Честно говоря, она была не самая удобная. Приходилось или растягивать цепь, что не давало бы возможности флангам стрелять прицельно из-за расстояния, или выставлять ее в два ряда, чтобы первая цепь стреляла из положения лежа, а вторая стреляла с колена. Надежда при этом была на то, что встречной стрельбы не будет. Я выбрал второй вариант, чтобы плотность огня была одновременно и значительной поражающей силой. И еще хотелось верить, что никто из первой цепи не надумает резко вскочить и сплясать от удачной собственной очереди, потому что это дает возможность второй цепи попасть в своего. Не каждый человек обладает достаточной реакцией, чтобы вовремя поднять ствол. Подобные случаи бывали даже в подготовленных и тренированных подразделениях. Об этом я особо предупредил Хариса, который расставлял бойцов из Пригожего, и сам делал им внушение.
Около самой дороги я "забронировал" места для солдат взвода охраны внутренних войск и милицейского спецназа из Барвенкова. Две пулеметные точки решил расположить в кустах у самой дороги, а две – на чердаках ближайших к дороге домов. Самые боеспособные подразделения должны были в корне пресечь возможность прорыва даже нескольких машин в село. В принципе, мне больше негде было разместить людей, и я позвонил майору Головину, чтобы он больше никого не присылал. Выставлять позицию в поле было опасно, противник может заметить. А на рытье окопов у нас уже не было времени, автоколонна могла вскоре появиться.
Головин дал мне номер трубки старшего в группе, что расположилась в лесочке на нашем правом фланге. В группу входили минометные расчеты, снайперы и автоматчики прикрытия. Я прямо по телефону, не боясь быть подслушанным, поскольку при "прослушке" моя трубка отключилась бы, дал удаленной группе подробный инструктаж. После этого, не поленившись, отошел на полкилометра от села, чтобы с дороги рассмотреть свои позиции, и убедился, что противник, не подозревающий о засаде, ничего не увидит. Не каждый бандит из "Правого сектора" или из милиции имеет наметанный глаз подполковника спецназа ГРУ. Тем не менее я отметил три момента в маскировке, которые приказал тут же исправить. Их исправили быстро. Но во второй раз отойти, чтобы проверить позицию, я не смог. Чей-то голос крикнул:
– Едут…
Я перешел ближе к пулеметам, где четверо бойцов взвода охраны готовили оружие для меня: уже подготовленный к стрельбе одноразовый огнемет "Шмель-М" и пять гранатометов "РПГ-7". Два из них зарядили, как я и просил, осколочными сорокамиллиметровыми гранатами, один – бронебойной гранатой, два – термобарическими, конечно, не имеющими мощи огнемета, тем не менее тоже оружием серьезным, и не только убивающим, но, что в нашей ситуации было важно, сильно пугающим противника. Сломать психику врага, превосходящего нас в количественном составе, как я считал, гораздо важнее, чем просто вывести его из строя, убить или ранить. Всех убить или ранить мы, естественно, не сможем, но враг со сломленной психикой уже не поймет своего преимущества в живой силе, более того, он будет бояться и в следующий раз. Он перестанет быть бойцом. Пока еще в нашу сторону ехали бойцы. Вернее, люди, считающие себя бойцами и мечтающие такими стать в реальности. Но я уже знал по опыту, что будет после первого же выстрела из огнемета. И у меня лежали в стороне еще три огнеметные тубы. Подготовить их к стрельбе – дело нескольких секунд. Первый "Шмель" я взял в руки не сразу, как услышал звук двигателей. Постоял немного, рассматривая ползущую по дороге колонну в бинокль, и насчитал двадцать три машины. Столько примерно их и должно было быть по моим подсчетам. Колонна двигалась медленно, и эта медлительность немного нервировала. Я даже испугался, что грузовики остановятся, командиры бандитов посовещаются, решат развернуться и двинут в обратную сторону. И помешать этому мы не смогли бы – слишком далеко от нас находилась колонна. Но время шло, и звук двигателей становился громче и уверенней. Я взял в руки тубу огнемета и в оптический прицел определил не одну, а сразу несколько предпочтительных целей. После моих выстрелов должны вступить в бой минометчики, поэтому я позвонил в лес, где стояла минометная батарея, и спросил, выверены ли прицелы. Меня заверили, что там все готово к стрельбе.
