- Перекрестись, блюститель закона! У меня теперь это… Как говорят по телеку, трезвость - норма жизни.
- А чего каверзные вопросы задаешь?
- Какие хочу, такие и задаю. Застольное время давно кончилось, а ты по старым меркам живешь, не можешь привыкнуть к гласности.
Участковый усмехнулся:
- Наверно, хотел сказать "застойное" время?
- Кротов, я никогда не двуличничаю, как другие. Что хотел, то и сказал. В чем в чем, но в застольных делах мы на месте не стояли, а неуклонно росли вверх. Советую тебе телек почаще смотреть. Там теперь все доступно объясняют, - мигом вывернулся Торчков и брезгливо сплюнул в сторону. - А насчет причисленного тобою к алкоголю компота скажу прямо: сто лет видал я тот прокисший компот! Мне вчерась Матрена привезла из райцентра десять бутыльков психоколы.
- Чего, Вань?.. - быстро вклинился в разговор Арсентий Ефимович Инюшкин.
- Чего? Чего?.. - передразнил Торчков. - Не прикидывайся валенком! Вроде не знаешь американскую газировку в бутылочках…
Инюшкин утробно хохотнул:
- Во когда я смикитил, почему ты Америкой заинтересовался. Значит, с наших яблочных напитков перешел на американские. Та газировка, Ваня, пепси-колой называется.
- Чо, шибко грамотным стал?
- Читать умею.
- Иди ты, Арсюха, со своими подковырками в пим дырявый!
- А ты, Ваня, шел бы со своими вопросами в баню…
Торчков с неподдельным изумлением глянул на Инюшкина, покрутил указательным пальцем у виска и повернулся к Бирюкову:
- Ненормальный. Чо с него возьмешь?..
- Не горячитесь. Проблемные вопросы надо решать спокойно, - стараясь примирить стариков, сказал Антон, однако Торчкова уже занесло:
- Игнатьич! Лично с тобой могу беседовать хоть до третьих петухов, а зубоскал Арсюха не заслуживает моего внимания ни на минуту. Я категорически осуждаю его недостойное поведение! - И, шаркая стоптанными сапогами, засеменил вдоль деревни к своему дому.
Инюшкин затрясся от внутреннего смеха. Зная неуемную натуру Арсентия Ефимовича насчет всевозможных розыгрышей, Антон улыбнулся:
- Зря обидели веселого человека.
Арсентий Ефимович, сдерживая смех, закрутил лысой головой:
- Нет, Антон Игнатьевич, Кумбрык не обидчивый, он заполошный. Сегодня же вечером придет ко мне с новой проблемой, например: "Почему при передаче телемоста американцы разговаривают с нашими людьми на своем языке, а смеются по-русски? Откуда они русский смех знают?" Ей-богу, мы с ним уже не один вечер потратили на решение подобных проблем. С Ваней не заскучаешь…
Бирюков пригласил Инюшкина в кабинет участкового, чтобы переговорить с ним, как советовал дед Матвей, о Жаркове. Едва Антон заикнулся о первом председателе колхоза, лицо Арсентия Ефимовича посерьезнело, а гусарские усы будто ощетинились.
- Плохого про Афанасия Кирилыча ни слова не скажу, - сухо буркнул он. - Если хочешь услышать плохое, Кумбрыка спроси. Мне Лариска Хлудневская показывала Ванины мемуары. Чуть не полную тетрадку ерунды намолотил.
- С чего это Иван Васильевич так разошелся?
- У Вани сейчас очередной закидон. Увлекся критикой культа и "застольного" периода. Чуть что - сразу ораторствует. "Теперь не те времена, чтобы геройские звезды разбрасывать да на щит славы поднимать! Теперь надо правду-матку в глаза резать!" Вот и режет ахинею. Знаешь, как в той пословице: заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет… - Инюшкин нахмуренно помолчал. - Мне думается, Торчков решил отыграться на Жаркове за то, что Афанасий Кирилыч ему в мальчишестве уши до красноты надрал.
- За какую провинность?
- Пацанами мы коньки к валенкам сыромятными ремнями привязывали. Ваня однажды и сообразил для этих ремешков супони из двух колхозных хомутов выдернуть, а Жарков подловил его, проказника.
