- Ну, по отсутствию… как это называется по-французски?
- Э-э-э…
- Мужских признаков, в общем. Полукисточка, я назову тебя Кошка!
- Что ж, мадемуазель Таша, мадемуазель Кошка, позвольте откланяться. Матушка заглянет к вам с обедом и с арсеналом щеток-метелок…
"А я, если поспешу, еще успею чуток передохнуть дома в тишине и спокойствии, перед тем как отправиться на галеры "Эльзевира"", - подумал Жозеф, выходя на улицу Фонтен.
Всю дорогу в омнибусе Жозефа не покидала мысль о том, что он упустил что-то важное. Но как болезненный зуд, который не пройдет, чешись не чешись, смутная уверенность в собственном ротозействе никак не могла переродиться в нечто конкретное. И только дома, в каретном сарае, усевшись за стол, сооруженный из ящиков, он понял, что ему напомнила та картонная трубка с двумя карикатурами на внутренней стороне. В точности такие же три обгоревших цилиндрика он подобрал в мастерской Пьера Андрези - вот они лежат, между перьевой ручкой и тетрадкой с незаконченным "Кубком Туле".
Это открытие полыхнуло в голове Жозефа электрическим разрядом.
- Бенгальские огни или "римские свечи"! В переплетной мастерской, черт побери! Ну, что ты об этом думаешь, папочка? - спросил он, глядя на фотографию, с которой улыбался букинист, прислонившийся к парапету набережной Вольтера. - Ты думаешь, что пожар случился из-за пиротехнической ошибки? Не знаешь, да?
Окружающий мир вдруг подернулся волной, Жозефу показалось, что он смотрит на события и факты сквозь толщу воды и не может различить очертаний.
- Чушь какая-то! Кому понадобилось пускать фейерверки за десять дней до Четырнадцатого июля? Разве что… Ох проклятье! У меня в руках настоящие улики! Надо срочно доложить патрону!
…Виктор, пьянея от скорости, крутил педали, и никелированный велосипед с каучуковыми шинами без фонаря и клаксона вихрем летел по бульвару Сен-Жермен. Вне себя от гордости, плавно покачиваясь на оснащенном рессорами седле, ездок лавировал между экипажами, то и дело создававшими заторы - но только не для него! Прощайте, битком набитые омнибусы и утомительные пешие прогулки!
Мостовая уносилась назад из-под колес, вот уже на углу улицы Иакова замаячила вывеска "Эльзевира" - Виктору предстояло заступить на вахту, чтобы Айрис и Кэндзи могли провести вместе вторую половину дня. Он позволил себе напоследок крутой разворот с боковым скольжением, заскочил двумя колесами на тротуар, и "бабочка" встала как вкопанная перед домом номер 18.
Разумеется, Жозеф где-то пропадал. В последнее время этот юноша демонстративно манкировал своими обязанностями и вообще вел себя вызывающе - Виктор был крайне им недоволен. "Надо будет завинтить гайки, парнишка совсем от рук отбился", - решил он и, закатив свой драгоценный велосипед в подсобку, взбежал по винтовой лестнице на кухню, где подкрепился еще теплым рататуем с белым вином. А едва услышав звон колокольчика на входной двери и знакомый голос "Эй, есть кто-нибудь?", ссыпался по ступенькам - ему не терпелось задать перцу нерадивому управляющему.
Однако Жозеф, не дав патрону и слова молвить, разразился пламенной речью, в которой фигурировали извещение о похоронах в "Фигаро", леопард, месяц май и картонные трубочки, начиненные порохом. Это словоизвержение было прервано лишь приходом клиента. Когда пижонистый молодой господин, нежно прижав к сердцу книгу "О дендизме и Джордже Браммеле", расплатился и, счастливый, покинул помещение, Виктор с саркастической усмешкой повернулся к Жозефу:
- Должен сообщить, что вы опоздали на полчаса.
- Знаю, патрон, виноват! - отмахнулся управляющий. - Но вы подумайте: такое огромное количество совпадений просто не может не иметь логической связи! Дата в извещении кузена Леопардуса - это не ошибка, не результат невнимания приемщицы и не следствие зевательного недуга наборщика. Я проверил: извещение поступило в редакцию "Фигаро" четвертого июля, накануне пожара. Правда, имя автора мне, увы, узнать не удалось.
- Верно ли я понял? Вышеизложенная вами галиматья призвана свидетельствовать о том, что смерть Пьера Андрези - это убийство, замаскированное под несчастный случай? Поправьте меня, не стесняйтесь, Жозеф, если я говорю глупости.
- Помимо этой галиматьи, есть еще кое-что, патрон. Двадцать первого июня отбросил коньки некий эмальер, и это было самое настоящее, ничем не замаскированное убийство - его закололи кинжалом. Полиция нашла на трупе визитную карточку, и, бьюсь об заклад, вы нипочем не догадаетесь, что там написано!
