- Татьяна Андреевна, может быть, пребывание гражданина Акопова на даче восемнадцатого и девятнадцатого августа могут подтвердить соседи?
- Вообще-то мы живем уединенно. Но может быть, соседи видели наш автомобиль. Хотя, знаете, это месяц тому назад получается, даже больше. Я не думаю…
- Все-таки вы назовите нам адрес дачи.
- Это по Рублевскому шоссе…
Славное местечко, отметил Турецкий.
- Еще прошу вас найти фотографию мужа. Желательно любительский снимок. Не в деловом костюме, а в спортивном. Или в джинсах, что-нибудь такое…
- Его все-таки убили?! - почти утвердительно произнесла женщина, снова ухватившись за живот.
- Успокойтесь! Я уже говорил вам, что таких сведений у нас нет. Пожалуйста, найдите фото.
Татьяна сняла с полки пару альбомов, отдала Турецкому, взяла шаль, закуталась, опустилась на стул. Пока Александр изучал снимки в семейных альбомах, Грязнов снова связался с Левиным.
- Ну что там?
- Водила показал, что двенадцатого заехал за шефом, то есть Акоповым, без десяти девять, как обычно. А накануне, одиннадцатого, они мотались вместе по сети подведомственных магазинов до восемнадцати тридцати. Потом Акопов водилу отпустил, сказав, что у него встреча.
- Ага! То есть в районе двадцати часов он вполне мог быть на улице Строителей, возле дома Климовича, - вслух подумал Слава.
- Возможно, - откликнулся невозмутимый Левин.
Турецкий выбрал наконец подходящую фотографию. На ней Евгений Леонидович, он же Танцор и Чечеточник, был изображен в джинсах и потертой футболке черного цвета в декорациях собственного дачного участка. Хоть прямо сейчас вези снимок на опознание к Лисовской.
Что ж, ксерокопия фотографии Круглова из его личного дела по месту работы и любительский снимок Акопова будут переданы старшему оперуполномоченному Колобову, который с невероятным служебным рвением курирует гражданку Лисовскую.
- Татьяна Андреевна, мы разговор закончили. Сейчас здесь будет произведен обыск. Вот санкция, ознакомьтесь. - Турецкий протянул лист бумаги.
Пока Татьяна, сидя на стуле, держа дрожащими руками бумагу, пыталась прочесть текст, снабженный необходимыми печатями и подписями, Грязнов уже дал отмашку своим бойцам, которые скучали в служебном "рафике" под окнами квартиры Акопова. Быстро нашлись и понятые в составе дворника и уборщицы лестниц. Четверо муровцев и понятые вошли в квартиру. Сразу стало шумно и даже как-то тесно.
- Татьяна Андреевна! Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, это, к сожалению, необходимая процедура, - попытался успокоить женщину Александр. - Позвоните маме или кому-нибудь из подруг. Пусть кто-нибудь приедет, поддержит вас.
- Чтобы они видели, как в наших вещах копаются мен… Милиция?
- Вообще-то эту жизнь не мы вам придумали. Вы сами ее выбрали. И должен еще огорчить вас: когда обыск закончится, здесь останется один из наших людей. К сожалению, это необходимо. Собственно, будет даже лучше для вас и вашего будущего ребенка, чтобы здесь, с вами, кто-то был.
Женщина подняла глаза на Турецкого:
- Вы это всерьез? Думаете, что ментовская охрана - это именно то, что нужно беременной женщине?
- Я вам еще раз…
- Ладно. Не будем. Для меня важно как можно быстрее узнать, что с отцом моего ребенка. Где он и что с ним, понимаете?
- Понимаю. Как только что-нибудь станет известно, я вам позвоню.
- Спасибо.
Они сели на заднем сиденье служебного "мерседеса" Грязнова.
- Сначала завезем Александра Борисовича на Солянку, затем в МУР, - дал Слава команду водителю.
В кармане Турецкого зазвонил мобильный.
- Да?
- Привет! Это я! - раздался звонкий девичий голосок. Такой звонкий, что Вячеслав несколько отодвинулся и уставился в окно. - Я проснулась! Как твои дела?
