Даже несколько звучных пинков, полученных персонально полковником Коллинзом, кажется, остались без внимания или же были приняты как должное и даже обязательное. Его загружали в кузов последним. Суматоха засунул ему в рюкзак планшетник в уже подчищенном виде. Он снова удалил восстановленные файлы, оставив их только на своем ноутбуке.
Погрузка благоухающих дров завершилась. Ополченцы отошли подальше от грузовика и уселись отдохнуть.
Старший команды ополченцев через каждые две минуты посматривал на часы и тихо переговаривался с водителем. Лесничий догадался, что Величко разработал и довел до них график движения. Нарушать его ни в какую сторону не рекомендовалось.
В это время ожил спутниковый телефон Сергея Ильича. Звонить на него мог только полковник Селиверстов.
Поэтому Сергей Ильич ответил, даже не посмотрев на определитель:
– Слушаю вас, Георгий Игоревич.
– Как дела, Сергей Ильич? Есть какие-то сдвиги?
– Есть. Я напишу. Это не телефонный разговор. Слишком долго рассказывать.
Вести подобные беседы категорически не рекомендовалось при общей открытости спутниковой линии для контроля. Сергей Ильич знал, что существуют какие-то приборы, которые позволяют засечь факт прослушивания, но не исключить его.
– Хорошо. Я на месте. Буду ждать. Кстати, ты Леху Лукоморьева помнишь?
Как вообще мог старший лейтенант Лесничий забыть своего заместителя командира взвода, который сейчас исполнял его обязанности! Тем не менее фраза не показалась ему странной. Ведь не сообщать же открытым текстом звание и должность Лукоморьева. Старший сержант контрактной службы, помимо всего прочего, вместе со взводом помогал своему командиру бежать из автозака. Сейчас он, видимо, находился неподалеку. Опытные бойцы заменили взвод молодых десантников.
Да, полковник не называл Лукоморьева по званию. Значит, разговор точно мог прослушиваться и следовало соблюдать осторожность.
– Конечно, помню.
– Я дал ему твой номер и объяснил ситуацию. Если будет звонок, не удивляйся. Но я Леху предупредил, чтобы он обращался к тебе только в случае крайней необходимости и не отрывал от дел.
– Хорошо. Пусть звонит. Как ваши собаки, Георгий Игоревич?
– Лучше всех. Спрашивают, когда ты вернешься. Понравилось им с тобой гулять. Наверное, ты их не сильно угнетал. Это я со своей старческой ворчливостью все не так вижу. А ты позволял им чувствовать себя вольготнее.
– Не уговаривайте. Без необходимости больше себе такого не позволю. Чрезвычайно нервная нагрузка. И физическая, кстати, тоже. Удержать их на поводке – нужно собственный вес в полтора центнера иметь или авторитет вожака. У меня нет ни того, ни другого.
– Ладно. Вижу, ты кинологом становишься, знаешь, что такое для собак вожак стаи. Но не будем отвлекаться. Жду твоего сообщения. При этом настоятельно рекомендую дома завести хотя бы одного волкодава. Могу даже договориться с заводчицей, чтобы тебе хорошего щенка забронировали. Присылай послание. Почитаю.
– Не сразу. Думаю, в пределах двух-трех часов. Раньше вряд ли получится.
– Договорились. Как что-то будет, сразу сообщай.
Сергей Ильич убрал трубку в карман разгрузки и обнаружил там листок бумаги, свернутый вчетверо. Он помнил, что это график прохода спутником сектора просмотра. В голове у него тут же зародилась интересная мысль. Лесничий помнил весь график, но на всякий случай вытащил листок и под светящимся окном просмотрел данные.
Потом он зашел в здание, при достаточном свете развернул карту, оставленную Стерхом, и позвал:
– Суматоха!
– Я!
– Ко мне!
– Есть! – Лейтенант быстро оказался рядом.
Суматоха хорошо чувствовал тон командира, знал, можно ли позволить себе шутливые слова или же следует быть предельно серьезным и внимательным.
– Смотри. Когда прибывает Соломон, спутник будет над нами. Но где он окажется, когда "гуси" тронутся в путь?