– Я сделаю два выстрела из огнемета. По началу колонны и по концу. Ваша задача – расстреливать середину.
– Мы так и выставляли прицелы, – заверили меня.
– Ждите…
Ко мне подошел старший лейтенант Радий Нечипорук, до этого выверявший прицелы крупнокалиберных пулеметов.
– Товарищ Последний довод… Пора уже…
Если уж у офицера нервы не выдерживали, то у невоенных людей в засаде они могли не выдержать тем более.
– Прорваться смогут… – высказал свои опасения Нечипорук.
А вот не допустить этого – задача моего огнемета. Здесь важно, как во всякой засаде, точно рассчитать момент, когда и противника не подпустишь на опасное для себя расстояние, и не дашь ему возможности уйти. А это позволяет рассчитать только опыт боевых действий. Старший лейтенант такого опыта не имел и потому торопил меня.
– Не мешай, Аккуратист… – потребовал я достаточно громко, понимая, что даю старшему лейтенанту прозвище и, возможно, даже позывной. Он действительно выглядел человеком очень аккуратным, и во внешности, и в одежде. Хотелось надеяться, что и в исполнении своих обязанностей. Пока, по крайней мере, он это демонстрировал.
Я снова поднял к глазам прицел огнемета. Но не потому, что меня торопил Нечипорук, а потому что опасался, что у кого-то из гражданских в засаде не выдержат нервы, и прозвучит очередь, и я в этот момент могу потерять время на прицеливание. Хорошо помню случаи, когда не выдерживали нервы даже у солдат спецназа ГРУ и преждевременная автоматная очередь едва не срывала эффект засады. Случалось такое в основном с молодыми необстрелянными солдатами, поэтому обычно за каждым молодым солдатом присматривал "наставник" из более опытных. Здесь у меня не было "наставников", да и времени найти опытных и распределить их среди других не было. Мои опасения оправдались. Я хотел подождать еще секунд тридцать или даже целую минуту, позволив автоколонне приблизиться, когда прозвучала сначала одна нервная и истерично-длинная очередь, а за ней сразу включилось еще несколько автоматов. Значит, нервы были у многих напряжены до предела.
Прицел моего "Шмеля" вел цель. Стрелял я прямой наводкой по кабине головной машины. Используя термобарический заряд, не обязательно было целиться в кузов, где находились бойцы. Аэрозольное облако перед воспламенением все равно накроет всех в радиусе пятидесяти метров, то есть три-четыре машины, идущие следом за первой. Если бы нервы моих новобранцев были покрепче, машины вошли бы в поворот, и тогда облако смогло бы захватить еще пару машин, которые вписывались бы в предельный радиус.
Колонна машин состояла из "КамАЗов", и я не знал, какие двигатели на машинах, бензиновые или дизельные. Но первый же выстрел огнемета показал, что двигатели были бензиновые. Сначала над дорогой поднялось белое облако. Уже через несколько секунд оно вспыхнуло огненным грибом – это загорелись и взорвались сразу пять головных машин. А еще через несколько секунд взорвались бензобаки у двух следующих. Избыточное тепло дошло и туда. Сразу заговорили все четыре пулемета и множество автоматов. Но стреляли не по первым, уже уничтоженным машинам, а, как я и приказывал, дальше – по всей остановившейся колонне.
