* * *
Немцы с атакой не медлили. Танки рассредоточились и, постреливая на ходу, полезли к позициям десантников, между ними ехали мотоциклы. Они щедро поливали гвардейцев из ручных пулеметов, установленных в колясках. За ними потянулась пехота. Прикрывая ее огневым валом, заработала немецкая артиллерия. Взрыв осыпал Селиванова и Вострецова песком. Подошел Хитров, тронул сержанта за плечо:
– Не стрелять, не стрелять. Подпустим поближе. Огонь по моей команде…
Противно свистнула пуля. Фуражка слетела с головы старшего лейтенанта, упала под ноги Вострецову. Гришка поднял головной убор, машинально прочитал надпись на внутренней стороне: "Фабрика "Красный воин", – протянул командиру. Хитров осмотрел фуражку. Пуля пробила тулью у верхнего канта. Командир роты с сожалением покачал головой.
– Вот зараза!
– Вы бы пригнулись, товарищ старший лейтенант, – предостерег Гришка.
– Не переживай, Вострецов, смелого пуля боится, смелого штык не берет, – Хитров надел фуражку, пошел по окопу, то и дело монотонно приговаривая: – Не стрелять, не стрелять. Подпустим поближе. Огонь только по моей команде…
По танкам ударили из противотанковых ружей. Один из них встал, задымился. Хитров выглянул из окопа, скомандовал:
– Огонь! Отсекайте пехоту!
Позиции десантников взорвались множеством винтовочных выстрелов, автоматными очередями и треском пулеметов. Вострецов прицелился в одну из фигурок в форме мышиного цвета, нажал на спусковой крючок. Короткая очередь. Мимо. Немец будто чувствовал, мотнулся перед выстрелом в сторону. Гришка подождал, пока он подойдет ближе, выстрелил еще раз. Немец на миг замер, словно наткнулся на невидимую стену, упал на бок. Селиванов приметил, что один из мотоциклистов вырвался вперед. Пулеметчик в коляске оказался опытным воякой. Пулемет щедро и точно бил по окопам. Рядом вскрикнул и упал на дно окопа рядовой Передерин. Пуля угодила в голову. Николай мельком глянул на обез-ображенное, искаженное предсмертной мукой и залитое кровью лицо. Ему вдруг вспомнилось, как Передерин перед боем ковырял прыщи на лице. "Вот и сходил Василий к девкам. Прав оказался Вострецов, что убить змею – это плохая примета". Селиванов зарычал от ярости, стиснул зубы, взял на мушку пулеметчика, но мотоциклист постоянно бросал мотоцикл из стороны в сторону, мешая прицелиться. Николай дал автоматную очередь наудачу. Мотоциклист повалился в коляску на пулеметчика. Мотоцикл закрутился, врезался в кочку, перевернулся. Из-под коляски выполз пулеметчик, приподнял голову, чтобы осмотреться. Селиванов хладнокровно выстрелил.
– Это тебе за Ваську!
Голова немца уткнулась в песок. Свинцовый смерч пронесся по наступающим немцам, они залегли. Усилился огонь из противотанковых ружей. Остановились, а затем попятились танки. За ними спешно отступила пехота. Атака немцев была отбита.
Вострецов посмотрел на Селиванова, задорно сказал:
– Дали мы немчуре прикурить. Показали фашисты задницы.
Николай почесал прямой хрящеватый нос.
– Рано радуешься, парень. Немцы вояки хорошие, их голыми руками не возьмешь.
– Политрук говорил, что против нас и немцы, и румыны стоят.
– А по мне хоть кто. Знаю одно, бить их можно, но и расслабляться не стоит. Первая атака – это только цветочки, ягодки еще впереди.
Николай оказался прав, после часового перерыва немцы снова пошли в атаку. Шли цепью, в полный рост, винтовки наперевес, некоторые с автоматами. Впереди размахивал парабеллумом офицер в фуражке.
Гришка обратился к Селиванову:
– Николай, гляди, немцы в психическую атаку пошли. Решили нас на испуг взять.
Селиванов ухмыльнулся:
– Хрен им с редькой, мы фильм "Чапаев" смотрели. Знаем, как с этой бедой справляться.
