Теперь я абсолютно уверен, что бабы ни черта не понимают… Стоит тут и несет всякий вздор, вместо того чтобы смыться подобру-поздорову. Я-то ведь не сижу без дела: то, что я заметил - теперь можно признаться - отклеившийся подлокотник. В мгновение ока я обрушиваю его ей прямо на руку. Она истошно вопит, пистолет падает на пол. Ричи подбирает его, едва я успеваю выдохнуть воздух. Он разряжает пистолет и кладет в карман. Девица держится левой рукой за правую и плачет. Я подхожу, навешиваю ей пару затрещин справа и слева и толкаю на диван. Она падает.
- И заткни пасть, - добавляю я. - Никаких истерик, а то мы сами тебя заткнем.
Хороши, нечего сказать, дали провести себя как желторотые юнцы. Если бы не подлокотник, все пришлось бы начинать сначала. Пока Ричи следит за девицей, я беру сумочку и роюсь в ней. Естественно, там ничего нет. Водительские права на имя Донны Уотсон.
- Поехали, - говорит Ричи, - все по новой. Как тебя зовут?
- Я вам уже сказала, - тявкает она.
- Шейла Седрик?
Она молчит. Я подхожу, и от моего короткого, резкого удара голова ее запрокидывается. Она не ожидала, и ей в первый раз становится страшно.
- В следующий раз у тебя из носа хлынет кровь, - говорю я. - Как тебя зовут?
- Донна Уотсон.
- Ничего общего с Шейлой Седрик, - замечаю я. - Это настоящее?
Я замахиваюсь, она отскакивает назад.
- Настоящее.
- Где Луиза Уолкотт?
Молчание. Я меняю руку. На этот раз из носа у нее потекла кровь. Она пытается вытащить платок и вытереть пиджак.
- Оставь, - говорю я. - Потом постираем. Мы еще не закончили. Где Луиза Уолкотт?
- Пять миль от того места, где вы меня остановили, - отвечает она. - За Уивер роуд нужно свернуть влево на Фолз роуд, а там - первая улица направо - не знаю, как называется. Дом стоит среди вязов, крыша видна с дороги.
- Это точно? - спрашиваю я.
- Клянусь вам.
Я швыряю ей скатерку, и она пытается устранить нанесенный ей ущерб. Костюм ее весь в крови.
- Что ты делаешь у Луизы Уолкотт?
- Так, по мелочи. Всего понемногу.
- А поточнее, - прошу я. - Не то возьму веревку и отхлещу тебя по заднице.
- Я осуществляю связь. Сегодня я была у Гаи Валенко. Мне нужно было забрать пакет, который должны были принести до пяти часов.
- Сколько вас у Луизы?
- Достаточно, - заверяет она, - и мы вас еще сцапаем, сутенеры чертовы.
- Ты уже это говорила. - замечаю я. - Как Луиза подцепила Гаю?
- Не знаю.
Я приподнимаю ее одной рукой, а другой стаскиваю с нее юбку. Я и так довольно сильный, а когда злюсь, становлюсь еще сильнее. Она даже не пытается сопротивляться.
- Приготовилась? - спрашиваю я. - Ричи, дай-ка мне твой ремень.
- У меня же штаны упадут, - говорит Ричи.
- Ничего страшного. После можешь ее слегка отодрать… для разнообразия.
- Негодяи! Убийцы! По…
Должно быть, она хотела сказать: подонки, но окончание потонуло в моей ладони. Она пытается укусить меня, но не может открыть рот так, чтобы ухватить мои изящные ручки.
Я переворачиваю ее задницей вверх, и Ричи начинает хлестать.
- Грех жаловаться, - бросаю я. - Мы лупим тебя ремнем из крокодиловой кожи - самый шик.
Она извивается как червяк. На заднице появляются красные полосы - по-моему, очень симпатично.
- Немного левее, Ричи. Там совсем белый уголок.
Она истошно вопит, но слышно не очень, так как мы ткнули ее лицом в диванную подушку.
На пятнадцатом ударе Ричи останавливается.
- Достаточно, - говорит он. - Мы уже имеем обширное расширение сосудов, а до локального травматизма пока доводить не будем.
