- Как бы не так! По метрике ему стукнуло сто три года. Откуда мне это известно? После войны мы вместе получали паспорта. И мои, и его документы сгорели под руинами дома, в котором мы жили. Да-да, он был моим соседом начиная с тридцать третьего года. Тогда многие квартиры… освобождались. Вот его и подселили. Уж не знаю, кто за него ходатайствовал. В те времена получить угол, да еще в областном центре, было очень непросто.
- Сто три года?! Не может такого быть!
- Еще как может. Мало того, на самом деле он старше. Но почему-то свой возраст всегда скрывал. Ладно уж, открою тебе один секрет. Теперь уже можно. Елпидифор Африканович был характерником. Считай что колдуном или ведьмаком, притом очень сильным. Об этом знали немногие, кстати, и твой дед. Но на эту тему не распространялись. Как говорится, себе дороже.
Оба-на! Приехали. Африкан - грозный воин-оборотень. Колдун, едрёна вошь! Да он едва на ногах держался! Хотя… Тут я вспомнил историю с его неудачным ограблением, когда он отделал здоровенного Чирика и его приятелей. А ведь действительно, пойти с палкой супротив трех отморозков, тем более что один из них был с ножом, - это настоящий подвиг. Даже для молодого мужчины спортивного типа. Об этом я как-то раньше не задумывался. Да и остальные посчитали схватку деда Африкана с тремя мордоворотами курьезом.
- Не веришь? - с укоризной спросил Георгий Кузьмич. - А напрасно. Фамилию его помнишь?
- Конечно. Брюсов.
- Вот-вот. Должен тебе доложить, что он является прямым потомком знаменитого сподвижника Петра Первого, генерал-фельдмаршала Брюса Якова Вилимовича, род которого происходит от шотландских королей. Кроме всех своих несомненных воинских и дипломатических достоинств, он занимался еще и разными науками, в том числе алхимией. Иногда он приезжал в Москву для проверки своих вычислений и работал в верхнем покое Сухаревой башни, где находилась обсерватория. Так вот, в народе ходили слухи, что Яков Брюс чернокнижник и колдун. Многие считали (и небезосновательно!), что он владеет сверхъестественными познаниями. Похоже, эти познания он передал своим потомкам.
- Но почему вас так сильно удивило, что Африкана убили? Сейчас многих стариков убивают, чаще всего из-за квартир. А то и просто во время ограбления. Они ведь не могут оказать сопротивления.
- Да уж… Негодяев нонче развелось - пруд пруди. Удивило меня то, что характерника можно убить лишь серебряной пулей… или копьем с серебряным наконечником. Но ведь его зарезали, если судить по твоему рассказу.
Меня словно током ударило. Серебряная пуля! Я невольно прикоснулся к нагрудному карману своей куртки. Там в пластиковом пакетике лежала пуля, которой была убита ворона. Это был второй вопрос, который я хотел задать другу моего деда. Похоже, пришла пора.
И я поведал Георгию Кузьмичу о случае с вороной. (Правда, о том, что по просьбе Африкана я похоронил ее, умолчал, уж не знаю почему.) А затем достал пулю и передал старику.
- Вон оно что… - Георгий Кузьмич осторожно, словно он был раскаленным, взял пакетик и принялся через сильную лупу, которую достал из ящика стола, рассматривать деформированный кусочек серебра. - Тебе не следовало брать эту пулю в руки, - сказал он с сожалением и покачал головой. - Непростое это серебро, ох непростое… С твоего позволения, я отдам его на исследование. Ты не против?
- Нет! - ответил я быстро, словно опасался, что он передумает и мне снова придется носить пулю в кармане.
- Вот и чудесно. Ты в Бога веришь?
- Как вам сказать… В общем верю, но в церковь хожу очень редко… да и молиться не умею. Никто не научил.
- А ты сходи, сходи. Сегодня же. Поставь свечи перед иконами и просто постой, послушай батюшку. Таким образом ты снимешь с себя негативную энергию, которую получил от этого кусочка серебра. Скажи, а милиция, случаем, не нашла такую же пулю в теле Брюсова?