- Я позвоню позже, - сухо откликнулся Турецкий и отключил "трубу".
Этого еще не хватало! Она что, будет звонить ему каждый час и отчитываться, что сделала за прошедший период? Но звонкий голосок все равно разлился теплом где-то в области сердца. Зря я дал ей номер мобильного. А какой нужно было дать? Рабочего кабинета? Или домашний? Никакой, ответил внутренний голос. Но после вчерашнего дня он обязан был дать ей телефон для связи. Как иначе? Вроде как справил нужду и ушел?..
Вячеслав молчал, демонстративно глядя в окно. Турецкий небрежно сунул мобильник в карман, демонстрируя, что прозвучавший звонок - это так, ерунда. Примерещилось.
- Зря ты, Слава, на нее наехал. Все же беременная женщина, - укорил друга Александр.
- На нее наедешь! Оскалилась как волчица. Беременная. Ты ее не жалей. Может, ей больше хочется быть вдовой.
- Вот так, с шутками и прибаутками, рождаются новые версии: Акопов убил Климовича и был устранен затем собственной женой, состоящей в сговоре с Нестеровым.
- Насчет Нестерова я бы не фиглярствовал. Куда-то все же подевался наш Танцор. Под машину не попадал, супруга уже выяснила. Под бандитскую пулю - вряд ли, - рассуждал Вячеслав, не подозревая, что, в сущности, рядом с истиной. - Может, твой Нестеров его и того?.. Исполнителей, как известно, убирают. Во всяком случае, ничего такого, что исключало бы роль Акопова как исполнителя преступлений, мы не обнаружили. Вполне мог с утреца двенадцатого сентября слетать на улицу Строителей. Взрыв-то в восемь утра прогремел. Так что к половине девятого, поймав тачку, Танцор уже мог быть дома. И выйти к своему водиле в деловом костюме с галстуком. Сейчас бойцы проведут там обыск, и, глядишь, еще и пластит нарисуется. Так что, Саня, прессуй своего доктора. А я у себя займусь розыском Танцора. Может, трупешник какой-никакой объявится. Вряд ли так быстро, но все же…
- Не знаю, не знаю… Ты его рожу на снимке видел?
- Красиво его твой дохтур перекроил, ничего не скажешь.
- Дело не в этом. Ты обратил внимание на его взгляд? Я два альбома просмотрел. Он везде смотрит одинаково: взглядом властного, уверенного в себе человека. На исполнителя чужой воли не тянет.
- Ладно, ты сначала с профессором своим покалякай, а потом продолжим дискуссию.
Глава 19
Исповедь
Турецкий вышел возле здания клиники "Возрождение", прошел внутрь.
Профессор Нестеров проводил совещание с руководителями подразделений клиники, сообщила Изабелла Юрьевна.
- Это надолго? - хмуро спросил Турецкий.
- Они только начали. Думаю, на час, не меньше.
- В таком случае вам придется пройти в кабинет и доложить профессору о моем визите. Совещание придется прервать.
- Но… Вы же к нему не записывались на сегодня, - попыталась возразить секретарь.
- Вы понимаете, с кем вы говорите? - ледяным тоном осведомился Турецкий. - Перед вами старший следователь по особо важдым делам Генеральной прокуратуры.
- Да-да, извините… Я просто не знаю, как лучше сказать Анатолию Ивановичу…
- Вы ему скажите, что, если он сейчас меня не примет, через полчаса здесь будет служебная машина, которая доставит нас на мое рабочее место. Если ему так удобнее - пожалуйста.
Изабелла Юрьевна побледнела и, не глядя на Александра, прошла в кабинет шефа.
Минут через пять двери кабинета открылись и из них начали выходить люди в белых халатах, окидывая Турецкого, мягко говоря, недружелюбными взглядами.
Когда поток иссяк, Александр шагнул внутрь, плотно закрыв за собой дверь.
Нестеров стоял у стола, набычившись, красный как рак, исподлобья глядя на Турецкого.
- Здравствуйте, Анатолий Иванович, - спокойно произнес Александр.
