Ангулес доверил своему помощнику Фиме заниматься организационными вопросами передачи ценного груза, который как раз проходил процесс растаможивания. Передав ему сопроводительные документы, Грегор с облегчением вздохнул, когда водитель лимузина захлопнул за ним дверцу, уселся на переднее сиденье, и длинная машина неторопливо покинула пределы аэропорта. Лимузин выделила опять‑таки московская мэрия, предоставив возможность пользоваться автомобилем по своему усмотрению весь день.
Однако в планы Грегора не входило бессмысленно тратить время на праздные поездки и любование природой. Едва лимузин достиг городской черты, Ангулес дал указание водителю, куда ехать. Периодически застревая в пробках, лимузин доплыл до Пречистенки. Здесь Ангулес приказал остановиться и вынул из дорожного кофра черную папку. В темноте автомобильного салона сверкнул изящный серебряный крест, красовавшийся на папке. Антиквар покинул машину и вошел в старинный особняк, над дверями которого красовалось одно–единственное слово, отливавшее дорогой медью: "БАНКЪ". Грегор отсутствовал десять минут, а когда вернулся, папки при нем не было.
Дом Ангулеса располагался в самом живописном уголке Истринского водохранилища. Вокруг - на большом расстоянии друг от друга - дома, рощи и поля.
Детство Грегора прошло в тесном домике его родителей, приютившемся среди десятков таких же домиков, наполненных запахом жареной барабульки, визжащими детьми, матерями, орущими на детей, и отцами семейств, переругивавшимися со своими женами. Поэтому, едва заработав приличные деньги, Грегор тут же сделал самое важное приобретение своей жизни, как он считал: купил дом и участок на берегу искусственного озера - единственный, который можно было законно приобрести в водоохранной зоне. Любые попытки прочих граждан построить здесь жилье заканчивались плачевно: построенные дома сносились, и за счет нарушителей восстанавливался почвенный покров и высаживалась растительность. Ангулес лично сообщал в правительство Московской области о таких безобразиях - и поэтому был навсегда избавлен от соседей.
Внешне его дом напоминал чистенькие беленые домики зажиточных немецких бауэров–пивоваров: приземистый, основательный, под красной черепичной крышей, с широкими окнами, увитый плющом и ломоносом, обнесенный высокой металлической оградой. Ангулес ненавидел кирпичные заборы, которыми отгородились от мира новорусские богачи. По его мнению, человека, построившего вокруг своего дома глухой трехметровый забор, тянет обратно в материнскую утробу - спрятаться от мира, которого этот субъект страшно боится.
- Но зачем тогда было родиться на свет, чтобы от него прятаться? - резонно спрашивал Ангулес.
Лимузин еще только приближался к воротам, как они распахнулись автоматически: Ангулес всегда с собой носил лазерный пульт от всех замков в доме. Описав широкую дугу вокруг большой клумбы, обнесенной мрамором, лимузин замер у дверей. Здесь уже выстроилась прислуга - семья русских беженцев из Казахстана: отец, мать и двое их взрослых сыновей, которым Ангулес дал кров и заработок.
Тут же, у дверей, Ангулес сообщил прислуге, что не нуждается в них вплоть до вечера завтрашнего дня, и отпустил их. Толкнув двери, он по привычке остановился и глубоко втянул в себя воздух родного дома.
Здесь все дышало стариной, но не той, пыльной и разваливающейся, а благородным запахом старых, надежных и основательных предметов, вещей, каждая из которых о чем‑то напоминала Ангулесу и была ему дорога. Дух величавой старины витал в доме и навевал мысли о суетности внешнего мира и надежности того мира, что создан собственными руками.
Антиквар принял ванну, переоделся в любимый бархатный халат с поясом в виде витого золоченого шнура и занялся приятным делом: распаковав в спальне чемоданы, начал извлекать подарки для жены. Подарков было много, для самого дорогого существа в мире он не жалел ничего. Драгоценности от ювелирного дома "Братья Ливенброк", сумочки от "Палома Пикассо", наряды от "Кристиан Лакруа" и еще множество приятных и значительных мелочей, вроде хрустальных серег от "Фрэнсис Штайн".