Виктор, положив ладонь на голову гипсовому Мольеру, молил силы небесные ниспослать ему терпения. Жозеф между тем полистал свой блокнот и прочел вслух:
- "Слияньем ладана, и амбры, и бензоя май дарит нам тропу уединенья. Дано ли эфиопу изменить цвет кожи, леопарду - избавиться от пятен на шкуре?" А, патрон? Я залез в "Словарь французского языка" Поля-Эмиля Литтре и что же там обнаружил? Первая часть первого предложения - строка из Бодлера, вторая часть - из Андре Шенье. Про эфиопа и леопарда - цитата из пророка Иеремии. А последняя фраза в извещении о похоронах Пьера Андрези - "Ибо май весь в цвету на луга нас зовет" - принадлежит Виктору Гюго!
Тишина оглушила Виктора. Такое же страшное, грозящее раздавить безмолвие навалилось на него в тот день, когда он, шестилетний мальчишка, тонул в озере Серпантин в лондонском Гайд-парке. Необъятное воздушное пространство превратилось в обволакивающую, рвущуюся в легкие магму, он оглох, и эта глухота напугала его тогда больше, чем мысль о смерти.
- Патрон? Ау, патрон!
- Да, Жозеф, я вас слушаю.
- Помните начало извещения? "Кузен Леопардус…"
Виктор присел на край стола Кэндзи и принялся рассеянно выводить пальцем спирали на бюваре. А что, если в то воскресенье 1866 года он действительно утонул? Так и остался там, на дне озера Серпантин? И годы, которые он якобы прожил с тех пор, - всего лишь иллюзия? Перед глазами встало лицо Таша - нежное, одухотворенное… и он понял, что жив.
- Жозеф, может, хватит выдумывать?
- Картонные трубки я не выдумал! Я все ломал голову, что же это такое, а потом увидел такую штуку у мадемуазель Таша, с карикатурами…
- Как, черт возьми, вы узнали, что Таша упражнялась в рисовании на картонке от бенгальского огня?
- Я был сегодня утром на улице Фонтен, вас искал, но вы уже уехали. Мадемуазель Таша впустила меня, потому что я весь вымок под дождем и еще принес ей… э-э… я принес вам обоим скромный подарок. - Жозеф предпочел не уточнять, что именно, вернее, кто именно был подарком, из опасения, что патрон не очень-то обрадуется встрече с пушистым зверем.
- Так что насчет этих ваших трубок?
- Я понял, что полые цилиндры, подобранные мною в мастерской Пьера Андрези после пожара, - это шашки фейерверков, и что, возможно, именно они спровоцировали возгорание. Я уже говорил вам об этом, но вы меня не слушали!
- Давайте с начала, Жозеф. В переплетной мастерской были бенгальские огни. Допустим, они загорелись. И вы полагаете, что от этого вспыхнул керосин в лампе?
- Нет, патрон, это были не бенгальские огни, а "римские свечи" - трубки, начиненные смесью пушечного пороха, селитры, серы, каменного угля или еще какой-то горючей гадостью. Я подобрал в мастерской три - возможно, их было больше. Связка из десятка таких штуковин может наделать дел.
- Инспектор Лекашер намекал на вероятность намеренного поджога…
- Так и было, патрон! Вы же не станете отрицать, что…
- Дайте мне подумать, - перебил Виктор. Он сердито нахмурился - как всегда, если приходилось концентрироваться на решении сложной логической задачи, - и заговорил вполголоса, размышляя вслух: - В извещении о похоронах Пьера Андрези, назначенных на май, хотя он умер в июле, повторяются слова, написанные на карточке, которая найдена на месте убийства незнакомого нам эмальера, в обоих случаях цитируются стихи… Два убийства, один убийца? В этом действительно нужно разобраться… Да, но я ведь поклялся Таша… - Он замолчал.
- Начинаем расследование, патрон? - Глаза Жозефа под растрепанной челкой лихорадочно блестели, он весь дрожал от нетерпения, как собака при виде лакомства: "Дашь сахарок или не дашь? Да плевать мне на твои угрызения совести! Сахарок давай!"
- Начинаем, Жозеф, только тихо, - решился Виктор.
- Да, да, да, патрон!!! Никто ничегошеньки не услышит, особенно мадемуазель Таша!
- У нас есть два следа: Пьер Андрези и эмальер… как его звали?
Жозеф заглянул в блокнот:
- Леопольд Гранжан.
- Адрес?
- Его убили утром на улице Шеврель - наверняка он жил где-то поблизости. В любом случае, найти эмальерную мастерскую будет нетрудно.
- Завтра воскресенье, вы свободны?