Я поднял и подготовил к выстрелу следующий "Шмель". Последние машины колонны находились на дистанции около семисот метров, то есть почти на пределе дальности, и мне требовалась особая аккуратность в прицеливании. Но тут, когда из леса начали с воем вылетать мины и ложиться в середине колонны, не выдержали нервы то ли у водителя, то ли у кого-то из командиров, сидящего в кабине одной из замыкающих машин, и командир этот приказал водителю разворачиваться. Машина развернулась, ее примеру последовали и другие. Это значительно облегчило мою задачу. Оптический прицел легко нашел цель, прицельная марка позволила мне не на глазок сделать скидку на уже вымеренное лазерным дальномером расстояние, и я произвел выстрел. Даже если бы я не попал в грузовик, огненное облако все равно накрыло бы все в радиусе пятидесяти метров. Но я все же попал. Таким образом, автомобильной колонне были отрезаны пути движения и вперед и назад. А минометы, пулеметы, автоматы и снайперские винтовки продолжали планомерное, хотя и излишне торопливое уничтожение противника. Конечно, там, в середине колонны, бандиты покинули машины и, несмотря на отсутствие боевого опыта, сообразили, что тот, кто заляжет, становится менее уязвимой мишенью. Но это не могло спасти от термобарической аэрозольной смеси, которая затекала в каждую щель, в каждую ямку, в любой окоп. У меня оставалось еще два одноразовых гранатомета, и я тут же использовал оба. И следом послал еще две термобарические гранаты из "РПГ-7". По сути дела, практически всю колонну я уничтожил четырьмя выстрелами из огнемета "Шмель-М". Все остальные только добивали противника, если кому-то удалось спастись чудом от адского пламени на дороге.
Я вспомнил о задании, которое дал старшему сержанту Волоколамову, и тут же позвонил ему.
– Слушаю, товарищ Последний довод, – ответил Паша.
– Как у тебя дела?
– Успел только одну заправку уничтожить. Сейчас подъезжаем к следующей.
– Отставить мероприятие. Бандиты уничтожены. Им уже нечего заправлять. И, кажется, некому. Возвращайся в Пригожее и начинай формирование своей роты. Потом составь план занятий по подготовке ДРГ и представь мне на утверждение.
– Понял. Возвращаюсь…
Подводить итоги можно было только после того, как горящая техника на дороге остынет. Тогда можно будет и подсчитать погибших. Считать их необходимо и в поле, потому что бандиты разбегались от дороги в разные стороны, и бойцы из засады "снимали" их автоматными очередями, а снайперы отстреливали выборочно, хотя только с одной стороны – на левом фланге у нас снайперов не было. Убежать и спастись сумели только те, кто побежал через поле вдоль дороги. Гарь и дым прикрывали их бегство. Я прикинул на глазок – спаслось не больше полутора сотен человек. С нашей стороны, если никто по неопытности своего соседа не подстрелил, потерь быть не должно. Бандиты не думали о сопротивлении. Их головы были заняты мыслями о собственном спасении. Оружие, мешающее бежать, было брошено сразу. Правда, я послал вдогонку бегущим в обратную сторону две осколочные гранаты из "РПГ-7", но результат из-за дыма был мне не виден.
– Нечипорук! – позвал я. – Аккуратист!
Старший лейтенант тут же оказался рядом.
– Возьми с десяток своих солдат, пройди вдоль дороги. Может, там живые или раненые остались. Будут выступать, добей. Будут нормально себя вести, отправь в больницу. Если что, позвони Головину, он машину пришлет, чтобы на себе этих уродов не таскать. Скажешь, я приказал. Мне кажется, в больнице сегодня работы будет много. Хоть специалистов по ожогам из Донецка вызывай. Там, насколько я помню, у шахтеров есть целый ожоговый центр.
– Есть, товарищ подполковник.
– Выполняй. Левченко!
Капитан милицейского спецназа вышел из-за моей спины.
– Помоги со своими людьми Нечипоруку, а потом возьми под свой контроль саму больницу. Все-таки бандитов туда отправим. Если будут легко раненные, их лучше лечить в наручниках.
– Сделаем, товарищ Последний довод. Как мы их ловко, а! Мало кто смог уйти.
– Главное, чтобы не вернулись. Потому необходимо посты на всех дорогах поставить.
– Тоже нашими силами?
