- Ничего хорошего, - Голубев нахмурился, пошевелил веткой в костре. - Жила Лида, оказывается, в одном доме с Марией Ивановной, заведующей обворованного магазина. Занимала комнату и кухоньку с отдельным входом. Поэтому все сведения - со слов завмага. Очень скупые сведения. Около шести утра услышали через стену "душераздирающий крик". Словно убивают кого или режут. Переполошились, выскочили с мужем во двор. Попытались войти к Чурсиной - дверь на крючке. Крик вроде смолк, потом опять повторился. Взломали дверь - Чурсина уже полуживая, в одной ночной сорочке, валяется на полу, будто судороги ее крутят. Сразу вроде узнала заведующую и в слезы: "Марь-Иванна, миленькая, простите". За что простить? Неизвестно. Пока муж бегал вызывать "скорую помощь", завмаг ни на шаг не отлучалась. Чурсина вроде бы потеряла сознание, стала заговариваться. Бред был какой-то необычный. Будто у нее катастрофически растет голова, удлиняются руки и ноги, будто ей приказывают их отрубить, а она не соглашается. Затем закричала: "Я все сделала, как ты говорил! Почему так жутко?!", - Голубев помолчал. - Машина "скорой помощи" приехала быстро. Врачи констатировали отравление. Увезли в терапевтическое отделение, подняли на ноги всех специалистов, чтобы спасти жизнь.
- Так она еще может выжить? - обрадовался Бирюков.
- Вероятность, как сказал Борис Медников, очень малая, но врачи не теряют надежды на спасение.
- Что подполковник?
- Внешне спокоен, однако чувствуется, что встревожен - для райцентра небывалое явление. Приказал немедленно вызвать тебя, связаться с прокуратурой, с врачами и, не теряя времени, вести расследование, как говорится, по горячим следам.
- Кайров сообщил мне о каких-то разговорах насчет связи Чурсиной с преступниками. Как будто какой-то "главарь" приказал ей отравиться…
- Разговоров много. Сам понимаешь, подряд два трупа и отравление - для районного городка чэпэ невиданное. Плетут что попало, вяжут все в один клубок. Но есть факты, заслуживающие внимания. Буквально на следующий день после кражи к Чурсиной приезжал ненормальный "профессор", как его окрестили здесь, с розовой игрушечной собачкой. Бывал он у Чурсиной несколько раз и до этого. Ходит, как от мира отрешенный, а между тем мозги светлые имеет. Как-то у конторы Сельхозтехники проводили электросварочные работы. Случилась серьезная поломка в сварочном агрегате. Несколько часов над ее устранением бились. Даже Гоганкин ничего не мог поделать, а Гога-Самолет, по признанию специалистов, соображал в электрике. Так вот. Этот чокнутый профессор шел со своей собачкой мимо. Поглядел-поглядел на мающихся сварщиков, скинул пиджак и за несколько минут устранил неисправность. Теперь и плетут, что он возглавляет банду, которая обворовывает магазины. Сам якобы непосредственного участия в воровстве не принимает, а только отключает охранную сигнализацию. Причем отключает одному ему известным способом, который до сих пор не может разгадать самая квалифицированная экспертиза, - Голубев прутиком пододвинул к костру отлетевший уголек. - Все это, конечно, обывательская фантазия, но отравление не случайно. Есть достоверные сведения, что в субботу, накануне совершения кражи, Чурсина прогуливалась в лесочке за Сельхозтехникой с каким-то приезжим парнем. Была очень грустной, задумчивой. Это подтверждает и завмаг Мария Ивановна, видевшая их во время обеденного перерыва. И вообще, заведующая магазином говорит, что уже больше месяца Чурсина словно заболела, стала нелюдимой. Даже когда узнала о часах, о которых давно мечтала, сразу отказалась их покупать, сославшись на отсутствие денег, а потом пришла в магазин с тем парнем, с каким прогуливалась, и купила часы без видимой радости, вроде как под его нажимом. Вот, пожалуй, и все, что мне удалось выяснить.
