- После этого случая я уверовал, что есть нечто такое… - Пеха прищелкнул пальцами. - В общем, словами не передать.
- Смотри не допрыгайся до пациента психоневрологической клиники. Тебе просто повезло. Лучше думай так.
- Не-ет, дружище, я с тобой не согласен. А чтобы и ты уверовал, дарю тебе одно перышко, самое красивое. Ты мне как брат, поэтому мне для тебя ничего не жалко. Пусть мы сейчас и на гражданке, но вокруг полно опасностей. Только дай слово, что не выбросишь!
- Гад буду! - Я уже здорово опьянел и почувствовал, что меня понесло. - Спасибо, Пеха.
Мой армейский дружок протянул мне перышко, и я спрятал его в бумажник.
- Только купи медальон, спрячь в него перо и повесь на шею, - посоветовал Пеха. - Так надежней, гарантированно не потеряешь.
- Бу сделано. Выпьем?
- Спрашиваешь…
Нагрузились мы изрядно. Конечно же Пеху домой я не отпустил, пригласил в гости, потому как мы просидели до позднего вечера. Зная его шебутной характер, я боялся, что моего армейского друга может потянуть на приключения. Что всегда чревато. Тем более в ночное время.
Мы шли по сонным улицам города и орали во все горло песню "солдат удачи":
…Ну а если кто-то помер,
Все равно играем в покер,
Виски пьем и не тоскуем ни о чем.
Есть у каждого в резерве
Деньги, женщины, консервы
И могилка, занесенная песком.
Что ж, день, конечно, выдался не ахти, но вечер явно удался.
Глава 3
Кровавое преступление
Конечно же мы почивали так крепко, что хоть из пушки стреляй. Вообще-то я сплю чутко - армейская привычка, - но присутствие рядом верного, надежного друга на какое-то время приглушило инстинкт самосохранения, который за годы службы в горячей точке развился до гипертрофированных размеров.
Проснулся я от шума возле дома. Он был гораздо сильнее, чем обычно, и это меня подвигло на "марш-бросок" к окну - я плелся, как старый мерин, испытывая отвращение к самому себе. Это же надо было так нажраться! Зачем нужно было брать у Чабера еще одну бутылку виски с собой?! Естественно, мы и ее укатали, уже на моей кухне, притом почти не закусывая. Вот идиоты…
Возле дома творилось нечто невообразимое. Под нашим подъездом стояла "скорая", теснилось несколько милицейских машин и волновалась толпа жильцов. Похоже, кого-то завалили… - подумал я меланхолически - эка невидаль! - и поспешил на кухню, чтобы потушить пожар внутри кружкой капустного рассола. Это мамка расстаралась, сделала мне большую кастрюлю капусты быстрой засолки. В армии, где вся еда была в основном пресной, я так соскучился по разносолам, что у меня текли слюнки от одного их вида.
Стреляли в нашем городе часто. К огнестрельному оружию добавилось еще и травматическое, разрешенное "мудрыми" законодателями, и толпа молодых придурков как минимум раз в месяц устраивала настоящие баталии: то район на район шли, то затевали разборки с гастарбайтерами, в основном узбеками и таджиками. Однажды я и сам едва не попал под раздачу, да выручила армейская сноровка - мигом сиганул через забор и был таков. Мне, ко всем моим радостям, только и не хватало покалечить в драке какого-нибудь юнца - греха потом не оберешься. Береженого Бог бережет.
Едва я "полечился", как в дверь требовательно позвонили. Я даже не стал смотреть в глазок, так как был уверен, что это менты. Есть у них какой-то неуловимый почерк, связанный с вторжением в жилище, - смесь превосходства, нахальства и державности. Короче говоря, что ни мент, то пуп земли. Даже электрический звонок это понимает и звонит с подобострастной громкостью и настырностью.
Я открыл дверь и увидел сначала местного участкового, лейтенанта Васечкина (он был в форме), а затем угрюмого мента в штатском, который стоял за его спиной. Неужто прикрылся Васечкиным, как щитом? - мелькнула у меня мыслишка. А что, вполне возможно. Выстрел через дверь очень паршивая штука. Даже спецы во время зачисток иногда ловятся на такие заманухи. Васечкин знал, что я не опасен и не стану баловаться огнестрельным оружием, но менту в штатском это не было известно, и он поостерегся.