По команде "Огонь!" гвардейцы стали выкашивать ряды немецких солдат, но те настойчиво продолжали идти вперед. Тевтонского упорства хватило ненадолго. Заработали пулеметы, противник попытался залечь, но десантники ринулись в контратаку, в ход пошли ручные гранаты. Иметь под носом врага, который неожиданным рывком может достичь окопов, было нежелательно. Немцы, отстреливаясь, стали отступать. Вскоре отступление превратилось в бегство. Вострецов бежал следом за Селивановым с единственным желанием – догнать немцев, вступить с ними в рукопашную схватку и мстить, мстить, мстить… До немцев оставалось не более пятидесяти метров.
Вострецов уже приметил немецкого офицера в фуражке. В голове мелькнуло: "Эх, взять бы фрица в плен!" Мечте Вострецова сбыться не довелось, вокруг стали рваться снаряды и мины. На помощь немецкой пехоте выдвинулись танки. Приказ Хитрова прекратил атаку. Упускать немецкого офицера Вострецову не хотелось, он остановился, выстрелил. Песчаный столб от взрыва заслонил цель. Когда он рассеялся, Вострецов увидел, что немец жив.
– Гришка, сюда! Командира ранило!
Голос Селиванова заставил Вострецова оглянуться. Сержант сидел рядом с Хитровым. Лейтенант лежал с прикрытыми глазами. На гимнастерке у правого плеча расползалось кровавое пятно.
– К окопам его! – Селиванов взял из руки Хитрова пистолет, засунул себе за ремень. – Скорее! Голову придерживай!
Под свист пуль и разрывы снарядов Хитрова дотащили до окопа. Там уже ждал младший лейтенант Мамаев. Хитрова прислонили к стенке окопа. К Мамаеву подбежали два санитара и симпатичная девушка-санинструктор в синем берете. Мамаев указал на Хитрова:
– Наташа, посмотрите, что с ним.
Девушка кинулась к Хитрову, открыла санитарную сумку с красным крестом на белом фоне, посмотрела на Вострецова:
– Снимите с него фуражку.
Вострецов стащил с подбородка командира ремешок, снял фуражку с головы. Девушка обернулась к санитарам:
– Гимнастерку тоже.
Санитары стащили с Хитрова гимнастерку. Девушка осмотрела и перевязала рану на плече, обратилась к Мамаеву:
– Ничего серьезного, легкая контузия и осколочное ранение мягких тканей.
Хитров открыл глаза, потряс головой. Боль заставила поморщиться, несмотря на это, он попытался встать.
Санинструктор удержала:
– Товарищ старший лейтенант, вам нельзя сейчас резко вставать. Вам надо в санчасть, удалить осколок.
Хитров посмотрел на перевязанное плечо, с трудом выговаривая и растягивая слова, сказал:
– Значит, зацепило меня. В ушах шумит и тошнит.
– Контузия у вас. Скоро все пройдет, но в санчасть все равно надо идти.
– Ладно, пойдем, – Хитров с трудом повернулся к младшему лейтенанту. – Мамаев, остаешься за меня.
Когда санитары и санинструктор Наташа увели Хитрова, Вострецов неожиданно вспомнил про фуражку.
– Николай, я же забыл Хитрову фуражку отдать.
Селиванов успокоил:
– Не переживай. Положи к себе в вещмешок. Хитров вернется, отдашь. Ранение у него легкое, думаю, он у санитаров долго не задержится… А она хороша.
Вострецов недоуменно посмотрел на това-рища:
– Кто?
– Санинструктор Наташа.
– Моя землячка. Тоже из Москвы.
– Все у тебя земляки: и из Ярославля, и из Москвы. Откуда знаешь, что москвичка?
– Помнишь, нас посылали помочь медикаменты грузить?
– Помню.
– Вот тогда мне и удалось с ней переговорить. Говор у нее московский, вот я и спросил, откуда она. Разговорились…
– Может, и меня с ней познакомишь?
– Зачем? У нее муж на фронте.