– Нет. Этим местные займутся. Шихран! – громко позвал я.
Харис на зов явился быстро. Он уже готовился сесть в машину, на которой приехал, но, услышав мой оклик, поспешил ко мне.
– Харис, тебя все слушаются – подбери людей, сформируй группы, чтобы человек по пять каждую дорогу в Гавриловку контролировали. Из пяти хотя бы двое должны обязательно быть местные, гавриловские. Мало ли кто проедет, они своих знают.
– Понял. Сделаю. Сам об этом думал. Только насчет Пригожего. Там тоже посты не помешают. Мы не знаем, где "Правый сектор" вертится. Могут и по железной дороге из Харькова пожаловать, могут и откуда угодно.
– Правильно. Позвони сыну. Пусть он посты выставит. И отправляй машины. Пригожинские пусть по домам едут. А Амирхан должен продумать вариант срочной мобилизации. Сигнал какой-то, чтобы все слышали. По мобилизации сбор в течение десяти минут. И хотя бы взвод должен нести постоянное дежурство в школе. Круглосуточно.
Харис вытащил трубку, чтобы позвонить, и отошел от меня. Послышалась татарская речь. Между собой отец и сын общались на татарском языке. Я сел в свою "Тойоту" и только завел двигатель, как позвонил Головин.
– Товарищ Последний довод, с вами побеседовать желают. Срочно. – Голос ментовского майора не предвещал ничего хорошего.
– Кого бог послал? Приехал кто-то?
– Нет. Звонили в сельскую администрацию. Требовали вас, персонально. Просили номер трубки, я не дал без вашего согласия. Сказал, чтобы через полчаса перезвонили, вы должны вот-вот подъехать.
– А кто звонил?
– Из Харькова кто-то. Из администрации главы области. Так представились.
– Почему именно меня? Как спросили? По фамилии? По званию?
– Сказали, что им нужен Последний довод…
– Это уже хуже. Кто-то из местных "настучал".
– Я так думаю, это из тех, кто новую власть поддерживает.
– Много у нас таких?
– Где-то около трех десятков. Из них человек десять этого и не скрывают, говорят открыто, что они приветствуют сильное украинское государство, и без диктата русских, хотя сказать конкретно, в чем диктат проявляется, не могут. С вызовом говорят, словно в морду просят. Жертвы телевизионной пропаганды, сами думать не научились. Но эти втихомолку стучать не будут, характер не тот. А другие – ни "да" ни "нет", но с нами не пошли. Голову, похоже, под подушку, и показывают, что прячутся. В действительности просто боятся проиграть и что-то потерять. Ждут, что дальше будет. Такие предадут и нас, и их. Сами, по собственной воле, хотя их спрашивать никто не будет. Приезжайте, пообщайтесь…
– Хорошо. Через десять минут буду в сельсовете, – согласился я, хотя не видел темы для общения с представителями новой власти. – Я уже еду. Меня, надеюсь, не остановит милиция за разговор по телефону во время движения?
– В украинских правилах дорожного движения еще нет такого пункта. Все обещают внести, но пока еще не ввели. Руки у власти не дошли.
– Что у нас с формированием?
– Завершаю. Набирается даже больше, чем батальон. Только с одной Гавриловки пятьсот сорок человек. Разного возраста. Это не считая медицинской роты. К нам и из барвенковской больницы должен целый отряд приехать. Я решил их в роту организовать. И вообще из Барвенкова прибудет пополнение. Звонили, спрашивали. Говорят, больше двухсот желающих. И с местных сел столько же. Я пока завершил только с гавриловскими. Вижу вас, товарищ Последний довод…
Я остановился неподалеку. Вышел из машины, отключил трубку от разговора и посмотрел на стол, за которым Головин работал, и поинтересовался:
– Списков из Пригожего еще нет?
– Амирхан звонил. Он работу завершил, обещал подвезти. Двести одиннадцать человек набрал. Для Пригожего, я считаю, это очень много.
– Это отец Амирхана постарался. За ним народ пошел.
