Тут уж губы графини скривились в горькой усмешке:
- Месье Мори, но я ваша постоянная покупательница… Мне кажется, такие клиенты, как я, достойны особого отношения…
- Увы, госпожа графиня, книжный рынок столь же нестабилен, как рынок антиквариата: цены то растут, то падают. А что же, месье де Пон-Жубер пребывает в стесненных обстоятельствах?
Графиня пошмыгала носом и засунула веер в ридикюль.
- Его постигли страшные неудачи, состояние трагически уменьшилось, теперь ему даже приходится во многом себя ограничивать. И все из-за герцога де Фриуля - он совсем сбил с толку наивного Пон-Жубера. В какое ужасное время мы живем! Родственники больше не дают поводов гордиться ими!..
Притаившись за стопками книг у выхода из подсобки, Жозеф ловил каждое слово и внутренне ликовал: "Есть на свете справедливость, есть!"
- …И вот какие унижения я вынуждена терпеть ради сохранения репутации семьи, месье Мори. Этот Фриуль не только разбазаривает собственное состояние за игрой в баккара, он еще додумался накупить фальшивых акций и подбил на ту же глупость Пон-Жубера! Подумать только, и это родной дядя мужа моей племянницы Валентины! А знаете, что он имел наглость подарить близнецам на их первый день рождения? Янтарные портсигары, один Гектору, второй Ахиллу! Старый скряга! О, это был настоящий скандал!
Виктор отвернулся, давясь от смеха. На невозмутимом лице Кэндзи, напротив, не отражалось ничего, кроме внимания и участия.
"Боже, какой актер! - с завистью подумал Виктор, кусая губы. - Как ему удается сохранять серьезность?"
Графиня де Салиньяк порылась в ридикюле, извлекла оттуда скомканную бумажку и сунула ее Кэндзи под нос:
- Извольте, месье Мори, ознакомиться с доказательством!
Виктор, подавив приступ хохота, поспешил на помощь компаньону.
- Поведайте нам эту печальную историю в подробностях, - сочувственно предложил он графине, пододвигая ей стул.
Мадам обрушилась на сиденье и дрожащим голосом рассказала, как герцога де Фриуля облапошил какой-то фигляр, актеришка, именующий себя директором театра "Эшикье", некто Эдмон Леглантье.
- Герцог возжелал снять со счета часть денег по акциям, дабы обеспечить себе несколько партий в баккара, явился в "Лионский кредит", и что же ему там сказали? "Никакого общества "Амбрекс" не существует, это фальшивки!" Естественно, он без промедления связался с полковником де Реовилем, который тоже стал жертвой означенного Леглантье. Полковник бросился в свой банк - и услышал то же самое! Боже мой, ну кто знает про этот театр "Эшикье"?! - Она, кряхтя, поднялась со стула и вручила акцию Виктору. - Вот, возьмите, повесьте у себя над конторкой! У меня такого добра хватит, чтобы оклеить будуар. Так что же будем делать с Монтенем, месье Мори?
Виктор, машинально сунув акцию в карман сюртука, предпочел удалиться, тем более Жозеф уже несколько минут делал ему отчаянные знаки из подсобки.
- Однако, патрон, наш месье Мори не слишком-то милосерден.
- Кто бы говорил, Жозеф, вы тоже всепрощением не отличаетесь. Что вам удалось выяснить?
- Откопал я вашего Сакровира, сделал выписку, сейчас вам вкратце доложу и помчусь книги доставлять. Короче, это галльский вождь. В начале первого века от Рождества Христова он завоевал Отен, а затем потерпел поражение от римских легионов, пришедших из Верхней Германии, - резня была жуткая, город предан огню. Потрясающий сюжет для романа! А почему вас интересует этот Сакровир? Хотите написать трактат по галльской истории?
- Нет, это имя связано с Пьером Андрези. Могу я зайти к вам домой сегодня вечером? Введу вас в курс дела.
- О, как раз сегодня вечером матушки не будет дома - у них с мадам Баллю назначена партия в "желтого карлика". До скорого, патрон!