- Значит, у вас о Жаркове хорошее мнение?
- Даже отличное! - не колеблясь заявил Инюшкин. - Я лучше Вани знаю Афанасия Кирилыча. Жарков квартировал у нас. Домик хоть и тесноватый у моего отца был, но комнатку для председателя выкроили. Да он в ней почти и не находился. То на культстане с колхозниками заночует, то в конторе до утра засидится. Вздремнет часок, и ни свет ни заря опять в поле покатил. Меня часто за кучера брал. Повозил я его и по полям, и до райцентра. Бывало приедем из района, Афанасий Кирилыч чуть не всю сельскую детвору хоть карамелькой да одарит. После закрытия частной торговли кооперация не сразу на селе развернулась, так что и карамельки радостью были, - Инюшкин повернулся к участковому. - Так ведь, Миша?..
Кротов утвердительно кивнул.
- Много мы с дядей Афоней, так я называл Жаркова, поездили… - грустно продолжил Инюшкин. - Проще говоря, Антон Игнатьевич, с Афанасием Кирылычем я, не задумываясь, пошел бы в разведку…
- Не помните, как он последний раз уехал? - спросил Бирюков.
Лицо Инюшкина еще больше помрачнело:
- Помню. Запряг я Жаркову Аплодисмента - выездной жеребец у нас так назывался. Вороной масти, с белыми "чулками" на передних ногах. При коллективизации этого жеребца у Хоботишкиных забрали. Ну, значит, уже крепко завечерело. Афанасий Кирилыч довез меня от конюшни до дома и наказал идти спать. А сам вроде бы в Серебровку покатил.
- По какому делу?
- У него разных дел хватало.
- Что-нибудь конкретное из последнего разговора с ним не запомнили?
- Давно это было… - Инюшкин хмуро задумался. - Нет, Игнатьич, конкретного вспомнить не могу. Врать же, как Ваня Торчков, не стану.
- Что за общественные деньги вместе с Жарковым исчезли? - снова задал вопрос Антон.
- Об это тоже ничего не могу сказать. Память у меня в те годы была молодая. Она хотя и надежная, да не всегда главное запоминает. Вот, будто сейчас вижу, как дядя Афоня каждый раз покупал в райцентре макароны с мясом. Были тогда такие консервы, очень я их любил. Вернемся, бывало, домой и на соревнование друг с дружкой по полной банке за ужином уплетем. Еще нравилось мне собирать нарядные коробки из-под папирос. Обычно дядя Афоня курил дешевые папироски "Мак". Гвоздиками он их называл. В праздники же покупал "Сафо". Папиросы искурит, а коробку где попало не бросит, обязательно мне отдаст… - Арсентий Ефимович задумчиво погладил усы. - Еще помню, как однажды Жарков разрешил выстрелить из именного нагана. Воткнули в огороде черенком в землю лопату, отошли на пятьдесят шагов и я, к своему удивлению, прособачил в ней дырку. Отец, увидав дырявую лопату, хотел задать мне основательную лупцовку, но дядя Афоня не позволил. "Это меня, Ефим, - говорят, - надо розгами пороть. Думал, Арсюшка промахнется на таком расстоянии, а он, шельмец, в самую десятку влепил".
- У Жаркова был именной наган?
- Да, с надписью на рукоятке: "А. К. Жаркову - от Сибревкома. 1920 г."
- Арсентий, - вдруг обратился к Инюшкину Кротов, - ведь Жарков и ликбез в Березовке организовывал. Помнишь, как в двадцать восьмом он ходил по дворам и чуть не силой заставлял учиться и малых, и старых?..
- Нето не помню! - живо подхватил Инюшкин. - Мы с тобой, Миша, тогда босоногими пацанми были, а другим-то ученикам бороды мешали каракули выводить. А писали на чем?.. Бумаги не было, так Афанасий Кирилыч раздобыл в Новосибирске два мешка водочных наклеек. На обороте тех лоскутков, размером с ладошку, и упражнялись рисовать буквы.