- Гражданин Богданов? - спросил мент.
- Он это, он, - поторопился подтвердить участковый.
- Меня больше устраивает обращение "товарищ", - ответил я сухо. - Или, на худой конец, ситуайен, сиречь гражданин по-французски.
Я чувствовал себя нелепо: небритый, немытый, в мятых семейных трусах и стоптанных тапочках. "Надо было подержать ментов за дверью и привести себя в порядок", - подумал я с сожалением и коротко вздохнул - уже ничего не исправишь. Пусть принимают меня таким, как есть.
- Нам нужно поговорить, - сказал мент, проигнорировав мой нахальный выпад. - Можно зайти в квартиру?
- Какие проблемы… Проходите в гостиную. А я, с вашего позволения, оденусь.
Пригласить их на свою просторную светлую кухню, где обычно обретались все мои гости, я не мог, потому как там был настоящий свинюшник. Особенно на столе, который я так и не убрал. Не до того было…
Быстро почистив зубы и плеснув в лицо холодной водой, я натянул спортивный костюм и предстал перед ментами как огурчик. Правда, не свежий, а соленый.
- Где вы были с восьми вечера и до двенадцати ночи? - сухо спросил мент.
- Извините, но мне хотелось бы услышать вашу фамилию. А если не жалко, то еще и имя-отчество. Не могу же я обращаться к вам "гражданин начальник" или "господин хороший".
- Завенягин Валерий Петрович, убойный отдел, - невозмутимо представился мент; при этом на его неподвижном лице не дрогнул ни единый мускул. - Майор.
- Богданов Алексей Михайлович, - ответил я церемонно. - Безработный.
- Вы не ответили на мой вопрос.
- С восьми вечера до двенадцати… Тут и думать нечего - в баре… - Я назвал, в каком именно, сообщил и адрес.
- Кто-нибудь может это подтвердить?
- А в чем, собственно говоря, дело? Никак хотите проверить мое алиби?
- Да, - не стал хитрить майор. - Проверка касается не только вас, но и всех жильцов подъезда.
- Так что все-таки случилось?!
Тут я почувствовал, что где-то у меня внутри словно натянулась толстая струна и даже зазвучала - предостерегающе. Мент из убойного отдела… Выходит, наш подъезд попал в милицейские сводки? Но кого завалили? У нас тут живут в основном старики. Правда, многие из них когда-то занимали видные посты в областном масштабе (как и мой дед), но теперь они стали песком времени, которое неумолимо и безжалостно разжевало своими стальными челюстями эти когда-то крупные каменные глыбы. (По крайней мере, они казались такими самим себе.)
- Убит ваш сосед сверху, Брюсов, - ответил майор.
- Африкана… убили?! - Я вытаращил глаза, но не на майора, а на участкового Васечкина.
Тот закивал.
- Точно так, - сказал Васечкин скорбно. - Убили деда и ограбили.
- Мать твою… - Я как стоял, так и сел. - Что творят, гады!
Моя реплика была гласом вопиющего в пустыне. Майор смотрел на меня холодными, ничего не выражающими глазами - явно ждал, когда я наконец сумею подтвердить свое алиби.
- Спросите у бармена. И еще у нескольких человек… - Я назвал имена завсегдатаев заведения, которые сидели рядом с моим столиком.
- Спросим, - сказал Завенягин. - В котором часу вы легли спать?
- Поздно, - ответил я, но тут же спохватился: - Пардон - рано.
- То есть?..
- Рано утром. Примерно около четырех утра.
- Что так?
- Не спалось, - буркнул я.
Мне совсем не хотелось рассказывать менту, что мы с Пехой не только лакали виски (в основном пили за упокой наших боевых товарищей), но и пели жалобные песни, что называется, "со слезами на глазах". Нам казалось, что негромко… И вообще, мне хотелось побыстрее выпроводить незваных гостей, чтобы они не узрели похмельного Пеху. В таком состоянии он неуправляемый и может нагородить черт-те что.