По мне - так чистой воды тарабарщина. Я отпускаю девицу. Она встает в полном бешенстве: глаза горят, вся в поту, прическа помята, женщина в таком состоянии - просто прелесть, в особенности если на ней только чулки и коротенький пиджак. Она вот-вот заорет, но я поднимаю руку. Она орет, но недолго. Я снова швыряю ее на диван, опять она в той же позиции, что и раньше - вниз животом.
- Ничего не поделаешь, - вздыхаю я, - сама напросилась. Давай, Ричи. Как в Библии.
Ричи стоит в нерешительности. Затем смеется и идет на кухню. Он приносит пустую бутылку и аккуратно ставит ей на задницу. Я так сильно смеюсь, а она так ерзает, что ей удается вырваться, и прежде чем я прихожу в себя, она обрушивается на меня с кулаками. Затем оборачивается и видит, что Ричи просто загибается от смеха. Тогда она перестает меня бить и принимается плакать, совсем как маленькая девочка, закрыв лицо ладонями.
- Оставьте меня, - всхлипывает она - Да, я уродина, грязная потаскуха, но не издевайтесь так надо мной. Я больше не буду. Они меня заставили.
Какая досада. Мне было гораздо удобнее, когда она злилась. Я встаю и беру ее за руку.
- Ладно, - говорю я, - иди вымой физиономию, а потом мы поговорим спокойно.
Она покорно следует за мной в ванную. Я снимаю с нее пиджак, выпачканный кровью, мою ей лицо, расчесываю ей волосы. Ей холодно. Я прошу у Ричи халат, и он извлекает из чемодана банный пеньюар. Не понимаю, как ей может быть холодно при такой температуре, мы с Ричи просто погибаем от жары. Должно быть, у нее такая реакция. А на нас солнце действует по-другому - мы-то нормальные люди.
Я отвожу ее в другую комнату, вид у нее более презентабельный, чем раньше. Ричи отправляется приготовить еще по коктейлю - сейчас мы дернем: она - чтобы согреться, мы - освежиться. Столь противоречивое действие оказывает алкоголь на человеческий организм, - сказал бы Ричи.
- Так как же Луизе удалось зацепить Гаю? - спрашиваю я.
- На вечеринке. У Луизы в банде ее собственный брат. Он и два-три его дружка. Вы знаете, ее брат не совсем…
- Мужчина, - подсказываю я.
- В общем, - продолжает она, - он предпочитает мужчин. А она использует их, чтобы клеить девушек, потому что они очень привлекательны внешне и водят знакомства с целой кучей других парней из хорошего общества, а это своего рода пропуск во все дома. Так вот, как-то раз они напоили Гаю до смерти. Не так уж трудно заставить девушку напиться - достаточно сказать ей, что она не сможет столько выпить, и она непременно захочет доказать, что сможет.
- С молодыми людьми такое тоже случается.
- Не знаю, - отвечает она, - я имею дело только с женщинами. В тот день, когда Гая изрядно напилась у одного из дружков Ричарда, ей стало плохо, и они, как галантные молодые люди, принялись за ней ухаживать - воспользовались ситуацией и сделали ей укол. Само собой, ей стало гораздо лучше, и она пристрастилась к этой штуке. Вначале Луиза хотела лишь заполучить саму девочку для приятного времяпрепровождения, но когда узнала, кто она такая и что у ее отца возмутительно много денег, ей в голову пришла мысль женить на ней Ричарда, чтобы завладеть бабками.
- Эта Луиза - самая настоящая свинья, - говорю я.
- Да, - соглашается она, - но, клянусь вам, она изумительно занимается любовью.
- О? - восклицаю я - Она не может сделать вам ничего такого, чего не могли бы сделать мы сами, к тому же, у нас есть и другие возможности.
- Я знаю, - соглашается она и смотрит на Ричи с загадочным видом.
- А, кроме любви, она еще чем-нибудь занимается? - спрашивает Ричи. - Думается мне, она работает в наркобизнесе.
- Она занимается всем понемногу. Всего она мне не говорит. Я подчиненная и знаю только, что у нее немало дружков в политических кругах. И подруг тоже. Жены сенаторов, бывшие проститутки, шлюхи всех мастей.
- Ладно, - говорю я - Ты хорошая девочка. Кто будет следующим? После Гаи?