Голубев замолчал и уставился на огонь. Костер потрескивал сушняком, стреляя яркими отлетающими искорками. Все окружающее тонуло в кромешном ночном мраке.
- Ненормального "профессора" с розовой собачкой отыскать пара пустяков, - нарушил молчание Бирюков. - О нем я кое-что знаю. Когда-то заведовал кафедрой электросварки в одном из институтов, как сказал мне Степан Степанович Стуков. Не удивительно, что он сумел запросто отремонтировать примитивный сварочный агрегат. А вот если Чурсина не придет в сознание и не назовет парня, с которым прогуливалась, дело будет сложнее. Записки она никакой не оставила? Обычно такие, кто намеренно травится, оставляют…
- На столе нашли тетрадку с вырванным листом, а записки нету.
- Как Дунечка себя ведет?
- Знаешь, согласилась на лечение, - Голубев повеселел. - Эксперт наша, Лена Тимохина, и следователь Маслюков с ней душеспасительные беседы проводили, какой-то ключик подыскали.
- Сам ты не разговаривал с ней?
- Разговаривал. О магазине ни слова не мог вытащить. Как в рот воды набрала. Буркнула только, что чепуху в уголовном розыске намолола. Хотела тройку на похмелье заполучить.
- В этой ее "чепухе" кое-что есть. Помнишь, заключение экспертизы, что на металлическом пруте, которым взломана дверь магазина, имеется след крови Дунечкиной группы и прилипший волосок?..
- Группа крови - шаткий аргумент. К тому же, вполне могли в другом месте стукнуть, затем подбросить прут к магазину, - перебил Голубев, пошевеливая прутиком угольки в костре.
- Ты слушай, - продолжал Бирюков. - Мохов показал, что Дунечку ударил Костырев, когда выбегал из магазина с крадеными вещами. Известно Мохову и о том, что Гоганкин был в магазине, но он не знал, что Гога-Самолет там умер. Конечно, принимать показания Мохова полностью за чистую монету нельзя, однако зерно правды в них есть.
- А что Костырев показывает?
- Пока ничего, но я уверен, что он разговорится, - Антон помолчал. - Кстати, Слава, ты Бэллу Бураевскую знаешь?
- Блондинка с голубыми глазами? В Госбанке работает? Знаю, уже больше года в райцентре живет.
- Сегодня, уезжая из Новосибирска, я видел ее на главном вокзале разговаривающей с ненормальным "профессором". Надо выяснить, не приезжал ли этот "профессор" к Бураевской сюда накануне кражи.
- Выясню, - решительно сказал Голубев.
Ночь, мигая звездами, остужала нагретую за день землю. Река чуть слышно хлюпала у берегов, наполняла воздух прохладной свежестью.
12. Игорек курит "Нашу марку"
Степан Степанович имел привычку приходить на работу пораньше. Первым делом он знакомился у дежурного со сводкой происшествий и, таким образом, к началу рабочего дня был в курсе последних дел. И на этот раз Стуков зашел к дежурному, когда все служебные кабинеты были еще закрыты. Поздоровавшись, шутливо спросил:
- Что новенького на незримом фронте?
- Пустяк. Припадочный эпилептик с собачкой опрокинул у мороженщицы лоток.
- Когда и где это произошло?
- Вечером на главном железнодорожном вокзале, - дежурный устало расправил плечи и потянулся. - Надо устроить человека в больницу, чтобы город не позорил.
Случай, как догадался Стуков, произошел с Николаем Петровичем Семенюком. В журнале происшествий были записаны фамилия, инициалы и домашний адрес. Опять эпилептический припадок, но на этот раз, вместо выбитого стекла в книжном магазине, опрокинутый лоток с мороженым. Никакого криминала, разумеется, в случившемся не было. Зарегистрировали его только по настоянию скандальной мороженщицы, которая заявляла, что у нее испорчено продукции чуть не на двадцать рублей, и требовала взыскать с Семенюка причиненный ущерб.
Открывая ключом дверь своего кабинета, Степан Степанович услышал настойчивый телефонный звонок междугородней станции. Звонил из райцентра Бирюков. Очень кстати рассказанное им о Николае Петровиче Семенюке заинтересовало Стукова. Отложив другие дела, по просьбе Бирюкова, он решил тут же навестить своего знакомого.