Виктор вернулся в торговый зал в тот самый момент, когда графиня де Салиньяк его покидала. Перед тем как закрыть за собой дверь, она смерила обоих компаньонов взглядом убийцы.
Кэндзи с благоговением оглаживал переплет Монтеня.
- Сколько? - усмехнулся Виктор.
- Две с половиной тысячи франков. Битва была кровавая. Кстати, я провел расследование по поводу "Сказок попугая". Расспросил Белкинша, книготорговца, выставившего на аукционе Друо лот из нескольких восточных манускриптов, в числе которых был один без титульного листа. Белкинш описал мне того, кто этот манускрипт ему продал: низкорослый, полный, седоватый, старше пятидесяти.
- Что-нибудь еще?
- Я наведался на улицу Ришелье, но пока не смог установить, был ли наш манускрипт среди недавних поступлений в фонд Национальной библиотеки. Однако есть зацепка, и я намерен выяснить все до конца.
- Не сомневаюсь.
- Я должен вас покинуть, Виктор, и возможно, вернусь поздно. Предупредите Айрис.
Оставшись в одиночестве, Виктор задумчиво провел ладонью по лимонно-желтому сафьяну. Раз уж все его бросили в лавке, можно заняться кое-какими важными делами.
Было за полдень. Солнце поумерило пыл, ветер стих, на акварельно-голубом небе - ни облачка. В водосточных желобах, весело чирикая, плескались воробьи. Плетельщик стульев зазывал клиентов оперными руладами. На омытых дождем набережных Сены дремали рыбаки.
Чисто выбритый, благоухающий лавандой Кэндзи обогнул "Театр-Франсе". Ему нравилось срезать путь через сад Пале-Рояль - здесь на аллеях прогуливались тени Ретифа де ла Бретона, Андре Шенье, Мюссе, Стендаля, Калиостро. Вот уж кто-кто, а граф сумел бы разгадать загадку и ответить на вопрос, что за манускрипт без титульного листа скрывается в недрах Национальной библиотеки… Люсьен де Рюбампре нашептывал отринуть иллюзии и жить сегодняшним днем.
Японец замедлил шаг под вязами у фонтана. Листья дрейфовали на поверхности воды, их плавное движение действовало умиротворяюще, на душе стало легко. Что сказала Эдокси по телефону? "Возраст лишь добавляет вам шарма, дорогой друг, седина вам к лицу". Забавно, раньше наедине она всегда обращалась к нему на "ты", а он никак не мог на это отважиться.
Кэндзи вышел к торговым рядам и у лотка торговца гравюрами взглянул на себя в зеркало. Если Эдокси хотела его утешить, то он в этом не нуждался. Когда в смоляной шевелюре появились первые белые волоски, Кэндзи и не подумал о том, что их можно закрасить, - многие женщины считают весьма привлекательными посеребренные сединой виски. Японец улыбнулся своему отражению и поправил большой бант галстука. Целых полгода его нога не ступала на улицу Альжер!
Уже поднимаясь по лестнице, он вдруг представил себе силуэт женщины - не такая молодая и стройная, как Эдокси, иронический взгляд, недовольная морщинка… Кэндзи изгнал из мыслей образ Джины Херсон и позвонил в дверь.
Открыла Эдокси. При виде гостя ее лицо просияло, качнулись длинные ресницы. Хрупкая изящная фигурка в кружевном дезабилье телесного цвета пробудила в нем физическое желание, которое он подавлял чертову уйму времени…
- Мой дорогой микадо, это ты, - тихо проговорила девушка. - Входи же.
Он молча позволил увлечь себя в гостиную, так же, не в силах вымолвить ни слова, сел на софу - спина идеально прямая, ладони сложены на набалдашнике трости. С притворным равнодушием обвел взглядом комнату, чьи стены хранили память об их любовных утехах, и увидел на геридоне толстую книгу в переплете - русское сочинение, название написано непонятной кириллицей.
- Это подарок тебе, - сказала Эдокси, проследив его взгляд. - Я подумала, что такое роскошное издание должно тебя порадовать.
- Что это?
- "Анна Каренина".
