– А! Вспомнил! Что-то слышал про такого… – чересчур оживленно воскликнул Вячеслав Иванович. – Завелся, мол, в казино "Золотой век" такой купчик, деньгами сорит направо-налево.
Он снова брал ее на пушку. И снова она приняла все за чистую монету.
– Так вы его знаете? – удивилась она. – Тогда зачем спрашиваете?
– Только слышал о нем. Особенно он любит казино "Золотой век".
– Ну да, что-то золотое, может, и век… – сказала она, поморщившись.
Мы переглянулись: вот, значит, как… Такое казино при желании можно отыскать. Найти там Валеру ничего не стоит. Тем более он и не думает скрываться. Но все равно, лучше бы еще расспросить.
– А этого, может, тоже видели? – спросил Александр Борисович, показав ей фоторобот Антона.
– Вроде видела, – сказала она, – приезжали как-то целой компанией. Все как на подбор. Молодые, веселые, хорошо одетые. Целую ночь с Петей что-то обсуждали. Я им кофе варила. Водку не пили, нет. Трезвые были. Когда я к ним заходила, замолкали. Под утро вдруг все, как по команде, на часы посмотрели, встали и уехали. А что…
– …им за это будет? – опередил ее Вячеслав Иванович, и мы невольно рассмеялись. И Люда впервые жалко и застенчиво улыбнулась. Потом достала зеркальце, платок и стала вытирать лицо от подтеков туши.
– Но только никому об этом ни слова, понимаешь? – серьезно сказал ей Вячеслав Иванович.
Она с готовностью кивнула.
Утром, как договорились, за мной заехал Лекарский в сопровождении охраны, чтобы потом все вместе мы поехали к Вадиму.
Дверь ему открыла сонная Наташа, предварительно посмотрев в глазок.
– Там какой-то солидный господин, – сказала она мне, – похож на министра. За тобой уже таких людей присылают?
– Хотят мне предложить пост премьера, – ответил я, потягиваясь. – Но я пока раздумываю…
– Так открывать или сказать им, что ты еще не закончил свои размышления? – спросила она.
– Открывай… Посмотрим, какой оклад предложат.
Лекарский поцеловал Наташе руку и печально посмотрел вслед, когда она пошла готовить кофе.
– Вышла статья, которую вы заказали, – сказал Аркадий Валерьянович, уже когда мы были в машине, и протянул мне свернутую газету. – Узнаете?
Я поспешно развернул газету. Большая статья, на полполосы. Замечательно! Я вопросительно посмотрел на Лекарского.
– Бах читал, – кивнул он. – Очень понравилась… Главное, это не его газета, понимаете?
– Не он ее содержит? – наивно спросил я.
– Вопрос некорректный, – отвел взгляд Лекарский. – Вы начитались, насмотрелись, наслушались как рядовой обыватель… Не все так просто. Газету купить можно, только кто ее будет после этого читать? Всегда сразу становится видно, что знаменитый журналист продался с потрохами. И кому именно. И потому он становится предсказуем и неинтересен. Тираж падает, а с ним падает и влияние на умы. Такая газета становится просто ненужной… Так стоит ли ее покупать?
– Читателю или банкиру? – спросил я.
– И тому и другому… – хмыкнул Лекарский. – И потому это делается не впрямую, не скупкой акций, а исподволь… Что вы там нашли интересного? Для вас там что-то показалось неожиданным?
– Да нет… – я свернул газету и вернул ее Лекарскому.
– Баху интересно, как вы перевербовали эту журналистку. Ирину Федосееву, кажется. Он даже потерял интерес к тому, как вам удалось перевербовать меня…
– Только за счет личного обаяния, – сказал я. – Как и в случае с вами.
– А вы – донжуан, – покачал он головой. – У вас потрясающая подруга. Или это невеста? Извините, я немного запутался в старых терминах, которые сегодня обозначают новые понятия. Мой сын тоже недавно познакомил меня с подругой, которая, как тут же выяснилось, ждет от него ребенка. Раньше подругами мы называли тех, у кого списывали домашние задания.
