V
Родился будущий относительно известный писатель в деревне Васюки гродненской области, в тогда еще советской Белоруссии. Назвали Авксентием, захотели эдакое необычно-греческое, – православные ведь, чего уж! Несмотря на советское время, не признававшее религиозные верования, родители, в свою очередь, как и положено, отнесли дитятю крестить в ближайший храм – Флора и Лавра, где настоятельствовал протоиерей отец Федор. Отметил отец Федор таинство раньше положенного, навернул церковного винца перед сим священнодействием. Улыбаясь во все лицо, неся перегаром, слегка пошатываясь, он принял будущего деятеля литературного ремесла в свои святые руки. Ребеночек покачивался в такт телодвижениям служителя "опиума для народа". В результате такой хореографии была вылита купель с водицею, опрокинуты заупокойные свечи (на горесть родичам), и сам виновник сего события – детеныш, шлепнулся на пол и проскользил по разлитой святой воде за алтарь. Родители, спохватившись, понеслись за отпрыском. Отец Федор, будучи ревностным христианином, принялся бить охваченных страхом пращуров попавшимся под руку подсвечником. Ибо недозволенно мирянам входить в алтарь! Ребенка поймали, святого отца обезоружили, прихожан успокоили, дело замяли. С такой авантюры началось хождение по грешной земле Авксентия Владимировича Громыко. Далее издевательство в детском саду и школе. Что не могло не поспособствовать формированию душевной архитектуры мальчика. А именно: замкнутости и мечтательному эскапизму. С младых ногтей Авксентий выковал в себе привычку убегать, чуть что, в свои миры. С юности начал сочинять стишки и рассказы. Никто и не подозревал о дарованиях Авксентия. В школе особо не отличался. Был середнячком. Был многажды бит, за что прослыл слабаком, слюнтяем, сопляком и бабой. Его так и прозвали "три С и Бэ" Для быстрого произношения. Все понимали значение аббревиатуры, но для будущего писателя сие звучало менее обидно, чем если б называли с расшифровкой.
Желание поступать в институт напрочь отсутствовало. Однако, по напористому настоянию отца, подал документы в технический ВУЗ на инженера, следую стопам Бати. Отец обещал помочь, если будут проблемы с учебой, ведь он выпускник 1977 с красным дипломом. Он был на "короткой ноге" с преподавательским составом. В итоге никаких друзей у папы не оказалось, что было поводом для сомнений и в других некогда сказанных отцом словах…
В это же время у юноши начали пробиваться ростки его гения. Почитатели его таланта завелись даже в одном из студенческих журналов, что стало результатом публикации одной из его статей на тему "введение дресс-кода для студентов: за и против".
Проучившись ровно два курса, юноша успешно бросил учебу. Родителям удачно соврал о найденной работе в одном из малоизвестных журналов. Для благополучного утаивания правды устроился работать грузчиком в вечернюю и ночную смену, продолжая писать статьи и рассказы, показывая их своим домочадцам как свои труды, коим якобы суждено быть напечатанным в следующем месяце. А через месяц сообщал какой популярностью пользуется его газета. По этой причине даже работникам ее не выдают. Все скупают. Такова причина почему "шнурки" не узрели опусы сынка в печати. Как и масса ранимых людей, он был бесхребетным. Чем воспользовались его коллеги, затащив его между делом на ночную "подработку" – тащить из хранилища мешки с бетоном на черный рынок, которым управляли лица "южных народов". Для родителей выдумал отмазку – корпоративы. Спустя семь месяцев такое существование ему опостылело. Несмотря на все уговоры, уволился, обещая держать язык за зубами. Через неделю прознал, что его коллег словили за этим занятием, ждут суда.
Через месяц и вправду его статьи, рассказы и иногда стихи начали печатать в различных журналах и газетенках, правда довольно паршивых, но хоть что-то. А потом и вовсе приняли на полную ставку. В свободное от работы время сочинял романы. За неимением друзей больше ничего не оставалось. Героем его эпоса стал разведчик Тихонов. Он воплощал все фантазии и мечты, которым не суждено стать явью. Громыко воображал себя на месте этого отчаянного и бесстрашного разведчика. Он воздавал всем по заслугам, его обожал прекрасный пол. Тихонов был полным alter ego своего автора. Тихонов вряд ли тот герой романов, за которые дают Пулитцеровские или Нобелевские премии.
