- Это было три недели тому назад.
"Они бы еще через год вызывали!" - в сердцах подумал Щеглов, вырванный из объятий Катерины. Он успел пройтись по квартире и оценить толщину слоя пыли на полу и уже давно понял, что никаких свежих следов и с этого места происшествия не надыбаешь. Молча и сосредоточенно он извлек из дипломата листы белой бумаги, разбросал их по полу.
- Зачем это? - спросил дознаватель.
- Собираю образцы пыли. Листки полежат, к ним с пола пыль прилипнет, - серьезно ответил Щеглов, думая лишь о том, как бы скорее закруглиться и вернуться в свой кабинет.
- А ходить по ним можно? - спросил следователь.
- Конечно, даже нужно. Пыль лучше пристанет, - дружелюбно ответил Щеглов.
- Что еще пропало? - расспрашивал следователь.
Дама перешла к перечню пропавших безделушек.
- …И они пили на кухне водку. Стояла бутылка в холодильнике…
Щеглов прошел на кухню, аккуратно сложил в пакетики стаканы. Еще раз обошел квартиру.
- Собственно, все, мне здесь больше делать нечего, - сообщил он, собирая с пола листы бумаги со следами ботинок дознавателя и следака. Эти листы "с четкими фрагментами следов обуви" вместе со стаканами Щеглов собирался описать в графе "с места происшествия изъято". Понятно, что ни следователь, ни дознаватель не были в курсе, что подозреваемыми в совершении кражи могут стать именно они. "Ничего, в следующий раз умнее будут", - подумал Щеглов, вообще недолюбливающий следователей. А и за что эксперту их любить? Всю черновую и самую важную работу проводит эксперт, а слава, благодарности и премии от начальства достаются следакам.
Посему Щеглов не упускал возможности слегка напакостить коллегам. Он бы придумал и еще какую-нибудь залипуху, но торопился: Катерина небось заждалась!
- Я закончил, а вам, как вижу, еще долго здесь ошиваться. Так что Михалыч подбросит меня до отделения и вернется за вами, лады?
Следователь неопределенно кивнул, Щеглов поспешно ретировался.
Глава 16
Дуэль
Вечером на одной из аллей Измайловского парка, на скамеечке, занавешенной низко склоненной ивой, сидели двое мужчин: крепкий, кряжистый шатен с иссеченным морщинами лицом, одетый в джинсы и легкую летнюю куртку, и невысокий, стройный брюнет с исключительно правильными чертами лица, в строгом деловом костюме. Обоим мужчинам было около сорока. Время не позднее, по аллее прохаживались люди, так что мужчины говорили негромко, дабы не быть услышанными. Вернее, говорил один, невысокий и ладный. Другой молча слушал.
- Так что ты, Сидорчук, брось это. Меня на понты не возьмешь. Что ты все грозишься? Кто за тобой? Никого. А за мной - башли, точнее, деньги. Я по фене ботать отучился и привыкать снова не собираюсь.
- И что ж, никого не боишься?
- А кого мне бояться? Саня далеко, да и простил он мне. Сам много чего с собой увез. У меня-то крохи остались. Братва полегла. Чего мне бояться? Ты меня даже органам сдать не сможешь, голубь мой. Потому как по моим делам срок давности истек.
- А жена твоя знает, что ты за фрукт? С рожей перешитой?
Это был удар по самой болевой точке, но Акопов глазом не моргнул.
- Моей жене плевать, что там у меня позади. Ей важно, кто я сейчас, понял, мудила? Так что прекрати пугать меня. Давай по-человечески разговаривать. Ты мне когда-то помог, а я добро помню. И обиду твою понимаю. Ты на нарах парился, хоть и не по моей вине, видит Бог. Вышел, из ментовки тебя давно турнули и назад, ясное дело, не возьмут. А делать ты ничего не умеешь, кроме как обирать и шантажировать граждан, так? Так. Ты, как я понимаю, и сейчас денег просить пришел. Но я здоровым мужикам не подаю. А вот на работу тебя взять могу. В службу безопасности. У меня большая сеть магазинов, место тебе найдем. Будешь иметь на хлеб с маслом. И на отдых в Турции…
Проговаривая монолог, Акопов поглядывал по сторонам. Наступил момент, когда аллея опустела.