- Карандашей на всех учеников не хватало, - опять заговорил Кротов. - Каждый карандашик - помнишь, Арсентий? - на четверых разрезали. Закручивали отрезочки в свернутые из газетных клочков трубки, чтобы ловчее в пальцах держать, и до полного основания грифеля исписывали…
Разговор между Инюшкиным и Кротовым сам собою выстроился по принципу "А помнишь?". Антон Бирюков, не перебивая, слушал ветеранов и узнавал такие факты, которые ему, родившемуся после Отечественной войны, даже и в голову никогда не могли бы прийти. Он с детства знал родную Березовку почти такой, какая она есть теперь. Знал односельчан, которые хотя и старятся с годами, но вроде бы остаются все теми же. История родного села для него была неразрывна с историей страны: Октябрьская революция, Гражданская война, коллективизация, напряженные пятилетки, война Отечественная и… мирная послевоенная жизнь, без голода и лишений. Все это, начиная со школьных лет, укладывалось в его сознании полагающейся по учебной программе информацией, без особых эмоциональных оттенков. Казалось, основные события происходили где-то в далеких местах, расписанных в художественных книгах и показанных в кинофильмах. И все это вроде бы было не с настоящими людьми, а с актерами, изображающими тех или иных лиц. Сейчас же рядом с Антоном сидели реальные земляки и говорили о реальных событиях, прошедших вот здесь, на березовской земле. И эти земляки воочию знали загадочного Жаркова, судя по всему, немало сделавшего хорошего для березовцев и по неизвестной причине почти исчезнувшего из их памяти.
Когда воспоминания ветеранов поугасли, Бирюков обратился к Инюшкину:
- Арсентий Ефимович, почему Торчков в своих "мемуарах" утверждает, будто Жарков не давал в обиду "врагов народа"?
- Кого именно?
- Например, Осипа Екашева из Серебровки.
- Да какой он враг?! - удивился Инюшкин. - Осип Екашев был трудяга до седьмого пота. Батраков никогда не держал, все хозяйство на собственной горбушке волочил. Ну, а если долго не хотел в колхоз вступать, так это дело было полюбовное. Жарков за коллективизацию, конечно, агитировал - линия партии такая была, - однако под наганом никого в колхоз не загонял. На первых порах у нас много единоличников насчитывалось. Постепенно, к тридцать первому году, все они поняли, что упорный Сталин от своей задумки ни на шаг не отступит, и влились в колхозное общество.
- А кузнец Половников когда вступил в колхоз?
- Степан с первого дня не отказывал в ремонте колхозной техники. Половников хлебопашеством не занимался. Кузница его кормила. Правда, коровенку держал да еще сивая монголка у него была, чтобы дровишек либо сенца на зиму подвезти. При коллективизации эту лошадь за кузницей закрепили для вспомогательных работ.
- После исчезновения Жаркова кузнеца не арестовывали?
- Тогда многих на допросы вызывали, но насчет ареста… не знаю, - Инюшкин глянул на Кротова. - Может, Федорыч, ты что-нибудь помнишь? Половниковы от вашего дома наискосок жили…
Кротов пожал плечами:
- Похороны Степана помню - жена его очень сильно над гробом голосила. А об аресте Половникова мне неизвестно.
- И еще, Арсентий Ефимович: о каких костылях, обнаруженных у Половникова, Торчков упоминает? - снова спросил Антон.
Инюшкин усмехнулся:
- Кумбрык, как всегда, перепутал кислое с пресным. Степану Половникову на империалистической осколком снаряда ступню раздробило, и вернулся Степан с войны на костылях. Нога с годами поджила. Стал кузнец, прихрамывая, ходить, как говорится, на своих двоих. А костыли раньше делали крепкие, из дуба. Половников за ненадобностью отдал их Жаркову. Дядя Афоня, помню, шутил, что дохромает на царских костылях до коммунизма. Стой… - Арсентий Ефимович словно запнулся на полуслове. - Знаешь, Игнатьич, смутно мерещится, вроде бы Жарков, расставаясь со мной в тот вечер, не то пошутил, не то всерьез сказал: "Ну, Арсюшка, завтра, пожалуй, я без твоей помощи Аплодисмента запрягу"…
- К чему это было сказано?