Еще в детстве врачи обнаружили плохое функционирование левого полушария головного мозга. Сулили возможную в будущем неспособность к чтению. Да и что голова в любой момент отечет и взорвется тоже говаривали. Только Авксентий это опроверг.
У Авксентия Владимировича, была одна навязчивая идея, фетиш, если хотите, которого он безумно стыдился. Дело в том, что писатель страстно любил обувной стиль "оксфорды". Он заглядывался на них на витрине, копил и тратил свои драгоценные кровные (его заработок от журнальных статей) на свою отраду. Скупал всякие: лакированные и нелакированные, черные, белые, коричневые и любые другие. Хранил он их в особом шкафу, который почти был заполнен его "драгоценностями". Своей тяге он не мог дать никакого объяснения, впрочем, и не пытался. Почти каждый божий день он примерял их и как светская львица с восхищением наблюдал себя в зеркале. Тем не менее, он выходил в них из своего логова лишь однажды. Побывав на корпоративе своего издательства, ощутил стыд, ушел раньше всех. А все из-за его проклятия – оксфордов.
Всю жизнь он искал истину, концепцию, способную объяснить происходящее в мире, но не нашел.
VI
Аркадий Аркадьевич Федорович как всегда явился домой в семь вечера. Любил вкусно, не спеша поужинать. Он взял за обязанность запивать кушанье лимонным, а иногда яблочным соком. Никогда не баловал себя сладостями и чрезмерно жирной пищей. Регулярные пробежки, бассейн в субботу. От установленного графика не откланялся ни на шаг. Блюда всякий раз ему готовила красавица-жена. И так каждый божий день, без изменений. Но только не в этот раз. Супруги не было. Уехала к маме. Следующая их встреча только в суде, на рассмотрении дела по расторжению брака. Приходится вспоминать, как это – готовить самому. Взбивать яйца, жарить бекон, нарезать лук. Я и забыл, сколько отнимает этот невыносимый, но жизненно необходимый процесс! После трех лет супружества, развод – классика. Никак вместе с женой не могли определиться – можно ли смешивать кипяченную воду с некипяченой. Каждый верил противоположной информации из интернет-статей. В итоге купили каждому по чайнику.
Тем не менее, едва его беспокоил бракоразводный процесс.
Все думы его занимало сегодняшнее письмо. Кто мог нас с папой сдать? Это дело такой давности… Кто-то из своих? А кто знал, кроме мамы? Наверняка забыл про какого-то гада, затаившего на меня злобу! Может враги отца? Не может быть, папа – был исключительным. А им-то что! Сволочам только повод подай!
Необходимо позвонить маме.
Аркадий плотно поужинал. Первый "блин" вышел комом, но довольно сносным и съедобным.
Поднял с лакированной тумбы телефон, перенес сей предмет на свое любимое мягкое кресло белоснежного оттенка. Не спеша, слегка нервничая, набрал ее номер.
– Да? – прозвучал долгожданный ответ.
– Это я, мама, привет!
– Привет, Аркаша!
– Как поживаешь?
– Как всегда, ничего хорошего. Только вот один к тебе вопрос, а ты именно какой Аркаша, который сын или муж?
– Вот за что и люблю тебя, мама, никогда не изменяешь своему чувству юмора. Так держать, старушка, – смех послышался с двух концов телефонных трубок.
– Все хорошо, сыночек. А вы как поживаете? Как Катя?
– Ничего. Разводимся.
– Ах! И что, эта змея хочет из тебя все соки выжать?
– Да, нет. Не все, только половину моего царства…
– Какого такого царства?
– Ну, имущества.
– Вот ведьма.