- Увы, мне это неизвестно… Георгий Кузьмич, неужели вы действительно верите во всю… - я едва не сказал "во всю эту чушь", - во все это? Колдуны, характерники, оборотни, серебряные пули… По-моему, это чересчур. А вы ведь серьезный ученый.
- Что я могу ответить? Помнишь, у Шекспира: "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам". Человек по своей природе косен и нелюбопытен. За исключением некоторых индивидуумов, которые толкают вперед науку и цивилизацию. В мире много непознанного. Мы даже не знаем, что находится в океанских глубинах. А ведь человечество живет на Земле миллионы лет. Теперь что касается вороны. Это вообще колдовская птица. Ты только не смейся надо мной, стариком, но говорят, что в ворону может вселиться дух мертвого человека. Если это так, то Елпидифор Брюсов шел по жизни в колдовской связке с духом давно умершего товарища-характерника. И когда ворону убили, он в какой-то мере стал менее защищенным. Наверное, горевал.
"Еще как… - подумал я и едва не признался старику, что накануне выступал в роли гробовщика, да вовремя прикусил язык, что-то меня сдерживало. - Передавая мне сумку с вороной, Африкан выглядел как восставший из могилы мертвец, каким его изображают в американских фильмах ужасов. Только без признаков тления".
Ушел я от Георгия Кузьмича со странным чувством. Мне казалось, что меня вывернули наизнанку. Я слабо верил в ту фантастическую чертовщину, о которой рассказывал друг моего деда, и уж тем более не намеревался идти в церковь - еще чего! я же не какая-нибудь древняя суеверная бабулька. Но неприятное чувство обнаженности перед неведомой опасностью вдруг вползло ко мне в душу и начало там ворочаться, как слон в посудной лавке.
На какой-то миг мне почудилось - я даже тряхнул головой, прогоняя мимолетное наваждение, - что мое отделение во главе со мной вышло в разведпоиск без бронежилетов и огнестрельного оружия.
Глава 4
Заколдованный
И конечно же меня тормознул инспектор ГИБДД. Будто бы я не остановился вовремя и проехал на желтый глаз светофора. Хорошо, хоть не заставил дышать в газоанализатор - напиток Георгия Кузьмича, конечно, вещь классная, но "выхлоп" все равно присутствовал. (Правда, я открыл оба передних окна, и ветер выметал запах перегара, но у инспекторов ГИБДД нюх как у ищеек.)
Ну, блин, эти дорожные вымогатели! Меня остановил, а что сразу же вслед за мной на красный свет пролетел козырный мерс с наворотами и мигалкой на крыше, этого он "не заметил". Наверное, это был какой-то олигарх местного разлива. Они сейчас с мигалками и в сортир ездят.
- Нарушаем… - Красная обветренная рожа размером с большой блин уже немолодого, хорошо упитанного инспектора прямо светилась счастьем, хотя он и пытался принять официальный вид.
- Сколько?.. - спросил я сразу, чтобы не разводить лишний базар-вокзал, иначе инспектор может принюхаться - и тогда пиши пропало.
- То есть?.. - прикинулся он невинным агнцем.
- Да ладно тебе, командир. Штраф оплачу на месте. Только в разумных пределах. Я не при деньгах.
Короче говоря, спустя минуту мы разошлись - точнее, разъехались - как в море корабли, довольные друг другом. Лично я не сильно пострадал в финансовом плане, а уличный мздоимец получил своим детишкам на молочишко. Все ж дежурство для него прошло не впустую, и то радость…
А затем я попал в пробку. О, эта каждодневная "забава" любого делового человека! Мне спешить было некуда, и я не рвал душу, а терпеливо дожидался конца испытания своим нервам, но некоторые водилы поведением напоминали обезьян. Они едва волосы не рвали на голове, безуспешно пытаясь как-то вырваться на простор. Над бесконечно длинной железной змеей, ползущей по центральной улице города с неторопливостью старой улитки, часто засыпающей на ходу, стоял смог из выхлопных газов, перемешанных с цветастым русским матом.