- Не могу сообразить. Или дядя Афоня в одиночку куда-то ехать хотел, или иное что подразумевал… - Инюшкин вновь задумался. - Вот, Игнатьич, еще подробность вспомнилась: Афанасий Кирилыч никогда не расставался с колхозной печатью. Она всегда у него в нутряном кармане кожаной тужурки хранилась, в железной баночке из-под вазелина. Как понадобится заверить какой-нибудь документ, Жарков вытащит печатку, хукнет несколько раз на нее и - шлеп по бумаге!
- Какие отношения у Жаркова с народом были?
- Народ за Афанасия Кирилыча горой стоял.
- Обожди, Ефимыч, обожди, - вдруг заторопился Кротов. - А помнишь, как после пожара на крупорушке Жарков чуть не пришиб костылем Илью Хоботишкина?..
- Такого поганца, как Хоботишкин, мало было пришибить, - Арсентий Ефимович сердито шевельнул усами. - Его по тем строгим временам за учиненный поджог могли запросто расстрелять. Однако Афанасий Кирилыч, когда перекипел, заступился за поджигателя и отправил Илью с его выводком живехоньким в Нарым.
- Не затаил ли Хоботишкин на Жаркова зло за раскулачивание? - спросил Антон.
Инюшкин развел руками:
- Кто знает… Вообще-то Илья - мужик нехороший был, хитрый. Вечно прибеднялся. В допотопном армячишке ходил, а такой двухэтажный домина в Березовке имел, какого ни у кого не было. Мог, конечно, он затаить камень за пазухой. Только, Игнатьич, если подумать, из Нарыма до Березовки никакой камень не долетит.
- Обожди, Ефимыч, обожди! - опять вмешался Кротов. - А помнишь, как осенью тридцать второго года у той же Ерошкиной плотины вытащили из воды мертвеца и мужики толковали, будто на нем был армяк Ильи Хоботишкина?..
- Так это ж только догадки насчет армяка были.
- В тридцать втором, говорите, мертвеца вытащили? - заинтересованно уточнил Антон.
- Так точно. Ровно через год, как Жарков пропал, - ответил Кротов.
- С исчезновением Жаркова это никак не вяжется?
- Разговоров таких вроде бы не велось.
- Вы тот труп видели?
- Нет. Нас, мальчуганов, близко к нему не подпустили.
- Следствие было?
- Приезжал кто-то из райцентра, да, по-моему, ни с чем уехал. Утопленника быстро зарыли на Березовском кладбище.
Не новичок в уголовном розыске, Антон Бирюков знал, как неистощима выдумщица-жизнь на самые невероятные случайности. Но было ему известно и то, что кажущаяся на первый взгляд случайность нередко является закономерностью, а из отдельных разрозненных фактов в конце концов выстраивается логическая картина происшествия.
Беседуя с Инюшкиным и Кротовым, Антон сосредоточенно пытался увязать случайно разрытое мелиораторами старое захоронение с загадочным утопленником у той же, Ерошкиной, плотины. Однако от скудности информации все попытки Антона пока оставались бесплодными.
В середине дня Бирюков и Кротов, неторопливо проехав на милицейском мотоцикле по Серебровке, остановились у дома деда Лукьяна Хлудневского.
Глава 6
Хлудневский, по-старчески сгорбясь, небольшим топориком тесал во дворе жерди. Увидев вошедших к нему в ограду Кротова и Бирюкова, он ничем не проявил удивления, словно давно поджидал их. Прикрякнув, старик легонько воткнул топорик в неошкуренную березовую чурку, устало потер поясницу и со смущенной улыбкой ответил на приветствие:
- Здравствуйте, здравствуйте…
- Хозяйство поправляешь? - спросил старика Кротов.
- Давно прицеливаюсь у сеновала крышу перекрыть, да все руки не доходят.
- Куда только пенсионеры свободное время убивают? - улыбнулся участковый.
- Бог знает, откуда разные дела берутся. С самого утра кружишься по двору и постоянно заделье находится, - дед Лукьян, заложив за спину руку, опять потер поясницу. - По службе ко мне заглянули либо просто так проведать пришли?
- Хотим о прошлом побеседовать. Выкроишь для разговора часик - другой?..
Хлудневский лукаво прищурился:
- Смотря какой разговор пойдет. Если интересный, можно и до вечера проговорить. - И сразу предложил: - Пройдемте в избу. Что-то крестец сегодня у меня постреливает. Вероятно, вот-вот дождик занудит.