В это время на крыльцо сельсовета вышел долговязый младший сержант милиции и сделал знак Головину, показывая на меня. Значит, снова из Харькова звонят.
– Иду…
Разговоров с областными властями я не опасался. Для них я был недоступен, как, впрочем, и они для меня. Хотелось надеяться, что это ненадолго. Но ситуация могла разворачиваться по любому сценарию, даже по самому непредвиденному…
Глава 9
– Слушаю вас внимательно, – с откровенной издевкой произнес я в тяжелую и объемную трубку стационарного аппарата.
– С вами говорит новый начальник службы безопасности Украины по Харьковской области… – Он еще и фамилию назвал, и имя-отчество, и даже, кажется, звание, но я не расслышал, потому что трубку от уха убрал, неплотно зажав ее ладонью, и стал рассказывать младшему сержанту старый анекдот, который он, наверное, десятки раз уже слышал. Тем не менее, как настоящий служака, младший сержант старательно рассмеялся. Я тоже громко захохотал, что мне совсем не свойственно. Когда становится смешно, я просто скромно улыбаюсь. Комбату положено проявлять сдержанность в эмоциях, да и служба меня этому же научила. Но сейчас своим поведением я показал звонившему, как отношусь к его звонку и насколько я такие звонки уважаю. Старый и многократно испытанный способ поставить на место человека, который возомнил себя большой величиной на ровном месте и рассчитывает, что все будут о него спотыкаться. Но я не спотыкаюсь, даже если под ноги не смотрю. Обычно я чувствую помеху и просто переступаю через нее.
Только после этого я снова поднес трубку к уху и сказал:
– Да-да, слушаю вас… Так что вы хотели?
Говоривший к себе и к своей должности относился, видимо, чрезвычайно серьезно и уважительно, поэтому от моего поведения слегка растерялся. Он рассчитывал быть наглым и напористым со мной, но не получилось. Наглость проявил я, и напористость тоже мог бы проявить, если потребуется. Пока же просто нейтрализовал его своим равнодушием. А собеседник оказался к такому не готов. Он был не силен в психологии разговора. Тем не менее быстро взял себя в руки, начал было повторять свою должность, но я перебил:
– Это вы уже говорили. Я у вас спросил, что вы хотите. Только время не тяните, мне некогда долго разговаривать. Меня люди ждут.
Это уже моя встречная напористость пошла. После равнодушия она всегда действует сильнее. Так и получилось. Голос собеседника звучал уже не так грозно и категорично, как вначале.
– Последний довод – это что, кличка? – осторожно спросил он.
– Можете считать это псевдонимом. Кличка – у собаки, а у человека это – псевдоним. Или позывной. Что вам больше нравится. Я не буду настаивать.
– А фамилия и имя-отчество у вас есть?
– Как и у всякого человека.
– Назовите…
– С какой стати? Вас тут много таких бегает, и я не считаю для себя достойным отвечать каждому. Каждому проходимцу… – Я продолжил свою ментальную атаку. Он попытался сопротивляться, но слабо:
– Назовите… Чтобы я не подумал, будто вам есть что скрывать!
– Думайте, на здоровье. Мне как-то совершенно безразлично, что вы думаете. Вы вообще для меня – никто. Далекая иллюзорность, с которой лучше не считаться, о которой и думать не следует…
Это я уже начал его "ломать", нанес легкий удар по самолюбию. И попал по больному месту, как показали его следующие слова.
– Как-то вы воспримете эту иллюзорность, когда вас привезут ко мне в кабинет в наручниках!
Угрожать – удел слабых людей. Слабый человек угрожает, потому что больше он ничего сделать не может. Но в словах его нет силы. И он сам это знает лучше других. Я же продолжал свою игру, продолжал "добивать" его.
– А что же сами не можете прийти за мной? Не в состоянии наручники на меня нацепить?
– Есть специальные люди, которые носят с собой наручники. Специально для вас. Они уже рядом с вами. Я думаю, в течение часа вы будете уже на пути ко мне.