Я заметил монументальный портал... вошел туда и быстро захлопнул тяжелую дверь. В замке торчал ключ. Я повернул его, пересек внутренний дворик, посередине которого торчал широкий, поросший мохом бассейн, наполненный зеленоватой водой, покрытой кувшинками.
В другом конце двора я заметил дверь. Только бы она была открыта, черт возьми! Я дернул ручку, дверь не только открылась - она упала на меня, так как была просто прислонена к стене... Нет выхода! Я спекся! Остается только протянуть руки господам полицейским и прыгнуть в их карету:
- Шофер! К Максиму!
Интересно, а избиение в здешних обычаях? Если да, то после танцев, которые я устроил полицейским в поезде, они меня разделают под орех. Все, что они думают обо мне, я узнаю без комментариев.
Массивная дверь, которую я закрыл на ключ, дрожала под мощным натиском. Скоро она откроется. У меня не осталось времени, чтобы пересечь двор и броситься наверх по лестнице. Да и к чему приведет скакание по крышам? Все равно они знают, что я здесь.
В отчаянии я огляделся вокруг. Здание было безразлично. Окна закрыты, никто меня не видел... Входная дверь затрещала.
Я посмотрел на бассейн... Мне пришла идея... Она стоит того, что стоит, не слишком много, но все же это лучше, чем капитуляция. Я подошел к бассейну, перешагнул мшистый барьер. И вот я в воде до половины бедер. Я раздвигаю листья кувшинок и погружаюсь в воду, оставляя, тем не менее, часть лица над зловонным настоем.
Я закрываю себя липкими листьями. Их прикосновение неприятно. Гнилая вода холодна и вызывает удушье... Я застываю... Остается только пожелать, чтобы у них не возникла мысль проверить бассейн...
Несмотря на воду в евстахиевых трубах, я слышу треск поддающейся напору массивной двери. Потом топот, крики, свистки, приказы, опять свистки... Орава бросилась обыскивать здание. Стучали во все двери. Бедные жильцы не могут понять, что происходит. Общая суматоха...
Мне же в моем романтическом бассейне не по себе, честное слово! Какие-то маленькие насекомые щекочут меня повсюду. Надеюсь, здесь не занимаются разведением пиявок.
По правде говоря, как бы ни было трудно мое положение, оно не было нестерпимым. Неприятно только, когда вы погружаетесь в воду в одежде. Стоит хорошенько промокнуть, как холод уже не так ощущается. Слабость охватывает вас... Я так устал и был так изнурен всеми перипетиями, что этот вынужденный отдых, вместо того, чтобы меня доконать, подкрепил, как крепкая мятная!
* * *
Швейцарские полицейские очень методичные люди! Они обследовали дом научно и скрупулезно. Должно быть, они заглянули во все ящики комодов и выдавливали пасту из тюбиков, чтобы проверить, не спрятался ли я там.
Через полчаса я увидел их на крыше. Сквозь листья кувшинок видно было плохо, но я и не стремился видеть лучше, чтобы меня самого не обнаружили... Они ходили по крыше от трубы к трубе... Потом они собрались для большого совещания в подъезде... Должно быть, они решили, что я человек-невидимка. Они заметили лежащую во дворе дверь. Один тип, говоривший по-французски с небольшим забавным акцентом, объяснял, что, по-видимому, я преодолел стену, использовав дверь в качестве лестницы. Его версия была принята единогласно, и все побежали дальше.
А я ждал и не решался пошевелиться, так как все жители дома собрались у своих окон посмотреть за ходом дела. Между листьями я вижу фасад, усеянный множеством лиц. Жильцы, глядя из окон, переговариваются и обмениваются впечатлениями.
Я опасаюсь любопытных взглядов сверху, поскольку оттуда меня легче заметить. И не дай Бог, какой-нибудь шустряк с соколиным взглядом заорет, показывая на бассейн! Тогда ваш любимый Сан Антонио будет иметь тот еще видок, вылезая из своей вонючей ванной весь в тине!