Ну да, фиг я угадал…
- А что это за мордуленции, Алекс? - раздался хриплый голос, и Пеха нарисовался в дверном проеме как ясный месяц.
Конечно же он был в одних трусах и при своем амулете, который в сочетании с православным крестиком смотрелся несколько дико. Судя по отсутствующим глазам, ему или сильно хотелось в туалет, или - что более вероятно - похмелиться.
- Милиция, - ответил я коротко.
- О! У тебя что, ментура в корешах ходит?
- Люди пришли по делу, - сказал я с осуждением.
А мысленно взмолился: "Пеха, вали в сортир!
Или куда еще. Только подальше от кухни".
- Угу… - Пеха глубокомысленно кивнул. - У тебя сто грамм найдется?
- Откуда?
- Понял. Слышь, брателла! - обратился он к Васечкину, сразу определив, что мент в штатском выше участкового по званию. - Сгоняй в магазин. Это рядом. Душа горит. Возьмешь две бутылки вискаря: одну мне, одну вам. Сейчас принесу деньги.
- Минуту! - остановил его майор. - Как ваша фамилия, гражданин? Предъявите документы!
- Во дает… - Пеха засмеялся. - Откуда я их достану? Из широких штанин? Так это запросто… - Он засунул руку в трусы.
- Петр! - рявкнул я. - Отставить!
- Слушаюсь, товарищ старший сержант! - Пеха дурашливо козырнул, прикрыв голову ладонью левой руки - изобразил головной убор.
- Это мой армейский друг, - объяснил я майору. - Петр Николаевич Симаков.
- Документы! - Похоже, майор завелся; видимо, ему очень не понравилась выходка Пехи, который был еще не вполне трезв.
- У тебя есть что-нибудь? - спросил я Пеху.
- Найдем. Читательский билет в областную библиотеку сойдет?
- Кончай дуру гнать! - Я разозлился. - Хочешь попасть в обезьянник?
- Ни в коем случае! Уже бегу.
Пеха принес изрядно помятый паспорт. Интересно, где он его держал? Наверное, так думал и майор, потому что исследовал документ с необычайной тщательностью. Во время проверки Пеха был спокоен, как слон после водопоя, - паспортные данные у него были в полном порядке.
- Что вы делали в квартире гражданина Богданова? - спросил майор, остро глядя в похмельные глаза Пехи.
- Виски пил, - ответил тот, безмятежно улыбаясь. - Чинно и благородно. Даже без девочек. Мы отмечали встречу. Не виделись с самой армии.
А потом спали. Между прочим, в разных спальнях.
- Понятно… - Майор окинул взглядом крепко сбитую фигуру Пехи, сплошь покрытую шрамами (ему на ранения везло куда меньше, чем мне), и смягчил тон. - Где-то в районе полуночи вы ничего подозрительного не заметили?
Вопрос адресовался нам обоим. Пеха пожал плечами, а я озвучил его ответ - весьма аккуратно:
- Мы были чересчур заняты воспоминаниями о воинской службе…
Васечкин и майор переглянулись, и Завенягин впервые за все время изобразил улыбку (которая не очень ему удалась). Мужики есть мужики. Как проходят такие "воспоминания", им не нужно объяснять.
- Извините, что мы вас побеспокоили, - сказал майор и встал. - Вот моя визитка. - Он положил ее на стол. - Если что-то вспомните - позвоните.
- Всенепременно, - ответил я елейным голосом подхалима, энергично закивал, и милиционеры потопали к выходу.
Первым вышел на лестничную площадку майор, а Васечкина я придержал за рукав. С лейтенантом мы были в дружеских отношениях, потому что учились в одном классе. Помыкавшись после армии в поисках хорошо оплачиваемой работы, он плюнул на свои мечты быстро разбогатеть и поступил учиться в школу милиции.
- Никита, что там? - спросил я, указывая пальцем на потолок.