Все это Грегор аккуратно разложил но всей спальне и даже на жениной половине огромной постели. Покончив с этим, он оглядел коллекцию подарков и удовлетворенно хмыкнул. Она будет довольна. Теперь пора заняться делом.
Последние несколько лет внимание Ангулеса было приковано к интереснейшей исторической загадке, которую он тщетно пытался разрешить. Он был не один - у него имелась масса конкурентов. Но Грегор свято верил в свою звезду и надеялся, что уж ему‑то точно должно повезти.
Его мало интересовало то, что простые люди называют "славой". Ангулес, как и всякий другой опытный антиквар, был чужд огласки и шума. Его бизнес требовал сокровенности и тишины. Еще меньше в новой проблеме его интересовали деньги. Уж этого‑то добра у него было предостаточно. Грегор относился к той редкой породе людей, которые знали точно, сколько им нужно денег и зачем.
Все мысли Ангулеса сейчас занимали два слова: "чудотворная икона".
Чудо, как известно даже детям, выходит за рамки повседневной жизни, обыденности. Его нельзя ни определить, ни вычислить. Говоря о чудотворных иконах, нужно сразу оговориться: любая икона по сущности своей чудотворна, если у человека хватает веры, чтобы это заметить. Давно известны чтимые в народе иконы, с некоторыми из них происходит чудо мироточения и осветления, а бывает, что иконы плачут слезами и кровью. Вот это и есть сотворенное иконой чудо.
Чудотворные иконы объединяет одно: неизъяснимым путем они откликаются на человеческие просьбы и молитвы; спасают, приходят на помощь и исправляют, когда такое спасение уже кажется не в людской власти. С каждой чудотворной иконой связаны десятки подобных историй. Существует несколько икон, прославившихся своей чудотворной силой по всей России. Чудеса от них продолжают совершаться по сей день.
По преданию, за некоторыми иконами издавна закрепилась слава "чудотворных": иногда по чудесному их обретению, иногда по чудесам и исцелениям, связанным с ними. Некоторые из них были обретены при чудесных обстоятельствах, например Толгская икона Божьей Матери.
Икона Толгской Богоматери, явившаяся, как говорит легенда, ярославскому епископу Прохору в лесах, на берегу Волги, почиталась как чудотворная. Множество чудес, засвидетельствованных очевидцами, записано в монастырских летописях: разрешение неплодства, исцеление глухих, увечных, спасение утопающих, даже воскресение мертвых.
Некоторые чудотворные иконы найдены по видениям и снам.
Летом 1579 года страшный пожар уничтожил большую часть Казани. Две недели спустя девочке по имени Матрона Онучина трижды являлась во сне Пресвятая Дева, настоятельно требуя, чтобы она сообщила Казанскому архиепископу о Ее святом образе, который находится в подвале сгоревшего дома Онучиных. Сначала девочке не поверили, но после новых явлений Богородицы решили все же копать в указанном Ею месте. На метровой глубине был найден образ Пресвятой Богородицы. Это и есть Казанская икона Божией Матери. С последней связан любопытный факт, привлекший в свое время снимание антиквара Грегора Ангулеса.
В том же 1579 году царь Иван Грозный основал в Казани монастырь Пресвятой Богородицы, в который и была помещена обретенная икона. С нее сделали несколько копий, некоторые из них, как и сама изначальная икона, были признаны чудотворными.
Где находится первообретенная казанская икона - доподлинно не известно. Разные источники ассоциируют с ней и московскую, и санкт–петербургскую святыни, а также и ту икону, которая находилась в Казанском Богородицком монастыре и была похищена оттуда в 1904 году и никогда больше не найдена.