– Вот, вот, – сказал я. – Именно теперь это означает то же.
Он озадаченно посмотрел на меня, но промолчал.
– Я вот что подумал, Аркадий Валерьянович, – сказал я после непродолжительного молчания и протянул ему фоторобот Валеры. – Не может быть, чтобы вы не знали этого парня.
– Я в самом деле его не знаю, – сказал он, внимательно всмотревшись в фоторобот. – Но как будто где-то его видел.
– Вот и все так говорят, – сказал я с сожалением. – Этот бандит, каких мало, вхож везде и куда угодно, торчит в казино и на светских тусовках, недавно был замечен на дипломатическом приеме…
– Стоп! – остановил меня Аркадий Валерьянович. – Кажется, я знаю, у кого о нем можно спросить. У Баха.
Я не стал раздумывать и тут же набрал номер по сотовому, предварительно взглянув на часы. Вячеслав Иванович уже должен быть у себя в конторе. Наверняка продолжает отрабатывать с Людой ее добровольное признание, которое они вчера так и не закончили.
– Вы получили список гостей из Дома приемов МИДа? – спросил я, поздоровавшись.
– Да, лежит передо мной, – ответил он. – Такого имени и такой фамилии там нет. Валерий Веденеев, я правильно говорю?
– Да… А как же его пальцы на фужере? – спросил я.
– Сам удивляюсь. Спросил их, быть может, он к ним инкогнито проник. Нет, такое невозможно. А зачем он тебе после вчерашнего? Твое дело теперь наверняка прокуратурой будет отозвано. Борисыч сам вчера об этом сказал. Зато возбуждено новое. Или желаешь до конца свой хлеб отработать?
– Интересно все-таки… – вздохнул я.
– Лучше скажи, что никак с сыском распрощаться не можешь, – сказал Грязнов. – И, кстати, насчет этой пули в спине охранника Олега. Спроси у Баха, у него связи, какие нам и не снились.
– Ценное наблюдение, – сказал я, поглядывая на Лекарского, который деликатно смотрел в сторону, но на самом деле явно прислушивался, стараясь понять, о чем идет речь.
– Смеешься, да? – спросил Вячеслав Иванович. – А что прикажешь делать? Сейчас их время. Приходится идти к ним на поклон. Во имя закона, который они безнаказанно нарушают. Потом не будем знать, как отмыться и очиститься… А они еще предъявят нам счет, вот увидишь. И будут продолжать нарушать. Но это потом. А пока что нам приходится выбирать – с кем менее противно иметь дело. Сегодня – с твоим Бахом… А завтра? Ты вообще хоть понимаешь, куда все катится?
Я молчал. Что я мог ему ответить при Лекарском? Что всецело одобряю и поддерживаю?
Вадим еще спал, когда мы за ним приехали. Его жена долго не открывала мне бронированную дверь, все расспрашивала, пока к глазку не подошел их охранник, из тех, которых выделил ему Бах.
Вадик недовольно ворчал, потягивался, но услыхав, что едем к Баху за новым договором и авансом, сразу проснулся, подскочил и побежал умываться.
По дороге в ванную он вопросительно на меня глянул, стараясь понять по моему виду, какие я принес новости – плохие или хорошие.
Когда я протянул ему газету со статьей Иры Федосеевой, он порозовел, как от приятных воспоминаний.
– Знали бы вы, сколько мне вместе с ней пришлось убеждать главного редактора, – сказал он. – И знаешь когда он сдался?
– Откуда мне знать… – пожал я плечами.
– Когда я сказал ему, что лучше бы ему держаться над схваткой. Продемонстрировать этой статьей солидность и объективность своей газеты. Тем более еще неизвестно, чья возьмет в этой схватке гигантов.
– Вы полагаете – неизвестно? – приподнял бровь Лекарский, который до этого сидел с закрытыми глазами и, казалось, дремал.
– Это я ему так сказал, – пояснил Вадим. – Как вы думаете, ваши противники как-то отреагируют на статью? – спросил он Аркадия Валерьяновича.