- Ужас! - почему-то шепотом ответил Васечкин. - Старика не просто убили, его буквально порезали на куски. Похоже, пытали. Кровищи… - Мой одноклассник вдруг сильно побледнел и судорожно сглотнул. - В квартире настоящий разор. Все перевернуто вверх дном. Видимо, убийца что-то искал. Наверное, деньги и ценности.
- Но как убийца мог проникнуть в его квартиру? Ведь Африкан и соседей не пускал к себе.
Васечкин развел руками и ответил:
- Непонятно… Замки в порядке. В них никто не ковырялся, как утверждает эксперт. Значит, дверь Африкан открыл самолично. Поэтому весь подъезд на подозрении. Ведь чужих дед точно не впустил бы в квартиру, тем более вечером.
- Что-нибудь украдено?
- Вопросы ты задаешь… Фиг его знает. Вроде все на месте. А там - поди знай.
- Кто вызвал милицию?
- Соседка по площадке, Чулкова. Увидела, что дверь в квартиру приоткрыта, зашла, увидела все - и упала в обморок. По крайней мере, так она утверждает. Потом очнулась - и к телефону.
Старуха Чулкова была еще тем кадром. Обычно ее кликали по отчеству - Потаповна, но за глаза звали Чучундрой. Так называлась мускусная крыса из рассказа "Рикки-Тикки-Тави" английского писателя Редьярда Киплинга. Кто прилепил старухе это прозвище, история умалчивает. Но я подозреваю, что мой дед, большой шутник и книгочей.
Поговаривали, что в свое время Потаповна стучала на соседей в те самые органы, о которых западные журналисты до сих пор в своих пасквилях на Россию с внутренней дрожью пишут "ФСБ - наследница КГБ". Но, как говорится, не пойман - не вор, доказать, что она была сексотом, общественность так и не смогла.
Однако Потаповна-Чучундра слыла настоящей пронырой. Она собрала обширное досье на всех жильцов дома и знала всю их подноготную. Для нее было огромным удовольствием сообщать соседкам - таким же древним старушкам, как и она сама, - разные пикантные подробности из жизни респектабельных новых русских, купивших квартиры в нашем доме.
Так что ее интерес к приоткрытой двери соседа по площадке был вполне объясним. Она уже много лет набивалась в гости к Африкану, но неизменно получала отлуп. Это только подогревало ее интерес к затворнику, и будь у Чучундры побольше силенок, она взяла бы жилище старика штурмом, въехав в квартиру на его плечах.
Так она поступила и со мной, когда я принял наследство, - ворвалась в квартиру внаглую, когда я открывал входную дверь. Не гнать же ее пинками… Но с Африканом (и это она хорошо знала) такой номер точно не прокатил бы.
- Так ты и вправду ничего не слышал? - с недоверием спросил участковый. - По-моему, ночью наверху у тебя был настоящий тарарам.
- Никита! Я что, идиот?! Домой я пришел около двенадцати. А судя по вопросу майора, Африкана завалили до полуночи. Услышь я над головой что-нибудь подобное, немедленно поспешил бы к старику на помощь. Ты же меня знаешь.
- Да знаю, знаю… Потому и верю тебе. А вот майор из убойного… трудно сказать, что у него на уме. Ну все, я побежал! Дела… - И Васечкин выскочил за дверь.
Да уж, дела… Я был потрясен. Не нужно иметь особый дедуктивный талант, чтобы связать снайперский выстрел по вороне и страшную смерть старика. Похоже, ворона была предупреждением, и Африкан это знал. Знал! Утром, когда он пришел ко мне с просьбой похоронить Аиду, в его облике чувствовалась обреченность. А убиенная ворона послужила своего рода черной меткой, которую в Средние века посылали пираты своим товарищам, чем-то провинившимся перед обществом. Бывшим товарищам.
Но тогда возникает логический вопрос: а кто такой Африкан? Что мы (мы - это жильцы дома) о нем знали? Ровным счетом ничего. Я только помню, что мой дед сторонился Африкана, и их отношения были предельно официальными и вежливыми: "Вечер (или день) добрый", "Как ваше здоровье?" и "До свидания".