Нужно сказать, что и дамы, эти нежные, эфирные создания, тоже позволяли себе не очень корректные выражения в адрес городских властей. Если мне случалось стоять в пробке бок о бок с машиной, за рулем которой сидела такая воительница, я старался вести себя тише воды ниже травы. Однажды я сделал замечание на предмет сленга в русском языке внешне весьма приятной девице (при всем том я не люблю сквернословов - так было заведено в нашей семье). И тут же с огромным удивлением впервые узнал - притом в каких смачных выражениях! - кто мой отец, кто моя мать и кто я на самом деле. Мне потом долго довелось приходить в себя: неужто я и впрямь похож на некое парнокопытное с рогами и бородкой? Тем более холощеное.
Но в конечном итоге шоферские страдания закончились, и моя "мазда" вырвалась на оперативный простор. Первым делом нужно было пообедать - хотя бы потому, что я еще и не завтракал. А настойка Георгия Кузьмича, кроме всего прочего, вызвала просто зверский аппетит. Дома у меня было шаром покати - ночью мы с Пехой почистили холодильник весьма основательно, - поэтому я взял курс на небольшую кафешку неподалеку от моего дома.
Кафе называлось "Минутка" и не впечатляло большими размерами. Содержала его симпатичная особа, которую все кликали Маруська, и еда в заведении была почти по-домашнему вкусной. Правда, недешевой. Питались тут почти все более-менее состоятельные холостяки микрорайона. И не только по чисто гастрономическим причинам. Маруське было около сорока лет, и от нее просто волнами исходила какая-то ведьмовская привлекательность. Любой нормальный мужик при виде ее пышных прелестей, закованных в тугой бюстгальтер, начинал неровно дышать и рыть копытами землю.
Она была разведена, но детей не имела - уж не знаю, по какой причине. Но замуж тоже не стремилась. "Мне эти мужики во где сидят, - показывала она на место, где шея переходит в подбородок. - Наелась замужества по самое некуда".
Как-то я сподобился увидеть ее бывшего супруга. Это было настоящее чмо - серое, унылое и насквозь проспиртованное. Похоже, Маруська вышла за него замуж только из жалости, поддавшись внезапному душевному порыву. Полюбить такого клиента можно было лишь во время умопомрачения. Хотя… человеческая, а тем более женская душа - потемки.
Он иногда приходил в кафе клянчить денег - на выпивку, - и Маруська время от времени проявляла к нему милосердие, ссуживая небольшие суммы без малейшей надежды на отдачу. Она могла бы и накормить его, и налить рюмку-другую, но у ее мужа был девиз: "Я ж, Зин, не пью один". Точно как в песне Высоцкого. За углом кафе бывшего мужа Маруськи обычно ждала компания собутыльников - таких же неприкаянных, как и он сам.
- О, Алеша! - увидев меня, заулыбалась Маруська. - Здравствуй, зайчик!
Меня она почему-то прозвала "зайчиком". Это было забавно - ни фига себе зайчище… Ко мне Маруська испытывала материнские чувства, хотя и была всего лишь немного старше меня. Правда, в моей душе иногда просыпались подозрения, что это просто ловкая женская тактика - усыпить бдительность клиента, чтобы потом взять голыми руками. Но у меня были свои предпочтения по части противоположного пола, и Маруська в моей "табели о рангах" занимала неподобающее ей место - в самом конце. Хорошо, что она этого не знала…
- Накормить? - спросила Маруська.
- Мечи все, что у тебя есть. Я голоден как волк.
- Сию минуту… - И она исчезла на кухне.
Людей в кафе было немного, и все случайные.
Я не увидел ни одного завсегдатая. За стойкой бара скучала Валюха. Она была совсем молодая, и я мог запросто угадать, какие мысли блуждают в ее бестолковой, но симпатичной головке. Судя по немного помятому виду и мечтательной улыбке на губах, ночь она провела весьма обстоятельно. Я немного позавидовал ей. "О, глупая беспечная юность! Ты уже за холмом", - перефразировал я классическое изречение.