- Так что, согласен? - Акопов повернулся к собеседнику.
Тот будто раздумывал.
- Долго-то не думай, я два раза не предлагаю. Вот тебе адрес, завтра придешь, поговоришь с начальником службы, а ему сегодня сообщу…
Сунув руку во внутренний карман пиджака, Акопов быстро сделал какое-то неуловимое движение. Раздался легкий хлопок. Сидорчук изумленно посмотрел на левый бок. По нему струилась кровь. Розовая пена появилась на губах. Он медленно заваливался на скамью.
Акопова уже не было. Обогнув скамью сзади, пройдя через плотный ряд деревьев, он вышел на другую аллею и быстрым шагом направился к проспекту, чтобы взять такси. Уже смеркалось, но фонари еще не зажгли. Из-за густой кроны деревьев аллея казалась почти темной.
"Как это правильно, что я все решил сам", - думал Акопов.
Конечно, убрать придурка Сидорчука мог бы и начальник службы охраны, и кто-либо из его людей. Но он оставался верен старой бандитской заповеди: никому не верь!
Увидев на аллее двух милиционеров, направлявшихся в его сторону быстрыми, но какими-то неровными шагами, Акопов внутренне подобрался, но постарался идти прежним темпом, не суетясь и не глядя на ментов.
Едва "рафик" замер у отделения, Щеглов выскочил и влетел на крыльях любви на второй этаж.
Капитан, ощущая нарастающее желание и уже представляя себе Катерину на своем письменном столе, открыл дверь кабинета дознавателя. Представшая перед ним картина ошеломила Щеглова. Никакой Катерины, смиренно ждущей возвращения любимого на сегодня капитана, в комнате не было. А было: рабочий стол дознавателя с одной пустой и одной ополовиненной бутылкой водки! Изрядно ополовиненная двухлитровая бутыль пива, так же как и водка купленная на его, капитановы, деньги! Две керамические кружки со следами помады на одной из них. Вскрытая банка "сайры" с двумя сиротливыми ломтиками в маслянистой жиже. А "сайру", между прочим, в немереных количествах таскал на работу Зайко, предпочитавший ее всем другим видам закуски. Ага, вот и изрядно опустевшая пачка сигарет "LM". Это те, что курит тот же коварный Зайко. Нехорошее предчувствие холодной змеей шевельнулось в груди капитана. Он налил себе водки, залпом выпил, тут же наполнил кружку пивом, выпил и его. Постояв минуту, прислушиваясь к себе, повторил мероприятие в той же последовательности. Водки больше не осталось. Но в голове наконец что-то сдвинулось, и ясная, как утренняя заря, мысль воплотилась в три слова:
- Я его убью!
Капитан вышел в коридор, направился к кабинету следователя Зайко. Тихонько тронул ее за ручку. Дверь была заперта. Прислушавшись, Щеглов явственно услышал мужское похрюкивание и тихие женские всхлипы.
"Да он ее насилует! Конечно, она не может отказать старшему по званию! И эта скотина…" - с этими мыслями Щеглов отошел на пару шагов и высадил крепким плечом дверь.
На столе следователя лежала Катерина, закинув ноги на плечи стоявшего у стола Зайко. Все, все мельчайшие подробности этого похабного зрелища отпечатались в мозгу Щеглова навеки: задранные вверх тоненькие ножки в черых чулочках на кружевных резинках и болтающиеся на одной из щиколоток почему-то белые трусики. Эти ноги обнимают (да! да! обнимают!) бычью шею следака! А говорила, что не умеет на столе, гадина! Форменная юбка, задранная чуть не до груди. Подрагивание хрупкого тела при каждом натиске Зайко, который и не думал прекращать насиловать (да не насиловать, а попросту трахать - безжалостно подумал Владимир) девушку. Он лишь мельком взглянул на Щеглова совершенно пьяной рожей и распустил губы в гадкой улыбке. И еще подмигнул ему, Щеглову. Владимир посмотрел на спущенные брюки следака и ручищи, державшие Морозову за бледные ягодицы. И, наконец, увидел самое страшное: отрешенное и тоже пьяное лицо сладострастно всхлипывающей Катерины!
