- Почему я решил выставить свою кандидатуру и бросить вызов нынешнему Президенту? Потому что он не выполнил своих обещаний, данных избирателям. Где обещанная победа в Чечне? Там продолжают гибнуть наши солдаты. Где боеспособная реформированная армия? Ракеты не взлетают, самолеты падают, подводные лодки тонут. Почему поток нефтедолларов, льющийся в страну, не сократил число людей, живущих за чертой бедности? Официально признается, что в таком положении пребывает примерно треть населения страны. И как тут поворачивается язык рассуждать о возрождении величия России? Где декларируемое "верховенство закона", когда суды полностью зависимы от властных структур? Где обещанная равноудаленность олигархов? Одни в тюрьме, другие в фаворе.
Построение так называемой "властной вертикали" привело к тому, что Совет Федерации теперь лишен возможности защищать насущные интересы регионов, сегодняшняя Дума не выражает чаяния избирателей, а подчиняется приказам из Кремля. Несмотря на постоянные призывы к борьбе с коррупцией, она процветает. Страна буквально обобрана обнаглевшими от безнаказанности чиновниками и, заметьте, ни один коррупционер из высших сфер так и не был осужден.
Я убежден, что так больше продолжаться не может. Выдвигаю себя еще и потому, что не вижу ни на левом фланге у коммунистов, ни на правом, у либералов, фигуры, способной объединить реально существующую оппозицию нынешнему режиму.
Карасеву вежливо похлопали. Дальше началось самое главное и опасное - вопросы.
Первым встал корреспондент "Аргументов и фактов":
- Как бы вы определили свою идейную платформу?
За неимением более точного термина, я бы назвал ее либерально–патриотической.
Политобозреватель "Московского комсомольца" заготовил каверзный вопрос:
- Правда, что вашу предвыборную кампанию финансирует опальный олигарх Долонович?
Позин внутренне напрягся. От ответа Карасева зависело многое.
Карасев, широко и добродушно улыбнувшись, не стал вилять и тем расположил к себе зал:
- Чистая правда, но не только Долонович.
А кто еще? - выкрикнули с места.
Карасев продолжал улыбаться:
- На прямой вопрос честно отвечу: сам оглашать список всех, кто меня поддерживает, считаю не очень тактичным.
Позин оценил на пятерку умение Карасева расположить к себе аудиторию.
А вам не кажется неудобным брать деньги у олигархов, при том, что вы так резко их критикуете? - спросила представительница одного из журналов для женщин.
Не кажется, - твердо ответил Карасев и снова улыбнулся. - В данном случае я учусь у Ленина и большевиков, которые брали деньги не только у отечественных капиталистов, но и у немецкого правительства.
В зале раздались смешки.
Вы надеетесь на победу? - ехидно спросил журналист, представляющий радикальный политсайт в Интернете.
Победить я не надеюсь, задача моя другая - объединить оппозицию, - Карасев уже не улыбался.
Вы не боитесь? - спросил корреспондент английской "Таймс".
Боюсь, - откровенно сказал Карасев, - но кто- то же должен дать людям шанс, чтобы противостоять нынешнему режиму.
Корреспондент американского "Уолл–стрит джорнэл" показал свою информированность.
Господин Карасев, вы в самом деле обладаете фактами, свидетельствующими о коррумпированности действующего Президента России?
Да, обладаю, - веско произнес Карасев.
Приведите хотя бы один пример, - не отставал американец.
Сегодня я этого делать не буду и, надеюсь, понимаете, почему. После того как мою кандидатуру зарегистрирует Центризбирком, я разошлю по электронной почте во все средства массовой информации подготовленную мной статью, где приводятся конкретные факты.
Это заявление выглядело логично, и журналисты им удовлетворились.
Когда все закончилось, Позин вздохнул с облегчением:
- А вы молодец, Николай Спиридонович! Построили наших и зарубежных "акул пера и камеры" по первому разряду.