– Тогда незачем. Чужая жена, тем более солдатка, это святое и неприкосновенное. Ну, хватит о женщинах, будем готовиться к приему пищи. Если мне не изменяет зрение, к нам приближаются корабли пустыни с походной кухней, – сержант перевел взгляд в сторону немецких позиций. – Вон и фрицы, похоже, перекусить решили. У этих паразитов все по расписанию.
Через полчаса к сержанту подошел младший лейтенант Мамаев:
– Сержант, веди свое отделение к кухне. В случае немецкой атаки немедленно возвращайтесь.
Селиванов собрал бойцов, двоих оставил на вверенном его отделению участке. Походная кухня расположилась в ста метрах позади окопов. Два верблюда, доставившие кухню и поклажу с продовольствием, лежали неподалеку и, медленно пережевывая жвачку, надменно поглядывали на красноармейцев. Отделение Селиванова встретил невысокого роста худощавый бровастый ефрейтор лет сорока с лихо закрученными кверху пшеничными усами и половником в руках.
– Шагайте веселее! Только вы остались.
Селиванов подошел к полевой кухне.
– Ты, Великанов, черпаком не размахивай, это тебе не сабля, ты лучше скажи, почему с рассветом, как положено, нас не накормил?
– К вечеру приказано было кухню к Улан-Эрге доставить, а вы оттуда драпанули.
Селиванов возмутился:
– Ишь ты, драпанули. Не драпанули, а отступили в силу сложившихся обстоятельств, уступая превосходящему по численности противнику.
– Вот завернул, прям по-ученому. Ты бы так немца бил, как языком орудуешь, тогда и отступать бы не пришлось, и мне вас по всей степи разыскивать.
Селиванов нахмурился.
– Ты, дядя, говори да не заговаривайся. Мы-то немца потрепали, а вот тебя я что-то на передовой не видел.
– А ты меня не стыди, если бы мне японцы у озера Хасан ногу не прострелили, я бы на передовой тоже вместе с вами был.
– Оно верно, с калечной ногой от фрица убегать тяжело.
– Будет тебе, – примирительно вымолвил Великанов. – Мы ведь только к утру в "Ревдольган" вернулись, а варево греть дрова нужны. Где их в степи найдешь? Кое-как в совхозе насобирали. А как разогрели, дождались затишки и сразу к вам.
– Ладно, не обижайся. Скажи лучше, чем кормить будешь? Мы который день нормально не ели.
– Сегодня щи и кулеш с кониной, – Великанов кивнул бойцам. – Подходи, ребятки, ешь без оглядки. Щи да каша – пища наша.
Красноармейцы один за другим стали подходить к Великанову. Селиванов не утерпел, спросил:
– Балакаешь ты складно, а вот ты мне скажи, откуда кониной разжился?
– Калмыки коней гнали, одна лошадка издыхать стала, ну я ее и выпросил.
– Это ты молодец. Только вот еще о чем хочу у тебя узнать. Приписан ты к кухне, рядом с харчами обитаешь и фамилия у тебя звучная, Великанов, а ни весу в тебе, ни росту. Отчего так? Уж не солитерный ли червь в тебе завелся?
Бойцы рассмеялись, Великанов шутливо замахнулся половником:
– Вдарить бы тебе хорошенько по голове, чтобы язык свой острый прикусил. Давай лучше котелок, пока без еды не остался. Нам еще котлы надо мыть. Вон верблюды ждут уже.
Селиванов подал котелок, спросил:
– Чего ждут-то?
– Помои.
– Помои?
– Мы котлы моем, помои им в поилку выливаем, а им, значит, и вода, и еда. Вот они и ждут, а как котлы мыть начинаем, сразу встают, к нам подходят. Верблюд животина умная. Особенно вон тот большой со светлой шерстью. Мы его в Яшкуле получили. Нам сначала для подвоза лошадок диких из степи пригнали, так мы их приучить не смогли, а верблюды быстро привыкли. Тут еще Темирбека в погонщики дали, – Великанов кивнул на коренастого казаха. – Он с ними быстро договаривается. Держи котелок, сержант. Щи наваристые получились.
– Благодарствую, – Селиванов взял котелок, кусок черного хлеба, сел рядом с Вострецовым, заработал ложкой. Надо было спешить, немцы могли начать атаку в любую минуту.