- Не знаю. Честно. Она сейчас проворачивает и другие операции, но я не в курсе.
- Что-нибудь с атомной бомбой? - предполагаю я - Такого рода извращенки, как правило, занимаются шпионажем. И весьма успешно, так как не теряют голову при виде смазливого мужика.
Она помалкивает.
- Ладно, - заключаю я. - Пока ты останешься здесь. Будешь жить с нами. И не бойся, тебя больше никто не тронет. Мы, по правде говоря, предпочитаем настоящих.
Она не возражает.
- Пойду приготовлю ужин, - говорит она.
- Хорошая мысль, - замечает Ричи.
И мне, и ему понятно, что сегодня уже поздно для новой вылазки. А завтра будет видно.
Донна идет на кухню и начинает греметь кастрюлями, при этом страшно ругается, так как все ужасно грязное. Эта крошка чертыхается как сапожник.
Не знаю, что она там готовит, но пахнет вкусно. Еще пятнадцать минут мы с Ричи сидим и плюем в потолок, наконец она появляется.
- Вот, - говорит она. - Спагетти и яичница с ветчиной. Будете есть ложками, ни одной вилки я не нашла.
- Сойдет, - кивает Ричи. - Я так голоден, что вполне могу обойтись и пальцами.
Я сдвигаю все ненужное со стола, а она приносит сковороду с яичницей, которая источает восхитительный аромат.
Садимся за стол. Забавная троица. Ричи и я все еще в женских тряпках, она - в банном халате с красным поясом. У нее немного припухла щека, в том месте, куда я ее ударил, и садится она с большой осторожностью. Мне немного стыдно, но если бы я не сделал этого, мы бы не продвинулись ни на йоту. Я просто уверен, что ей явно не хватает папаши, который бы лупил ее время от времени по заднице.
Мы болтаем, словно старые друзья, потягиваем виски с содовой - самый здоровый напиток, который можно найти в Америке.
Затем настает время ложиться спать. Если помните, в этой конуре имеется два дивана. Само собой разумеется, нашу малышку Донну никак нельзя оставить без присмотра. Как бы мы ни подружились, ей снова может взбрести в голову убежать.
Я сдвигаю диваны рядышком и кладу матрацы поперек. Получается одна большая кровать. Ричи берет простыни и начинает стелить.
- Готово, - говорит он. - Вы - в центр, а мы по краям.
Она протестует.
- О! Вы все не уйметесь. Я думала, с этим покончено.
Я вспоминаю, что заглотил шесть сырых яиц, полагая, что они мне понадобятся, и теперь понимаю, что в них полным-полно витаминов и гормонов, так что намерения мои вполне очевидны.
- Мы вас даже пальцем не тронем, - заверяю я. - Будем спать, как три любящих сестры. К тому же, завтра будут новые заморочки - мы должны быть в форме.
Она ничего не говорит и идет в ванную, чтобы приготовиться ко сну. Мы раздеваемся. У нас есть пижамы: красного шелка для Ричи, желтого - для меня; они просто восхитительны, как и все остальное. Может, у нас одни и те же привычки, но Ричи тоже надевает лишь верхнюю половину. Я люблю, когда ноги свободны под одеялом.
Донна возвращается. Она подобрала волосы наверх, и ей можно дать не больше шестнадцати. На ней все тот же халат.
- У меня нет пижамы, - говорит она. - Я не могу спать так.
- Снимите халат, - советует Ричи. - Мы не дадим вам замерзнуть.
- Да, но на мне больше ничего нет, - говорит она.
- Ну и что. Мы закроем глаза. Ложитесь.
Она плюхается на кровать и переваливает через меня, чтобы оказаться посередине. В комнате совсем темно - лишь бледный квадратик света возле окна. Я слышу, как Донна дышит. Она не шевелится, но наверняка не спит. Ровно через десять минут она начинает протестовать.
- Мне слишком жарко, - жалуется она.
Одним взмахом ноги я отшвыриваю одеяло, Ричи делает то же самое; из этого следует, что мы лежим тесно прижавшись друг к другу, и нам ничто больше не мешает. Проходит еще пять минут, и она начинает тихонько копошиться. Поворачивается в сторону Ричи. Я уже начинаю привыкать к темноте и смутно различаю ее очертания. Ричи недвижим.