– Да ладно, я не держу на нее зла, ну, как не держу. Мам, я вот что хотел спросить…
– А Оленьку, что, ей отдадут?
– Конечно, суд всегда на стороне материнских слез.
– Вот же пройдохи продажные. Чем матери лучше мужиков? Да ничем, хлебом не корми, а дай покомандовать мужиками. И сыновьями, и мужьями, да и отцами тоже!
– Мам, но ты ведь сама женщина, что ты говорить такое!
– Вот на этих основаниях имею полное право так утверждать. Как так не мне знать всю правду о дочерях Евиных. С тех времен все мужчин и подставляем, а они бедные, гады эдакие, все нас слушают!
– Полно тебе. У меня вот какой к тебе вопрос, наисерьезнейший. У папы были враги?
После минутной паузы:
– Да какие у него враги, у этого святого человека! Как можно даже мысль подобную допустить в свою пустую голову!
– Точно?
– Как можно сомневаться в том, что…
– Ладно, ладно, верю.
– Как работа?
– Все хорошо, мам. Не без трудностей, но хорошо.
– Молодец, сынок. Мы с папой всегда гордились тобой. И до сих пор гордимся. Я и папа. Он с небес на нас посматривает, как мы тут держимся, и гордится. Поминает добрыми словами.
– Хорошо, мама, мне пора, еще дела.
– В двенадцатом часу-то?
– Да-да. Спокойной ночи.
– Ах, весь в отца. Спокойной ночи.
Только сейчас он спохватился. Кошачья миска не тронута. Где же она пропадает второй день?
Аркадий рыщет по всей квартире. Принюхивается, улавливает некий тухлый запах из-под дивана. Обнаруживает слегка гнилой труп кошки.
– Лолита! – вырвалось из его уст.
Почти плача, он обнял ее словно младенца. Ее крошечная головка, вися на остатках кожи, отвалилась, покатившись по полу к стене.
– Что? Как? Почему шея была переломана? – задался он вопросом.
Не глядя на поздний вечер, Федорович сел в свой автомобиль, помчался в свою деревню в сорока километрах от города. Открыл гараж, достал лопату и коробку из-под обуви. Закопал Лолиту под деревом.
– Света! Светочка!
– Да, Аркадий Аркадьевич? Вы меня напугали, честное слово! Чего раскричались так?
– Помнишь вчерашнее письмо? Ты уже выкинула его или еще нет?
– Как же выкинула, вот же оно у Вас на столе лежит!
– А, точно.
– Хм, Свет, знаешь этот адрес?
– Грибоедова? В Минске? – удивилась секретарша.
– Можешь быть свободна.
– Хорошо, Аркадий Аркадьевич. Однако, дивное что-то твориться.
Вопреки ее удивлению, улица, носившая такое название, в городе Минске наличествует.
Федорович, все бросив, направился на расследование.
– Светлана Михайловна, я ухожу, не знаю, когда буду.
– Хорошо, но ведь Вам еще столько работ прочитать!
– Обойдется, еще время на эту муть тратить! – шустро схватил пальто и направился к своему автомобилю.
Прибыл по необходимому адресу – жилой девятиэтажный дом, расположенный около государственного музыкального колледжа. Зашел в нужный дом, поднялся на шестой этаж. Постучал в дверь, никто не отворил. "Кто стучит – тому откроют" оказалось враками, – подумал Аркадий. Чуть было дернул ручку двери, а она возьми, да отвались.
– Что вы так все стучите? – вышел древний старик из соседней двери.
– Я к вашему соседу, не открывает. Может его дома просто нет?
– А как зовут вашего друга?
– Если бы я знал.
– Вы не знаете имя собственного друга?
– Да не друг он мне, не понимаю, с чего вы вдруг взяли, что ваш сосед мне друг?
– С какого лешего вы решили, что у этого жилья есть хозяин?
– А что, его нет?
– Тут давно никто не живет, лет пять точно, а может и все восемь. Последним здесь жил Леша Мамай с семьей, потом еще какой-то парень, но не долго.
– Какой еще Мамай?
– Да вы его не знаете.
