- Ночуй у меня, - вдруг к моей радости предложил сторож. - Завтра пойдешь. Вот с ним, - он кивнул на чухонца.
Я равнодушно согласился.
- Как звать-то вас? - спросил я их.
- Сразу в наши записаться хочешь? - засмеялся сторож. - Ну что ж! И он назвал всех.
- Меня Павлом зови. Павел Славинский, я тут сторожем. Это дочки мои, Анна да Стефка - беспутная девка! Ха-ха-ха! А этого Мишкой звать. Вот и все. А теперь иди, покажу, где тебе спать.
Я простился со всеми за руку, и он отвел меня в угол за печку. Там лежал вонючий тюфяк и грязная подушка.
- Тут и спи. Тепло и не дует, - сказал он и вернулся в горницу.
Я видел свет и слышал голоса. Потом все смолкло. Мимо меня прошли дочери хозяина и скрылись за дверью.
Павел с Мишкой о чем-то шептались, но я не мог разобрать их голосов.
Вдруг дом содрогнулся от ударов в дверь. Я насторожился. В ту же минуту на меня пахнуло холодным воздухом, и раздался оглушительный голос.
- Водки, черт вас дери!
- Чего орешь, дурак! - ответил Павел.
- Дурак! Вам легко лаяться, а я, почитай, шесть часов на шоссе простоял, так ничего себе!
- А чего стоял?
- Чего? Известно чего - проезжего ждал!
- Ну, дурак и есть! - послышался голос Мишки. - Ведь было сказано, пока наших не выпустят, остановиться.
- Го, го! Дураки вы, если так решили. Остановитесь, все скажут - они и душили. А их выручать надо.
- Лучше двое, чем все!
- Небось! Лучше ни одного…
- Жди, дурак! У них там завелся черт - Путилин. Всех вынюхает.
- А я ему леща в бок.
Я тихо засмеялся. Если бы знал Павел Славинский, кого он приютил у себя!
Они продолжали говорить с полной откровенностью.
- А у Сверчинского кто?
- Сашка с Митькою.
- А они как решили?
- Да как я! Душить…
И пришедший грубо расхохотался.
- Значит, к тебе добра и не носить, а?
- Зачем? Носить можешь, я куплю.
- Ну, то-то! Так бери!
На стол упало что-то тяжелое.
- Постой! - вдруг сказал Мишка.
Я услышал его шаги и тотчас раскинулся на тюфяке, притворившись спящим. Мишка нагнулся и ткнул меня в бок. Я замычал и повернулся. Он отошел.
- Что принес? - почти тотчас раздался голос Павла.
- А ты гляди!..
Послышался легкий шум, что-то стукнуло, потом раздалось хлопанье по чему-то мягкому. Разговор шел отрывочными фразами.
- Где достал?
- А тебе што?
- Нет, я так. Дрянь уж большая.
- Скажи пожалуйста, дрянь! За такую дрянь по сто рублей платят!
- Где как, а у меня красненькую.
- Красненькую! Да ты жид, что ли? И тут поднялся такой гвалт, что от него впору было проснуться мертвому.
- Тише, вы, дьяволы! - закричал наконец Мишка. - Ведь тут… - и он не договорил, вероятно, сделав жест.
- А ну его! - отозвался хозяин. - Он нашим будет! Ну, двадцать рублей - и крышка!
Они опять стали кричать, потом на чем-то поладили.
- Ну, пошел, - сказал пришедший.
- Куда?
- А к соседу. Пить. Идем, что ли…
- Можно, - отозвался хозяин. - А ты?
- Кто же дом постережет? - ответил Мишка. - Нет, я останусь!
- Как хочешь…
- Ха-ха-ха! - загрохотал гость. - Он не соскучится!
- Мели-мели…
Послышалось шарканье ног, пахнуло холодным воздухом, хлопнула дверь. Все стихло.
Через минуту Мишка прошел мимо меня и стукнул в дверь, за которую ушли девушки.
- Стефка! - окликнул он. - Иди! Никого нет…
Он отошел. Почти тотчас скрипнула дверь, и мимо меня мелькнула Стефания, босиком, в длинной холстинной рубашке.