Не хвалите заранее, - на этот раз застенчиво улыбаясь, попросил Карасев, - посмотрим завтра, что они напишут.
Нам обязательно надо завтра встретиться, чтобы обсудить дальнейшие действия, - предложил Позин, - и, если позволите, я бы прочитал вашу статью о фактах коррупции.
Всенепременно, - с готовностью согласился Карасев, - встретимся завтра часов в девять вечера на Пушкинской площади у кинотеатра "Россия", посидим в одном укромном местечке и все обсудим.
В сквере Позин заметил ждущего его Карасева, который повел себя довольно странно. Увидев приближающегося Позина, он не двинулся ему навстречу, а, напротив, пошел в другую сторону, сделав рукой жест, означавший "следуйте за мной". Заинтригованный Позин последовал за ним на некотором расстоянии.
"Неужели так боится слежки? - легкомысленно подумал Позин. - Не переоценивает ли этот персонаж свою роль в российской политике?"
Карасев зашел в проходной двор, соединявший площадь Пушкина и Козицкий переулок. Он недолго потоптался у железной двери в какой‑то подвал, а потом юркнул туда. Через несколько минут Позин последовал его примеру. Карасев ждал его на вершине длинной и крутой лестницы, шедшей вниз.
Тут нам никто не помешает, - шепнул он.
Внизу имелись две двери - налево и направо.
Карасев ключом открыл левую дверь. Когда он зажег свет, Александр Позин с недоумением огляделся. Они оказались в мастерской стеклодува - в углу стояла массивная железная печь, в деревянной стойке располагались стеклянные трубки разных размеров, полки, покрывавшие стены, были заставлены стеклянными сосудами самых причудливых форм.
Удивились? - застенчиво спросил Карасев. - Это моя мастерская. Хобби у меня такое. Располагайтесь в кресле, а я пойду на кухню, чайник поставлю и еще чего‑нибудь соображу.
С этими многообещающими словами Карасев удалился за плотную штору. Позин подошел к полке, чтобы как следует разглядеть продукцию своего нового знакомца, и в этот момент раздался звонок в дверь.
Спросите, кто, - крикнул Карасев, - я в туалете.
Позин заглянул в глазок. Перед дверью стояла молоденькая девушка.
Он спросил:
- Вы к кому?
Она что‑то ответила, но из‑за толстой двери он ее слов не расслышал и отворил дверь. Дальше произошло нечто невообразимое. Дверь широко распахнулась и перед потрясенным Позиным предстали три высоченные фигуры в черных масках. Три пистолета с глушителями были нацелены прямо ему в грудь.
Тихо, - произнес один из них.
Кто пришел? - крикнул Карасев.
Двое в масках стремительно влетели в мастерскую и нацелились на, казалось бы, совершенно опешившего Карасева.
Тут между типами в масках произошел диалог, смысл которого так и остался для Позина загадкой.
-Ас этим что делать, может, стрельнуть?
На что, по–видимому, старшой задумчиво ответил:
- Двое всегда лучше, чем один. Забираем обоих.
Процессия, вышедшая из мастерской, выглядела так: впереди поднимался один человек в маске, за ним следовал второй, за которым шли Карасев с Позиным, а замыкал шествие третий. Когда группа достигла последней ступеньки, наружная дверь неожиданно распахнулась, и в тусклом свете мелькнул какой‑то силуэт.
Первый чуть–чуть замешкался, и с ним случилось нечто, чего ошарашенный Позин так никогда и не понял. Он обмяк и на чем‑то повис, откуда‑то из‑за него раздался хлопок, и третий со стоном покатился вниз по лестнице.
Позин и Карасев интуитивно вжались в стены по разные стороны лестницы.
Второй начал беспорядочную пальбу, но пули застревали в обмякшем могучем теле первого, так и не задев того, кто скрывался за ним. Вдруг бездыханное тело с огромным ускорением полетело вперед и сбило с ног не успевшего отпрыгнуть второго, увлекая его вниз. Раздался грохот и треск ломаемых костей.