Ангулеса заинтересовала история другой чудотворной - Софийской иконы Божией Матери. И даже не столько ее древняя история, сколь современная. Уж слишком громкая и грязная игра началась вокруг этой иконы в последнее время. Кое‑кто понял, что можно хорошо погреть руки на интересе людей к поискам национального символа, который способен объединить народ и указать ему цель в жизни.
Мнения в обществе относительно судьбы Софийской иконы Божией Матери разделились. Многие, в том числе и кое‑кто из иерархов российской православной церкви, полагали, что икона утрачена навсегда и о ней следует говорить лишь в прошедшем времени. Другие считали, что икона существует, и ее следует настойчиво искать. К этому лагерю относил себя и антиквар Ангулес, потративший немало сил и средств на поиски иконы.
Но были и такие, кто предлагал самый простой способ обретения иконы.
Известный российский миллиардер Арнольд Критский, сколотивший состояние на торговле природными ресурсами, недвижимостью, а также игрой на бирже, утверждал, что в поисках иконы далеко ходить не надо. Давным–давно известно, где она находится и что необходимо сделать, чтобы ее вернуть.
Сидя за столом в своем роскошном кабинете, отделанном резным канадским дубом, и рассматривая литографированное изображение Софийской иконы Божией Матери, стоявшее перед ним на столе, Ангулес вспомнил свою недавнюю стычку с Критским, произошедшую на телевизионном ток–шоу "Контрреволюция", которое вел сам министр культуры Прыткой. Тема дискуссии: возвращать или не возвращать культурные ценности, оказавшиеся в России после войн, в том числе Второй мировой, в качестве трофеев.
Арнольд Критский, большой, нестарый еще человек, но с изрядно оплывшей фигурой, с ходу заявил, что надо вернуть все и не настаивать на том, чтобы нам что‑то вернули в обмен.
Какой еще обмен? - разошелся Критский. - Европа - это очаг мировой культуры! А у нас это все равно приходит в негодность и гниет. Да и кому у нас нужны все эти картины и книги? Нашему народу еще долго надо учиться грамоте, чтобы догнать по уровню образования самые отсталые страны мира. В обмен можно попросить, если конечно дадут, возможность получить визы для экскурсионных групп студентов и школьников, которые будут ездить в Европу и наслаждаться там зрелищем прекрасно сохраненных предметов искусства.
Ангулес настаивал на том, что ничего возвращать нельзя, вообще ничего.
За все эти статуи, картины, партитуры великих музыкальных произведений мы заплатили кровью нашего многострадального народа, - спокойно говорил Грегор, не обращая внимания на яростный шум среди публики в телестудии. Он лишь немного повысил голос: - Мы это завоевали. Вот и все. Теперь это все наше. И нечего вымаливать прощение за то, что нам досталось в бою. Лично я думаю, что следовало бы вывезти еще больше трофеев. А Дрезденскую галерею, отреставрированную нашими специалистами "за так", нельзя было отдавать немцам ни при каких условиях. Это все равно, что возвращать жену ее первому мужу, который по ней соскучился.
Как‑то незаметно перешли к вопросу о том, что именно Европа предлагает взамен того, что находится в российских музеях. Тут Критского буквально прорвало.
Я был на днях принят в Ватикане, - со значением произнес он, подавшись вперед и схватившись за ручки кресла, которое жалобно трещало под его грузным телом. - Я имел встречу с Папой Римским. Папа Римский оказал мне самый любезный прием и продемонстрировал то, что долгое время скрывалось Римом, а теперь перестало быть тайной благодаря мне.
Критский сделал повелительный жест рукой, и его помощники забегали между рядами зрителей, направо и налево раздавая цветные фотографии.
Сейчас Ангулес держал в руках один из этих снимков, сделанных во внутренних покоях резиденции Папы Римского в Ватикане. Папа сидел в кресле и, казалось, спал глубоким сном. Впрочем, он был настолько стар, что это неудивительно. Рядом горой возвышался Критский, с почтением склонившийся к креслу Папы, словно внимая словам старца.
