"Я ухаживал за Сталиным, как молодой человек должен ухаживать за девушкой", – скажет Черчилль редактору The Times Робину Бэррингтон-Уорду [155] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Я ухаживал за Сталиным, как молодой человек должен ухаживать за девушкой".
Какая бы идеологическая пропасть ни разделяла двух политиков, Черчилль всегда верил в силу личного контакта.
"Если бы я только мог обедать со Сталиным раз в неделю, нам удалось бы избежать многих проблем", – признается он однажды [156] .
Заявляя, что Сталин "никогда меня не обманывал", Черчилль стремился встретиться с главой СССР и после своей небезызвестной речи в Фултоне. Однако новым встречам так и не суждено было состояться, и можно лишь гадать, на сколько лет сократилось бы противостояние в "холодной войне", приземлись Черчилль вновь на московском Центральном аэродроме.
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Если бы я только мог обедать со Сталиным раз в неделю, нам удалось бы избежать многих проблем".
Саммиты
Личные коммуникации, к которым обращался Черчилль, не ограничивались встречами с глазу на глаз. По мнению британского политика, в некоторых ситуациях более эффективной является встреча сразу нескольких лидеров. Он даже придумал отдельное название для подобных мероприятий – "саммит", которое тут же вошло в международный глоссарий.
...
ЛИДЕРСТВО ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: По мнению британского политика, в некоторых ситуациях более эффективной является встреча сразу нескольких лидеров. Он даже придумал отдельное название для подобных мероприятий – "саммит".
В конце ноября 1942 года Рузвельт предложил "созвать военно-стратегическое совещание с участием Великобритании, России и Соединенных Штатов". В качестве места проведения конференции Ф. Д. Р. определил Каир либо Москву [157] .
Черчилль с энтузиазмом отнесся к инициативе президента о совместной встрече. Он неоднократно заявлял, что "трехсторонней перепиской очень трудно решать дела, особенно когда люди путешествуют по морю и по воздуху" [158] . Британский премьер настаи вал на личной встрече именно лидеров трех государств, высказывая сомнение в том, что "совещание между офицерами, посвященное общей военной политике, принесло бы большую пользу". По его словам, "если русская делегация прибыла бы в Каир, что я считаю маловероятным, она была бы настолько скована в действиях, что ей пришлось бы консультироваться по каждому существенному вопросу со Сталиным в Москве. Если бы совещание состоялось в Москве, было бы меньше проволочек, но я думаю, что до того, как английская и американская миссии отправились бы в Москву, они должны выработать общую согласованную точку зрения, которая могла бы послужить, по крайней мере, основой для переговоров". Черчилль подчеркнул, что "только встреча между главными руководителями даст реальные результаты".
В качестве места встречи британский политик предложил Исландию.
"Сталин говорил со мной в Москве о том, что он готов встретиться где-либо с Вами и со мной в течение этой зимы, и упоминал Исландию, – объяснил Черчилль свой выбор президенту США. – Я указал, что расстояние до Англии не больше и что встретиться там не менее удобно. Он не согласился с этим предложением, но и не отверг его. В то же время, если не считать климата, многое можно сказать в пользу проведения новой тройственной атлантической конференции в Исландии. Наши суда могли бы стать вместе на якорь в Хвальс-фьорде, и мы предоставили бы в распоряжение Сталина подходящее судно, на котором временно был бы поднят советский флаг. Он с довольно большим увлечением говорил о своем желании лететь самолетом и об уверенности в русских машинах. Я могу добавить, что если бы мне удалось убедить Вас приехать в Исландию, то я непременно настоял бы на том, чтобы до возвращения на родину Вы заехали на наш островок" [159] .
Рузвельт поддержал Черчилля, заметив, что "единственным приемлемым методом принятия жизненно важных стратегических решений, которых требует военное положение, является наша личная встреча со Сталиным" [160] . В качестве места проведения конференции Ф. Д. Р. предложил Северную Африку.
На следующий день Черчилль связался со Сталиным, затронув вопрос о времени, месте и огромном значении встречи трех лидеров:
"Президент сообщает мне, что он предлагает нам втроем встретиться в январе где-нибудь в Северной Африке.
