- Все правда, и все ложь. Если по фактам, то Олег приревновал меня к Бояринову, завел интрижку прямо на съемочной площадке и ушел от меня. Но все не так просто. Все не так просто… Он дьявол, этот Бояринов. Сначала он соблазнял меня, как змий Еву. Именно соблазнял. Очаровывал, околдовывал. Я ведь отвыкла за десять лет от мужского внимания. Олег - и больше никого. Семья - и больше ничего. Но актриса остается актрисой, даже если она десять лет сидит дома. Актрисе нужны почитатели, поклонники, даже если она себе в этом не признается. А какой из Олега почитатель? Он - глава семьи, муж и отец. И никакой не почитатель. Он все это прекрасно знает, наш Бояринов. Ему ли бриллиантов не знать… Он так искренне восхищался мною, его так интересовала моя жизнь, он возлагал на меня такие надежды! Он говорил, что делает ставку именно на меня. На мою сексуальность, на мой талант… Господи, чего он только не говорил в те вечера, что мы проводили вместе!.. Его глаза, его голос, его интонации…
- Вы проводили вместе вечера?
- Ну да. Он так работает. Ты вообще знаешь, о чем наш фильм?
- В общих чертах. Сновидения, эротика, распад семьи. Ты же мне пересказывала сценарий перед съемками.
- Ну да. Только ты говоришь об этом тремя словами, а он говорил часами. Говорил увлеченно, завораживающе. Он просто околдовал меня. И - да, я приходила домой поздно. Мне трудно сейчас объяснить мое тогдашнее состояние. Но тогда, месяц-два тому назад, я была уверена, что это нужно для роли. Это репетиционный процесс.
- А как на это реагировал Олег?
- Ужасно. Бесился. Он ходил за нами на всяких там party, он следил за мной в бинокль, когда Бояринов привозил меня вечерами домой. Мы прощались возле дома, а Олег подсматривал в окно, как мы прощаемся. В бинокль.
- Твой Олег? Подсматривал? Я не верю своим ушам.
- Это еще не самое худшее. В один из таких вечеров он…
- Что? Ну что замолчала? Начала, так выкладывай все.
- Ах, Алина, я рассказываю тебе такие вещи, о которых никогда никому не сказала бы…
Официантка, симпатичная девчушка с каштановыми кудрями, принесла бокалы с коктейлем.
Вера опять выпила почти до дна.
- Олег изнасиловал меня. Так грубо, так мерзко… И вот тогда произошел перелом. Во мне как будто часы сломались. - Вера закурила. - У меня начинался нервный срыв. Тут и проблемы с Олегом, и десятилетний перерыв в съемках. Я вдруг поняла, что боюсь этого фильма, боюсь камеры. Это, видимо, какое-то инстинктивное чувство опасности было… Я была готова разорвать контракт. И если бы я предложила сделать это тогда, Олег поддержал бы меня. Но Бояринов уже видел меня насквозь. Он увез меня к себе на дачу. И там… - Вера глубоко затянулась, отвернувшись от Алины. - Понимаешь, он был так нежен… Он так бережно и трепетно…
- Понимаю, - тихо прервала ее подруга. - И Олег узнал об этом?
- Он это увидел. На следующий день, на съемочной площадке. Мои ощущения, они абсолютно совпадали с текстом роли… Олег все понял.
- И что?
- Он замкнулся. Никаких скандалов. Работа и работа. Съемки павильонные, никакой натуры. Не нужно ждать солнца или дождя. И мы действительно работали по десять - двенадцать часов в сутки. Бояринов - деспот, каких мало. Вся нежность и трепетность улетучились, как не было.
Вера допила коктейль.
- Знаешь что, давай закажем что-нибудь покрепче. Меня ничего не берет, просто ужас какой-то.
- Хорошо. Но только с условием: вместе с горячим. А то тебя развезет.
Вера кивнула. Алина снова подозвала официантку, сделала заказ.
- И что потом?
- Потом, через неделю или полторы, когда мы отсняли почти все мои эпизоды, заболела Сонечка. Она оставалась со свекровью, а та не знает, какой Соня болезненный ребенок. То есть теоретически знает, но она с ней никогда не сидела и, по существу, не знает. Короче, Соня заболела. Высокая температура, горло. И Бояринов, деспотичный и беспощадный, как Пиночет, вдруг отпускает меня на несколько дней домой. Потому что дальше идут эпизоды Олега. Его фантазии, его сны.