Пока я насыщался, Маруська наблюдала за мной. Правда, ненавязчиво, вполглаза. Похоже, мой вид ей не очень понравился, потому что приветливая обаятельная улыбка, редко когда покидавшая ее румяное лицо, немного потускнела, а в больших черных глазищах застыл немой вопрос: "Что с тобой стряслось, зайчик?"
Когда я получил свой кофий (уж что-что, а этот напиток у нее получался просто божественным), она подошла к моему столику и села напротив, подперев подбородок удивительно изящной, я бы даже сказал, панской ручкой. Несмотря на то что она каждый день занималась кухней, ее руки были ухоженными, бархатными. Я знал это, потому что Маруська иногда позволяла себе некоторые вольности - нежно гладила меня по щеке, словно пробуя, брился я в этот день или нет.
В принципе мы были хорошими друзьями, если верить в то, что между мужчиной и женщиной может существовать настоящая дружба - без разных ути-пути и непременной постели.
- Колись, - наконец сказала она в ответ на мою улыбку. - У тебя какие-то серьезные проблемы?
- Жениться надумал.
- Вот брехло! - возмутилась Маруська. - Даже такой черствый прагматик, как ты, весь светился бы от предвкушения столь знаменательного события. А у тебя сейчас, как мне кажется, камень на душе. Или ты выбрал себе в невесты бабу-ягу?
- Это она меня выбрала, - буркнул я и потянулся в карман за сигаретами.
Курить в своем заведении Маруська позволяла очень немногим. Для них был предназначен специальный столик возле окна с вытяжкой. Я как раз за ним и сидел. Когда я прикурил, она включила вентилятор, и раздался тихий гул.
- Не хочешь говорить правду, ну и не надо! - обиделась Маруська.
- А тебе она нужна?
- Почему нет? Может, чем помогу.
- Это вряд ли. Ну да ладно… Помнишь Африкана? Ты должна бы его знать. Он мой сосед с верхнего этажа.
- Африкан, Африкан… - Маруська наморщила свой высокий чистый лоб. - А, припоминаю! Такой смешной дедуля в театральных шмотках. Он заходил ко мне несколько раз. Но за столик не садился, а брал еду на дом.
- Убили его… вчера. С особой жестокостью.
- Да что ты! - Маруськины глаза стали еще больше. - И где это случилось? Небось опять молодые отморозки отличились? Подросло нынче племя - молодое, незнакомое… Я сама боюсь их. Идешь, а они смотрят на тебя как волчары. Молча смотрят, но так, что между лопаток зябко становится. Брр!
- Африкана убили прямо в его квартире.
- А, так тебя менты взяли в оборот…Тогда мне понятно, почему ты такой смурной.
- Я не совсем по этой причине…
- Тогда что?
Я немного поколебался - говорить или нет? - но все же решился. Надо же кому-то душу открыть и очистить ее от всего наносного, чтобы вернуть прежнее спокойствие.
- Там не все так просто. Дед-то, оказывается, был ведьмаком. Представляешь? У меня над головой столько лет творилась чертовщина, а я ни сном ни духом. Мне во все это не очень верится, но меня на сей счет просвещал один очень уважаемый и знающий человек. Вот я и начал размышлять: а вдруг?..
- Ух ты! - У Маруськи загорелись глаза. - А я-то, дура, думала, почему это меня так заколбасило, когда он заявился в кафе первый раз? Мне даже пришлось сходить к одной бабке, думала, кто-то порчу навел. Потом полегчало.
- Теперь я просто не знаю, как мне быть после этого убийства. Квартиру менять не хочется… я ведь к ней сердцем прикипел. Родной очаг, как ни крути. Но на душе сумеречно. Какое-то тревожное предчувствие.
- Я знаю, что нужно делать! - решительно заявила Маруська. - Дам тебе адрес одной старушки, она очень сведуща в таких делах. Пошепчет, молитву почитает, святой водой окропит - и опять будешь как новый гвоздь. Поверь мне.