- У-у-б-ь-ю, гад! - зарычал Щеглов.
- Отвали… дай кончить… потом… убьешь, - прохрипел Зайко.
В этот момент Катерина заверещала тоненьким голоском.
Щеглов выскочил в коридор, захлопнул дверь, прислонился к ней в бессильной ярости, слыша, как замычал Зайко. Через минуту он ворвался снова. Катерина, стоя у стола, покачивалась и суетливо одергивала юбку. Зайко задергивал молнию ширинки.
- Сука! Ты что же делаешь! - кинулся к здоровенному Зайко Щеглов.
- Но! Потише! Она сама согласилась! Это дело добровольное!
- А ты, мля, хороша, нечего сказать! Только на работу вышла и б…ство в коллективе развела! Марш на свое рабочее место!
- Ты тише на поворотах! Если с тобой трахаться, так не б…во, а со мной, так… Ты ее не трожь! Она в моем кабинете, а не в твоем!
- Так ты же со мной с первым целовалась! - орал Щеглов, дергая Катерину за руку и чувствуя, что хмель завладевает им все больше и делает из него бесстрашного самурая.
- Отстань от бабы, хочешь разборок - разбирайся со мной! - дергал женщину за другую руку Зайко. Катерина, словно каучуковая кукла, качалась из стороны в сторону. - Ну че, драться будем?
- Драться? - рассмеялся Щеглов, глядя на товарища белыми от ярости глазами. - Нет, врешь! Хочешь разбитой рожей отделаться? Я тебя на дуэль вызываю, понял? Я с тобой стреляться буду!
- Ха! Напугал ежа голым задом! Да я ж тебя застрелю, как зайчика!
- Не на-а-а-до-о, - зарыдала пьяными слезами Катерина. - Капитан, я тебя люблю, но тебя… так долго… не было…
- Ах ты его любишь? - прошипел Зайко.
- Ах ты, оказывается, любишь меня? - нехорошо расхохотался Щеглов.
- Стреляться! - рявкнули оба в один голос.
Заперев Катерину в кабинете следователя, соперники выкатились из отделения. И чтобы не расплескать лютой ненависти, направились быстрыми шагами в ближайшую аллею Измайловского парка.
Смеркалось. В густой кроне деревьев аллея казалась темной, словно ночью. Разойдясь на тридцать шагов, мужчины расчехлили стволы, прицелились друг в друга. Обоих пошатывало от выпитого. Щеглов, придерживая правую руку с ПМ левой, произвел выстрел. Но хитрый Зайко рухнул на землю еще до того, как выстрел прозвучал, это Щеглов видел отчетливо, несмотря на сумерки и шумевший в мозгу алкоголь.
- Что ж ты, сука, падаешь? Испугался? Это тебе не бабу чужую трахать! - заорал Щеглов, подбегая к следователю. И замер. Потому что со стороны Зайко послышался тихий стон.
- Ты че, Зайко? - начал трезветь Щеглов. - Я тебя что, зацепил, что ли?
Зайко вскочил, пугливо озираясь. Он тоже трезвел на глазах. Стон повторился.
- Это там, - указывая за свою спину, прошептал Зайко.
Холодея, бывшие соперники устремились в глубину темной аллеи. И там протрезвели окончательно: на земле лежал хорошо одетый маленький господинчик. Из груди тонкой струйкой стекала кровь.
Щеглов наклонился. По лицу мужчины прошла судорога. Он замер.
- Человека грохнул… - прошептал белыми губами Щеглов.
…Эксперт Янушко вернулся в отделение после отработки "криминального трупа" в отличном расположении духа. Следующий вызов за Щегловым, и можно будет пообщаться с новенькой, хе-хе, накоротке, так сказать. Заглянув в кабинет и не найдя там друга, Янушко прошел в комнату отдыха, где стоял телевизор и где в данный момент свободная от выездов часть дежурной бригады смотрела футбол.