Это гораздо лучше, чем исландский проект, о котором мы говорили в Москве. Вы смогли бы прибыть в любой желаемый пункт через три дня, я – через два дня и президент – приблизительно через такое же время, что и Вы. Я твердо надеюсь, что Вы согласитесь. Мы должны решить в самый ближайший момент вопрос о наилучшем способе нападения на Германию в Европе всеми возможными силами в 1943 году. Это могут решить между собой лишь главы правительств и государств совместно со своими высококвалифицированными авторитетами, которые будут у них под рукой. Только путем подобной встречи можно распределить все бремя войны в соответствии с возможностями и имеющимися силами" [161] .
Сталин поддержал идею совместной встречи, заметив, однако, в ответном послании, что в настоящий момент он не располагает возможностью покинуть Советский Союз:
"Должен сказать, что время теперь такое горячее, что даже на один день мне нельзя отлучиться. Теперь как раз развертываются серьезные военные операции нашей зимней кампании, и в январе они не будут ослаблены. Более вероятно, что будет наоборот".
Сталин упомянул о боях на Центральном фронте и "окружении большой группы немецких войск" под Сталинградом. "Мы надеемся довести до конца их ликвидацию", – заявил глава СССР [162] .
В январе следующего года, как Сталин и обещал, 6-я армия генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса, автора плана "Барбаросса", подверглась массированной атаке советских войск и была вынуждена капитулировать (операция "Кольцо").
Что же до встречи "большой тройки", то в январе 1943 года она не состоялась. Вместо нее в марокканской Касабланке прошла конференция с участием Рузвельта и Черчилля, на которой впервые прозвучали слова о "безоговорочной капитуляции" Германии, Италии и Японии.
И все же Черчилль считал, что актуальность такой встречи не только не ослабла, а наоборот – возрастала с каждым днем боевых действий. В переписке с главой СССР он не раз предлагал вернуться к этому вопросу. Впервые Сталин откликнулся на его предложения только в августе 1943 года, согласившись с тем, что "встреча глав трех правительств, безусловно, желательна. Такую встречу следует осуществить при первой же возможности, согласовав место и время этой встречи с президентом". Но при этом он снова подчеркнул:
"…При существующей обстановке на советско-германском фронте я, к сожалению, лишен возможности отлучиться и оторваться от фронта даже на одну неделю. Хотя мы имеем в последнее время на фронте некоторые успехи, от советских войск и советского командования требуется именно теперь исключительное напряжение сил и особая бдительность в отношении к вероятным новым действиям противника".
Сталин также сослался на то, что ему приходится "чаще, чем обыкновенно, выезжать в войска, на те или иные участки нашего фронта" [163] . Хотя на самом деле, не считая кратковременной остановки в Сталинграде после возвращения с Тегеранской конференции, за годы Великой Отечественной войны глава СССР никогда не посещал зону боевых действий.
Черчилль подготовил ответ от своего имени и имени Ф. Д. Р. (на тот момент оба находились в Квебеке). В частности, он еще раз обратил внимание на "важность встречи всех нас троих", полностью понимая при этом "те веские причины, которые заставляют Вас находиться вблизи боевых фронтов, фронтов, где Ваше личное присутствие столь содействовало победам". Черчилль и Рузвельт предложили встретиться в Фербенксе, на Аляске, где "совместно с Вами мы сможем изучить всю обстановку в целом" [164] .
Передавая телеграмму Энтони Идену, Черчилль сказал:
"Я был очень рад снова получить весточку от Медведя" [165] .
Признав "важность встречи всех нас троих", Сталин, тем не менее, отклонил Фербенкс:
"В такой момент, по мнению всех моих коллег, я не могу, без ущерба для наших военных операций, уехать от фронта в столь отдаленный пункт, как Фербенкс, хотя при другом положении на нашем фронте Фербенкс, несомненно, был бы вполне подходящим местом нашей встречи".
Глава СССР предложит провести будущую конференцию в ноябре – декабре 1943 года, выбрав страну, где имеются представительства всех трех держав. В качестве такой страны назывался Иран [166] .
С подачи Черчилля проведение конференции получило название "Операция "Эврика"", а сам Тегеран в целях конспирации именовался "Каир-3" [167] .
Конференция в Тегеране – как сказал о ней Черчилль, "величайшая концентрация мировых сил в истории человечества" [168] – проходила с 28 ноября по 1 декабря 1943 года и ознаменовала собой одно из ключевых событий в развитии и укреплении антигитлеровской коалиции. После четырех дней обсуждений наконец-то была определена дата открытия второго фронта в Северной Франции, намечены контуры послевоенного мироустройства, заложены основы международной безопасности и прочного мира.