А перед ними двое служек в рясах и с тонзурами католических монахов с благоговением держали икону. Хотя снимок был сделан как‑то сбоку, нечетко, тем не менее изображение на иконе явственно свидетельствовало о том, что это - Софийская икона Божией Матери.
Я был первым русским человеком, - с величавой гордостью произнес Арнольд, - кто лично узрел чудотворную икону, много столетий считавшуюся утерянной. Лично мне была оказана такая великая честь самим Папой!
В телестудии раздался гром аплодисментов. Многие зрители повскакивали с мест и неистово хлопали в ладоши, надеясь, что Критский обратит на них свое внимание.
Арнольд благосклонно кивал, снисходительно принимая поздравления.
Ангулес хранил зловещее молчание.
Критский поднял руку, и в студии воцарилась тишина. Ведущий давно уже помалкивал, предоставив олигарху самому вести "свое" шоу.
Я добился не только того, что мне была продемонстрирована святыня нашего народа. - Критский сделал многозначительную паузу. В зале насторожились. Арнольд поднял палец: - Я сделал главное. Я умолял папу от имени всего русского народа, и Папа милостиво дал согласие на возвращение иконы в Россию без всяких особых условий.
Зал словно взорвался. Все ликовали и обнимались.
Ангулес поднял руку. Прошло не менее минуты, прежде чем ведущий решился прервать вакханалию восторга и предоставил слово антиквару.
У меня только два замечания, - тихо произнес Грегор.
В зале снова воцарилась тишина. Критский метал на антиквара обжигающие взгляды.
Во–первых, было бы все ясно, скажи вы, что России вернут ее собственность без всяких условий. - Ангулес смотрел на Критского так, как старшие смотрят на нашкодившего малыша. - Но вы сказали: "без всяких особых условий". Значит, какие‑то условия все- таки имеются. Хотелось бы с ними ознакомиться. Для вас лично, господин Критский, эти условия кажутся ерундой. А вдруг окажется, что эти условия еще и какие‑то "особые"? а что если они задевают национальные интересы страны?
Лицо Арнольда напоминало середину спелого арбуза. Казалось, его сейчас хватит удар от злости. Ангулес спокойно продолжил:
- Во–вторых, надо бы удостовериться в том, что "ватиканская находка" - давайте так и будем называть этот предмет - подлинная. Как я понимаю, никакой экспертизы еще не проводилось, даже предварительной. Ваше мнение, господин Критский, едва ли можно назвать мнением специалиста. А в таких важных вопросах нельзя опираться на мнение дилетантов. Вы же сами не ходите лечиться к лекарям–любителям, а предпочитаете докторов–профессионалов? Не так ли?
Студия молчала. На публику словно вылили цистерну холодной воды.
Да, и вот еще. - Главное Ангулес припас напоследок, чтобы добить Критского окончательно. - Я располагаю неопровержимыми доказательствами, что подлинная икона не покидала пределов России. В ближайшее время я намерен предоставить их общественности.
Когда? - немедленно встрял ведущий.
Сразу же после моего возвращения из Лондона, - ответил Грегор и тут же пожалел об этом.
Не следовало называть какое‑то время. Но, как говорится, "слово не воробей…"
Дорогой кожаный дорожный кофр антиквара стоял рядом со столом. Ангулес размышлял. Он смотрел на кофр и думал о том, что сегодня, возможно, откроется новая, совершенно неожиданная для него самого страница в его пестрой жизни. Попади бумаги из кожаной папки в руки человека тщеславного и эгоистичного - и получит тогда страна нового тирана. Этот человек стал бы обладателем оружия, сравнимого по силе заряда со складом водородных бомб, вроде той, что изобрел борец за права человека академик Сахаров.
За этими бумагами вели охоту целые поколения людей. У них были разные цели.