– Так зачем вы называете его имя? А, ну ладно, – не дал он ответить старику.
Аркадий вышел из таинственного дома и направился в ларек за сигаретами, забыв, что бросил курить как два года, по настоянию любимой жены.
– И чего было спрашивать про соседа, если никто там давно не живет? Остается только пожать плечами.
Аркадий позвонил своему приятелю милиционеру. Тоже – тишина. Решился разузнать по имени адресата, но вовремя спохватился, – Аркадий Укупник? Н-да… как раньше не заметил, дурак старый…Дешево, однако хитро.
VII
– Вы по какому вопросу? – сонно, сквозь зевоту спросил хозяин квартиры.
– Авксентий Владимирович? – перед ним предстал неизвестный человек, ростом чуть выше среднего, шатен, немногим за тридцать, одетый в черный костюм.
– Он. Да, я это он. А, собственно, кто спрашивает?
– Дайте пройти, – вошел Аркадий Федорович, оттолкнув недоумевающего владельца квартиры, – я пытался до вас дозвониться, написать письмо, пробовал найти в социальных сетях, моей кошке открутили голову.
– Что все это значит? Вы заваливаетесь ко мне в квартиру, орете как сумасшедший какой-то безумный бред. Как это понимать? Кто вы, собственно, такой, я спрашиваю? Какая кошка?
– Я директор вашего издательства, т. е. того, где вы издаете книгу, – издательство "Бусел".
– Ого, сами лично ко мне зашли, – недоумевал Авксентий.
– Что? А, да нет, я не за этим.
– А зачем же тогда? Что это я… Не хотите ли чаю? Вы присаживайтесь, в ногах правды нет… ха-ха… а может кофе? Да, будете кофе? Вот захотелось выпить, я его, этого самого кофе, не пью… а вот с вами с радостью. Надо же! Из самой редакции! Вот что значит слава пришла, оценили, отец бы мной гордился… Ой, кофе-то нет… Откуда ж ему взяться, если ты его не пьешь, дурак ты… Тогда может все-таки чаю?
– Мне бы воды холодной, просто воды.
– Это мы можем. И чаю непременно попьем, чайничек я уже поставил, скоро закипит, свистеть будет, когда вода достигнет нужной температуры. Хе-хе. Если уж отца помянул, Царствие ему Небесное, хоть в Бога не верую. А вы, часом, верите в Бога?
– Не знаю, никогда не думал об этом. Я – практик, а вера… и размышлять о ней не приходилось. Нет от этого пользы.
– А к чему это я спросил? А да, об отце. Так папа мой, Царствие… земля ему пухом, всю жизнь мечтал стать писателем, или, как он любил шутить словами из Достоевского, – сочинителем. Писал, порой много писал, но, как говорится, "в стол". Сам он работал в конторе, бумажки перебирал. И как все родители свою мечту прививал своему чаду, то есть мне. Я поначалу злился на него, обиду держал. Но теперь, как видите, не могу в совершенстве и как должно выразить ему свое признание, хоть богато не живу и пережить многое пришлось, нищету, развод там… не важно, многое.
Слышен свист нагревшегося чайника.
А вот и чай – разливает кипяток по кружкам – так вот, когда напечатали мой первый роман, в издательстве с эзотерическим названием "Веды", хотя поначалу задумывался про самиздат, дал два интервью, включая пресс-конференцию в магазине, где продавались мои книги, уже даже забыл его название, так всегда говорил о своем отце, так и осуществил мечту его – издали его многочисленные труды. Ну как труды… рассказы… Странно вот, я в вашей конторе уже какой год издаюсь, а с Вами, главным редактором, ни разу не виделись. Вы все своего помощника подсылали.
– Да заткнись ты уже, наконец. Сколько можно? Выслушай меня!
– Ой, простите ради Бога, сегодня я что-то чрезмерно болтлив, это вы правильно заметили. И про холодную воду вашу забыл. Сейчас принесу. Для меня большая радость ваш визит, – приносит воду. Только в этот момент бросается в глаза необычная нервозность гостя.