– Ну да, прибегут и будут просить прощения… – усмехнулся Аркадий Валерьянович. – Вы одно поймите. Эта история с Игорем – лишь одно звено заговора против Баха и тех, с кем он связан.
– Давно догадываемся, – сказал Вадим.
– И это то самое звено, потянув за которое можно вытянуть на суд общественности всю цепь их неблаговидной деятельности, – продолжал Лекарский, – которой они опутали всю страну.
И при этом он не сводил глаз с Вадима, как бы проверяя, какое впечатление он на него производит. А Вадим по-собачьи преданно смотрел ему в рот, готовый подтверждать все, что Аркадий Валерьянович скажет. Я знал, чем диктуется подобная преданность и какова ей цена. Все это недолговечно, только до получения гонорара. Потом Вадим снова продемонстрирует ему свою независимость.
Лекарский, кажется, это понял и обиженно замолчал. И молчал всю оставшуюся дорогу, пока мы не подъехали к замку Бахметьева с башенными часами.
На этот раз все происходило по ускоренной программе. Бах не встретил нас собственной персоной. Его очаровательная жена подала нам, не поднимая глаз, кофе (чуть не сказал в постель, поскольку в креслах, в которые нас усадили, вполне можно было принять горизонтальное положение). А вскоре появился сам Бах, как всегда прилизанный и ухоженный, одетый, по-видимому, для конной прогулки. То бишь в галифе и с хлыстом в руках. Шел к нам и натягивал на ходу перчатки.
Я посмотрел на хлыст и подумал, не пользует ли он им свою челядь, к которой он нас незамедлительно причислит, как только мы подпишем с ним договор.
– Сейчас вам принесут заготовленные бланки договоров, – сообщил он. – И я просил бы вас внимательно ознакомиться с его содержанием, прежде чем подписать.
Мы ничего не ответили, но наше молчание выражало: как скажете, сэр.
Я внимательно, как и было велено, прочитал условия договора, еще раз пересчитал нули, хотя их было всего три, и вопросительно посмотрел на Вадима. Он все еще читал, подняв брови как бы от удивления и шевеля при этом губами.
– Здесь нет ничего о компенсации за причиненный урон, – сказал он, обращаясь к Баху. – Я говорю о моих порванных брюках и разбитом лице, а также о возмещении нам морального ущерба во время инсценировки вашими людьми моего похищения.
Глаза Баха потемнели. Он даже отвлекся от своих лайковых перчаток. Вот-вот отхлещет хлыстом взроптавшего смерда. Я бы, честно говоря, не возражал и еще бы от себя добавил.
– Сколько? – спросил Бах.
– Не обращайте внимания, – вмешался я. – Мой приятель буквоед, но не рвач, как вам, наверное, показалось. Если потребуется, я сам возмещу ему натурой, как только мы останемся одни.
– Аванс вам выплатят прямо сейчас. К сожалению, у меня мало времени, – сухо сказал Бах. – Чем еще могу быть полезен?
– Можете, – кротко сказал Вадим, взглянув на его хлыст, – посмотрите, пожалуйста, вам знаком этот человек? Мне почему-то кажется, что вы должны его знать.
Бах внимательно рассматривал фоторобот Валеры. Его лицо оставалось непроницаемым. Ну конечно, откуда он может его знать, подумал я.
– Думаю, при желании вы могли бы его увидеть сегодня вечером, – наконец сказал он. – Если мне удастся устроить вам приглашение в аргентинское посольство, куда мы с Ксенией Александровной сегодня как раз собираемся.
Вадим невидящим взглядом уставился на меня. Я тоже был потрясен.
– Вы не шутите? – спросил я. – Он там будет, вы это точно знаете?
– У меня нет времени на шутки, – ответил он строго. – У меня на носу инвестиционный конкурс. И суд над моим сыном. Если, конечно, вам не удастся к тому времени убедить обвинение отозвать следственный материал из суда.
При этом он прикрыл глаза и тяжело, болезненно вздохнул.