"Мы провели великий день, – телеграфировал Черчилль Клементу Эттли в последний день конференции. – Отношения между Британией, Соединенными Штатами и СССР еще никогда не были настолько сердечными и близкими. Все военные планы были обговорены и согласованы" [169] .
Разумеется, в упоминании о "сердечности" и "близости" больше политеса, чем констатации факта. И тем не менее нельзя не признать, что те решения, которые были приняты во время Тегеранской (а затем и Ялтинской) конференции, оказали огромное влияние на дальнейший ход войны. Вряд ли это было бы возможно, если бы "большая тройка", продолжая заочное общение, так никогда бы и не собралась вместе.
Глава 3. Публичные выступления
Значение публичных выступлений
Публичные выступления по праву считаются одной из самых сложных форм коммуникаций, так как требуют от лидера не только красноречия, но и умения держать себя на публике, способности быстро отвечать на вопросы зала, навыков управления эмоциями.
...
ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ: Публичные выступления можно смело рассматривать как залог эффективного лидерства.
"Выступления на публике – дело ответственное и требовательное, оно требует высочайшей подвижности ума", – утверждал Черчилль [170] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Выступления на публике – дело ответственное и требовательное, оно требует высочайшей подвижности ума".
По его мнению, публичные выступления можно смело рассматривать как залог эффективного лидерства.
В 1953 году, после тяжелого инсульта, когда британский истеблишмент стал все чаще обсуждать физическое состояние премьер-министра и возможность его добровольного ухода в отставку, Черчилль решил устроить для себя проверку: да, он покинет пост лидера Консервативной партии и, соответственно, главы правительства, если не справится с испытанием. Речь шла о выступлении на публике.
"Если я не смогу выступить на предстоящей конференции Консервативной партии в Маргейте, то пришло время уйти", – сказал сам себе британский премьер [171] .
Готовясь к выступлению, Черчилль прибегнул к старому трюку с зеркалом:
"Я собираюсь попрактиковаться, стоя перед зеркалом, чтобы видеть, как я выступаю, – признался он своему врачу. – Прямо как в старые добрые времена, много лет назад" [172] .
Направляясь в Маргейт, Черчилль сказал одному из своих друзей:
"Еще никогда в моей жизни не зависело столь много от одной-единственной чертовой речи" [173] .
Он выступал пятьдесят пять минут, и его речь стала очередным триумфом в долгой карьере оратора. Несмотря на перенесенный инсульт и возраст – без полутора месяцев семьдесят девять лет, – Черчилль смог донести в характерной для него манере все, что он собирался поведать публике. Он ни разу не сбился, ни разу не потерял нить рассуждений. Он был серьезен, когда говорил о политике разрядки и "дружеской, неформальной личной беседе между главами государств" – в первую очередь США, СССР и Великобритании. Он был убедителен, когда, упоминая профсоюзы, назвал их "важной составляющей" британского общества. И наконец, Черчилль не был бы Черчиллем, если бы не нашел способа пошутить над собой и своим состоянием [174] .
После завершения конференции набережная Маргейта заполнилась делегатами, которые, еще не придя в себя, возбужденно обменивались впечатлениями:
– Неужели все слухи о болезни Уинни правда?
– Неужели с ним случился удар?
То, что они увидели в Маргейте, стало для них откровением.
– Уинстон совершенно не изменился; несмотря ни на что, он по-прежнему в хорошей форме, – говорили одни.
– Вероятно, старик останется с нами еще на год, – вторили им другие [175] .
"Это было тяжелейшее испытание. Все смотрели на Уинстона, ожидая, что вот-вот он оступится. И когда он прошел через все это, выступление ознаменовало собой безоговорочный успех", – заметит спустя тридцать с лишним лет в беседе с официальным биографом Черчилля сэром Мартином Гилбертом личный секретарь британского политика мисс Портал [176] . А Джон Колвилл коротко прокомментирует: "Это было потрясающее достижение" [177] .
Черчилль знал, на что идет.
"Ни один из талантов, которыми может обладать человек, не является более ценным, чем талант ораторского искусства. Тот, у кого есть этот талант, наделен властью большей, чем власть могущественнейшего короля. И все потому, что оратор представляет собой независимую силу. Его может бросить партия, предать друзья, он может лишиться должностей – но при всем при этом его власть будет значительна" [178] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: "Ни один из талантов, которыми может обладать человек, не является более ценным, чем талант ораторского искусства. Тот, у кого есть этот талант, наделен властью большей, чем власть могущественнейшего короля. И все потому, что оратор представляет собой независимую силу".