– Мне пить дать, "как пить дать", хе-хе… Шутку поняли, да? Что же вы, отец, грустный такой? Неужто с романом моим проблема? За это не переживайте, договоримся как надо, и грусть как рукой снимет.
– Я же сказал, я не по поводу книги вашей… ну сколько можно. Слушай сюда. Два дня назад, вроде как… или… неважно. Пришла твоя рукопись.
– Она пришла более недели назад, – озадаченно ответил обиженный писатель.
– Ладно, ладно. Книгу почитал – хорошая. Так вот, два дня назад пришло ко мне письмецо одно с угрозой, дескать, нельзя издать вашу книгу, в противном случае худо будет мне и моей семье.
– Божечки, и как угрожали? Убить семью? Расчленить трупы и забетонировать?
– Бросьте, мы не в одном из ваших дешевых романов.
– Это вы зря…
– Не злитесь, сейчас не до этого.
– Хорошо, хорошо.
– Давайте уж ближе к делу. Значит так: после угрозы я, естественно, игнорировал ее, сами понимаете, хоть ни разу со мной такого не было, всерьез угрозу я не воспринял, мало ли каких психов земля носит. Так вот, пришло следующее письмо, вот именно два дня назад.
– Вы же сказали, что….
– Знаю, что сказал, но именно второе письмо двухдневной давности. А это третье. В нем, эм… раскрываются некоторые никому неизвестные и даже постыдные детали жизни моей семьи… они изрядно бьют по репутации, моей и моей семьи.
Адрес телеграммы, разумеется, пробил по базе, ничего, никто там не живет.
– Какая остросюжетная детективная история! Так это, что было в письме?
– Боже мой! Мы впервые видимся, а ты хочешь, чтобы я все тебе рассказал? Да меня после этого, – быстро прервал фразу и дальше заговорил спокойно, – я к вам, собственно, пришел за помощью. Чем именно эта книга может доставлять кому-либо опасность? Почему угрожают мне, а не вам? К слову, а вам поступали угрозы?
– Ко мне? Нет. А должны?
– А мне почем знать? – снова повысил голос Федорович.
– Хорошо, хорошо, зачем же кричать?!
– Ладно, давайте к делу. Мне вопрос повторить?
– Нет, не надо, – пауза секунд пять-шесть, – и головы не приложу, почему так.
– Будьте предельно честны со мной.
– Право ведь, не знаю.
– Прекратите выражаться как в романах 19 века.
– Что вы все злитесь. Право… правда ведь, не осознаю, не понимаю, кому я мог не угодить. Может проблема не в моей книге, а может это какой-то ваш персональный враг? А?
– Не думаю, если было так, им бы не пришлось использовать этот путь – вашу книгу. Только так. А письмо… короче, дело в вас.
– Как я могу быть с вами честен, если вы не договариваете мне все факты? Это как быть шулерами на пару, но не раскрывать друг другу свои карты.
– Ну у вас и уголовные сравнения… Точно не зря наложен запрет на книгу… Не может же дело быть в концепции вашего романа.
– Это почему же? – удивлен Авксентий.
– Потому что – фантастика, плод воображения вашей головы.
– А кто вам сказал, что это плод моего ума?
– Как этот бред может быть правдой?
– Почему бред, и почему сразу правдой?
– А какой вариант вы еще предлагаете?
– Могу рассказать как эти, на ваш субъективный взгляд, бредовые идеи, попали на страницы моей книги.
– Давайте уж, не тяните.
– Вы же отказываетесь быть со мной откровенным.
– Ладно, ладно. Поедем ко мне домой, покажу письмо.
– А сейчас?
– Как сейчас, у меня с собой письма нет.
– А зачем, собственно, письмо? Пересказать не можете?
– Лучше покажу вам оригинал, так будет по правилам, честнее.
– Это другой разговор, – расплылся в улыбке писатель, – так вот, все эти конспирологические теории – не моя выдумка, и не выдумка каких-то безумцев на стороне. Они приходят ко мне во сне.
– Что, простите?