- Толстой?! Вот это да!
- Удивлен? - улыбнулась она. - Не такая уж я невежда. Конечно, мои познания в русском довольно скудны, но я прочла этот роман во французском переводе. Очень печальная история. Во мне все протестует, когда я узнаю о том, что растоптана чья-то страсть…
- Когда вы вернулись?
- Сегодня утром. Я попросила кучера сделать круг по городу и проехать по улице Сен-Пер. Видела тебя через витрину, но не решилась потревожить - предпочла протелефонировать, раз уж ты взял на себя труд провести мне сюда линию связи.
- Вы… одна?
- Федор остался в Санкт-Петербурге. Я сказала, что заболела обычным для всех путешественников недугом - тоской по родине - и врач прописал мне курс лечения парижским воздухом. Я так по тебе скучала! Мой Федор очень славный человек - добрый, внимательный, богатый, верный, вот только в амурных делах он… как бы это сказать… не на высоте.
Кэндзи почувствовал, как знакомые дьявольские чары лишают его воли. Начинается. Вот она, сладострастная дрожь. В горле пересохло, в солнечном сплетении пустота. Рассудок кричал ему: "Очнись! Уходи! Эта женщина - всего лишь перелетная птица, бабочка-однодневка", но другой голос уговаривал: "Останься! Ты был один целую вечность!"
- Каждый раз в постели с ним, - продолжала Эдокси, - я закрывала глаза, и представляла тебя, и молилась, чтобы это и правда был ты. Но ведь нельзя жить с закрытыми глазами…
- Позволю себе усомниться в действенности молитвы, вознесенной при таких скабрезных обстоятельствах, - спокойно проговорил Кэндзи. - Вам всего лишь нужно было остаться в Париже.
- Смейся, злюка! Эта молитва рвалась из самых глубин моего существа, и я знаю, что она была услышана - ведь я здесь.
- Надолго ли?
- Это будет зависеть от некоего месье Мори, книготорговца с улицы Сен-Пер. - Говоря это, Эдокси придвигалась все ближе.
Японец поднялся, не коснувшись ее.
- Что ж, попробую замолвить за вас словечко этому месье Мори. Намерены ли вы вернуться в кордебалет?
- Федор сделал мне предложение. Я могла бы стать княгиней Максимовой - весьма соблазнительная перспектива… С другой стороны, зимы в Санкт-Петербурге лютые, а я так люблю тепло…
Кэндзи вздохнул:
- Сегодня вечером я свободен.
- Я тоже! Приходи сюда к шести часам. Ты увидишь - я буду нежна, очень нежна…
Четверть часа спустя Кэндзи Мори шагал по улице Риволи, напевая:
- "Наслажденье пройдет, но вмиг, сей же час его место займет экстаз!"
Ему хотелось прыгать от счастья и дарить воздушные поцелуи газетчицам, скучавшим на площади Лувра. Фифи Ба-Рен ждет его! Быстро забежать домой, приодеться, кое-что купить и вернуться на улицу Альжер к условленному часу… Сначала он решил, что поведет ее в ресторан "Друан", но отмел эту идею - они поужинают в квартире Эдокси, тет-а-тет. Изысканные блюда и хорошее вино. Нет, шампанское! И не забыть про цветы. Пусть почувствует разницу между этим своим неотесанным русским барином и настоящим джентльменом!
Жозеф с удовольствием перечитывал последние строки "Хроники страстей на улице Висконти" собственного сочинения, когда в дверь каретного сарая постучали. Распахнув ее, он замер, потеряв дар речи, - перед ним стоял человек, смутно похожий на месье Легри, но в его внешности отсутствовало нечто важное.
- Жозеф, вы позволите мне войти?
- Патрон, это точно вы?
- Кто же еще? Царь Эфиопии?
- Но… А где ваши усы?
- Я их сбрил. Вы меня осуждаете?
- Простите, просто… вы похожи на лакея!
- А что вы имеете против челяди, Жозеф? Таша высказалась по поводу колючей растительности у меня на лице, и я избавил ее от мучений. Я вам в таком виде не нравлюсь?