Раздался звук поцелуя.
- Куда отец ушел?
- С Сашкой в девятый нумер. До утра будут.
И снова раздались поцелуи и несвязный шепот.
Интерес для меня окончился, и я заснул.
Было еще темно, когда Мишка разбудил меня и сказал:
- Я иду в город, иди и ты!
Я тотчас вскочил на ноги.
Мишка с его детскими, невинными глазами ребенка не производил впечатления разбойника. Впоследствии во время своей службы я не раз имел случай убедиться, насколько ошибочно мнение, что глаза есть "зеркало души".
Самого Славинского не было. Стефания лениво нацедила какой-то коричневой бурды в кружку, предложив мне ее вместо кофе. Я выпил и взял картуз.
- Заходи, - просто сказала Стефания. - Отец покупает разные вещи!
- Это на руку! - весело ответил я. - Буду нынче же.
- Если не попадешься, - прибавил Мишка.
- Сразу-то? Шалишь!.. Ну, прощенья просим!
Я простился с девушкой за руку и пошел. Мишка задержался на минуту, потом догнал меня.
- Хорошо спал? - спросил он.
- Как собака!
Мы сделали несколько шагов молча, потом Мишка стал говорить, сперва издалека, потом прямее.
- Теперь в Питере вашего-то брата, беглых разных, пруд пруди! Только не лафа им…
- А что?
- Ловят! Уж на что шустрые ребята, что извозчиков щупали, а и тех всех переняли… Опять же, воров…
- Меня не поймают…
- Это почему?
- Потому один буду работать.
- И хуже. Обществом куда способнее! Тебе найдут, тебе укажут, действуй! А там и вещи сплавят, и тебя укроют… Нет, одному хуже! Ты вот с вещами… А куда идти? Иди к Павлу. Ты с ним сдружись, польза будет!
- А тебе есть польза? - спросил я смело.
Он усмехнулся.
- Много будешь знать - скоро состаришься! Походи к нему, увидишь. Ну, я в сторону.
Мы дошли до Обводного канала.
- Прощай!
- Если что будет али ночевать негде, иди к Павлу!
- Ладно! - ответил я и, простившись, зашагал по улице.
Мишка скрылся в доме Тарасова.
Я нарочно делал крюки, путался на Сенной, петлял, а потом осторожно юркнул в свою Подьяческую, где тогда жил.
Умывшись и переодевшись, я пошел в Нарвскую часть, где Келчевский встретил меня радостным известием о командировке. Я засмеялся.
- Пока что я и до командировки половину знаю!
- Да ну? Что же?
- Это уж потом! - сказал я. - Вернемся, сразу же по следу пойдем.
- Отлично! Ну а теперь, когда же едем и куда?
- В Царское! Хоть сейчас!
- Ишь, какой прыткий! А Прудников?
- Ну, вы с ним и отправляйтесь, а я сейчас один, - решительно заявил я.
Келчевский тотчас согласился.
- Где же увидимся?
- А вы идите прямо в полицейское присутствие, я туда и заявлюсь.
- С Богом!
Келчевский пожал мне руку, и я отправился.
* * *
Поездка в Царское явилась для меня совершенно пустым делом. Я захватил с собой шустрого еврея, Ицку Погилевича, который служил в городской страже, и вместе с ним обделал все за два часа.
Взяв из полиции городовых, я явился прямо к содержагелям извозчичьего двора, Ивану и Василию Дубовицким, и, пока их арестовывал, мой Ицка успел отыскать и лошадь, и упряжь, проданные им моими арестантами.
Я отправил их в часть, а сам с Ицкой и двумя стражниками поскакал в Кузьмино к крестьянину Тасину и опять без всякого сопротивления арестовал его, а Ицка разыскал двое саней и полушубок со следами крови.
Мы привезли и этого Тасина, и все добро в управление полиции, и когда приехали Келчевский и Прудников, я им представил и людей, и вещи, и полный отчет.
Прудников восхитился моей быстротой и распорядительностью, а Келчевский только засмеялся.
- Вы еще не знаете Ивана Дмитриевича! - сказал он.
В ответ на эти похвалы я указал на Ицку, прося отличить его. Между прочим, это был очень интересный еврей.