Жил Семенюк в одном из обновленных районов города, неподалеку от центра. Стукову пришлось изрядно поплутать среди многоэтажных домов-коробок, похожих друг на друга, как две капли воды, прежде чем нашел нужный номер. Дом, в котором находилась квартира Семенюка, отличался от других, пожалуй, только тем, что перед его фасадом зеленели густые заросли акации, прорезанные ровными асфальтированными дорожками.
У одной из квартир на третьем этаже Степан Степанович нажал кнопку звонка. Никто не ответил. Стуков позвонил еще раз. Из соседней квартиры на лестничную площадку выглянула пожилая женщина и сказала:
- Игоря Владимировича нет дома.
- Мне нужен Николай Петрович Семенюк.
- Он болен.
- И его никак нельзя повидать?
Женщина окинула взглядом милицейскую форму Стукова, замешкалась с ответом, будто соображала, как ей поступить.
- Вчера с вашим соседом случилась неприятность, по поводу которой в милицию поступило заявление, - сказал Степан Степанович.
- Это насчет мороженщицы?
- Да.
- Ах, какая горластая мороженщица! - женщина оживилась. - Такой тарарам здесь учинила, словно у нее миллион украли. С милиционером ведь привезла домой Николая Петровича, а ему после аварии, в какую попал несколько годов назад, противопоказано ездить в автомобилях. Почти сознания лишился, пока везли его с вокзала сюда. И убыток-то, как потом оказалось, пустяковый. Игорь Владимирович без всяких слов с ней расплатился, а она такой скандал учинила, такой скандал…
- Где же теперь Николай Петрович? - перебил женщину Стуков.
- В квартире, у себя. Игорь Владимирович - племянник Николая Петровича - только что ушел на работу, передал мне ключ и попросил присмотреть за дядей. Сами понимаете, больной человек. К тому же, в последнее время Николай Петрович без разрешения Игоря Владимировича стал часто уходить из дома и несколько раз даже уезжал куда-то из Новосибирска. Игорь Владимирович очень за него переживает, но постоянно находиться возле него не может. Сами понимаете, работа. Если у вас очень важное к Николаю Петровичу, могу открыть квартиру, и вы с ним увидитесь.
- Будьте любезны, - попросил Стуков. - Мне крайне надо его видеть.
Женщина на несколько секунд скрылась за своей дверью. Вернувшись, быстро отомкнула замок соседней квартиры и, заглянув в прихожую, громко сказала:
- Николай Петрович!.. К вам гость.
- Кто там, Вера Павловна? - послышался из комнаты глуховатый мужской голос.
- Из милиции, по поводу вчерашнего.
- Пусть проходит ко мне.
Стуков по голосу узнал Семенюка.
- Когда будете уходить, предупредите, пожалуйста, - шепнула женщина. - Надо будет закрыть дверь на замок.
Степан Степанович вежливо наклонил голову и прошел в просторную, комфортабельно обставленную квартиру. Мебель сияла темным лаком. Одну из стен полностью занимали книжные стеллажи, другую - импортный высокий шкаф, рядом с дверью на балкон - пианино. Дорогие ковры и картины на стенах. Около пианино, на журнальном столике, замерла в танце фарфоровая балерина. У ее ног стояла массивная из хрусталя пепельница и в ней открытая пачка сигарет.
Семенюк, одетый по-домашнему, в длинном халате и шлепанцах на босу ногу полулежал в мягком кресле-качалке. Возле него стояла розовая игрушечная собачка.
- Здравствуйте, мой дорогой, - нараспев протянул он при виде вошедшего Стукова и устало показал рукой на кресло рядом. - Убедительно прошу садиться. Чем обязан?..
- С вами вчера на железнодорожном вокзале случилась неприятность, - сев в предложенное кресло, сказал Степан Степанович.
- Простите великодушно старую развалину. Отстал от поезда, очень расстроился. На этой почве все и произошло.
- Далеко хотели ехать?