- О, ну если это было пожелание мадемуазель Таша… Да уж, бессмысленно спорить, прилично ли дамам носить брюки, раз им ничего не стоит заставить мужчину избавиться от усов! Если хотите знать мое мнение, с усами вы выглядели как-то… представительнее, что ли. А как же наши клиенты? Только подумайте, что они скажут!
- Тем хуже для них… и для вас.
Виктор увидел свое отражение в треснувшем зеркальце, прислоненном к Гражданскому кодексу. Респектабельный буржуа почил в бозе, приконченный ножницами и бритвой. Не удивительно, что мужчина, привыкший воспринимать усы как неотъемлемую часть своей личности, без них чувствует себя голым и помолодевшим. "Тебе тридцать три года, - мысленно сказал он человеку в зеркале. - Но так ты выглядишь гораздо моложе, несмотря на эти морщинки в уголках глаз".
- И не нервируйте меня, Жозеф, я и так зол как собака… когда вспоминаю о кошке, которую обрел вопреки своей воле вашими стараниями.
- Чур, я в домике, патрон! Давайте лучше поговорим о Сакровире. Как вы напали на его след?
- Я побывал на улице Месье-ле-Пренс и встретил там часовщика, который отдал мне карманные часы Пьера Андрези. - Виктор протянул "луковку" с гравировкой мгновенно помрачневшему Жозефу.
- Так-так, а вы мне между прочим обещали, что мы будем вести расследование вместе, - проворчал юноша, и не подумав, однако, упомянуть о своей встрече с Франсиной в "Неополитанском кафе".
- Именно этим мы сейчас и занимаемся, если вы не заметили. Так какой же вывод сделает Шерлок Пиньо?
- Что у месье Андрези была странная кличка и что, вероятно, он получил ее в армии, поскольку "К" - определенно первая буква слова "казарма". "Да здравствует казарма!" Или "корпус".
- Или "книга", "кабак", "капитал", "комедия". Это может быть что угодно. И принадлежать часы, соответственно, могли кому угодно - военному, книготорговцу, печатнику, предпринимателю, актеру, а от владельца они уже попали к Пьеру Андрези.
- А если это буква "К" как она есть, во всей своей красе и краткости? Вы знаете, что такое эллиптический стиль, патрон?
- Не понял, к чему это вы?
Жозеф послюнявил палец и перелистал страницы тетрадки.
- В моем фельетоне "Кубок Туле" я использовал прием месье Дюма-отца. Сейчас зачитаю вам отрывок из "Графини де Монсоро":
- Есть у меня еще одна мысль, - сказал Сен-Люк.
- Какая же?
- Что, если…
- Что - если?
- Ничего.
- Ничего?
- Ну да. Хотя…
- Говорите же!
- Что, если это был герцог Анжуйский?
- Очень увлекательно, Жозеф, но я по-прежнему не понимаю, какое отношение это имеет к надписи на часах.
- Что, если это был романист-фельетонист? "Да здравствует К!" - и всего делов. Зачем надрываться, выдумывая длинные предложения, когда платят построчно? Вот послушайте, я тоже применил методу великого писателя на практике:
Мастиф обнюхал каменный Андреевский крест.
- Элевтерий! Фу, нечестивец!
- Гав, гав!
- Эта башня хранит сокровища тамплиеров…
Мастиф задрал лапу и оросил окрестности.
- Грр, грр, грр!
- Элевтерий, ты чуешь гнилостный запах? О боже, это же… проклятая амбра!
Мастиф повалился на бок, язык свесился из пасти, глаза закатились.
- Ах! Все кончено! - простонала Фрида фон Глокеншпиль.
Прежде чем потерять сознание, она успела написать пальцем на песке: "ВОЕВОДА".
- Жозеф, что за бред? - помотал головой Виктор. - Ваши умозаключения уводят нас в сторону. Я пришел сюда не для того, чтобы считать количество строк в ваших романах-фельетонах.
- Вам не понравился мой текст, признайтесь, - надулся молодой человек.
- В нем слишком много "гав" и "грр".