- Нет-нет, только не это! - замахал я руками. - Ну их… этих… экстрасенсов и шаманов. Все они мошенники. Их интересуют только деньги. Народ дурят.
- Зайчик, она не такая, - продолжала убеждать меня Маруська. - К ней ходят лишь знакомые или очень порядочные люди. И она не работает за плату. Вот еду берет. Принеси ей банку меда. Ну и еще чего-нибудь - печенье какое или сдобу свежую. Мед на базарчике купишь - ты знаешь где, здесь недалеко. Там мужичок один торгует, мед у него настоящий, не разбодяженный. Точно знаю. Он сам пасечник.
- Говорю тебе - нет!
- Алеша, ну ты как маленький. Ведь ты боишься. Правда? Ладно, поступим по-другому… - Она решительно встала и сказала Валюхе, которая в своих мечтах полностью отключилась от окружающей ее реальности: - Проснись, красотка! Обслужишь людей, я ненадолго оторвусь. Основной поток клиентов пойдет ближе к вечеру, - объяснила мне Маруська. - У меня многие ужинают. Так что до той поры Валька управится тут и без меня. Ты с машиной?
- Ну…
- Тогда поехали! Со мной тебе будет не страшно. Вот увидишь, все получится.
И я покорился. Не без внутреннего сопротивления, но все же пошел на поводу у Маруськи. Я знал, что от нее не отвяжешься - если что-то надумает, то обязательно сделает. А мне очень не хотелось, чтобы она при каждой новой встрече затевала один и тот же разговор, работая по принципу "капля камень точит".
Старушка, к которой привела меня Маруська, на литровую банку меда и разные лакомства в пакете даже не взглянула. Но как только я встал на пороге ее жилище (у нее был небольшой чистенький домик с хорошо ухоженным садом на окраине города), так она и прикипела ко мне взглядом. Видимо, мой облик ей не очень пришелся по душе, потому что она довольно сухо ответила на наши с Маруськой приветствия, и не выгнала нас сразу, наверное, лишь из-за своей доброй, сострадательной натуры.
- Нет! - сказала она, как отрезала, когда Маруська попросила ее "пошептать" надо мной.
- Ну, Анастасия Спиридоновна, ну, миленькая, ну пожалуйста! - заскулила Маруська, а сама тем временем схватила меня за рукав, потому что я уже с легким сердцем навострил лыжи на выход. - Не откажите в моей просьбе.
Старушка немного смягчилась и ответила:
- Боюсь, что я не смогу ему помочь.
- Это почему? - опешил я.
- Ты уж не обижайся, милок, но твоя аура совсем мутная, а тот, кто ее замусорил, куда как сильнее, чем я. Говорю это честно, без обмана.
Аура! Ни фига себе бабуля! Вишь, какими словечками балуется. Откуда только знает? Неужто в Интернете нахваталась? Это в ее-то годы… Навскидку, Анастасии Спиридоновне было очень много лет. Однако маленькие глазки старушки были живыми и зоркими, а в ее сухом и подвижном теле чувствовалась большая энергетика. Когда она переводила свой взгляд на меня, мне казалось, что в мою кожу впиваются мириады крохотных иголочек. Видно было, что знахарка (или колдунья? а может, экстрасенс? фиг их разберет…) очень напряжена, хотя внешне это не сильно бросалось в глаза.
И я вдруг ей поверил. Предыдущие события, начиная с убиенной вороны и серебряной пули, разъяснения Георгия Кузьмича и с первого взгляда неприятие старушкой моей персоны (вообще-то я людям нравлюсь) только подтверждали опасения, которые глубоко засели у меня в мозгах. Что-то во всей этой истории с Африканом и впрямь нечисто.
Я был суеверным в такой же степени, в какой и все нормальные люди. Перешел дорогу черный кот - это к невезению, если вспоминаешь что-то нехорошее - сплюнь через левое плечо, рассыпанная соль - к ссоре, ну и так далее. Обычный набор суеверий не шибко продвинутого в религии обывателя.