- Бабки Агафьи нет дома?
- К Феде Половникову Агата ушла, допоздна будет у него библию слушать, - с ироничной усмешкой ответил дед Лукьян.
Следом за стариком Кротов и Бирюков вошли в светлую горницу, обставленную современной мебелью. О старине напоминала лишь темная икона в переднем углу, рядом с которой на красочном плакате улыбался Юрий Гагарин. Весь угол под иконой занимал цветной телевизор с большим экраном.
Участковый, бросив короткий взгляд на икону, обратился к Хлудневскому:
- Божеский лик не мешает телевидение глядеть?
Дед Лукьян опять иронично усмехнулся:
- Нет, Михаил Федорович, икона телевизионных помех не создает.
- И первого космонавта планеты уважаете?
- Внучка со школьных лет влюблена в него. Да и нам с Агатой Юра нравится, симпатичный паренек.
- Угу… - Кротов замялся, будто не зная, о чем дальше вести разговор. - Значит, бабка Агафья так и не порывает дружбу с Федей Половниковым? Только двое их осталось в Серебровке, богомольных…
- В ее возрасте поздно менять привычки. - Хлудневский сдвинул на край стола свежий лист районной газеты "Знамя" и жестом показал на стулья. - Садитесь, дорогие гости. В ногах, как говорится, правды нет.
Все трое сели. После разговора о том да о сем, Антон Бирюков попросил Хлудневского рассказать о первом председателе колхоза Жаркове. Дед Лукьян опустил глаза:
- Мое мнение об Афанасии Кирилловиче безупречное. Не за что Афанасия Кирилловича упрекать. Очень высоких нравственных качеств был человек и, в отличие от некоторых, скороспелых по тому времени, партийцев, обладал широким замыслом. С умственными способностями Жаркова надо бы не колхозом руководить, а в партийных верхах на большой должности находиться.
- Что этому мешало?
- Не берусь точно сказать.
- Скажите предположительно…
- Предполагаю, что среди районных и краевых начальников были недовольные Афанасием Кирилловичем. Не все их распоряжения Жарков выполнял беспрекословно. Иной раз вообще наотрез отказывался выполнять.
- Почему?
- Не согласен с ними был, имел свое мнение.
- Пример можете привести?
Дед Лукьян усмехнулся в бороду:
- Пример вот с той же религией, которую Михаил Федорович Кротов осуждает. Поступило из крайкома указание: закрыть в Березовке церковь. Прочитал Жарков это распоряжение и за голову схватился: "О чем они там, в крайкоме, думают?! Что можем на данном этапе вместо религии предложить народу?.. Молодежь, понятно, завлекем избами-читальнями, охватим клубной работой и комсомольским образованием. А со стариками да старухами как быть?.. Они ж насквозь пропитаны религиозным опиумом! Неужели крайкомовцы не знают указание товарища Ленина по религиозному вопросу? Ведь Владимир Ильич всего лишь отлучил церковь от государства. Свободу же вероисповедания оставил!" Проще говоря, Антон Игнатьевич, не позволил Жарков закрыть в Березовке церковь и выпроводил представителя крайкома - самоуверенного молодого товарища в пенсне. И ведь прав оказался впоследствии. За Потеряевым озером, в Ярском, партийцы скинули в своем селе церковные колокола, священника на все четыре стороны выставили. Быстро управились. И что получилось?.. С великим трудом прошла там коллективизация. Уперлись богомольные - ни тпру, ни ну. Глядя на них, прочие крестьяне тоже заколебались: ни вашим, ни нашим. А в Березовке, можно сказать, под колокольный звон колхоз вырос. Ясное дело, не само по себе все гладко сложилось. Жаркову пришлось не одну беседу провести с попом-батюшкой, чтобы он не вздумал мутить верующих против колхоза. Поп сообразительным оказался, уразумел, что к чему, и зауважал Жаркова. Даже, помню, молебен во здравие новой жизни закатил. Вот тебе и пример… - Хлудневский помолчал. - Таким же решительным образом боролся Афанасий Кириллович и с другими руководящими перегибами.
- Много этих, перегибов, было?