Только тут Позин и Карасев увидели своего спасителя. Это был худощавый малый среднего роста в вязаной лыжной шапочке, надвинутой почти на глаза.
- Вот и все, ребята. А вы боялись. Теперь бегите, - скороговоркой произнес неожиданный спаситель и первым выскочил на улицу.
Карасев и Позин последовали его примеру и, выбежав из двора, молча пошли в разные стороны. Карасев - в сторону Петровки, а Позин - на Тверскую, где было еще довольно людно, мчались машины, ярко светились витрины магазинов.
Позин просто не мог поверить, что еще несколько минут назад в него целились из трех пистолетов. Он вспомнил неизвестного спасителя. Что‑то в его фигуре и в голосе показалось знакомым. Савелий? Не может такого быть, какое ему дело до Позина и тем более до какого‑то Карасева!
Но это был именно Бешеный. Широши сообщил ему, что в Москве готовится грандиозная провокация - похищение "независимого" Карасева, которое будет приписано спецслужбам. Савелий, скучающий от безделья, сам вызвался вмешаться. На что Широши не возражал и только просил быть осторожнее.
Бешеный, конечно, узнал своего верного поклонника Позина и даже хотел перекинуться с ним парой слов, но потом передумал, поскольку не в меру болтливый Позин мог опять броситься на его поиски, тем самым нарушая правила конспирации.
Бедняга Позин был так потрясен происшедшим, что, напившись успокоительных таблеток, забыл позвонить Долоновичу. Утром, еще толком не отойдя от сна, он включил телевизор и к ужасу своему услышал в экстренном выпуске новостей, что Карасев вчера домой не пришел и, судя по всему, кем‑то похищен. Он бросился звонить Долоновичу, который говорил на редкость безмятежно и спокойно.
Позин, захлебываясь от волнения, рассказал ему, что с ним и с Карасевым случилось вчера. Он жаждал сочувствия или хотя бы какой‑нибудь реакции. Но Долонович был как скала непоколебим и так же немногословен.
- Не бери в голову, Санек, - покровительственным тоном сказал он. Карасев жив–здоров и того же тебе желает. А про то, что случилось вчера, забудь раз и навсегда. Деньги, которые пришли на твой счет для финансирования кампании Карасева, оставь себе. Там очень приличная сумма. Можешь считать ее компенсацией за моральный ущерб и пережитое тобой нервное потрясение.
Надо ли убеждать вас, уважаемый Читатель, что бедняга Позин оказался в не меньшей растерянности, нежели в начале данной главы…
Глава 14
ГОЛОС ИЗ МОГИЛЫ
Посещение храма Святого Иринея и беседа с духовным лидером общества "Православный поход" произвели на Константина неизгладимое впечатление. Он не пытался задумываться над истинными целями братства, его уставом и структурой, потому что это нисколько его не интересовало. Его волновало другое.
На протяжении нескольких столетий страшная тайна окутывала историю происхождения и исчезновения чудотворной иконы Софийской Божией Матери. Простой с виду кусок деревянной доски с нанесенным на него незатейливым по сюжету и технике рисунком притягивал к себе внимание сил добра и зла, был причиной многих смертей, странных болезней и еще более необъяснимых чудес.
Какой силой обладала эта икона, если враги России охотились за ней, как за секретным оружием массового поражения? Неужели икона являлась тем самым "абсолютным оружием", тайной которого обладали древние, тайной, утраченной со временем?
Константин решил, что этот секрет, вероятно, утерян с умыслом, чтобы человечество не сморозило какой‑нибудь глупости вроде очередной мировой войны, которая станет концом света.
Направляясь по адресу, указанному ему Старцем, Рокотов не знал, о чем будет говорить. На всякий случай решил, что станет придерживаться прежней тактики; говорить правду, избегая деталей и частностей.
Безумный собиратель древностей, художник Ширяев, обитал на Пятницкой улице, за зданием Альфа–банка. Константин хорошо знал это место. Несколько лет назад, под Новый год, он оказался в бывшей котельной, переоборудованной в мастерскую.