Официантка принесла коктейли "Зомби", составляющими которых были темный и светлый ром "Baccardi" и шашлыки из осетрины.
Вера тут же сделала большой глоток.
- Ого. Убойная штучка…
- Что дальше-то было?
- Дальше? Десять дней я живу дома практически одна, то есть вдвоем с Соней. Олега нет. Его привозят только ночевать. Но и приезжая домой, он не видит ни меня, ни Сони. То, что Бояринов проделал со мной, он проделал и с ним. Олег был словно закодирован. Знаешь, я даже думаю, может, он и с ним спал? - понизила голос Вера.
- Закусывай! Ты бредишь! - приказала Алина.
- Нет, я сначала закончу, а то потом… - Ее глаза заблестели от готовых выплеснуться слез. - И вот я возвращаюсь на съемки через дней десять и вижу, что мой муж преобразился. Никакой скованности, полная свобода. Он жил в своей эротической роли, словно плавал в теплом южном море: с легкостью и удовольствием. Он не видел меня в упор. Он был поглощен своей партнершей… этой молоденькой сучкой…
Вера отвернулась и всхлипнула. Алина сжала руку подруги.
- Я не помню, как мы закончили эти чертовы съемки. Как прошло озвучивание. Но сразу после их завершения Олег собрал вещи и переехал к ней. Бояринов скрывается от меня как злостный алиментщик. Он использовал меня, Олега, наш счастливый брак, наш дом-крепость. Он все это разрушил, разломал своми гнусными ручищами. И выбросил нас на помойку. Олег устроился. А что делать мне? Мне, которой через пару лет стукнет полтинник? За эти полтора месяца я похудела на десять килограмм. Я обвисла кожей, как пальто на вешалке. Ты же сама видишь эти морщины, эти складки. Кому я нужна?
Вера заплакала. Горько и безутешно, как девочка. На них оборачивались.
- Тихо! Перестань, слышишь? - Алина крепко сжала руку подруги. - Бояринов - сволочь, каких мало. Он циничен до мозга костей и разрушает на своем пути все, к чему прикоснется. Он и фильм такой придумал - о разрушении, о крахе настоящих, подлинных отношений. Но речь не о нем. Бог ему судья. Речь о тебе. Ты должна пережить это, и ты это переживешь. Ты не можешь в данный момент изменить ситуацию, но ты можешь изменить себя. Я не знаю, вернется ли к тебе Олег, - Вера на этих словах болезненно вздрогнула, - тихо, тихо! И не знаю, возможно ли это теперь для вас обоих. Но впереди еще жизнь, слышишь? И я знаю, что нужно сейчас сделать тебе. Прекрати плакать, лопай осетрину и слушай меня. Ты слышала о докторе Нестерове?
Турецкий припарковался возле дома с яркой неоновой вывеской "Hollywood Nites".
Вошел внутрь. Зал бара был снабжен довольно большим киноэкраном, над которым красовалась цитата из Юрия Левитанского: "Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!"
Стиль заведения и был выдержан в черно-белых тонах. На стенах - огромные черно-белые портреты кинозвезд, афиши премьерных показов знаменитых кинофильмов, заключенные в черные рамочки. Александр подошел к стойке, стал изучать меню. Алкоголь в заведении был представлен исключительно в виде коктейлей. Турецкий терпеть не мог всяких смесей, но в чужой монастырь… Для начала он заказал "В-52". Сел у барной стойки, закурил, присматриваясь.
Народу было немного. Видимо, основная часть тусовки собирается к полночи, после завершения спектаклей и прочих профессиональных дел. В углу, за маленьким столиком на двоих, сидели две дамы. В одной из них Саша узнал известную телеведущую; другая… Ага, это же Вера Горбовская, известная в прошлом актриса. Выглядит дамочка очень даже неважно.
В другом конце зала веселилась компания киношной молодежи. Саша узнал сына известного режиссера, который нынче и сам режиссер. С ним еще двое парней и две девушки.
А где же обслуживающий персонал? Но вот из двери, ведущей в служебную часть помещения, вышла Настя. Саша отвернулся. Настя прошла мимо него с подносом, на котором стояли два бокала с голубого цвета напитком и накрытая салфеткой пепельница. Он проследил ее путь.
Ага, Настасья обслуживает Горбовскую с подругой. Она делала это уверенно, с достоинством. Было видно, что девушка вполне освоила побочную профессию. И униформа ей к лицу. Черные брючки и ослепительно белая рубашка. Простенько и со вкусом. Намек на "черно-белое кино"?
Что ж, значит, нам в тот же микрорайон. Дождавшись, когда Настасья скрылась в глубинах кухни, он опрокинул свой "Боинг" и занял столик по соседству с именитыми дамами. Бармен сделал какой-то знак, в зале опять возникла Настя с картой меню в руках. Она подошла к его столу.
- Здравствуйте, прелестное дитя! - улыбнулся Саша.
- Здравствуйте! Рады приветствовать вас в нашем баре.
Она положила перед ним меню. Он легонько ухватил ее за запястье.
- Не сердись, Настена! Я не виноват, честно!
- Я больше не сержусь. - Настя посмотрела на него абсолютно равнодушно.
- Я бы мог приехать на ночь, но ты сама куда-то умчалась.
- Мне не нужно, чтобы ты приезжал только на ночь.
Она выдернула руку.
- Что будете заказывать?
- Что-нибудь покрепче. А у вас есть чистые напитки? Элементарная водка, например?
- Нет. У нас только коктейли. Вы будете делать заказ?
- Буду, куда я денусь… Давай. Ну вот этот, с джином.
- "Том Коллинз"?
- Да, только без пудры. Терпеть не могу пудру. Тем более сахарную.
- Хорошо. Вам приготовят без пудры.
- Орешки, маслины. И еще один коктейль для дамы.
- Вы с дамой?
- Надеюсь. Ты же посидишь со мной хоть десять минут?
- Исключено, я на работе, - холодно произнесла Настя и отошла.
Что же это такое? Просто "Осенний марафон" какой-то. Вон и Басилашвили с портрета улыбается. Как свой своему…
За соседним столиком громко всхлипнули. Саша едва было не повернул голову, еле удержался.
Настасья принесла коктейль, поставила тарелочки с орешками и маслинами, сменила пепельницу.
- Желаю приятного отдыха!
- Настя! Ну что ты? Ты же не такая! Ты же добрая девочка.
- Девушка! - Настю подозвала теледива.
Настя тут же бросилась к соседнему столику.
"Господи! Как я устал, - подумал Турецкий. - А вообще, мне это надо? Хороший вопрос", - ответил он сам себе, закуривая и начиная выпивать в одиночестве среди людей.
Настя опять прошла мимо. Теперь на подносе царило блюдо с шашлыками и снова коктейли. Все это проплыло к соседнему столу.
"Однако! Плотно взялись отдыхать барышни!"
Саша вынул из кейса газету, как бы углубился в нее, попивая и покуривая. Думая о том, как жить дальше.
За соседним столиком что-то происходило. Саша слышал уже не всхлипывания, а самый настоящий женский плач. Скосив глаз, он обнаружил, что плачет Вера Горбовская. Вот те раз!
Знаменитые тоже плачут! И тут он услышал фамилию, которая сидела в его подкорке как таблица умножения. Саша занавесился газетой и обратился в слух. Говорила подруга Веры, телеведущая.
И говорила о весьма занимательных вещах:
- Прекрати плакать, лопай осетрину и слушай меня. Ты слышала о докторе Нестерове? Ясно, не слышала. Ты же десять лет на кухне провела, а потом сразу как кур в ощип - на эти съемки. Так вот. Есть такой замечательный доктор Нестеров. Он проводит курс омолаживающей терапии.
- Я не буду делать никаких операций, отстань, Алина, - всхлипнула Вера. - Вон, Маша сделала подтяжку, и что? Инсульт.
- То, о чем говорю я, - это не операция! Это уколы. Как прививка против бешенства. Десять - пятнадцать уколов. Это стационарно. Ляжешь на две недели - выйдешь молодой красавицей.
- Это каким же образом?