– Теперь о том, почему я это знаю, – продолжал Бах. – Благодаря своим связям он наверняка уже знает, что я и Ксения Александровна в числе приглашенных. А значит, он будет там обязательно… – Бах бросил короткий взгляд на супругу. – Он всегда интересуется, где она бывает. Как ее бывший муж, от которого она когда-то ушла со скандалом ко мне. А Валера не привык, что женщины его бросают… Теперь вы знаете все. Вот почему он оказался на стороне группы Соковнина, вот почему ему доверяют самые неблаговидные акции, направленные против меня. Личная заинтересованность, понимаете? Теперь что касается вашего договора. Если вы обратили внимание, там есть приписка. Если дело не дойдет до судебного разбирательства, вы получите дополнительное вознаграждение. Прочитали?
– Самым внимательным образом, – поспешил заверить Вадим.
– Теперь что касается личности этого молодчика, – продолжал Бах. – Этот Валерий Веденеев, сын бывшего зама председателя КГБ, – полузабытый тип авантюриста прошлых веков, не столько любитель, сколько искатель приключений. В его кругу его называют просто – Валера. Везде вхож, везде свой, его все знают. И никто не хочет с ним связываться. Очень уж многоликий, един, как говорится, во многих лицах. Его окружение – такие же, как он, хлыщи. Тоже чьи-то сынки или бывшие сотрудники органов…
Особенно он любит играть в русскую рулетку. Как-то мне предлагал сыграть при Ксении Александровне, но я отказался, хотя не полагаю себя трусом. Я слышал, что три человека из так называемых "новых русских" таким образом застрелились где-то на Канарах, когда ему удалось их втянуть в эту игру. Ему даже хотели инкриминировать совершенные таким образом убийства, поскольку, как потом выяснилось, ему больше других была выгодна их смерть. Но каждый раз органы отступались. Ибо ничего не могли доказать. А уж звонками сверху их просто замучили… Так что это не просто везунчик, как может показаться, у которого барабан нагана или колесо рулетки всегда останавливаются где надо. И вообще он любитель мелькать на дипломатических раутах. Даже когда там меня нет.
– Вот-вот, – подтвердил я. – В милиции есть его отпечатки пальцев, снятые с фужера после одного раута в Доме приемов МИДа. Там кое-кого вдруг прохватил понос, и сначала решили, что это отравление.
– Очень на него похоже. Такие шутки в его духе, – кивнул Бах, посмотрев на часы.
– Еще вот что вспомнил: в списках приглашенных его не было, – сказал я.
– Обычное дело, – пожал плечами Бах. – Есть люди, которых надо пригласить, есть, которых нельзя не пригласить, а есть, которых попробуй не пригласи. Он относится именно к тем, кто в приглашениях не нуждается.
– Привык к безнаказанности? – спросил Вадим.
– Не так давно он оказал неоценимую услугу кое-кому из сильных мира сего… Он обладает уникальным компроматом на кого угодно на нашем Олимпе. Поэтому полагает себя неуязвимым. Я бы с ним не связывался, хотя пару раз приходилось с ним сталкиваться на почве личных отношений. Сейчас вам должно быть понятно, почему он оказался на стороне моих врагов…
При этих словах он снова недобро покосился на свою супругу. Она молчала, потупив глаза. И чуть заметно покраснела.
– Словом, вам нужно очень постараться, чтобы привлечь его к ответственности. Что у вас есть против него, если не секрет?
– Пистолет, нигде не зарегистрированный, с его отпечатками пальцев, – сказал я. – Из которого он тяжело ранил охранника Оли Ребровой, когда собирался ее похитить.
– И только-то? – усмехнулся Бах. – А он скажет, что у него есть разрешение от МВД. И оно наверняка у него есть.
– Еще есть пуля из этого пистолета, которую еще предстоит добыть, – сказал Вадим. – Тогда он точно никуда от нас не денется.
– Так добывайте! – раздраженно сказал Бах, и жена, успокаивая его, погладила по плечу. – Или вы хотите, чтобы это за вас делал я?
– Для этого нужна сложная операция, пуля застряла рядом с позвоночником, – сказал я. – Повторяю, этот человек стрелял в охранника Оли Ребровой, когда ее хотели похитить. Вы же знаете, она теперь сомневается, что ваш сын участвовал в ее изнасиловании, и хочет заявить об этом на суде.