И наконец, кому теперь передать фотоаппарат Африкана? Ведь он так и остался у меня. Я думал отдать его старику утром. И вообще - что мне с ним делать?
Выбросить - рука не поднимается: больно хорошая и дорогая вещь. А ведь фотоаппарат, как ни крути, улика. Менты тщательно обыщут квартиру Африкана и обнаружат то, что прилагается к любой подобной вещи, - упаковку, паспорт и инструкцию. Ведь аппарат был совершенно новым. И тогда у сыщиков возникнет закономерный вопрос: а где же сама вещь?
Похоже, я свалял дурака, не сообщив майору о вороне и о ее "похоронах"… Выбрасывать фотоаппарат в любом варианте нельзя. Вдруг Африкан кому-то рассказал, что машинка у меня. Ведь я не знаю о его контактах с внешним миром. Возможно, у него есть родственники, о которых никому не известно. Или "товарищи", вспомнил я про пиратов.
И тогда придут ко мне парни из убойного отдела милиции и потащат на цугундер. Кто последним видел гражданина Брюсова? Его сосед, некий Алексей Богданов. Это может подтвердить та же Чучундра. Она имела скверную привычку подолгу торчать у дверного глазка. Как только раздастся какой-нибудь шум на лестничной площадке - она уже на своем "наблюдательном посту".
А еще Богданов прикарманил фотоаппарат старика и, наверное, кучу денег (если судить по обстановке квартиры убиенного). В общем, подозреваемый в преступлении налицо (ведь мог старик открыть дверь соседу с нижнего этажа? конечно мог). И придется мне присесть на нары в СИЗО. Присесть надолго. Потому что вряд ли менты быстро найдут настоящего убийцу.
Так что же мне делать? Этот скверный, извечно русский вопрос предстал передо мной во всей своей неприглядной наготе.
- Пойду я…
Голос за спиной заставил меня вздрогнуть.
Я обернулся и увидел Пеху. Он уже был одет, умыт и причесан. А его совсем недавно похмельный взгляд был ясен и светел. Однако в глубине серо-голубых глаз Пехи мелькали темные тучки - он явно был встревожен.
- А позавтракать?
- Нет, Алекс, мне пора. Не нравится мне толпа ментов в твоем подъезде. А еще больше не нравится, что мочканули твоего соседа.
- Ты все слышал? - Я догадался, что Пеха подслушал мой разговор с участковым.
- На слух не жалуюсь, - кратко ответил мой армейский друг.
- Но ты-то здесь при чем? Тебя даже в свидетели не записали.
- А при том, что меня могут повязать. Я ведь уже засветился перед ментами. Начнут копать (точно начнут!) - кто такой, откуда, чем живет-дышит - и дороются до моих заграничных "командировок". А это мне, брат, что пика под ребро. Так что я сваливаю, возможно, вообще уеду из города. Пока все не уляжется. Связь будем держать по телефону. Запиши номер моей мобилки…
Пеха ушел. Что ж, он прав - ему надо рвать когти. А мне нужно позаботиться о себе. Наша русская Фемида не только слепа, но еще и безжалостна. Особенно к тем, у кого карман пуст. Или сильно прохудился. Чтобы судиться, тем более по такому делу, никаких денег не хватит. Адвокаты обдерут клиента как липку, и все равно его посадят.
Но ему-то можно исчезнуть, а мне как быть? Я теперь даже на неделю не могу куда-нибудь отъехать, потому что это будет выглядеть подозрительно. И потом, я совершенно не сомневался, что майор Завенягин так просто в покое меня не оставит. Это еще тот волчара, судя по взгляду. Сыщики-профессионалы не верят никому и ничему, пока сто раз не проверят. Значит, меня будут "прокачивать". Собственно, как и Пеху.
Оставалась надежда на то, что убийцу Африкана найдут быстро. Но она была настолько слабая, что я совсем в нее не верил.
Фотоаппарат… Куда его деть? Это пока было главным. У матери или родственников держать его нельзя, могут найти. Но и выбрасывать опасно. Ну как меня зацепят? В таком случае фотоаппарат может оказаться моим главным козырем. Так же как и серебряная пуля.