- Сущий пустяк! Два часа с небольшим езды до районного центра. Какая там великолепная природа! Воздух - чистый нектар. Ни малейших газовых примесей. Тишина изумительная, как в раю.
Стуков участливо улыбнулся, спросил:
- У вас там знакомые?
- Да, конечно. - Семенюк вдруг нахмурился, сильно потер лоб и, прихватив правой рукой свою профессорскую бородку, внимательно посмотрел на Степана Степановича. - Простите, мой дорогой, за нескромный вопрос: мы с вами раньше никогда не встречались?
Степан Степанович утвердительно наклонил голову.
- Встречались. После неприятного для вас случая в книжном магазине.
- Да, да, да… Кажется, вспомнил! - Семенюк обрадовался, словно ребенок. - Тогда я просил в магазине оформить подписку на последнее собрание сочинений Федора Михайловича Достоевского. Меня обозвали чудаком, а заведующая, которой я хотел пожаловаться, поступила со мной как с ненормальным. Она буквально пыталась выставить меня за дверь. С виду обаятельнейшая дама, но воспитание - оставляет желать лучшего. Я очень тогда расстроился. Простите, как вас по имени-отчеству…
- Степан Степанович, - подсказал Стуков.
Семенюк еще радостнее закивал:
- Спасибо вам, дорогой Степан Степанович! Вы так меня выручили прошлый раз. Помнится, книжные работники предъявляли мне кучу вздорных претензий. Да, да, да… И еще помню, прошлый раз мы с вами очень мило побеседовали о творчестве Достоевского. Знаете, я по специальности технарь. Когда работал в институте, на художественную литературу совершенно не оставалось времени. И вот только теперь, устранившись от служебных дел, по-настоящему увлекся ею. Я буквально открыл Федора Михайловича Достоевского! Какая это глыбища…
- Извините, Николай Петрович, - осторожно перебил Стуков. - Меня интересует: к кому вы вчера хотели ехать в райцентр?
Семенюк удивленно посмотрел на Степана Степановича:
- Хотел ехать в райцентр?.. Да, да, да! Хотел ехать, хотел. Там живет знакомая моего племянника. Очень милая, воспитанная девушка. Она всегда принимает меня, как родного.
- Бураевская Бэлла?
- Как вы сказали? Бэлла?.. Бэлла… - Семенюк болезненно поморщился, потер лоб и вдруг воскликнул: - Вы напомнили мне интересную мысль! Ее высказал лермонтовский Печорин: "Радости забываются, а печали никогда". Вероятно, поэтому, мысленно перелистывая еще раз страницы Достоевского, мы в первую очередь вспоминаем такие мрачные эпизоды, как убийство старухи-процентщицы, или жуткие сны Раскольникова, или фантастическую и вместе с тем до жути реальную сцену самоубийства Кириллова…
Лицо Семенюка сделалось отчужденным. Он уставился взглядом в пространство, будто выступал перед большой аудиторией или, на спор, дословно вспоминал давно прочитанное. Из прошлой встречи Степан Степанович знал, что если сейчас Семенюка не остановить, то его запала хватит минут на десять. Тратить понапрасну время было ни к чему. Стуков совсем уже собрался перебить собеседника, как в квартиру вошла соседка, которая открывала Степану Степановичу дверь.
- Николай Петрович, - проговорила она, - здесь вот Игорю Владимировичу принесли телеграмму. Я расписалась за нее. Возьмите, пожалуйста, - и подала Семенюку сложенный телеграфный бланк.
- Спасибо, Вера Павловна, - с замедлением, уже после ухода женщины, поблагодарил Семенюк, неторопливо прочитал телеграмму и показал ее Степану Степановичу со словами: - Полюбуйтесь, дорогой. Круговая забота обо мне, как о несовершеннолетнем подростке.
Телеграмма была послана из райцентра накануне вечером и адресована Айрапетову Игорю. Текст ее был, в общем-то, ясным и в то же время несколько загадочным: "Николай Петрович опять хотел уехать Новосибирска зпт не понимаю твоего равнодушия его судьбе". Подписи в телеграмме не было.
- Кто это о вас заботится? - спросил Стуков.