Жозеф хотел сказать "да", но вспомнил, что пообещал матери сводить ее в "Фоли-Драматик" - комиссионерка с Центрального рынка раздобыла им две контрамарки на утреннее представление водевиля "Трещотка" в трех актах, а перед тем они условились позавтракать там же, на Центральном рынке, у Жежены. Эфросинья так ждала этого дня, что сын чувствовал себя не вправе лишить ее удовольствия.
- К сожалению, нет, - вздохнул он.
- Ничего, займемся эмальером, когда будет время, - кивнул Виктор. Сам-то он не сомневался, что сумеет улизнуть от Таша на пару часов, чтобы осмотреть пепелище на улице Месье-ле-Пренс. - Да, Жозеф, и месье Мори совершенно незачем об этом знать. Ни слова ему!
- Можете на меня рассчитывать, - заверил молодой человек, возликовавший от того, что станет единственным помощником гениального Виктора Легри.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Понедельник 17 июля
Внешность и повадки Адольфа Белкинша всецело соответствовали его фамилии. Выдающиеся верхние резцы, умная мордочка лесного грызуна, обрамленная рыжей шерстью бакенбардов, и остроконечные уши - он действительно напоминал гуманоидную белку, облаченную в сюртук и безнары. Месье Белкинш полагал свою книжную лавку на улице Сурдьер неким преддверием Азии, и потому ничуть не удивился, завидев переступившего ее порог японца.
- Милостивый государь, я ваш коллега, - поклонился Кэндзи и вручил хозяину визитную карточку. - Мне стало известно, что Национальная библиотека имела счастье приобрести в начале этого месяца на аукционе Друо лот из нескольких восточных манускриптов, принадлежавших ранее вам. Могу ли я осведомиться об их происхождении?
Белка подергала верхней губой и развела лапки в стороны, что могло означать примерно такой уклончивый ответ: "Черт его знает, откуда они взялись!" или "Одному Господу ведомо оное происхождение!"
- Прошу простить за настойчивость, но мне совершенно необходимо удостовериться, что ни один из означенных манускриптов не имел в качестве французского заголовка следующий: "Тути-наме, или Собрание пятидесяти двух сказок попугая". Я получил от оценщика, работавшего на тех торгах, полный список, и одним из пунктов значится некий "памятник персидской письменности без титульного листа, богато украшенный миниатюрами".
Беличье серое вещество задымилось от усердия. Оно конечно, у посетителя раскосые глаза и визитная карточка провозглашает его почтенным книготорговцем, однако ничто не мешает этому господину, успевшему наведаться в контору на улице Друо, оказаться полицейским осведомителем. И Адольф Белкинш встал на защиту своих гроссбухов:
- Вероятно, коллега, вам знакомо положение дел в книжной торговле: бывает, годами копишь тонны макулатуры, не представляя ее истинной ценности, а в один прекрасный день избавляешься от нее единым махом.
- Именно потому, что мне знакомо положение дел в книжной торговле, коллега, я понимаю ваше нежелание раскрывать свои источники. Скажите мне только, действительно ли вы приобрели персидский манускрипт без титульного листа и у кого.
Адольф Белкинш быстро посоветовался с Адольфом Белкиншем и принял решение пойти на компромисс. В конце концов, этот самурай в шапокляке ведет себя вежливо и миролюбиво, он достоин некоторого вознаграждения.
- Сделка состоялась в конце июня, в кафе при Опера. И у меня есть основания считать, что продавец - человек честный.
- Как он выглядел?
- Довольно упитанный, румяный, за пятьдесят, волосы - соль с перцем.
- Что-нибудь еще?
- Когда он поднялся со стула, достал мне макушкой ровно до плеча, а у меня рост метр шестьдесят восемь. - Адольф Белкинш похмурился и поморгал - видимо, это означало, что разговор окончен.
- Благодарю вас, - приподнял цилиндр Кэндзи. Поскольку беседа оказалась не слишком плодотворной, ему ничего не оставалось, как отправиться на поиски "Тути-наме" в лабиринты Национальной библиотеки.
В лабиринты Кэндзи проник через монументальный вход на улице Ришелье напротив площади Лувуа. Вестибюль вывел его во двор, откуда, преодолев несколько ступенек крыльца, он попал в коридоры отдела восточных рукописей. Оставив в гардеробе трость и цилиндр, Кэндзи, давний обладатель читательского билета, беспрепятственно направился прямиком в рабочий зал - просторное квадратное помещение с полукруглой нишей, служившей прибежищем библиотекаря. Литые колонны в мавританском стиле поддерживали высокий свод, толстые ковры приглушали редкий шепоток исследователей, которые трепетно перелистывали страницы старинных книг, отрываясь от чтения только для того, чтобы обменяться мнением с собратьями или обмакнуть перо в чернильницу и сделать выписку. Все это создавало покойную атмосферу храма знаний, пребывание в коем всегда доставляло Кэндзи истинное наслаждение. Он перебрал карточки в нескольких каталожных ящиках, однако быстро оценив масштаб поставленной перед собой задачи, предпочел обратиться к служителю библиотеки.
- Манускрипт попал к нам недавно? - шепотом уточнил щуплый сгорбленный человечек со скошенным лбом. - В таком случае советую вам справиться о нем в отделе новых поступлений.
Кэндзи вернулся к гардеробу, забрал трость и цилиндр, снова вышел во двор. По дороге к отделу новых поступлений в другом подъезде он миновал анфиладу комнат с высокими потолками и стенами, увешанными тысячами картин. В искомом кабинете один-единственный служитель прилежно разрезал длинным ножом страницы толстенного словаря, и похоже, это монотонное занятие так его истомило, что, завидев посетителя, он страшно обрадовался.
- Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен, почтенный читатель? - прозвучал пронзительный контратенор, и Кэндзи удивленно воззрился на странное существо, выжидательно уставившее на него пару круглых, блестящих, чернильно-черных глаз, которые казались огромными за толстыми линзами очков.
Библиотекарь пару секунд рассматривал японца агатовыми глазищами, подергивая себя за мочку левого уха. Он не собирался упустить счастливую возможность отвлечься от постылой рутины и решительно поднялся из-за стола.
- Вообразите себе, о почтенный читатель, что сейчас вы стоите на берегу необъятного океана бумаги, уровень коего день за днем прибывает, ибо воды его не испаряются, - пропищало существо, выбираясь из логова и подкрадываясь к Кэндзи.
Японец попятился:
- Э-э, да-да… Видите ли, я ищу манускрипт, в котором не хватает титульного листа…
- Две реки, не смешивая течения, неустанно пополняют своими водами сей океан. С одной стороны в него впадают потоки экземпляров из новых тиражей, с другой - издания и памятники письменности, приобретенные на аукционах. Новинки и раритеты, раритеты и новинки - всё здесь, всё учтено!
- Не сомневаюсь. Я, видите ли…
- Только представьте, сколь благородна миссия, выпавшая на нашу долю! Мы призваны собирать всю печатную и рукописную продукцию, сортировать ее, разрезать страницы, переплетать, штемпелевать, нумеровать. Задумывались ли вы об этом когда-нибудь?
- Каждый вечер на сон грядущий, - отрезал Кэндзи. - Однако я хотел бы…
- Тома, поступившие в библиотеку, распределяют по шкафам. А при нынешних масштабах выпуска печатной продукции в них уже трудненько ориентироваться, знаете ли! Но это еще полбеды, почтенный читатель, - количество книг не идет ни в какое сравнение с потоком периодики, хлынувшим в библиотеку сейчас, в конце нашего века. Три тысячи, почтенный читатель, три тысячи в год - это только журналы, и то ли еще будет! А уж про ежедневные газеты, французские и зарубежные, и говорить нечего. Не стану перечислять вам крупнотиражные, но со всеми этими "Марнскими пчелами", "Лотскими курьерами", "Шаролескими вестниками" и "Корезскими герольдами" что вы будете делать, а?
- Ничего я с ними не буду делать, - буркнул Кэндзи. - Я ухожу.
Библиотекарь, охваченный паникой, вцепился ему в рукав - шанс побездельничать до окончания рабочего дня ускользал из-под носа.
- О, не гневайтесь, почтенный читатель. Раз уж Господь наделил нас способностью усваивать знания, надобно пользоваться ею при любом случае. Так чем же я могу вам помочь?
- Вы можете дать мне справку о персидском манускрипте без титульного листа, недавно поступившем сюда, в Национальную библиотеку, - процедил сквозь зубы Кэндзи.
- В таком случае, нет никакой необходимости вести вас в хранилище драгоценных рукописей, каковых у нас насчитывается восемьдесят тысяч, и это совершенно феноменально! Однако когда вы узнаете, что общее число книг, составляющих фонды Национальной библиотеки, достигает двух миллионов…
- Да наплевать мне! - рявкнул Кэндзи.
- Вы сказали "манускрипт" и "недавно"? Отсюда следует логический вывод, что ваш текст в данный момент находится у переплетчика. На переплетные работы выделяется из бюджета тридцать тысяч франков, что вынуждает нас сокращать расходы на приобретения, ибо…
Кэндзи пошатнулся. Прервать поток красноречия этого существа, вцепившегося ему в рукав, не представлялось возможным.
Библиотекарь, видимо, воспринял движение посетителя как очередную попытку к бегству и торопливо спросил:
- Стало быть, ваш манускрипт находится у переплетчика?
- Да вы сами мне об этом только что сказали! - возопил Кэндзи.