- Это создает драматическое напряжение. Вам лишь бы покритиковать! Отвечайте, понравился или нет? Я несколько месяцев над ним бился!
- Понравился, понравился, браво, вы далеко пойдете, потому что в литературе как в кулинарном искусстве - чем проще блюдо, тем быстрее усваивается… А зачем вам понадобилось это слово?
- "Воевода"? Я хотел создать готическую атмосферу.
- Нет, не "воевода", я имел в виду "амбру". Редкое слово, странно, что вы его употребили.
- Это из-за кражи в ювелирном магазине Бридуара. Вы забыли, патрон? Я же читал вам статью, а вы, значит, меня не слушали. Ну конечно, чего меня слушать, я у вас в лавке всего лишь предмет мебели!
Виктор, проигнорировав ворчание управляющего, достал из кармана акцию "Амбрекса", оставленную графиней де Салиньяк, и задумчиво ее прочитал.
- А, бумажка Фриуля? - фыркнул Жозеф. - Эта лысая башка и его малахольный племянничек получили по заслугам. Сразу вспоминаются система Лоу и Ост-Индская компания. А еще в "Горбуне" уродец с улицы Кенкампуа предлагал биржевым игрокам за плату погладить его горб - тогда, мол, их сделка будет удачной. Надо было герцогу де Фриулю погладить мой горб - не остался бы на бобах! - Он выхватил у Виктора акцию и внимательно ее изучил. Нечто любопытное привлекло его взгляд. - А это что? Леопольд Гранжан… Черт возьми, патрон! Глядите, вот тут, слева, подпись управляющего: Леопольд Гранжан! Патрон, у меня не было времени разыскать эмальерную мастерскую, но вы же помните… Погодите минутку… - Молодой человек в крайнем возбуждении схватил свой блокнот со всякой всячиной. - Леопольд Гранжан, эмальер, заколотый кинжалом на улице Шеврель! Улавливаете, патрон?! Этот тип был управляющим анонимного общества "Амбрекс"!
Виктор пробежал взглядом газетную вырезку, наклеенную в блокнот, и пробормотал:
- "Слияньем ладана, и амбры, и бензоя…" Амбра - "Амбрекс". Леопардус - леопард. - Он был так занят мыслями о переплетчике, что и забыл о деле эмальера. - Все это как-то связано со смертью Пьера Андрези…
- А второго управляющего зовут Фредерик Даглан, вот, справа подпись. Кто это, патрон?
- Жозеф, перестаньте тараторить хоть на минутку, дайте подумать… У кого Фриуль приобрел эти акции? Какой-то актеришка… Театр "Монпансье"?
- "Эшикье", патрон. Надо немедленно взять этого Даглана за жабры, пока его не постигла участь Леопольда Гранжана. И буду благодарен, если вы отпустите меня побродить по театру "Эшикье". Бьюсь об заклад, собака зарыта аккурат под сценой!
Виктор кивнул. Сам он собирался прочесать район Шапель на предмет знакомства с Гюставом, приятелем Пьера Андрези, пусть даже о нем пока ничего не известно, кроме имени.
Уставшая от блужданий по городу Жозетта Фату различила впереди колонны площади Насьон и перевела дух - словно два маяка воссияли для нее среди деревьев, два предвестника возвращения в тихую бухту. Опьянев от влажных испарений Венсенского леса, она свернула наконец на улицу Буле. Нужно еще закатить тележку в закуток на первом этаже дома, провонявшего супом и мочой, - и тогда уже можно будет расслабить натруженные мышцы рук, подняться в свою комнату. Хорошо хоть дождь, поливавший с утра, иссяк, вечер выдался ясный, небо не запятнали тучи. Однако Жозетта, хотя еще было довольно светло, нервничала и по дороге то и дело оглядывалась - она постоянно ощущала чье-то присутствие, ей чудилось смутное движение даже в траве на пустырях. Все мужчины вокруг казались подозрительными - как угадать того, кто ее преследует? Она дважды видела светловолосого человека, но уже не была уверена, что за ней охотится именно он. Вдруг это кто-то другой?