Константин был весел, но не слишком пьян, чтобы потерять сознание. Он помнил, что посиделки у художника удались на славу: много пели, много пили, танцевали. Гости разошлись под утро, довольные друг другом. Жаль, самого художника Константин так и не встретил. Подчиняясь внезапному повелению свыше, Ширяев укатил в Крым, где недавно приобрел домик с садом.
Константин сразу догадался, что странный коллекционер, которого Старец считал безумцем, и был тем самым художником Ширяевым. Старец сказал, что художник пьет уже несколько недель и безвылазно сидит в мастерской. Поразмыслив, Рокотов решил не брать машину, а поехать на метро. Неизвестно, сколько времени придется провести у художника.
Миновав здание банка, Константин приблизился к белому двухэтажному строению в глубине двора и нажал кнопку звонка. Ждать пришлось недолго. Дверь стремительно распахнулась, и на пороге появился художник. Одного взгляда на его всклокоченные волосы, спутавшуюся бороду и трясущиеся руки было достаточно, чтобы понять: Ширяев в запое и выходить из него не собирается.
Под глазами художника красовались огромные синяки, нос был разбит и заклеен грязной полоской лейкопластыря. Вдобавок Ширяев еще и прихрамывал.
Принес?! - сипло выдохнул он, обдав Константина застарелым перегаром.
Взгляд Ширяева был устремлен на руки Константина. Увидев, что в. них ничего нет, художник разочарованно вздохнул и привалился к косяку. Рокотов понял, что у него есть блестящая возможность быстро установить контакт с Ширяевым. Приболевший художник явно ждал гонца из магазина, но тот пропал.
Извини, старик, - вежливо сказал Константин, - забыл самое важное. Ты подожди минут пять, я быстро обернусь.
Рокотов направился в ближайший магазин. Здесь он приобрел литровую бутылку водки и кое–какую закуску. Константин хорошо знал запойных. Те закусывают мало, в основном налегая на спиртное.
Когда Константин вернулся в мастерскую, несчастный "больной" стоял на пороге, с нетерпением поджидая гостя. Увидев в его руках водку, Ширяев гулко сглотнул, глаза его наполнились влагой, и он протянул руки навстречу водке. Константин вручил "лекарство" художнику и прошел в мастерскую, не забыв тщательно запереть за собой дверь.
Мастерская состояла из крохотного подвальчика, где художник хранил эскизы, краски и незаконченные работы, довольно большого помещения на первом этаже и чердака, переделанного в спальню. Пока Константин осматривался, вспоминая свой первый визит, Ширяев моментально накрыл стол. Это заняло у него ровно минуту.
Садись, мил человек, - в буквальном смысле прохрипел Ширяев. Дрожащими от нетерпения руками он ловко разлил водку, при этом не пролив ни капли. - Чувствуй себя как дома. Давай‑ка, по первой!
Константин не заставил себя уговаривать. Они с Ширяевым чокнулись и выпили.
С посудой у хозяина был явный напряг: Ширяев пил из большого граненого стакана, а гостю он предложил чайную чашку с отбитой ручкой. Константин закусил огурчиком и осмотрелся. В мастерской все носило следы запустения и пьянства. Большую часть квартиры занимали многочисленные бутылки из‑под спиртного. Причем можно было довольно точно определить уровень падения. Вначале шли дорогие марки коньяка, виски, чилийские сорта вин, потом вина, коньяки стали поскромнее, позднее главенствующее место заняли водочные бутылки известных марок, наконец, пришло время, когда дела стали совсем плохи и пошли в ход бутылки неизвестных названий… было ясно, что художник давно уже не работает.
Каким ветром тебя ко мне занесло, мил человек? - Ширяев хрустел огурцом, и соленый сок стекал по его нечесаной бороде. - Мы с тобой знакомы или нет?