Эти строки были написаны, когда Уинстону исполнилось всего двадцать два года, и в какой-то степени он предсказал свою судьбу. Наступит момент, когда от него отвернутся бывшие коллеги, когда его подвергнут остракизму партийные бонзы, когда он лишится всех постов, но Черчилль все равно останется знаковой фигурой на политическом небосклоне.
В публичных выступлениях его личность находила наиболее полное воплощение. На любой трибуне – в палате общин, на митингах, известных своей непредсказуемостью, или перед микрофоном радиостудии Би-би-си – везде Черчилль представал искусным оратором.
"Его страсти, его эмоции, вся его душа открывались для общения" – такое описание публичного выступления Савролы приводит Черчилль в своем единственном романе [179] . Описывая Савролу, Черчилль писал о себе, и в этом мы еще не раз убедимся.
"Единственным предметом моих желаний является овладеть мастерством публичных выступлений", – заметил как-то Черчилль в начале парламентской карьеры [180] .
Его способности в ораторском искусстве проявились относительно рано.
"Даже когда Уинстону не исполнилось тридцати, его речи звучали особенно, сразу выделяя его на фоне других обитателей Вестминстера", – вспоминает его современник, журналист Генри Гамильтон Файф [181] .
...
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕН НИКОВ: "Даже когда Уинстону не исполнилось тридцати, его речи звучали особенно, сразу выделяя его на фоне других обитателей Вестминстера".
Журналист Генри Гамильтон Файф
А премьер-министр Герберт Асквит как-то признался своей подруге Венетии Стэнли, будто страсть к слову настолько неотделима от Черчилля, что тот даже "думает ртом" [182] .
Репутация выдающегося оратора останется с Черчиллем на протяжении всей его жизни и составит весомую часть посмертной легенды.
"Речи Черчилля будут продолжать жить, когда статуи, воздвигнутые в его честь, разрушатся", – скажет о своем предшественнике премьер-министр Великобритании и лидер Консервативной партии Эдвард Хит [183] .
...
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ: "Речи Черчилля будут продолжать жить, когда статуи, воздвигнутые в его честь, разрушатся".
Премьер-министр Великобритании Эдвард Хит
Выступления политика слушали тысячи людей, и его по праву можно назвать одним из самых популярных ораторов эпохи.
"Если бы мистер Черчилль брал по шиллингу с каждого слушателя, он, несомненно, собрал бы за две недели целое состояние", – шутили журналисты [184] .
Многие выступления Черчилля разошлись на цитаты, снискав ему, помимо прочего, славу выдающегося афориста. Сборники изречений выходили еще при жизни политика.
"Цитаты очень полезны, – считал он. – Закрепившись в памяти, они нередко наводят на очень удачные мысли" [185] .
Не меньшим доказательством успешности Черчилля-афориста служит то обстоятельство, что множество высказываний, закрепившихся за великим британцем, на самом деле ему не принадлежат. Ричард Батлер, министр финансов в послевоенном правительстве Черчилля, по этому поводу воскликнул: "Можно собрать книгу "Цитаты, которые Уинстон Черчилль не говорил"" [186] .
Сам же Черчилль считал афористичность еще одним качеством выдающихся людей. В монументальном труде, посвященном первому герцогу Мальборо, он писал:
"Очень часто в случайных высказываниях великих людей открываешь их истинный ум" [187] .
Меткие высказывания по широчайшему кругу проблем и явлений – неотъемлемая часть другой важной характеристики нашего героя: красноречия. Историк Саймон Шама выделяет красноречие Черчилля в числе главных составляющих его лидерского почерка [188] . К аналогичным выводам приходил и его коллега Уильям Манчестер:
"Прежде всего Уинстона отличало превосходное владение языком. Язык был его наимощнейшим оружием. Зная свою сильную сторону, Черчилль мог проводить часы, размышляя над восхитительными свойствами языка и над тем, как использовать устную и письменную речь с максимальной эффективностью" [189] .
...
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА: "Прежде всего Уинстона отличало превосходное владение языком. Язык был его наимощнейшим оружием".
Уильям Манчестер
Черчилль "всегда обращался к красноречию там, где другие прибегали к интриге", – дополняет профессор Анатолий Иванович Уткин [190] .