Одни всем сердцем стремились принести пользу России, сделать ее сильной, непобедимой, помочь сбросить цепи рабства и зависимости, обрести долгожданную свободу.
У других были иные цели - мелкие и подлые. Эти людишки стремились к единоличной власти, стремились сделать народ исполнителем своей воли, возвыситься над простыми людьми и навсегда оставить в истории большой кровавый след.
Ангулес наклонился и придвинул кофр к резной ножке стола, выполненного в виде когтистой львиной лапы.
Он приобрел этот стол на распродаже вещей одного ученого, пропавшего при таинственных обстоятельствах в Москве несколько месяцев тому назад. Тогда пропали или были найдены убитыми многие представители научного мира. Столица терялась в догадках, люди науки требовали охрану.
Друзья Ангулеса, а тем более жена Людмила настаивали, чтобы Грегор нанял охранников для своего дома.
Милый, - говорила Людмила, нежно целуя супруга, - наш дом без охраны - как шкатулка с драгоценностями, забытая на вокзале. К нам может вломиться любой проходимец.
- У меня есть чем встретить незваных гостей - мрачно отвечал Грегор.
Это не теми ли кремневыми дуэльными пистолетами "Бьенфуа и Кюло" восемнадцатого века, которые ты купил в Севилье на распродаже вещей какого‑то кастильского гранда? - с невинным видом спрашивала Людмила.
Грегор только улыбался. Он всегда держал в разных углах дома заряженные стволы, но предпочитал современное огнестрельное оружие: вальтер или парабеллум. Жена все‑таки настояла на том. Чтобы муж заключил договор с одной из московских охранных фирм. И отныне на первом этаже дома круглые сутки находился вооруженный охранник. Людмила предлагала нанять еще двух–трех, но Ангулес резко возражал. Он считал, что окружающие посчитают его трусом. А один охранник - это вроде как сторож, и больше ничего. На том и успокоились.
Антиквар поднял крышку кофра, извлек толстый скоросшиватель и аккуратно положил его на стол. Из ящика стола он достал большое круглое увеличительное стекло с блестящей латунной ручкой, протер замшевой тряпочкой, вздохнул и только после этого приступил к чтению бумаг.
Ангулес всегда был более чем осторожен. Он привык держать оригиналы документов в банковских сейфах, а домой привозить копии, да и то неполные.
Вот и в этот раз перед ним лежал всего лишь перечень документов, которые он привез из Лондона, да еще история одной замечательной дворянской семьи из Санкт–Петербурга, записанная чернилами аккуратным почерком в большой книге, похожей на бухгалтерский реестр. Книга досталась антиквару вместе с оригиналами документов, подтверждающих тот факт, что подлинная Софийская икона Божией Матери никогда не покидала Россию. Нужны лишь терпение и добрая воля, чтобы ее отыскать.
Ангулес открыл книгу, взял в руки увеличительное стекло и приступил к изучению записей. Его глазам открылись удивительные картины прошлого, изложенные современниками членов семьи князей Залуцких, потомственных хранителей ценностей короны и Зимнего дворца.
Семейство князей Залуцких вело свой род еще от Рюрика и тем отличалось от многих других, которых величали обидным словом "худородные". Предки Залуцких воевали с Мамаем, топили тевтонских псов–рыцарей в Чудском озере и отражали набеги печенегов. Именно Залуцкие отличились во времена Лжедмитрия, когда лично Андрей Залуцкий зарядил огромную пушку телом самозванца, приставил фитиль и пальнул в сторону польской границы, откуда и пошла вся смута.
За верность Родине и преданность царской короне род Залуцких был удостоен пожизненной и потомственной привилегии - быть смотрителями и хранителями царских сокровищ. Казна русских царей, несмотря на все смуты, войны и бунты, всегда была немалая, так что забот у князей Залуцких хватало. Они с превеликой охотой рубили руки казнокрадам, вешали нечистых на руку чиновников и берегли каждую царскую копеечку.