- Это что, новый метод работы с клиентом: позорить его перед подчиненными? - вместо приветствия процедил Нестеров.
- Спокойно, Анатолий Иванович. Мы не в парикмахерской, и вы для меня не клиент, а подследственный. Я пришел не чай пить, а работать. Сожалею, что наше рабочее время совпадает. Чтобы не тратить его понапрасну, давайте начнем. Я пришел, чтобы провести официальный допрос. Под диктофонную запись. Прошу вас, садитесь.
Саша сел первым, не дожидаясь приглашения, указав Нестерову на место напротив. Тот сел, угрюмо сверля Турецкого своими глазами-буравчиками, слушая, как следователь перечисляет какие-то статьи УПК. Эту дребедень он пропустил мимо ушей.
Турецкий извлек из кейса две фотографии, положил их перед Нестеровым.
- Анатолий Иванович, вам знакомы люди, изображенные на этих снимках?
Нестеров придвинул к себе фотографии, надел очки. Саша внимательно следил за ним. Фотографию Круглова профессор отодвинул довольно быстро. И вцепился глазами во второй снимок. Затем поднял их на Турецкого. Краска схлынула с его лица.
"Ну вот, сейчас опять сердечный приступ выдаст - и весь допрос", - раздраженно подумал Александр.
- Повторяю вопрос: вам знакомы люди, изображенные на снимках? Напоминаю, что вы предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний.
- Этого человека я никогда не видел, - ровным голосом ответил Нестеров, указывая на отодвинутую им фотографию, - а вот этого когда-то оперировал. Но не могу сказать, что знаком с ним.
- Когда это было?
- Это было… - он задумался, - лет десять тому назад.
- Как его зовут?
- Я не знаю его имени. Мне он представлялся как Танцор.
- Расскажите, пожалуйста, об этом человеке поподробнее.
- Поподробнее? Девяносто третий год. Я - пластический хирург, возглавляю платную клинику. И ко мне обращается пациент.
- Но на него должна была быть заведена карточка, не так ли? Фамилия, имя.
- Вместо карточки на меня был наведен ствол. С ним еще двое были. Охрана. Я и оперировал под дулом пистолетов. Вы вообще девяносто третий год помните?
- Помню. Но вопросы задаю я. И что, этот Танцор ничего вам о себе не рассказывал?
- Нет. И так было видно, что он бандит.
- А почему он обратился именно к вам?
- Это вопрос не ко мне, а к нему. Наверное, потому, что я был хорошим хирургом.
- А может быть, у вас была в криминальных кругах слава человека, помогающего бандитам?
- Не знаю. Я в криминальных кругах не вращался. Ко мне обращались пациенты, они платили деньги. Я их оперировал. Вот и все.
- Все? А Танцор после операции не продолжил знакомства с вами?
- Он был у меня дома. Один раз.
- Вы его приглашали?
- Нет. Такие люди не ждут приглашений. Захотел приехать - и приехал. С бутылками и цветами. Решил отблагодарить.
- А после? Он не продолжил знакомства с вами?
- Знакомства мы не продолжили.
- Может быть, он поздравлял вас с праздниками? С днем рождения, например.
- Нет, ничего такого не было. Вы переоцениваете степень благодарности больных. При удачном исходе лечения они очень быстро забывают своих докторов.
- А ваша бывшая супруга, Зоя Дмитриевна Руденко, показала, что Танцор, в течение как минимум пяти последующих лет, присылал вам ко дню рождения подарки и визитки для связи.
- Ах Зоя Дмитриевна… Она большая мастерица на мистификации, - криво улыбнулся Нестеров.
- То есть вы отрицаете всякую связь с человеком по кличке Танцор?
- Отрицаю.
- А что вы делали вчера, в восемь вечера?
- Вчера? Был дома. Смотрел телевизор.
- Это кто-то может подтвердить?
Нестеров помолчал, глядя на поверхность стола.
- Нет, никто подтвердить не может.
- А каковы были ваши отношения с Вадимом Яковлевичем Климовичем?
- Опять двадцать пять. Мы же в прошлый раз об этом говорили. Это что, способ пытки: задавать одни и те же вопросы?
- Прошу ответить.
- Никаких отношений с погибшим у меня не было. Я с ним встречался один-два раза в год на конференциях или симпозиумах. Обычный человек. Вполне пристойный чиновник.
- Но ведь это Лицензионная палата отозвала лицензию, то есть запретила вам работать. Наверное, вам это не понравилось.
- Мало ли что мне не нравится? Мне, может, наш премьер-министр не нравится, и что? Если он, не дай бог, сляжет, виноват буду я?
- Вернемся к Климовичу.
- Климович сделал то, что должен был сделать. Пришли документы из Контрольного института о введении новой системы контроля нашего препарата. О том, что эти контроли не проведены. То есть Контрольный институт, а в сущности, Литвинов не разрешает применение препарата на людях. Климович, естественно, отозвал лицензию. Я бы поступил на его месте так же. Он же не обязан был, да и не мог вникнуть в суть претензий Литвинова.
- Анатолий Иванович, в первый наш разговор вы, помнится, говорили, что у вас нет личных причин для вражды с господином Литвиновым.
- Говорил.
- И готовы это повторить?
- Да.
- Ваша бывшая супруга показала, что вы несколько лет тому назад приревновали ее к Литвинову. С ее слов, господин Литвинов виновник распада вашей семьи. Разве это не личный мотив для вражды?
Нестеров молча сверлил глазами стол. По щекам ходили желваки.
- Я так и знал, что они подкинут вам этот мотив.
- Кто - они?
- Литвинов. Зоя. Кто-то из них. Или они оба.
- Они встречаются?
- Понятия не имею.
- Неужели? А почему вы не рассказали мне о вашем разводе в первую нашу беседу? О роли Литвинова в этой истории?
Нестеров вдруг выпрямился, отчего показался Турецкому прямо-таки огромным. Глаза-буравчики вцепились в глаза Турецкого.
- Послушайте, вы! Порядочный мужик никогда не будет обсуждать с другими своих отношений с женщиной. И с бывшей женой, в частности. Вы этого не понимаете? А они, зная меня, понимают, что я не буду рассказывать о своем неудавшемся браке. Это ведь очень верный расчет: выдать вам мотив ревности. А вы купились.
- Вот что. Я не на рынке. Не продаю, не покупаю. Я расследую убийство. Вы что, не понимаете, что можете оказаться на нарах? Лет на десять. Что будете опозорены. И если выйдете, то одиноким, дряхлым стариком. И дело не только в вас. Без вас вашу клинику растащат и приберут к рукам. Может быть, те же литвиновы. Вы же не только за себя отвечаете, но и за своих людей! Поэтому отбросим чистоплюйство в сторону. Я прошу вас рассказать о вашем браке с Зоей Дмитриевной!
Видимо, Турецкому все же удалось достучаться до профессора. Он помолчал еще несколько мгновений, затем заговорил:
- Наш брак… Это неудачный опыт любви человека не первой молодости, не красавца, к тому же одержимого своей профессией, к красивой молодой девушке, которая не отвечала своему мужу взаимностью. Я ее любил, она меня - нет. Я должен был увидеть это до брака, но Зое удалось усыпить бдительность убежденного холостяка.
- Вы ревновали ее? Устраивали ей сцены?
- Я ее безусловно ревновал. Сцены? Поначалу я пытался выяснять отношения, если это можно назвать сценами. Для меня это была боль, кровоточащая рана, достаточно часто посыпаемая солью. Но довольно быстро я понял, что не смогу завоевать ее любовь. Это она завоевала то, что ей было нужно: московскую прописку и положение в обществе. Статус жены успешного хирурга. Я, как мужчина, в список ее ценностей не входил. К счастью, у меня была и есть любимая работа. А это спасает от многих личных переживаний. Единственное, о чем я ее просил, - соблюдать приличия. Потому что это невообразимо: видеть, как жена вешается на шею любого более-менее смазливого господина при каждом удобном, а чаще неудобном случае.
- Так было в ресторане? С Литвиновым?
- Она и это рассказала?
Нестеров замолчал. Желваки опять заходили по скулам.
- Так что было в ресторане пять лет тому назад?
- Литвинов - это был последний аккорд. Я застал их в мужском туалете. Они занимались любовью.
- У них уже был роман? - спросил Турецкий, лишь бы что-то спросить. Информация была впечатляющей.
- Понятия не имею. Скорее всего - не было. До этого. А после - не знаю. Я просто решил, что с меня довольно. Понимаете? Я терпел ее распутство достаточное количество лет. Наверное, я ее все-таки очень любил. Иначе это невозможно объяснить. Существует же самоуважение, самолюбие… Но вот наступил момент - и как будто упала пелена, занавес, что хотите. И за этим занавесом - пустая, голая сцена с грязными кулисами. Все. Я ушел из театра под названием "Зоя Руденко".
- Вы разъехались?
- Ну да. Она хотела, чтобы я просто ушел на улицу. И оставил ей квартиру своих родителей. Но у меня не было других квартир. Пришлось размениваться.
- Где вы теперь живете?
- На "Полежаевской". Вполне приличная однокомнатная квартира.
- Вы не отрицаете, что угрожали Литвинову?
- Мы уже обсуждали это. Я говорил, что сотру его в порошок. Если это можно воспринимать буквально - то да, угрожал.
- Расскажите поподробнее, где и когда это было.
- Это было два месяца тому назад, когда с его подачи нам запретили работать. Я же вам рассказывал.
- Повторите вкратце.
- Литвинов придумал новую систему контрольных тестов для проверки препарата, который мы используем в работе. Это совершенно бессмысленные тесты. И невыполнимые. Я пришел к Литвинову в его кабинет с евроремонтом, стал объяснять холеному господину, которого помню не лишенным способностей студентом, что вся эта система контролей бессмысленна. Он ответил мне дословно так: "Если бы вы включили меня в группу авторов вашего метода, у нас с вами проблем никаких не было бы". Вот так. Я вскипел, сказал, что это наглый шантаж. На что мой бывший ученик ответил мне: "Сейчас наше время - молодых и наглых. Ваша клиника или будет работать под моим патронажем, или не будет работать вообще". Вот так. Тогда я и вскричал, что он негодяй и я сотру его в порошок. И что он сделал? Он достал из кармана диктофон. Вот такой же, как у вас. И дал мне прослушать сделанную запись. И я услышал с пленки свой голос, кричащий, что сотру Литвинова в порошок. Вот его методы борьбы! Этот мой выплеск - это же фигурально! Я подготовил отчет о нашей деятельности. Я буду докладывать министру. У меня на руках отзывы из ведущих клиник страны, где применялся наш препарат. Это блестящие отзывы! У меня мнения настоящих специалистов, академиков, которые очень скептически отзываются о придуманной Литвиновым схеме. Я все это выложу на стол! Вот этим я и сотру в порошок Литвинова!
- Почему вы не рассказали мне об этом в мой первый визит?
- Не думал, что нужно пересказывать эти дрязги.
- Эти дрязги могут стоить вам свободы, - вздохнул Турецкий. - Ладно, вернемся к Зое Дмитриевне. Вы ей угрожали? Избивали ее? Во время совместного проживания или после?
Нестеров с тоской посмотрел на Турецкого:
- Боже, какой бред! Вам ведь самому противно задавать такие вопросы.
- Тем не менее ответьте.
- Я ни разу пальцем ее не тронул. Угрожать женщине может только моральный урод. Я ей не угрожал.
- Но все же Литвинов разрушил вашу семью - это факт?
- Это факт. Но на месте Литвинова мог быть Петров или Сидоров. Прошло пять лет. Зоя Дмитриевна мне глубоко безразлична. Я не знаю, как она живет, и не хочу знать. И меня абсолютно не волнует, есть у нее роман с Литвиновым или нет. И чтобы расставить все точки над "и", добавлю следующее: там, за стеной моего кабинета, сидит замечательная женщина. Не такая молодая, как Зоя, и не такая ослепительная красавица. Но это как раз то, что мне нужно. Я очень доволен своей личной жизнью, понимаете?
Дверь в кабинет открылась. На пороге возникла Изабелла Юрьевна.