Как он попал в стражники, я не знаю. Труслив он был как заяц, но как сыщик - незаменим. Потом он долго служил у меня, и самые рискованные или щекотливые расследования я всегда поручал ему.
Маленький, рыжий, с острым, как шило, носом, с крошечными глазками под распухшими воспаленными веками, он производил впечатление ничтожности и с этим видом полной приниженности проникал всюду.
У него был прямо гениальный нюх. Когда во время обыска все теряли надежду найти что-нибудь, он вдруг вытаскивал вещи из трубы, из-за печки, а один раз нашел украденные деньги у младенца в пеленках!
Но о нем еще будет немало воспоминаний…
Келчевский и Прудников, не теряя времени, тотчас приступили к допросу. Первым вызвали Тасина. Тот тотчас повалился в ноги и стал виниться.
- Пришли двое и продают. Вещи хорошие и дешево. Разве я знал, что это грабленое?
- А кровь на полушубке?
- Они сказали, что свинью кололи к празднику, оттого и кровь.
- А откуда они узнали тебя?
- Так пришли. Шли и зашли!
- Ты им говорил свое имя?
- Нет!
- А как же они тебя называют? Идите, говорят, к Константину Тасину…
Он сделал глупое лицо.
- Спросили у кого-нибудь…
- Так! Ну, а ты их знаешь?
- В первый раз видел и больше ни разу!
Прудников ничего больше не мог добиться. Тогда вмешался Келчевский.
- Слушай, дурень, - сказал он убедительным тоном, - ведь от твоего запирательства тебе не добро, а только вред будет! Привезем тебя в Петербург, там тебя твои продавцы в глаза уличат да еще наплетут на тебя. И мы им поверим, а тебе нет, потому что ты и сейчас вот врешь и запираешься.
Тасин потупился.
- Иди! Мы вот других допросим, а ты пока что подумай!
И Келчевский велел увести Тасина, а на смену ему привести братьев по очереди.
Первым вошел Иван Дубовицкий, высокий, здоровый парень, красавец.
- Попутал грех. Этих самых Петрова да Иванова я еще знал, когда они в бегах тут околачивались. Первые воры, и, сказать правду, боялся я их. Не пусти ночевать - двор спалят, потому и пускал. Ну а потом они, значит, в Питер ушли, а там мне стали лошадок приводить и задешево. Я и брал. С одной стороны, ваше благородие, дешево, а с другой стороны, боялся я их, чистосердечно сознался он.
- Знали вы, что это лошади убитых извозчиков?
Он замялся.
- Смекал, ваше благородие, а спросить не спрашивал. Боязно. Раз только сказал им: "Вы, братцы, моих ребят не замайте!" Они засмеялись да и говорят: "А ты пометь их!" Только и было разговора.
Его отослали, а на смену вызвали брата. Василий - полная противоположность Ивану. Слабогрудый, бледный, испитой парень. Он тяжело дышал и глухо кашлял.
- Ничего не знаю, - сказал он. - Брат всем делом владеет, а я больной, на печи лежу.
- Знал ты бродяг Петрова и Иванова?
- Ходили такие. Раньше даже ночевали у нас. Брат очень опасался их.
Мы снова позвали Тасина. Слова Келчевского, видимо, оказали свое влияние.
- Припомнил я их, - сказал он сразу, как вошел. - Один - Петров, а другой - Иванов. Петров тоже не Петров, а беглый какой-то… Познакомился я с ними, когда они в Царском жили, а потом ушли в Питер и оттуда мне вещи привозили. Их там шайка целая. Всех-то я не знаю и никого не знаю, а только главное место, где они собираются, - это будки на шоссе.
- Девять и одиннадцать?
Тасин тотчас закивал головой.
- Вот, вот! У них все гнездо! Там они и живут, почитай, все!
- А кого ты знаешь из них?
- Только двоих и знаю.
Больше от него узнать было невозможно. Мы собрались уезжать. Двух Дубовицких и Тасина при нас же отправили с конвоем в Петербург, а следом за ними поехали и мы. Келчевский потирал руки.
- Ну, значит, эти душители все у нас!
- Надо думать!
- Скажите, пожалуйста, - обратился ко мне Прудников, - откуда вы узнали про этих… ну, как их… сторожей?
- Про Славинского и Сверчинского? - ответил я. - Очень просто. Я был у Славинского.
- Были?! - воскликнул Келчевский.
- Я в эту ночь ночевал у него в сторожке, - засмеялся я и описал все происшедшее.
- Видимо, этот Мишка у них штука не малая, - окончил я.
- Значит, их всех арестовать можно?
- Можно, но надо уловить момент.
- Отлично! - засмеялся Прудников. - Сперва уловим момент, потом их! Поручаем это всецело вам.
Я поклонился.
Мы приехали в Петербург. Я отправился домой отдохнуть и позвал к себе Ицку, а Келчевский с Прудниковым поехали продолжать свои допросы.
- Слушай, - сказал я Погилевичу, - вот в чем дело…
Я рассказал ему про свою ночевку в будке, описал Мишку, Славинского, девушек и окончил рассказ словами:
- Так вот, теперь надо, во-первых, выследить всех, кто там бывает, и узнать их имена. Потом узнать, когда они там соберутся. И третье - переловить их. Но это уже не наше дело. Наше дело - накрыть, понял?
- Ну и чего же тут не понять? - ответил Ицка.
- Ну тогда - шагай!
Ицка ушел и с этого же часа начал действовать.
Лично я был еще раз в разбойничьем гнезде для того, чтобы лучше осмотреть его. Павел Славинский и Стефания приняли меня очень радушно. У них был тот ночной гость, который увел Павла пьянствовать к соседу. Он оказался каким-то Сашкой и потом причинил мне немало хлопот. Я сразу запомнил его зверскую рожу.
Мишки не было, и как ни хотелось мне проникнуть к Сверчинскому, это не удалось.
Павел вышел вместе со мной осмотреть шоссе и проводил меня до заставы.
- Приходи в конце недели, - сказал он. - Будет работа!
Но вместо меня за будкой отлично приглядывал мой Ицка.
* * *
Восьмого числа ночью ко мне пришел Ицка, бледный, усталый, встрепанный, и сказал:
- Уф! Завтра ночью они все там будут.
- Откуда, узнал?
- Ну и не все ли равно? Завтра они будут уговариваться о делах, а Мишка будет убивать на шоссе, и с Мишкой Калина. Этот Калина такой разбойник, уже четверых убил…
- Где же соберутся?
- И тут, и там.
- Ну, завтра их и переловим! - сказал я и, невзирая на ночь, послал уведомить Келчевского.
Рано утром я, Келчевский и Прудников собрались на совещание. Я изложил им свой план. Мы возьмем с собой команду в четырнадцать человек, по семь в каждую будку, из отборных людей. С одними пойдет Ицка, с другими - я. Дело сделаем ночью. Они сойдутся поодиночке в назначенные пункты переодетыми, а потом приедем мы и начнем облаву. Они согласились с моим планом.
Во главе отобранных стражников мы поставили двух силачей, городового Смирного и стражника Петрушева. Они одни могли справиться с десятком.
Наступил вечер. Мы собрались и перед нами выстроились четырнадцать бродяг.
- Так вот, - сказал я им, - по одному, по два идите за Московскую заставу на Волховское шоссе. Ицка вам укажет места. В час ночи я там буду, и тогда уже за работу!
- Рады стараться! - ответил Петрушев, и они ушли. Прудников был бледен от волнения, Келчевский выпил здоровую порцию коньяку и только я один, скажу без всякого хвастовства, чувствовал себя, как рыба в воде. Я верил в успех предприятия, предстоящая опасность словно радовала меня, и - теперь я могу сознаться - я видел в этом деле возможность отличиться и обратить на себя внимание.
Кое-как мы досидели до двенадцати часов.
- Едем! - наконец сказал я.
Мы встали и тронулись в опасную экспедицию. Доехали до заставы и приказали ямщику нас ждать, а сами пошли пешком.
Это приключение могло бы составить несколько страниц у романиста, но я, к сожалению, не обладаю бойким пером писателя и пишу только неприкрашенную правду.
Но все-таки не могу обойтись без описаний.