- А где Щеглов?
- Щеглов? - не оборачиваясь, откликнулся кто-то. - А он стреляться пошел с Зайко. Во, ну давай, давай, тяни его… А, блин, такой мяч упустить!
- Как - стреляться? Куда?
- В сердце, наверное..
- Из-за чего? - изумился Янушко.
- Да из-за бабы этой новенькой, - все так же не оборачиваясь, ответили ему.
- Да куда ж они пошли? Эй, мужики, обернитесь хоть кто-нибудь!
- Г-о-ол! - громогласно заорали присутствующие.
Уяснив, что здесь больше ничего не добиться, Янушко направился к кабинету Зайко. Из-за двери слышалось женское всхлипывание.
- Кто там? - Янушко дернул ручку. Дверь была заперта.
- Я, Морозова-а-а, - подвывала девушка.
- Открой! Это Янушко.
- Да-а, откро-ой, - зарыдала девушка, - они меня заперли и ушли стреляться.
Произведя через дверь стремительный допрос, выяснив, что стреляться, кажется, пошли на Первую аллею Измайловского парка, а выпито в сумме литр водки и три - пива, Янушко оценил ситуацию по достоинству и бросился в Измайловский парк, прихватив фонарь.
Он нашел их достаточно быстро. Дуэлянты сидели на лавочке, курили и тупо смотрели на лежащее на земле неподвижное тело.
- Вы чего здесь? Это кто? - указал на тело Янушко.
- Не знаю, - апатично откликнулся Щеглов. - Я его грохнул нечаянно.
- А чего вы сидите? Может, он жив?
- Это вряд ли, - промолвил Щеглов.
Янушко начал осмотр тела. Пульс не прощупывался. Пуля, судя по небольшому количеству крови, угодила прямо в сердце. Распахнув пиджак, Янушко полез во внутренний карман за документами убитого и замер.
- Эй, але, у него ствол в кармане!
- Какой ствол? - не поняли дуэлянты.
- Сейчас посмотрим.
Янушко достал свой носовой платок и, обернув им кисть, извлек оружие.
- "Тэтэшник".
Он понюхал ствол. Пахло порохом.
- Да из него стреляли недавно!
- Кто? - изумился Щеглов.
- Наверное, убитый, - пожал плечами Янушко. - Ты же из его ствола не стрелял?
- Нет, я из своего, - совершенно обалдел невольный убийца.
В этот момент за плотной стеной деревьев, в глубине парка, послышался крик.
- Сидите здесь! - Янушко бросился на звук.
Он вернулся минут через пять.
- Значит, так. Там на лавочке лежит мертвый мужик, видимо подстреленный вот этим, которого ты, Вова, грохнул. Труп обнаружили прохожие. Вызывали ментов. Я отзвонился, узнал: едут из убойного отдела. Пока они не подъехали, быстро разрабатываем версию. Наша версия такая: ты, Вова, вышел вместе с Зайко за пирожными к чаю. И заметил подозрительного гражданина, у которого оттопыривался карман пиджака. И благодаря своей неусыпной бдительности ты, Вова, заподозрил неладное. И попросил гражданина предъявить документы. А гражданин вместо документов достал "тэтэшник" и прицелился в тебя. Ты был вынужден - после предупреждения, понятное дело, - открыть огонь. Ты выстрелил ему в ногу, но из-за темноты попал в сердце. Зайко, у тебя возражения по этой версии есть?
- Возражений нет, - четко ответил Зайко.
- Вот и хорошо. Сейчас народ подъедет, начнем работать по трупам.
- Да что же это за мужик? - теперь уже с некоторым любопытством посмотрел на господинчика Зайко.
- Выяснением этого вопроса мы еще займемся. Это от нас никуда не денется, - вздохнул Янушко.