Глава пятая
Отделение заняло свои места в окопе, когда немцы вновь начали наступление.
Селиванов посетовал:
– Вот паразиты, неймется им. Еще жратва в животе не улеглась, а они опять полезли, заразы.
– Видимо, к ним подкрепление подошло, вот и пошли в атаку.
Немецкий снаряд с воем пролетел над окопом. Позади громыхнуло. Селиванов вжал голову в плечи:
– Ну, держись, Гришка, сейчас веселье начнется.
Обстрел был жестоким. Такого ефрейтору Вострецову еще не приходилось испытывать. К пушкам и минометам добавилась авиация. Самолеты немцев скинули смертоносный груз, а затем стали поливать окопы из пулеметов. Гул их моторов, стрекот пулеметов, свист пуль, вой мин и грохот от разрывов бомб и снарядов – все слилось в ужасающую какофонию звуков. Два раза снаряды легли рядом, обрушили окоп справа, убили одного из бойцов. Гришка сидел на корточках, ощущая спиной, как содрогается от взрывов земля, и неотрывно смотрел на оторванную ногу убитого красноармейца. Это была смерть. Она была вокруг. Вострецов чувствовал ее присутствие, ее запах, перемешанный с запахом гари, пороха, крови и горелой человеческой плоти. Неожиданно накатило: "А вдруг и меня сейчас, вот так же". Страх схватил за горло. Захотелось глубже зарыться в землю, спрятаться от всего этого ужаса, но приходилось сидеть, ждать и гадать, куда упадет очередной снаряд или мина, и не прилетит ли вместе с ней твоя смерть… Рядом рвануло. Гришку осыпало комьями земли и песком, он машинально прикрыл голову руками, забыв, что она защищена каской. Снова взрыв. Вострецов помимо своей воли перекрестился, истово зашептал:
– Господи милостивый, спаси и сохрани!
Позади окопа ухнула мина. Обстрел не утихал, Гришка не знал, сколько он длился, но ему казалось, что прошла вечность. Тишина наступила неожиданно. Обстрел прекратился, но это была временная передышка. Вскоре немцы возобновили атаку. В этот раз их было гораздо больше. Им удалось достичь позиций десантников при поддержке танков. Один из них ехал в сторону Вострецова. Гришка видел большой черный крест на его башне, видел хищное жерло пушки, смотровую щель и пулеметное гнездо. Немецкий пулемет изрыгнул короткую очередь. Вострецов пригнулся, пули просвистели над головой, взрыхлили бруствер. Песок попал за воротник, посыпался по спине. Вострецов передернул плечами. Справа раздался крик младшего лейтенанта Мамаева:
– Гвардейцы, назад! Стой, мать вашу!
Вострецову хотелось посмотреть, что происходит справа, но сейчас ему было не до этого. Он осторожно выглянул из окопа и нырнул назад. На него, лязгая гусеницами, наползала железная громадина. Вострецов схватил противотанковую гранату, выдернул чеку, метнул в танк. Когда столб земли, поднятой взрывом, осел и дым рассеялся, Гришка увидел, что танк продолжает движение. Мимо. Пулеметная очередь вновь взрыхлила бруствер. Страх на мгновение сковал тело и мысли. Хотелось вскочить и что есть силы бежать подальше от этого смертоносного чудовища. Взгляд упал на две бутылки с зажигательной смесью в нише для боеприпасов. В душе вскипела злость на себя за минутную слабость, за досадный промах, она, в свою очередь, переросла в еще большую ненависть к врагу. Вспомнилось, как по приказу комдива Губаревича их учили не бояться танков. Для этого бойцам приходилось терпеливо сидеть в окопе, пока железная машина утюжила его сверху и при этом поражать танк учебной деревянной гранатой или бутылкой с водой. Тогда страх тоже приходил к нему. Гришка помнил, как первый раз, сидя в окопе, у него сжалось сердце и онемели руки и ноги. Он даже зажмурил глаза, когда танк наехал на окоп. Помнил, как над головой загрохотало и в его временном убежище стало темно, но ему удалось себя пересилить и поразить танк деревянной гранатой. Позже на учениях он без страха поражал цель. Сейчас полученный прежде опыт ему пригодился, как никогда. Страх прошел. Гришка схватил бутылки, откатился в сторону: надежды на прочность песчаных, рыхлых стенок окопа не было. Вострецов притворился мертвым, подождал, пока танк минует окоп, чиркнул спичкой, поджег фитиль, метнул "коктейль Молотова". Огненная жидкость растеклась по броне рядом с башней. Не мешкая, Гришка бросил вторую бутылку. Удачно. Бутылка попала в корму танка и разбилась о моторный воздухозаборник. Танк запылал, задымился. Боевая машина немцев проехала не более десяти метров, остановилась. Открылись люки. Из танка один за другим стали вылезать немецкие танкисты в черной униформе. Первый спрыгнул с брони, начал кататься по земле, стараясь сбить огонь с комбинезона. Второй немец сбросил охваченную пламенем короткую куртку и кинулся на помощь товарищу. Из люка показался третий танкист. Вострецов приготовил автомат для стрельбы. Неожиданно чья-то рука отвела ствол. Вострецов оглянулся. Селиванов потянул его за рукав:
– Уходим. Приказано отступить. Немцы прорвались.