Ночь была ясная, но луны не было. Шагах в шести-восьми можно было различить человека, и поэтому мы, хотя и переодетые блузниками, все-таки шли не тесной группой, а гуськом. Я повел всех не прямо по шоссе, а стороной, по самому берегу Лиговки.
На другой стороне чернел лес, кругом было мертвенно тихо, и среди этой тишины, в сознании предстоящего риска, становилось немного жутко. Мне порой казалось, что я слышу, как щелкают зубы у Прудникова, который шел тотчас за мной.
Мы зашли в редкий кустарник. Голые прутья тянулись со всех сторон и цеплялись за одежду. Вдруг прямо перед нами выросла фигура. Я невольно опустил руку в карман, где у меня всегда лежал массивный кастет. Во все времена этот кастет был единственным моим оружием.
- Это я, - произнес в темноте Ицка.
Прудников и Келчевский тотчас приблизились.
- Все готово?
- Все! - ответил Ицка. - Они все пьют, только Мишки нет.
- Не ждать же его, - сказал я. - А где наши?
- Здесь.
Ицка провел нас к самому берегу, и там мы увидели всех наших молодцов.
- Ну, за работу, братцы! - сказал я. - Помните: руки за лопатки - и вязать! Оружия никакого.
- Слушаем! - ответил Смирнов.
- Ты, Петрушев, и вы… - я указал на каждого, - идите за Погилевичем и ждите нас! А вы за мной!
Семь человек отделились и осторожно пошли вдоль берега. Я обратился к Келчевскому и Прудникову:
- Ну, будем действовать! Вы и с вами трое станете позади дома, четверых я возьму с собой. Идемте!
Мы прошли несколько саженей и очутились подле сторожки. Она стояла мрачная, одинокая, из ее двух окошек, как и тогда, падал желтоватый свет.
Я остановился и отделил четверых.
- Как только свистну, срывайте дверь, если заперта. А теперь прячьтесь!
Я подошел к знакомой сторожке и смело ударил в дверь. Она отворилась через минуту.
- Кто? - спросил Славинский, держа в зубах неизменную трубку.
- Впусти! Али своих не узнаешь? - ответил я.
- А, Колпинский! - отозвался сторож. - Иди-иди!
Я смело вошел и очутился в настоящей разбойничьей шайке. За столом, кроме хозяина с дочерьми, сидели и пили огромный Сашка, Сергей Степанов, Васильев и знаменитый Калина.
- А где Мишка? - спросил я добродушно у Стефании.
- А кто его знает, - ответил Калина. - Ты скажи лучше, откуда ты так вырядился? Ишь, гоголем каким!
На мне было все крепкое и новое, и одет я был скорее рабочим с хорошим жалованьем, чем побирушкой.
- Завел матаньку и обрядился, дело не трудное! - ответил я, замечая в то же время, что Сашка не спускает с меня пытливого взгляда.
- Ну так как же нынче? - начал Славинский.
- А так же! - заявил вдруг Сашка, хлопнув кулаком. - Выпроводи этого гуся, а там и толковать будем!
Он злобно сверкнул на меня глазами. Я решил действовать.
- Кричит кто-то! - воскликнул я и. бросившись к двери, распахнул ее и крикнул:
- Вались, ребята!
- Что я говорил! - заревел Сашка.
Я получил страшный удар в плечо, и он мелькнул мимо меня, рванувшись между вбегающими моими молодцами.
- Вяжи всех! - крикнул я им и бросился за Сашкой.
Он быстро обогнул дом и побежал к берегу Лиговки. Я бежал за ним, крепко сжимая в руке свой кастет.
- Держи его! - крикнул я на ходу трем агентам, оставшимся на страже.
Они побежали ему наперерез, но Сашка мелькнул мимо них, бросился в речку и переплыл на другую сторону.
- Попадись только мне! - раздалась с того берега его угроза, и он исчез.
Я взял с собой оставшихся трех стражников и вместе с Келчевским и Прудниковым побежал к дому. Там было уже все кончено - Калина, Степанов и Васильев со Славинским были связаны, и подле каждого стоял дюжий городовой. Стефания и Анна сидели в углу на лавке и ревели во весь голос.