К счастью, в центре бассейна стоит что-то вроде большого цинкового гриба. Тут был когда-то фонтан. Этот серый колпак скрывает меня...
Время течет, и мне кажется, что я превращаюсь в тритона. Я уже не чувствую конечностей... Мне уже наплевать на все, начиная с моей собственной персоны.
Время от времени моя голова соскальзывает с липкого края, и я наслаждаюсь добрым глотком зловонной воды. У воды тошнотворный запах гнили. Он напоминает мне миазмы нечистот или мерзкий аромат разлагающихся цветов на кладбищенских плитах. Да, именно запах мертвой зелени.
Я все жду... Если бы у меня были карты из непромокаемого материала, я мог бы поупражняться в раскладывании пасьянсов...
Я нахожусь здесь не меньше часа. Лица потихоньку исчезли из окон дома. Некоторые жильцы включили свои радиоприемники... Другие смеются... Детские крики, сигналы автомашин... Трогательная гармония! Какой гимн жизни! Собачье дерьмо!
А может, встать с этой тинистой постели, пока меня не стащили с нее багром? Только среди бела дня, насквозь промокшему, у меня не остается никаких шансов выбраться. Я не пройду и двух метров, как запоют все свистки в округе. Ночь еще так далеко! Становится невыносимо. Вонь бьет в голову... А если я упаду в обморок? Что тогда?
Такая смерть не достойна парня, который провел жизнь, как я. Ангел-хранитель принялся заговаривать мне зубы, а поскольку мой рот был в трех миллиметрах от жижи, я не смог посоветовать ему заткнуться.
- Сан Антонио, - забубнил он, - досчитай до десяти. Потом посмотри, нет ли кого у окна. Если никого не увидишь, выходи из воды. Пересечешь двор и поднимешься по лестнице. Заберись на самый верх. В любом доме есть чердак, в Швейцарии так же, как в других местах. Там ты спрячешься, разденешься догола, высушишь свою одежду...
Ангел-хранитель умолк, потому что чья-то тень надвинулась на бассейн.
2
Я оторопел, потому что не слышал шагов и ничего не видел... Кто-то подошел к бассейну на цыпочках по оси цинкового гриба. Эти действия явно рассчитаны на то, чтобы застать меня врасплох!
Неизвестный сел на барьер. Рука взялась за стебель кувшинки, которая закрывала мне лицо, и наши глаза встретились. Это была женщина.
Я искал в ее глазах выражение чувств. Враждебны они или испуганы? Мне надо было это знать. Я верил, что в них нет ничего подобного. Они казались серьезными, спокойными. Голубыми. Не красива, нет... Но и не безобразна! Интересная, вот! Это такая редкость, интересные женские лица! Их так мало!
Она что-то сказала. Я не расслышал, потому что говорила она тихо, а у меня уши были полны воды.
- ...думала, что вы умерли, - закончила она.
Она поняла, что я не расслышал начала фразы и терпеливо повторила:
- Вот уже целый час я наблюдаю за вами из окна... Я заметила в воде вашу ногу... Через театральный бинокль я разглядела ваше лицо... Я никому ничего не сказала... Когда они ушли, я думала, что вы тоже выйдете... Я действительно решила, что вы погибли!
На меня нашло странное наваждение, мои маленькие читательницы. Это можно объяснить моим депрессивным состоянием, состоянием загнанного в угол мужчины: жалость женщины вывернула мне душу, точь-в-точь, как хозяйка, вымыв пол, выкручивает тряпку. Хотелось реветь, что вовсе не способствовало моему просыханию.
Она прочитала тоску в моих глазах, также, как я сострадание в ее.
- Вы не можете больше оставаться здесь! Вы умрете!
Я пробормотал:
- Я знаком с ней... со смертью...
- Вылезайте!
Положение было смешным. Я превратился в карпа, беседующего с меланхоличной молодой женщиной, сидящей на краю аквариума. Мои коллеги дорого бы заплатили за это зрелище. Во Франции смех ранит вернее, чем большой калибр, сделанный на оружейных заводах.