Можно сказать, что нет. - Константин решил не рассказывать о том, что он здесь уже бывал. - Меня направили к вам из храма Святого Иринея.
Ширяев вздрогнул и бросил на Константина трезвый и острый взгляд.
Детектив понял, что Ширяев не так пьян, как кажется. В чем же дело? Присмотревшись, Константин отметил трясущиеся руки и мертвецки бледное лицо Ширяева.
Ширяев был до смерти перепуган. А водкой старался приглушить страх. Но водка не очень‑то помогала.
Что понадобилось от меня святой братии? Снова требуется моя консультация по реставрационной части? - С деланно безразличным видом, Ширяев погрузил пальцы в открытую банку шпрот.
Константин наблюдал за ним с нескрываемым интересом. Художник опрокинул еще стакан водки, не приглашая гостя, и бросил в рот рыбку. Прожевав, промолвил: - Ничем не могу помочь. Сам видишь - болею я. Творческий кризис… Но за водку спасибо. Я тебе деньги отдам…
Мне не надо ваших денег, - бесцеремонно оборвал Константин Ширяева. Он понял, что надо торопиться, пока художник не напился до потери сознания. - И к братии я не имею никакого отношения. Я по поводу одной иконы.
Ширяев собрался было выпить, но при слове "икона" уронил стакан на пол. Водка разлилась, стакан закатился под стол. Художник и не подумал наклониться и достать его. Он сидел с выпученными глазами и тупо смотрел на Константина.
Не знаю! - отрывисто выкрикнул Ширяев и судорожно попытался расстегнуть ворот рубашки. - Ничего не знаю! Ни про какие иконы не ведаю! Если тебя прислали эти, которые уже были, то скажи, что ничего не знаю! Оставьте меня в покое!
Успокойтесь, Ширяев, - примирительно сказал Константин. - Вы даже не знаете, в чем дело" Икона Софийской Божией Матери…
Вот, вот! - крикнул художник и вскочил. - Все вы так начинаете! Тихо так, мирно… А потом начинаете пальцы ломать!
Я не собираюсь ломать вам пальцы, - попытался унять художника Константин, - Я президент детективного агентства "Барс". Я выполняю работы для вдовы антиквара Ангулеса.
А документик у тебя имеется? - с подозрением спросил Ширяев.
Посмотрев на удостоверение Константина, Ширяев пожал плечами, но успокоился.
Ладно, не злись, - просительно произнес он. - Раз ты знаком с братией из "Православного похода", да еще и с Людмилой, невинной душой, - значит, ты мне не враг. Но все равно я тебе ничего не скажу!
А есть что сказать? - с невинным видом поинтересовался Константин.
А то как же! - хвастливо заявил художник.
Водка хорошо подействовала на него. Он расслабился, на лице его появился румянец, движения стали плавными.
У меня есть кое‑что, имеющее отношение к иконе. Причем самое прямое.
И что же это такое?
Так я тебе и сказал! - Раскрасневшийся Ширяев поводил пальцем перед носом Константина. - Не дождешься!
Раз так, тогда давай выпьем и забудем про иконы, - предложил Константин.
Он поднял с пола стакан Ширяева, налил ему и себе. Они выпили молча.
Ширяев не отводил от Константина взгляд, в котором мелькнула подозрительность, но только на миг, сменившись тоской и растерянностью.
Честно говоря, я и сам не знаю, что это такое, - признался Ширяев Константину. - Только известно мне, что вещица эта имеет огромную ценность. Это что‑то вроде ключа от рая. Или от ада? Никому это не ведано. Смотря кто и с какими намерениями этой вещицей решит воспользоваться.
А на что эта вещица похожа? - продолжал допытываться Константин.
Ширяев замолк. Прикурив с третьей попытки, он уставился в переполненную пепельницу.
Черт его знает, на что она похожа, - наконец признался он. - В общем‑то ни на что…
Внезапно Ширяев воспылал к Константину братскими чувствами. Он хлопнул его по коленке, нагнулся ближе к уху и прошептал: