"Сколько можно тянуть? Надо кого-нибудь из них убить и выбросить его тело на улицу!" - очень здраво, по-взрослому размышлял Мурад. Чтобы ни кто уже не сомневался. Потому что он видел, как смотрел на детей и женщин Умар и как отводил глаза в сторону Магомед. Если кого-нибудь убить, то тогда все станет всерьез, и никто не сдастся, и они выполнят свой священный долг до конца! Несмотря ни на что!..
Мурад был мальчик, но он был куда умнее своих старших "братьев", потому что предпочитал не болтать, а действовать.
Еще один, заменивший в их пятерке выбывшего по болезни Аслана Салаева, боевик вообще ни о чем не думал. Он был совершенно спокоен и был готов стрелять, если нужно будет стрелять, в кого угодно. Потому что русские убили у него всю семью - убили мать, отца, жену и трех детей. Детей и жену завалил в погребе, где они прятались от обстрела, попавший в его дом снаряд. А потом туда, где они шевелились, потому что были еще живы, бросили гранату наступавшие десантники.
Что ему до чужих детей, когда русские не пощадили его? Их смерть угодна Аллаху! Если они здесь, то, значит, он выбрал именно их, а не кого-то другого, и так тому и быть! Пусть умрут они и он…
Отсюда он готовился попасть сразу в рай, где очень хорошо, очень сытно и нет войны…
- Извините… - робко сказала одна из заложниц, сидевшая в их секторе. - Но мальчик хочет в туалет.
На коленях у нее сидел ее маленький сын.
- Да, да, конечно, - засуетился, вскочив на ноги, Умар Асламбеков, лихорадочно крутя головой, чтобы увидеть, куда можно отвести мальчика…
Но отвести его никуда не удалось.
- Сиди! - коротко и свирепо сказал Мурад, поведя автоматом в сторону женщины.
Та побледнела и замолкла, изо всех сил прижав к себе мальчика. И мальчик, который до того беспрерывно теребил ее и что-то шептал на ухо, затих, испуганно глядя на страшного дядю.
Но мальчик не мог терпеть долго и не мог бояться бесконечно. Потому что сидел на коленях у своей матери, которая была его защитой.
Он захныкал и стал проситься в туалет.
- Потерпи, - шептала ему на ухо мать. - Потерпи еще немножко…
Умар растерянно смотрел на мать с ребенком, на вдруг непонятно отчего рассвирепевшего Мурада. Ему было стыдно и жаль женщину, но он боялся Мурада. Он, сорокалетний мужчина, боялся пятнадцатилетнего мальчишку! Потому что этот мальчишка не боялся никого и ничего.
Мурад ничего не сказал ему, но Умар молча сел на место, ненавидя себя за слабость. И просто ненавидя себя… За то, что оказался здесь, что не нашел в себе сил остаться там, в Европе, что не способен пойти против Мурада и здравого смысла… За то, что запутался…
Мальчик хныкал все громче и громче. Терпеть его просьбы и всхлипы было почти невозможно.
- Пустите ребенка, - подал голос пожилой мужчина.
Мурад словно ждал этой реплики. Он вскочил, схватил мужчину за шиворот и потащил в сторону.
- Молчать! - кричал он. - Молчать, шакал!
Он переменился в лице и, вдруг быстро перехватив автомат, ударил мужчину прикладом в лицо, свалив на пол. И ударил еще раз, так, что по полу брызнула кровь.
Женщина в ужасе смотрела, как бьют, как убивают мужчину, который вступился за ее ребенка. Она смотрела, с силой прижимая лицо мальчика к себе, чтобы он не мог повернуть голову, не мог видеть происходящего. Она давила так сильно, что мальчик стал пищать и вырываться из ее рук.
Мурад бил по голове, по плечам, по рукам катающегося по полу мужчину, намереваясь убить его. Но его остановили. В этот раз остановили. Как видно, смерть заложников не входила в планы террористов. Пока…
Но чуть позже не в их, в другом секторе убили какую-то женщину. Как - никто не видел. И даже не все слышали. Просто где-то за стеной глухо простучала дробь короткой очереди, а спустя некоторое время к ним подошел Мурад.
И все всё поняли.
Потому что увидели его лицо - возбужденное, но все равно очень спокойное, увидели его глаза и сообразили, что он там был и, возможно, стрелял именно он и готов стрелять и дальше - в женщин и в детей тоже! Хоть в кого!..
Мурад сделал то, что должен был сделать - он сжег мосты! Мурад готов был идти до конца - и гнать туда всех!
И те, кто надеялся, что все обойдется, поняли, что не обошлось, не вышло! Прозвучала одна-единственная короткая очередь, и все переменилось… Одной из заложниц не стало. И значит, не будет никакой "хулиганки" и не будет прощения. "Хулиганки" с трупами и огнестрельными ранениями не бывает! Теперь им бессмысленно сдаваться, теперь придется идти до конца!..
А Умар так и не встал… Умар сидел, словно его пришили к стулу… Не тогда он сделал выбор - сейчас! Тогда, когда он вернулся в Чечню из благополучной Европы, когда шел маршем с боевиками по лесам и даже когда пытался перерезать глотку предателю, он лишь хотел его сделать. А теперь - сделал! Окончательно и бесповоротно!
Теперь он был с ними - с Мурадом!
Теперь он мог либо стрелять в своих и погибнуть от их пуль, и даже если каким-нибудь чудом спастись, то все равно попасть под суд, как террорист, либо стать таким же, как пятнадцатилетний Мурад, - решительным и беспощадным…
Без середины…
Но Умар вновь попытался выбрать середину! Он сел, поставив рядом с собой оружие, и уже не брал его в руки и не вставал. До самого конца. Он стал совершенно безучастен к происходящему. Он сделал все, что от него требовалось, - сделал выбор, соединился со своим народом и отдал своему народу свою жизнь - большего от него требовать было нельзя! Большего он все равно дать не мог!..
Умар просто сидел и ждал.
И все ждали.
Чего?
Заложники - спасения или смерти. Террористы - не понять чего. Ждали, что что-то должно произойти - что придут иностранные журналисты, которым можно будет рассказать о творимых русскими в Чечне безобразиях, что власть пришлет своих под белыми флагами парламентеров, что война в Чечне прекратится…
Но власть молчала.
Власти было не до заложников, а тем более террористов. Власть в лице многочисленных в мундирах и без чиновников который уже час "висела" на телефонах, "вентилируя вопрос". Чиновникам важно было понять, к какому варианту решения возникшей проблемы склоняются там, наверху, - силовому или переговорному. Им главное было не ошибиться. Потому что ошибка могла стоить головы… Да не заложникам, а им! Потому что своя голова, она как-то ближе к твоему телу, чем даже десять чужих.
- А "Сам" знает?..
И что говорит?..
Ну, хотя бы в общих чертах?..
"Сам" ничего не говорил. "Сам" упорно отмалчивался, укрывшись на "ближней даче", что сильно напрягало. Возможно, он разыгрывал какую-то свою карту. Если заложники погибнут, то за провал операции, а заодно за все остальное ответят силовики, которые "добровольно" уйдут в отставку, освободив место для более перспективных людей. Если они как-нибудь договорятся с бандитами или освободят людей силой, то можно будет поздравить народ с победой, потянув лавры на себя. Главное, не торопиться, ведь политика - это искусство ожидания.
- А что говорит "Второй"?.. А "Третий"?..
Телефоны раскалялись, а время шло. Вернее, уходило…
В России всегда так - нянек без счету, а все дети без глазу.
- А "Четвертый" уже знает?.. И как он прореагировал?..
Глава 50
Современный человек сообщается с окружающим миром посредством "ящика". Из него он узнает, что случилось за океаном, в его стране, в его городе, на соседней с ним улице, а случается, что и в семье. "Ящик" объясняет ему, хорошо или плохо он живет, советует, что лучше покупать, за кого голосовать, чем чистить зубы, что любить, а что нет.
Телевизор смотрят все.
Но не везде. Например, в Чечне телевизор не смотрят. Потому что далеко не в каждой "населенке" есть электричество. И потому, что русские каналы нещадно врут про жизнь в Чечне.
Но это все равно ничего не значит!
Тот, кто не смотрит телевизор, тот слушает радио…
Кто лишен телевизора и радиоприемника, тот читает газеты…
Кто не получает газет и у кого нет ни телевизора, ни радио, тот пользуется слухами. Которые распространяют люди, у которых есть телевизор, радиоприемник и газеты…
Так что не узнать того, что показывали вчера вечером по "ящику", что знают все, - нельзя!
Чеченские базары гудели новостью - про заложников.
Новость обрастала фантастическими подробностями про захват, кажется, целого города, про горы убитых русских, про их президента, который чуть ли не лично сам запросил пощады и уже пообещал дать Чечне свободу и по миллиону за каждого убитого русскими чеченца…
После поражений последней войны чеченцам нужны были победы. Любые - пусть даже такие! Маленькая, прижатая Россией к Кавказскому хребту, но гордая и непобежденная Ичкерия нанесла своему великому врагу удар в самое сердце!..
И все, и даже те, кто служил федералам, кто был лоялен по отношению к властям, - радовались. Как радуются зрители, когда заведомо сильного противника вдруг, вопреки всему, вопреки ожиданиям и здравому смыслу, бьет более слабый. Пусть даже он бьет ниже пояса…
Чеченцы - радовались.
Федералы - готовились…
Они тоже знали о том, что случилось. Они на собственной шкуре это почувствовали, потому что их тут же перевели на усиленный режим несения службы. Войска готовили к полномасштабной на чеченском фронте атаке.
"Вот оно!" - сразу все понял Виктор Павлович. Вот о чем болтали на базарах и предупреждали его сексоты. Значит, не врали сексоты и не ошибался базар!.. Не зря он интриговал и протаскивал через блокпосты паленую водку, добывая информацию…
Не зря!
Но все же… зря!.. Потому что его предупреждениям не вняли и захват все-таки состоялся…
Аслан Салаев тоже радовался - как и все остальные. Радовался победе чеченского оружия. Что произошло, он понял еще раньше, чем узнал об этом, - понял по радостно-возбужденным лицам своих "братьев"! И лишь потом узнал подробности.
Значит, они дошли?..
Но как же так?.. Он же предупреждал, он же дал полную информацию о рейде, описав всех включенных в группу боевиков, обозначив их примерный маршрут! Почему их не взяли на границе с Чечней, почему пропустили дальше, в Россию, где они взяли заложников?
Или Центр не получил его шифровку? Или слишком поздно получил? Или не прореагировал?..
Нет, шифровка пришла вовремя и Центр прореагировал так, как должен был. Курирующий Тромбона Анатолий Михайлович вывел ценного агента из-под удара, перепроверил сообщение по другим источникам и передал информацию о готовящемся теракте по инстанции.
Так почему ничего не было сделано?.. Опять прошляпили?! Опять правая рука не смогла договориться с левой, а пальцы друг с другом?! За каким же тогда, спрашивается, ляхом рисковал своей жизнью Тромбон, если там, наверху, не умеют распорядиться добытой с таким трудом информацией?
Что за ерунда?!
У государства, которому служил Анатолий Михайлович, были крепкие мускулы и крепкие кулаки, которые перемолотили хребет фашизму. Были ФСБ, ГРУ, МВД, внутренние войска, разведка, налоговая полиция, армия… Были сексоты и Тромбоны. И чего только не было… Но, тем не менее, его государство никак не могло справиться с микроскопической, в сравнении с одной шестой частью суши, Чечней.
Лет двадцать назад все эти боевики и полевые командиры пасли бы своих баранов, тихо радуясь, что здесь пасут, а не в казахстанских пустынях или где-нибудь на Чукотке. А их первый самозваный президент пуп бы рвал, чтобы выслужить генеральское звание, всемерно повышая боевую и политическую подготовку своего авиационного полка.
А теперь не пасут… Теперь как баранам русским солдатам глотки режут и бросают безголовые тела на съедение псам!
Почему, ну почему Россия не может совладать с Чечней, которую даже на самой крупномасштабной карте можно одной ладошкой прикрыть?..
Может, потому, что не хочет справиться? Потому, что в стране царит и правит бардак? И не с Чечней Россия воюет, а сама с собой - с собственным жирующим на войне чиновничеством, которому необходима "черная", в которую сливаются сотни миллионов долларов, дыра! Может, в этом все дело?
По крайней мере, не в армии - это уж точно!
Дайте армии соответствующий, развязывающий им руки, приказ, и все - и через несколько дней в мятежном регионе наступит мир. Или мятежного региона не станет! А если так будет угодно власти, то и этих гор не станет, а вместо них будет гладкая, как стол, великая Кавказская равнина или море с лебедями! Второе Черное или Первое Чеченское - это уж как географы закажут.
Потому что маленькая Чечня не идет ни в какое сравнение с Третьим рейхом, а их главари близко не дотягивают до Гитлера. А ведь и тех сокрушили, растерев в порошок!
Так отдайте приказ!..
Но нет, не дают таких приказов!
А приказывают пропустить окруженного, которого осталось только добить, врага через свои позиции.
Заключают за спиной военных "мирные" договоры.
Разоружают.
Игнорируют сводки военных разведчиков, которые добываются потом, кровью и жизнями десятков Тромбонов…
Или он что-то в этой жизни не понимает.
Вернее - недопонимает.
И ладно бы он один!..
Глава 51
Прошло несколько часов, и жизнь стала помаленьку налаживаться. Хоть это и звучит странно… Но человек такая "скотина", которая может притерпеться к чему угодно. И даже к такому!
Нельзя бесконечно бояться смерти - нужно либо умирать, либо продолжать жить.
Заложники - жили. Они хотели спать и дремали, хотели есть и шарили по карманам и сумочкам в поисках съестного, вспоминали о доме и беспокоились по поводу оставшихся без присмотра домашних животных и брошенных во дворах машинах. А несколько дам даже умудрились извлечь откуда-то карманные зеркальца и поправить размазанный макияж.
Смерть страшна, только когда тебя убивают, а когда нет, жизнь продолжается, несмотря ни на что…
Террористы тоже вели себя довольно спокойно, перебирая с увлечением, как дети новые игрушки, отобранные у заложников мобильники и вещи, спрашивая, на какие кнопки для чего нажимать, рассказывая, почему они пришли сюда, с интересом поглядывая на отдельных, с яркой внешностью, русских женщин. Когда долго находишься вместе, волей-неволей начинаешь присматриваться друг к другу и начинаешь налаживать отношения.
И уже многие заложники начали робко надеяться, что все кончится благополучно, потому их больше не убивают и даже не бьют.
И уже не заложники, а все надеялись, что все еще может закончиться пусть худым, но миром. Потому что в здание вошли переговорщики.
Самые первые, проявляя истинную мужественность и жертвенность, шли в неизвестность, потому что ничего еще не было понятно и никто не мог гарантировать, что их не возьмут в плен и не расстреляют.
Но их не расстреляли и не взяли в плен, а отпустили с миром, и сразу же образовалась живая очередь из желающих пойти к бандитам на переговоры. Десятки людей, движимых самыми разными, благородными и не очень, мотивами толклись перед оцеплением, путаясь под ногами у милиции и предлагая свои, никому не нужные, услуги.
Как-то незаметно и естественно трагедия стала превращаться в фарс. "Ящики" заполнили "говорящие головы", которые рассуждали о терроризме, десятками минут вися в прямом эфире и кочуя с канала на канал. Добровольные "эксперты" предлагали свои варианты решения проблемы, хотя не знали, что происходит в здании.
Раскручиваемое в стране виртуальное шоу с участием заложников, террористов и взрывчатки стараниями СМИ мгновенно набрало самые высокие рейтинги, и каждый стремился в нем поучаствовать, мелькнув своей физиономией на фоне общественно значимого события. Что понятно, ведь в обычной сетке вещания каждая минута рекламы стоит денег, а здесь можно было засветиться совершенно на халяву, гарантированно получив в свое распоряжение многомиллионную телерадиоаудиторию.
- Нам стало известно, что скоро может начаться расстрел заложников, - обещали ведущие, стараясь удержать на своей "кнопке" зрителей…
- Я слышу какие-то выстрелы!.. - с надеждой сообщали в прямом эфире тележурналисты…
- По самым скромным подсчетам, при штурме погибнет от двадцати до сорока процентов заложников, - обнадеживали эксперты…
Что, наверное, было ужасно.
Но было нормально. Для нового менталитета страны. Где шла гражданская война.
- Мы будем постоянно информировать вас о развитии событий…
В том смысле, что не вздумайте выключить телевизор!
И живущая в эре "застеколья" страна, несмотря на ночь, торчала перед голубыми экранами, с нетерпением ожидая трансляции смерти в прямом эфире, как совсем недавно ожидала публичной демонстрации актов любви. Сострадания почти не было - было воспитанное многочисленными телеиграми любопытство. Кто-то здесь обязательно должен был стать "слабым звеном", кто-то, кому не повезет в этой русско-чеченской рулетке, провалится в тартарары, кто-то окажется "последним героем"…
И тут же пиво…
Памперсы…
Прокладки…
Говорят, что эта, на фоне смерти, реклама стоит особенно дорого…
И даже обреченные на смерть террористы, поддавшись обаянию прямой трансляции, интересовались у телевизионщиков, как им лучше и где встать, принимая эффектные позы, демонстрируя оружие и произнося патриотические речи.
Это не телевизионщики, это мы такие… Потому что у любого заштатного дорожно-транспортного происшествия, где есть раздавленные, расплющенные, разорванные жертвы, находятся свои многочисленные, которые жаждут протиснуться поближе, чтобы увидеть побольше, зеваки.
Десятки зевак.
Или десятки миллионов зевак!
Страна жаждала зрелища…
Но и работала тоже!
Тихо скрипели вкручивающиеся в стены и перекрытия сверла. Они скребли бетон, выгрызая в нем узкие, толщиной со стержень шариковой авторучки отверстия. Они уходили в глубину и выскакивали с той стороны стен и перекрытий.
Есть!
В отверстия проталкивались миниатюрные микрофоны.
Один.
Второй.
Десятый…
"Электронные уши" проникали в каждый угол, перекрывая каждый квадратный метр площадей. Они были везде и даже в туалете, так что теперь можно было слышать каждое произнесенное в здании слово.
Но одних "ушей" было недостаточно, нужны были еще "глаза". И сквозь стены и перекрытия, прошивая бетон и кирпич насквозь, "прошли" миниатюрные видеокамеры.
Штабу нужна была информация…
Медленно крутились бобины магнитофонов. Операторы "прослушки" фиксировали всхлипы, сонное дыхание и тихие разговоры заложников, видели их ноги и их припавшие друг к другу тела.
- Мама, я умру? - спрашивал детский голос. - Умру, да?
- Нет, не умрешь… Все будет хорошо. Ты не умрешь!.. Спи сынок, спи… - отвечала женщина.
Но голос ее предательски дрожал, а нос шмыгал, что фиксировали бесстрастные микрофоны.
- Если они будут спрашивать, скажи, что тебе тринадцать лет… - записывался на пленку чей-то голос. - Они будут отпускать детей, обязательно будут! Запомни - тебе только что исполнилось тринадцать лет! Если ты скажешь, что тебе тринадцать лет, - ты останешься живым!..
И тут же безвестный мужской голос произносил слова, которые не предназначались для чужих ушей, пусть даже электронных.