…………………………………………………………………………………………………………………………
Ну вот, все довольны. Это не значит… Вы, наверное, думаете, что я вам все это рассказываю из порочных побуждений, а дело так и не двигается. Но сами посудите, в каждой профессии есть свои теневые стороны, и я начинаю понимать, почему в мире так много сыщиков, частных, да и всяких других.
И потом, это придает нашей истории местный колорит…
ХIII
Итак, ночь прошла недурно. К моменту, когда солнце, протиснув свой лучик меж двух кирпичных стен, направило его нам прямо в лицо, мы испробовали все. Мы лежим с Донной в обнимку, параллельно друг другу, но в разных направлениях. Ричи дрыхнет, ему это полезно. Она вся размякла, как кисель. Мои ощущения таковы, что если сравнить молотилку с тем, что со мной произошло, - это все равно, что сравнить надувной матрац с каменным ложем. Но вы же знаете, сколько во мне энергии, поэтому я встаю и быстро одеваюсь.
Выхожу купить что-нибудь пожрать. Поутру в Вашингтоне трудно себя скомпрометировать. На улице лишь негры, самки да самцы, делающие покупки для своих хозяев. Я не рискую встретить кого-нибудь из знакомых. Но, похоже, я рискую чем-то большим.
- Дай-ка мне, - беру я газету у уличного продавца.
Броский заголовок. "Фрэнк Д. ударил ножом китайца".
Черт. Я просто в шоке. Они проставили только первую букву фамилии - это доказывает, что мой папочка еще имеет вес в этом городе. Но нужно что-то делать. Я быстренько возвращаюсь назад.
Вхожу, заметьте, без стука. И напрасно. Дело в том, что мой братец только что проснулся, а так как Донны нигде не видно, я заключаю, что она под ним.
- Ричи, - говорю я ему, - вылезай оттуда и слушай.
- Я и так могу слушать, - возражает Ричи. Донна ничего не говорит, только вздыхает - ох… ах… и больше ничего.
Я показываю заголовок Ричи. Донна не может его видеть, ей не до этого.
- Я без очков не вижу, - говорит мой братец.
Я сую ему газету прямо под нос. На сей раз он подскакивает.
- Черт, - кричит он и пытается освободиться, но Донна цепляет его, и он падает обратно.
- О! Донна, - стонет он, - дайте мне одеться. Фрэнк сменит меня.
- Черта с два, - заявляю я. - Я просто мертвый.
В это время Донна, к счастью, расслабляется. Ричи встает и хватает свои шмотки.
- Накрасься получше, - говорю я ему. - Дело дрянь.
- Что будем делать? - спрашивает он.
- Мне надо исчезнуть.
- Как это?
Я крепко задумываюсь.
- У тебя есть пропуск в морг? Ты знаешь какого-нибудь врача?
- Да, - кивает мой брат.
- Хорошо.
Подозреваю, он врубился. Точно.
- Берем какого-нибудь покойника и гримируем его под Фрэнка, - говорит Ричи.
- На "Кейне-младшем", - добавляю я.
- Знаешь, старина, мне уже порядком все это надоело.
- О! Мы ведь не в накладе, а? Случается, к примеру, зацепить хорошенькую девушку на дороге.
- Ты находишь, это хороший отдых… - ворчит он.
Донна потягивается. Мешки под глазами спустились аж до самого рта - она растрепана, обнажена, раскинулась на кровати - любо-дорого смотреть. Красивая бабенка.
- Что будем делать? - спрашивает она.
- Тебя это не касается, - говорю я - Мы двое разделаемся с мадам Уолкотт, но без тебя.
Она хихикает.
- Придется как следует потрудиться, - говорит она.
- Это нас не пугает.
Она садится.
- Фрэнк, - начинает она. - Мне кажется с тех пор как мы целовались, прошла целая вечность.
- О черт!.. - отвечаю я, но все же целую ее.
- Не знаю, кому из вас отдать предпочтение. У вас кожа разная, но я люблю вас обоих…
- Тебе не стыдно? - спрашиваю я. - Лесбиянка чистой воды и спит с мужиками.
Она смеется.
- Думаю, вы меня обратили.