– Ну-ну. – Бах присел в одно из кресел рядом с нами. Наконец его что-то заинтересовало. – И почему эта операция до сих пор не сделана?
– Олег, так зовут охранника, может остаться инвалидом, если операция не удастся, – сказал я. – К тому же его приходится прятать от ваших врагов. Нужен хирург – профессионал высшей квалификации, плюс соответствующая операционная.
– Все понял, не продолжайте. Вам эта пуля нужна до суда, насколько я понимаю?
– Вы опять не поняли. Сначала нам нужна гарантия, что операция пройдет нормально, – сказал я, – пуля нам нужна, чтобы предъявить обвинение и посадить этого субчика, но не любой ценой, не из трупа молодого парня или его парализованного тела. На это мы не пойдем, понимаете? И где сейчас он находится, пока вам не скажем.
– Что ж тут непонятного, – сказала Ксения Александровна и погладила ладонью реденькую растительность на голове мужа. – Конечно, мы найдем такого хирурга. Может быть, Коновалов это сделает?
– Считайте, что этот вопрос закрыт, – сказал Бах с недовольным видом, – профессор Коновалов, кстати, работает в Москве. Я сам оплачу все расходы. Где этот ваш охранник, кстати говоря, находится? Считайте, я отдал такое распоряжение и уже обо всем договорился.
– Не здесь, не в Москве, – ответил я. – Бывшие однополчане прячут его в одной деревне, не доезжая Петушков. Его еще предстоит перевезти сюда с хорошей охраной. Это вам тоже придется взять на себя.
– Надеюсь, это все? – спросил Бах.
– А этого молодца вы видели когда-нибудь? – я показал ему фоторобот Антона.
– Не имел чести, – пренебрежительно сказал Бах, поглядывая на кейс Вадима, стараясь, видимо, понять, сколько еще подобных портретов мы извлечем оттуда.
– Тогда все, – сказал я, переглянувшись с Вадимом: что могли, мы с него взяли. Хотя неплохо было бы ухватить еще что-нибудь. Пока он добрый.
– Значит, вечером, в восемнадцать тридцать, вас будут ждать возле метро "Маяковская". Там недалеко аргентинское посольство. Вас проводят, – сказал мне Бах. – Кстати, никаких оперативников, никаких засад. Посмотрите на него, если это он, и решим на месте, как быть дальше. Желательно прийти с супругой. Форма одежды – соответствующая. Вы – мой референт по внешнеторговым вопросам. Вас устраивает такая должность на один вечер?
– Смотря какая зарплата, – сказал я.
Ксения Александровна мило рассмеялась, Вадик натянуто улыбнулся. Ему тоже хотелось попасть на прием.
…Наташа сначала изрядно поломалась, мол, собиралась сегодня посидеть дома, но я настоял.
– Только представь себе, сколько там будет жгучих брюнетов, – сказал я. – Как в твоем любимом Сухуми! И все сразу уставятся на тебя. А пока ты будешь их отвлекать, я найду опасного преступника.
– Тоже мне, адвокат, – презрительно сказала она. – До сих пор спишь и видишь, как бы кого-нибудь поймать.
– В том-то и дело, – ответил я, – вся надежда на тебя, что не дашь мне этого сделать.
В посольстве сначала было довольно тесно и скучно. Слишком много незнакомого народа, и мало кто говорит по-русски. Хорошо, что я вскоре увидел Баха, он мне холодно кивнул, при этом оценивающе посмотрев на Наташу. И только после этого соблаговолил к нам приблизиться. Вместе со своей супругой, блистательной Ксенией Александровной.
Дамы сразу понравились друг другу и увлеченно защебетали на всякие свои темы, так что Баху ничего не оставалось, как взять меня за локоть и отвести в сторону.
– Что-то его не видно, – сказал он, при этом продолжая поглядывать на Наташу.
Хуже нет высматривать в толпе мужчину, если при этом не можешь отвести взгляд от женщины, подумал я.
– Возможно, он сегодня не придет? – спросил я.