Глава 17
Наружное наблюдение
Он был приглашен к двенадцати. Но смылся из дома ранним утром, когда домочадцы еще спали. Крадучись покинул дом, чтобы не встречаться глазами с женой. Он решил не брать машину, а прогуляться по городу пешком, чего не делал тысячу лет. Затянувшееся лето, явно перешагнувшее отведенные ему временные рубежи, все еще согревало горожан теплыми солнечными лучами. Но горожан на улицах было мало. Воскресенье. Все, ясное дело, на грядках. Собирают урожай. Впервые за несколько последних лет Александр спустился в метро и доехал до "Смоленской", то и дело озираясь на указатели, словно впервые попавший в столицу провинциал.
Он с удовольствием прогуливался по Старому Арбату, еще свободному от праздно шатающейся приезжей публики, намереваясь пройтись пешком до "Кропоткинской", где знал очень приличный магазинчик, а потом уже выйти к Мансуровскому переулку. Но насыщенный запах кофе остановил Турецкого. Он сел за столик открытого кафе, отгороженного от тротуара низкой чугунной решеткой, сделал заказ. Наслаждаясь двойным эспрессо, рюмочкой коньяка и первой утренней сигаретой, смотрел, как группа уличных музыкантов, лениво позевывая, расчехляет инструменты. Он старался не думать о предстоящем свидании, но думал только о нем.
Например, он не знал, будет ли присутствовать девушка, вместе с которой Настя снимала квартиру. Спросить постеснялся, а она сама ничего об этом не сказала. Он думал о том, как к ней обратиться: на "ты" или на "вы"? С одной стороны, они уже целовались, и это обстоятельство, в общем-то, предусматривало более интимную форму общения. Но он почему-то был уверен, что, открыв дверь, Настя скажет: "Здравствуйте, Александр Борисович". То есть поприветствует его по полной. И как ему ответить? "Здравствуй, Настя" - так, что ли? Словно учитель здоровается с ученицей? И дальше должно следовать: "Ну, показывай, Настя, как ты живешь, вытираешь ли пыль. И как у тебя с домашним заданием?" Чушь какая-то. А на "вы" - это тоже уже неестественно, потому что поцелуи-то были… И он не собирался делать вид, что их не было.
Он думал о том, что нужно купить шампанского, это обязательно. И, пожалуй, не одну, а пару бутылок. И коньяк для себя. И фруктов. И закуски. Что там могут себе позволить девочки-студентки? И два букета цветов. На случай, если Настина подруга все-таки будет дома. Он не хотел этого, но одновременно как бы и хотел, не представляя, как осмелится прикоснуться к Насте, если они окажутся наедине.
Но ведь прикасался уже! И уже целовал! Но это было так давно! Прошло больше суток. За это время она вполне могла влюбиться в кого-нибудь другого, гораздо более молодого и свободного от брачных уз…
Допив кофе, Турецкий поднялся и, дабы отвлечь себя от бесполезных мыслей, направился на другую сторону улицы, где только что распахнулись двери букинистической лавки. Тайной мыслью при этом было отыскать для Насти что-нибудь занимательное по интересующему ее древнему миру с его философами.
Перебирая фолианты, Саша поглядывал время от времени на улицу. Музыканты начали зарабатывать свой хлеб, наигрывая что-то битловское. Появился кое-какой народ. Арбат оживал.
Неожиданно за спинами музыкантов, в том самом открытом уличном кафе, которое он только что покинул, Саша увидел господина Литвинова, собственной персоной. Мужчина сидел в профиль, и Саша не сразу понял, что это был Марат Игоревич. Только тогда, когда он развернулся лицом к музыкантам, сомнения рассеялись. Да, он. Только вместо строгого костюма - джинсы и футболка. Литвинов что-то с жаром говорил кому-то, сидевшему напротив. Затем жестом подозвал одного из музыкантов. Саша сдвинулся вправо и увидел визави Литвинова. Это была Зоя Дмитриевна Руденко, собственной персоной. В легком платье и жакете.
Вот тебе и сходили за хлебушком!
Видимо, Литвинов сделал для своей дамы музыкальную заявку. Так как некая купюра перекочевала из руки Марата Игоревича в карман гитариста. Услышал Саша и саму песню: "Зачарована, заколдована, с ветром в поле когда-то повенчана…" - прекрасные стихи Заболоцкого, положенные на музыку неизвестного Александру композитора, несомненно звучали именно для Зои Дмитриевны.