- Ладно, с тобой все ясно. Нам нужно действовать. Куда мы тебя денем?
- Как это куда! Я остаюсь здесь. Теперь мы неразлучны.
- Именно так я и собирался с тобой поступить, но обстоятельства изменились, и у меня есть для тебя нечто лучшее.
Я беру телефон. Вспомнил, что в городе у меня есть дружок по имени Джон Пейн… Помните, у которого олдс-1910 - на зависть всем антикварам. Денег у него куры не клюют, он фантазер и до неприличия любит женщин.
- Алло! Джон Пейн у себя?
- Это я…
- Фрэнк. Хочешь, я сделаю тебе подарок?
- Блондинка или брюнетка? - интересуется он.
- И то и другое. Сверху - блондинка.
Я слышу, как он щелкает языком.
- Вези.
- Подержишь ее у себя дней пять?
- Просто так?
Он протестует.
- Как раз наоборот, - говорю я. - Можешь делать с ней все, что захочешь, она податливая.
Я слышу, как Донна недовольно визжит:
- Что это за торгашество?!
- Подожди, - говорю я Джону.
Я прикрываю трубку ладонью и обращаюсь к Донне:
- Послушай… Ричи и я вместе взятые - ничто в сравнении с одним Джоном Пейном. Плюс к этому - он красив, как Боб Хоуп, и у него до бесстыдства много денег.
- Подумаешь! Я предпочитаю вас двоих.
- Поезжай на три-четыре дня, - прошу я ее. - Так нужно. А если не согласна - я тебя выдеру.
Она смотрит на меня исподлобья.
- Заманчиво, - произносит она. - В общем, это всегда кончается хорошо.
Я смеюсь. Она тоже.
- Она согласна, - говорю я в телефонную трубку. - Но слушай. Приезжай через десять минут. Пикфорд Плейс. Кирпичи и бетон. Посигналишь, и она выйдет. Я тоже подойду.
Он вешает трубку. Он тоже согласен.
- Донна, лапушка, - говорю я, - мы еще увидимся. У нас еще все впереди.
Затем я целую ее, чтобы немного утешить, и десять минут пролетают незаметно. Подъезжает Джон, сигналит, она выбегает, я - за ней следом. Вижу, как она садится в машину рядом с ним, и возвращаюсь к лифту.
Уф! Теперь - за дело.
XIV
По всей вероятности, фараоны, а сколько их в Вашингтоне - одному Богу известно, да и вообще, до чего нелепая мысль - выбрать этот город, чтобы заниматься не очень-то христианскими делами; фараоны, говорю, не знают, что в данную минуту я переодет девушкой. И этим нужно воспользоваться. Для Ричи, если он хочет найти и стащить мертвяка по-тихому, напротив, лучше снова стать мужчиной. Поэтому первым делом нам нужно навестить нашего старого доброго "Кейна-младшего", который хранит наши одежды.
Я объясняю это Ричи, тот соглашается, и мы выходим. Бьюик здесь, шевроле тоже. Садимся в обе машины, я откатываю шевроле на почтительное расстояние, затем сажусь рядом с Ричи.
Пока мы едем, я размышляю и прихожу к выводу, что в голове у меня что-то зудит, но я с трудом могу сформулировать, что именно. Пользуясь остановкой на красный свет, я протягиваю монетку уличному продавцу и покупаю ту же газетенку. Перечитываю статью.
- Ричи.
Он смотрит на меня.
- В этой чертовой газете нет ни одного места, где было бы четко написано, что китаец умер.
Ричи вопрошающе поднимает брови.
- Тут везде написано: "получил удар ножом", - повторяю я, - но они не уточняют, что он был убит.
- Ну и что, - говорит Ричи.
- Да нет, ничего! - отвечаю я.
Я не знаю, почему это производит на меня столь сильное впечатление и почему я так уверен, что это очень важно.
- Надо бы заехать в больницу - посмотреть.
Ну конечно, это важно в любом случае, для бедного китайца будет гораздо лучше, если это всего лишь рана. С другой стороны, если меня прихватят и пришьют это дело, мне тоже будет лучше, если он выкарабкается и скажет им, что это не я… И еще мне кажется, что есть какая-то причина, по которой газета не дает точных сведений. Но какая?