Семенюк пожал плечами:
- Вероятно, Игорек знает, коль скоро ему адресована сия депеша.
- Игорь ваш племянник?
- Сын моей младшей сестрички. Способный гинеколог. На днях защищает кандидатскую. Коллеги пророчат ему блистательную карьеру. - Николай Петрович замолчал и, мучительно напрягая память, уставился на Степана Степановича. - Запамятовал, дорогой мой, на чем мы остановились?
- Вы не сказали, знакомы или нет с Бэллой Бураевской.
- Бураевская, Бураевская… - повторяя фамилию, начал тереть лоб Семенюк. - Бэлла Бураевская… К сожалению, не имею чести знать.
- К кому же вы ездили в райцентр? Как имя и фамилия знакомой вашего племянника?
- Лидия… Я называю ее Лидочкой. Очень милая девушка, до удивительности воспитанная. А фамилия… Фамилия… Похоже, Чурина.
- Может быть, Чурсина?
- Да, да, да! Совершенно правильно, Лидия Ивановна Чурсина, - обрадовался Семенюк. - Простите великодушно старую развалину. Полнейший склероз начинается. Один мой знакомый любил говорить: "Бей склероз в зачатке!" Хотя… У меня всегда была отвратительная память на фамилии. Своих студентов я запоминал только по именам.
- Давно вы знакомы с Чурсиной?
- Давно, давно, очень давно, - зачастил было Семенюк и неожиданно сник.
"В беседе быстро истощается", - вспомнил Степан Степанович заключение врачей-психиатров. Чтобы сэкономить время, он решил не давать больше Семенюку возможности отклоняться от темы и стал задавать конкретные вопросы:
- Когда вы были у Лидии Ивановны Чурсиной последний раз?
- Сущий пустяк. - Николай Петрович поднял голову. - Не дальше прошедшего воскресенья. Помнится, в тот день у Лидочки произошла какая-то серьезная неприятность.
- Она вам жаловалась?
- Что вы! Лидочка никогда не жалуется, у нее нет такой привычки. Обаятельнейшая, вежливая девушка, а на этот раз была очень скучной.
- Где она работала? Или работает, - быстро поправился Степан Степанович.
Семенюк растерянно развел руками:
- К своему стыду, ни разу не поинтересовался местом ее работы,
- Вы сказали, что Лидия Ивановна - знакомая вашего племянника. Как они познакомились?
- Право, такие подробности меня никогда не интересовали. Лидочка так приветливо всегда встречала! У нее в доме даже специальная раскладушка для меня была куплена.
- Вы по делам к ней ездили?
- У меня давно нет никаких дел, я превратился в старую развалину… - Николай Петрович грустно улыбнулся: - Ездил в райцентр - как на своеобразную дачу. Какая там великолепная природа! Воздух удивительно чистый…
- Кроме Лидии Ивановны, у вас есть еще знакомые в райцентре? - не давая Семенюку повторяться, спросил Стуков.
- К сожалению, никого нет. Только Лидочка. Знаете, очень устаю сидеть в этих стенах. Раньше Игорек позволял мне совершать вечерние прогулки, изредка бывать у Лидочки. Теперь запретил и эти маленькие радости. Утверждает, что сильно ухудшилось здоровье. Я, напротив, никаких ухудшений не чувствую. Игорек не хочет слушать, уговорил Веру Павловну не выпускать меня из дома. Он очень заботлив.
Степан Степанович, слушая Семенюка, внимательно изучал телеграмму. "По всей вероятности, ее послала Бураевская. Однако, почему она заявила Бирюкову, что встретила Семенюка на вокзале впервые и дала ему деньги чисто из жалости? Почему Семенюк отрицает знакомство с ней? Если не Бураевская, то кто из райцентра не может понять равнодушия Игоря Айрапетова к судьбе Николая Петровича?!" - спросил себя Стуков и протянул Семенюку телеграфный бланк, который до этого держал в своей руке.
- Положите на журнальный столик, - устало попросил Семенюк. - Игорек придет с работы, прочитает. Сегодня он обещал рано вернуться.