- Ну, я не знаю механизма действия. Но это неважно. Важен результат. Человек омолаживается. Весь. Не только снаружи, а вообще - весь организм! Мышцы приобретают тонус. Кожа натягивается безо всяких подтяжек! Эндокринная система работает как раньше. Еще ребенка родишь!
- Кому?
- Найдем кому.
"Не понял. Это что же означает? Нестеров продолжает работать? Втихаря?" - изумился Саша.
Краем другого глаза он увидел, что Настя, которой запрещено общаться с клиентами, сидит в компании молодежи, рядом с сыном известного режиссера, тоже режиссером. И заливается веселым смехом, поглядывая на Турецкого. Ладно, плевать, не до этого сейчас, когда Родина в опасности.
Саша снова обратился в слух.
- Я слышала, что Нестерова закрыли, - прогундосила заплаканная Горбовская.
- Ага! Значит, ты все-таки об этом слышала? Не совсем деревня?
- Ну да, говорили на съемках. Кто-то к нему собирался. Но его, говорят, закрыли. И потом, там очереди и все это безумно дорого.
- Вот и нет! - воскликнула Алина. - Нестерова закрыли, это правда. И вообще, у него сердце больное. Он часто болеет. Зато открылся другой центр. Где делают то же самое. Делает лучший, самый любимый ученик Нестерова.
- Это кто же?
- Литвинов. Слышала такую фамилию?
- Нет.
- Потому что он только начал. Пока помещение нашли, пока разрешения всякие… зато у него пока никакой очереди. И дешевле, чем у Нестерова. А методом он владеет не хуже своего учителя. Так что вперед, подруга! Ты же сейчас при деньгах?
- Да, но я должна распределить их надолго. У меня дочь.
- Чушь! Тебе сейчас просто необходимо возродиться. Из пепла. Деньги надо инвестировать в свою внешность. Это самый выгодный способ вложения. Увидишь, все пойдет как по маслу. Олежек твой вернется, потому что лучше тебя бабы нет. А ты еще подумаешь, принимать ли его обратно. Может, мы другого найдем. Еще круче. Вот их сколько, денежных мешков, болтается. Теперь… Скоро ваш фильм на экраны выйдет. Наверняка выдвинут на "Нику" и на все прочие премии. Может, и на "Оскара", как лучший иностранный фильм. И что же, ты будешь получать призы с такой, извини меня, рожей, как сейчас?
Последний аргумент, видимо, возымел действие.
- А где это? Куда нужно идти? И сколько все это стоит?
- Эта клиника пока находится на территории закрытого предприятия. Чтобы не было слишком большого наплыва. У них пока возможности ограничены. Они еще на полную катушку не развернулись. Поэтому пока себя не рекламируют.
- А ты все это откуда знаешь?
- Верочка! Знает тот, кто хочет узнать. Я сама туда пойду.
- Правда?
- Да! А то ты у меня красавицей будешь, а я рядом с тобой - старухой? Будем проходить курс вместе!
- Вот это здорово! Тогда я согласна! А где это?
- Это на Дубровке. Там такое предприятие есть закрытое. Пропускная система, все очень строго. Завтра я съезжу туда.
- А позвонить нельзя?
- Нельзя. Нужно съездить. Лично договориться с Литвиновым. Он там как раз по четвергам бывает. Хочешь, поехали вместе? Деньги бери с собой. Может, сразу и заляжем.
- Подожди. Мне нужно Сонечку к маме пристроить.
- Хорошо. Ты ее пристраивай на пару недель. А я завтра туда съезжу, запишусь и внесу аванс. Согласна?
- Да!
- А теперь домой. Тебе нужно выспаться. Я тебя отвезу. Договорились?
- Хорошо! - Вера явно повеселела.
- Девушка! - Алиса подозвала Настю.
Та с явной неохотой оставила компанию, направилась к дамам, стараясь не глядеть на Александра.
- Девушка, а потом ко мне подойдите, пожалуйста, - окликнул ее Саша.
Она кивнула, прошла мимо. Турецкий ощутил знакомый легкий запах, и в сердце опять заныло.
Его отвлекло пиликанье мобильника.
- Але.
- Саня? Ты где? - загудел Грязнов.
- А что?
- У нас здесь печальные новости. Литвинова покончила с собой.