Молодая женщина, между тем, вовсе не думала смеяться. Напротив, мой случай взволновал ее, а мой вид водяного не казался ей смешным.
- Если я выйду, - ответил я ей, - меня сразу увидят... Это просто чудо, что только вы одна меня заметили.
- Но вы же не можете сидеть здесь бесконечно!
- Безусловно...
Я искал решение. Теперь оно должно было найтись, поскольку у меня появилась поддержка.
- Не оставайтесь здесь, - продолжал я, - вы привлечете ко мне внимание.
Она замерла на мгновение в нерешительности, потом поднялась и удалилась.
Только бы она не стала искать посторонней помощи! Те, кто открывает Америку, любят оповестить об этом все вокруг. А у меня не было никакого желания приглашать кинохронику к моему выходу.
Время казалось мне нескончаемым. Наконец в подъезде послышался шум. Я узнал ее скользящие шаги. Она подошла к бассейну и что-то сказала. Я не смог ничего разобрать. Между домом и мной раскинулась тень. Красивая оранжевая тень. Я понял: она раскрыла пляжный зонтик и поставила его так, чтобы он закрыл бассейн.
- Не двигайтесь, я пойду посмотрю из окна, хорошо ли вы скрыты.
- А вы не думаете, что это удивит ваших соседей?
- Нет. Я часто прихожу сюда принимать солнечные ванны и открываю этот зонтик.
- Подождите...
Но мой Сан-Бернар опять отбыл.
Вот она снова возвратилась. Причем кажется довольной.
- Из дома ничего не видно, - сказала она. - Выходите из бассейна, только не разгибайтесь. Я принесла вам банный халат. Раздевайтесь, я скоро приду...
Снуя взад-вперед, она рискует порвать себе ахиллесово сухожилие. Я протянул себя под кувшинками к краю бассейна, с большим трудом выбрался из водоема и скользнул на асфальт двора.
После водяных насекомых на меня напали муравьи. Я заполз под зонт и начал раздеваться. Куча моей мокрой одежды смахивала на пакет с требухой. Я втиснулся в халат, который затрещал по всем швам, так как был вдвое меньше моего тела. Я порылся в карманах, чтобы собрать бумаги. Деньги промокли. Карта Северной Африки весила два кило! Сохранился только чек благодаря конверту из бристольского картона и целлофановому пакету от моего удостоверения, в который я его засунул. Чек даже не отсырел. Я выжал платок и завернул в него документы.
Девушка опять вернулась. Она принесла термос и флакон одеколона. Протянула мне крышку термоса.
- Выпейте это...
- Что это такое?
- Горячий кофе с ромом, чтобы вы набрались сил!
Может и глупо упоминать об этом, но мне захотелось разрыдаться.
* * *
Мы провели около часа под зонтом во дворе дома. Девушка, пришедшая мне на помощь, была брюнеткой со светлыми глазами, небольшого роста. И неплохо сложена. На вид ей было лет двадцать пять. Я вам повторяю, она не была красавицей, но могла понравиться. В ней был "огонек", как говорят любители собачьих бегов.
Мы вытянулись рядом на большой мохнатой простыни, и я спросил ее в упор:
- Почему вы делаете это?
- Не знаю, - дала она исчерпывающий ответ.
И я понял, что она действительно не знает.
- По радио сообщали о совершенном вами убийстве, - продолжала она. - Полиция думает, что речь идет о шпионаже.
Я снимаю шляпу перед швейцарцами! Благодаря часовой промышленности они сумели создать отличные зубчатые шестеренки.
- Так думает полиция?
- Да. Это правда, что вы шпион?
Слово "шпион" шокирует меня.
Неточно... Я принадлежу к секретным французским службам.
- И вы убили этого человека по приказу своего начальства?
- Позвольте мне отговориться служебной тайной.
Она не настаивала.
- Мы останемся здесь до ночи?