Вострецов указал глазами на танкистов.
– Как же эти?
Селиванов кивнул в сторону немецких по-зиций.
– Там два десятка фрицев на нас идут. Они нас двоих за минуту в решето превратят.
Рядом послышалась немецкая речь. Над головами просвистели пули. Немцы их заметили. Селиванов кинул в наступающих гранату. Вострецов не удержался, дал очередь в танкистов. Теперь спасти могла только быстрота ног.
– Быстрее! За мной! – Селиванов, пригибаясь, метнулся в ход сообщения, за ним последовал Вострецов.
* * *
Гвардейцы, ввиду численного перевеса противника, вынуждены были отступить на окраину совхоза. Закрепились на заранее подготовленных позициях. Туда же ближе к вечеру подошла подмога – две роты десантников, переодетых в новую армейскую форму с пехотными петлицами. Часть из них заняла оборону по соседству с отделением Селиванова. Вновь прибывших бойцов встретили с радостью и шутками. Не смолчал и Селиванов, подначил знакомого сержанта:
– Бражников?! Степан?! А я тебя не узнал. Думал, пехоту в помощь прислали.
Широкоплечий рыжий детина с усеянным веснушками лицом почесал затылок.
– Погоди, и до тебя очередь дойдет. Нас моментом оформили, опомниться не успели. Правда, я петлицы отпороть и спрятать успел, кто знает, может назад пришивать придется, когда немца погоним.
Селиванов стер рукавом гимнастерки пот с лица. За дни пребывания в калмыцкой степи оно осунулось и загорело.
– Его бы, подлеца, сначала здесь удержать.
– Удержим. Под Москвой удержали и здесь удержим. Ты анекдот про "катюшу" слышал?
– Нет.
– Слушай. Разговаривают два немца в Берлине. Один другому говорит: "Я слышал, русские женщины очень красивы". Другой немец ему отвечает: "По-видимому, это так. Мой сын пишет, что наши солдаты при упоминании какой-то Катюши просто с ума сходят!"
Посмеяться не пришлось, рыжего сержанта окликнули, он махнул рукой:
– Бывай. Меня к командиру роты вызывают. После поговорим, я тебе еще один свежий анекдот расскажу.
К Селиванову подошел Хитров. Николай удивленно спросил:
– Товарищ старший лейтенант? Так быстро?
Хитров отмахнулся.
– Рана пустяковая, контузия прошла, да и немец расслабляться не дает.
– Это точно.
Подошел Вострецов, вынул из вещмешка летную фуражку, протянул Хитрову:
– Ваша, товарищ старший лейтенант.
Хитров белозубо улыбнулся, поправил козырек новой командирской фуражки:
– Мне тут новую, пехотную подарили, а эту ты оставь себе, на память. Извини, что с дыркой, – Хитров посмотрел в бинокль в сторону немцев вправо, затем влево. – Думаю, до ночи они попытаются захватить "Ревдольган".