- Ты что? Как?
- Включила газ на всю катушку. Просидела головой в духовке почти весь день.
- Кошмар!
- Это еще не все. Вечером вернулся Литвинов. Как он запаха не почувствовал, не понимаю?
- У него гайморит. Он не чувствует запахов, - произнес Турецкий, все уже поняв. - И что? Взрыв?
- Представь. За что боролся, на то и напоролся, прости меня Господи.
- Живы?
- Оба насмерть.
- Еще жертвы есть?
- Сосед. Тот старичок, что ее ко мне привел. У них кухни вплотную. А больше жертв, слава богу, нет. Крепкие раньше дома строили.
- Черт! Это наша вина! Надо было ее в СИЗО отправить. Была бы жива!
- Тогда уж моя. Я ей правду-матку выложил. Что ж теперь? Может, в этом промысел какой? Со взрыва началось, взрывом кончилось. Тут у нас новости пострашнее есть… Про "Норд-Ост" слышал?
- Нет. А что там?
- Ну ты даешь! Где ты болтаешься? Там что, ни радио, ни телевизора нет?
- Что случилось? - заорал Турецкий.
- Их взяли в заложники. Весь зал. Ты не в курсе? Я как раз туда еду, на Дубровку, в штаб.
- У меня же там… - Голос Александра сел, словно гортань перехватила чья-то рука.
- Что-о? - заорал Грязнов. - Где Ира с Ниной?
- Они там, в зале… - еле вымолвил Саша.
Турецкий не помнил, как бросил на стол мятые купюры, как выскочил на улицу, как мчался к Дубровке, тыкая служебным удостоверением останавливающим его гаишникам. Это был бред какой-то. Приемник в машине был включен, и Саша всю дорогу слышал об угрозах террористов. О том, что среди заложников уже есть убитый.
Это бред! Так не бывает! Он позвонил домой. Там никто не отвечал. Позвонил Ирине на "трубу". Она была отключена.
Это мне наказание! Это мне за то, что я предал их, Иру и Ниночку. Господи! Помоги нам, Господи!
Глава 26
Выздоровление
Он не помнил, как провел эти дни. События запечатлелись в мозгу краткими вспышками.
Вот он в штабе, его провел туда Грязнов. Вот он пытается прорваться к зданию ДК, вырывается из чьих-то рук. Его держат, кто-то даже ударил его. Грязнов? Нет, кто-то другой. Мужчина в камуфляжной форме. Он помнит его слова:
- Что ты психуешь, как институтка? Посмотри на улицу! Сколько людей! И у всех там, в зале, жены, мужья, дочери, сыновья! Ты офицер! Возьми себя в руки.
Это было правильно, но сделать это было практически невозможно. Он уже точно знал, что Ира с Ниночкой там, в зале. Ирина скинула сообщение на мобильник Грязнова. Грязнов скрылся в одном из кабинетов. Там шла какая-то радиоигра. А он, муж и отец, болтался по коридорам, как дохлый лютик. Подошел к группе саперов. Слышал обрывки фраз:
- Альфовцы заняли гей-клуб. Но стена уже замурована.
- Какая?
- Та, через которую можно пройти в зал.
- И проходы в зале заминированы.
- Что проходы! Они в центре зала взрывное устройство из двух артснарядов и газового баллона соорудили. Суки!
- А по периметру мины.
- Какие?
- МОН-50. Поражение - пятьдесят метров.
- Ясно. Детонация хоть одной из мин - и центральное взрывное взорвется к чертям собачьим! И все здание рухнет.
Саша опустился на корточки, прижался спиной к холодной стене. Господи! Пощади их, Иришу и Ниночку! И всех, кто там есть! Я никогда, никогда больше глазом не взгляну ни на одну другую женщину! Господи, сохрани мне их! Неужели я больше никогда не увижу их и не поцелую?
Он всхлипнул. Получился какой-то сдавленный вой.
- Ты что, мужик? У тебя кто там? - спросил кто-то из саперов.
- Жена и дочь, - еле вымолвил Саша.
- Эй, встань. На-ка, хлебни!
Ему протянули флягу с коньяком. Он сделал два больших глотка, но не почувствовал ничего, никакого вкуса.