
- Тогда в семь вечера.
Костя остался в парке. Платком вытер вдруг запотевший лоб.
Что происходит с ним? Почему он, Костя, который ко всем относился с пренебрежением, внезапно подчинился этой хрупкой девушке? Но сердце обволокла теплая приятная волна, и это ощущение посетило его впервые. И вокруг стало как бы светлее, ни о ком, кроме Лены, не хотелось думать, и вообще ему было просто хорошо.
До вечера оставалась уйма времени - весь день. Чем заняться? Пойти к Эдику? Но тот пьянкой достанет, а ему нельзя, да и не хотелось. А простого разговора не получится. Пойти домой? Там в обществе Зинаиды вообще с ума спрыгнешь. Домработница нытьем да упреками достанет. Мол, доводит он родителей до ручки. Вот у нее, Зинаиды, сын - курсант Академии МВД. Скоро при большой должности будет. И он ей в отличие от Кости хлопот не доставляет, одни радости. Ну и дальше в том же духе.
Вот черт! И пойти-то некуда.
Все же, так ничего и не придумав, он отправился домой.
Там его ждал разъяренный отчим.
- Явился?
- Чего тебе-то от меня надо?