- Нет, скоро по соседней улице будет проезжать "Тур де Сюиз", и все выйдут посмотреть. Тогда вы сможете подняться ко мне.
Какая умная женщина! Я положил голову на согнутый локоть и расслабился, забыв о присутствии романтической швейцарочки. Вдруг она стала трясти меня.
- Пойдемте. Пора.
- Вы уверены?
- Да... Я живу на третьем этаже... Берите зонт и постарайтесь прикрыть лицо...
Она собрала мою мокрую одежду и завернула в простыню. Мы пересекли двор, чопорные, как послы при вручении верительных грамот.
Вот и лестница... Я в страхе кошусь на массивную дверь: что если кто-нибудь сейчас откроет ее?
Но никто не появляется. Мы взбегаем на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки. Я почти врываюсь в квартиру, которая состоит из просторной светлой комнаты, большой кухни, служащей также столовой, и ванной. Я оставил зонт у входа и положил свою одежду в ванную комнату. Она открыла дверь в комнату.
- Садитесь.
Я сажусь на диван лимонного цвета.
- Прилягте, - советует моя маленькая хозяйка, - вы кажетесь очень усталым.
Я действительно подустал. И очень плохо себя чувствую. Я просто разваливаюсь, меня тошнит, и, должно быть, поднялась чертовская температура. Несмотря на такое состояние, я чувствую, что от меня страшно воняет. Малышка протерла меня одеколоном, запах затхлого бассейна был сильнее.
- Скажите, мадмуазель, не могу ли я принять ванну?
- Я хотела вам это предложить...
Она вышла, и я покидаю диван и бреду в ванную. Молодая девушка внимательно смотрит на меня. Ее голубые глаза, кажется, начинают танцевать на лице.
- У вас совершенно разбитый вид!
- Нет, я... Кажется, я заболел в этой гнилой воде!
Вода в ванне горячая. Она обнимает меня, как пуховое одеяло. Я вытягиваюсь, совершенно разбитый. Мое сердце готово разорваться, я задыхаюсь... С трудом поднимаюсь и встаю на пол.
Невозможно переносить давление воды, не смотря на ее нежность и тепло. Она напоминает мне недавнее пребывание в бассейне. Теперь я понимаю, что час, проведенный мной под кувшинками, будет одним из самых жутких часов моего существования. Со временем это перейдет в кошмар.
Я пытаюсь одеть халат, но не могу. Мои движения становятся все более неточными... Все в тумане... Мне холодно, я стучу зубами... Заворачиваюсь в банную простыню и иду в комнату. Малышка уже приготовила постель. Белые простыни ждут меня. Я падаю на них...
- Мне холодно, - я стучу зубами, - мне холодно...
Она набрасывает на меня одеяла... Ничего не помогает... Она дает мне выпить немного спирта.
- Послушайте, - шепчу я, - я сильно заболел... Для вас лучше предупредить полицию...
Я совершенно обессилел и не способен сопротивляться. Ее прохладная рука ласкает мой лоб.
- Не бойтесь ничего, - шепчет она. - Не бойтесь ничего.
Я взаправду заболел. Мне казалось, что я прошел сквозь туннель, пронизанный светом. Я открыл глаза, огляделся, не узнавая помещения. Но что-то оно мне напоминало... Ах, да, комнату малышки!
Она приблизилась со шприцем в руке, решительно сдернула простыню и протерла ледяной ватой мне левую ягодицу. Я попытался протестовать, но почувствовал укол в мягкое место.
- Как вы себя чувствуете?
Мне казалось, что я могу говорить нормально, но артикуляции не получалось, челюсти были, можно сказать, спаяны.
- Сейчас будет лучше... - сказала она.
Мне удалось улыбнуться... Она села на край дивана.
- У вас пневмония... Я испугалась, что придется вас госпитализировать. Решила, что если утром ваше состояние не улучшится...
Слова, которые она произносила, доходили до меня с некоторым запозданием, но все-таки я понимал их. Я попытался сосредоточиться. Мне надо объясниться... Почему, черт возьми, я не могу говорить? Ведь пневмония не осложняется кровоизлиянием в мозг.
- Это вы меня...
Больше я не мог сказать. Я догадался, это не паралич, а слабость.
- Да, это я вас выходила. Я работаю сестрой милосердия в одной из больниц Берна, сейчас на каникулах, к счастью... Я вводила вам сульфамиды...
- Долго?
- Два дня.
- Как вас зовут?
- Франсуаза.
Я слегка пошевелил пальцами. Она взяла меня за руку, и я сразу почувствовал, что мне стало лучше. Через мгновенье я заснул. Но теперь это была не кома, а добрый храп отца семейства.
Когда я проснулся, была ночь. Комната Франсуазы была наполнена розовым светом. Девушка готовила что-то на электроплитке. Это что-то испускало вкусный запах топленого масла, что приятно отозвалось в моем желудке. Я закричал:
- Франсуаза!
Настоящий крик вырвался из моих подмокших легких, и она прибежала с вилкой в руке, похожая на морскую богиню с трезубцем.
- Что с вами?
- Голоден!
Она засмеялась. В первый раз. Она очень хорошо выглядела. На ней были штаны из черного шелка и что-то вроде прямой блузы небесно-голубого цвета. Волосы были перевязаны лентой. Она походила на студентку, которая сдала все экзамены.
- Вам все лучше и лучше!
- Благодаря вам!
- Пф...
Да! То, что вы сделали, просто чудо! Разве вы не в курсе, что я опасный злодей?
- Злодей не стал бы прятаться в бассейне!
- Почему?
- Потому что злодей бы струсил!
Аромат топленого масла сменился запахом гари, и Франсуаза побежала на кухню.
Классная девушка! Подумать только, я ее никогда не видел, а она рискнула своей честью и безопасностью, чтобы вырвать меня из когтей полиции и смерти!
Она вернулась.
- Большие потери?
- Нет, котлета немного подгорела, это пустяки!
- У вас не будет неприятностей из-за меня?
- Никто не знает, что вы здесь!
- Ваши соседи?
- Я ни с кем не общаюсь.
- У вас нет дружка?
Ее нежный взгляд омрачился.
- У меня был жених... Он умер.
Ну, конечно! История, заставляющая плакать! Умерший жених! Драма на всю жизнь. Заметьте, это не мешает ей забавляться с другим. Но могила покойника - это священный сад. Она там льет горькие слезы, орошая увядающую герань.
Умерший является к ней в ореоле славы, наделенный всевозможными достоинствами... Между тем, если б он жил и работал в мэрии, в нем не было бы ничего от легендарного героя. Это был бы обыкновенный дурачок, который по утрам выносил бы помойное ведро и ходил бы за молоком... Он зарабатывал бы на хлеб насущный и имел бы такие развесистые рога, что с ними невозможно было бы путешествовать по Лапландии, потому что все северные олени бежали бы следом.
- Какая жалость. И с тех пор вы живете воспоминаниями?
- Да.
Я чувствовал, что она готова освободиться от этой власти.
- Вы поужинаете со мной?
- С удовольствием.
Она подкатила столик к дивану и поставила два прибора.
Очаровательный ужин. Мне казалось, что я муж милой пастушечки. Честно говоря, иногда приятно и поболеть. Только я очень редко болею. Я поклевал отбивную и съел немного клубники со сливками.
- Надеюсь, завтра утром смогу уйти, - сказал я, когда она все убрала.
Она застыла, раскрыв рот от удивления.
- Завтра? Вы сошли с ума... Вы едва стоите на ногах!
- Я быстро восстанавливаюсь, знаете ли!
- Не говорите глупостей!
Она собралась выйти, но передумала.
- Вам скучно у меня?
- Что за вздор! Меня терзают сомнения, вот и все!
- Тогда прогоните их!
Она вышла. Я так и сделал - мне стало лучше.