– Восточнее. Уже над территорией России.
– Он будет контролировать все, что происходит по ту сторону границы, так?
– Так.
– Значит, мы имеем право сделать важный вывод. Соломон прибывает в то время, когда спутник сможет контролировать действия его ЧВК на российской территории.
– Так точно.
– Значит, кто-то будет координировать действия боевой группы, не так ли?
– Кто? Соломон?
– Вот это нам и следует выяснить. Я вообще далек от мысли, что он перейдет границу. Скорее всего, будет здесь сидеть и ждать.
– И еще вот что. Спутник входит в наш сектор как раз перед наступлением темноты. То есть до прибытия Соломона на базу спутник не будет контролировать его передвижение.
– Это ты к тому, что мы имеем возможность устроить засаду и напасть на Соломона?
– Да. И охрану никто не предупредит о засаде.
– Но тогда и матрасники – хорошее словечко, кстати – с базы границу не перейдут. А нам необходимо совместить пространство и время. Одно с другим. В этом есть определенная сложность, но не слишком большая. Я думаю, мы справимся.
Глава 12
Ожидание возвращения Величко затянулось. Оно способно растягивать время до неприличия. Старший лейтенант Лесничий уже начал беспокоиться, не произошло ли чего-то непредвиденного.
Считать ситуацию стандартной и полностью просчитанной у Сергея Ильича оснований не было. Величко, попросту говоря, ввязался в импровизацию. Многое зависело от его умения вести себя адекватно ситуации. Лесничий еще недостаточно знал этого волкодава и проявлял вполне естественное беспокойство.
Но скоро на спутниковую трубку старшего лейтенанта Иващенко позвонил комбат Стерх, который знал только этот номер. Виктор Юрьевич коротко поговорил с ним и передал телефон командиру.
– Сергей Ильич, ты в ожидании маешься? – Стерх смаковал слова, как артист, выдерживал паузу перед главным сообщением.
– Маюсь.
Теперь паузы не было. Самому комбату, видимо, не терпелось высказаться.
Он заговорил так, словно застрочил из крупнокалиберного пулемета:
– Спешу успокоить и по просьбе Емельяна Герасимовича сообщить: все в порядке. Отработали ребята, вернулись. Сейчас здесь кое-какие дела закончат, и ты сам все услышишь.
– Спасибо, что предупредил. А то мы заждались. Это же, сам понимаешь, дело нелегкое.
– Да я сам их ждал и чего только не надумал. Душа-то болит. Ладно. Я сегодня надеюсь пару часов поспать. Блокпосты проверю, лягу, а потом к вам приеду. Привезу человека, которого обещал.
– Хорошо. Будем ждать.
Лесничий помнил, что Стерх обещал привезти с собой шахтера, который научит волкодавов пользоваться клетью, и покажет, как перейти в заброшенный горизонт. Конечно, Лесничий не сомневался, что они смогли бы и сами со всем разобраться. Однако если тебе предлагают помощь, то незачем от нее отказываться. Но все это будет только утром.
Иван Иванович должен привезти Величко, скорее всего, на том самом квадроцикле, который этот лейтенант начальнику разведки батальона ополчения и предоставил. Выслушать Величко надо. Это не просто интересно, но еще и полезно. Он хорошо знает задачу, имеет опыт работы в разведке. Величко наверняка что-то просмотрел на месте, провертел в уме и готов доложить свои наблюдения.
Эта поездка была именно разведывательным рейдом, в ходе которого решались и попутные задачи, весьма необходимые для реального достижения основной цели, поставленной перед боевой группой. Без освобождения "гусей" все действия волкодавов были бы мыльным пузырем, пустышкой.
Нетерпение чуть не пинками выталкивало командира из помещения. Он налил себе горячего чая, вышел во двор, сел на холоде и делал из кружки маленькие глотки. К нему присоединился Иващенко, который, кажется, тоже сгорал от нетерпения. Офицеры ловили каждый звук, доносящийся со стороны городка, ждали, когда же зашумит двигатель квадроцикла.
Такой мотор слышен издалека. Хорошо, что Иван Иванович использует это транспортное средство только на территории, подконтрольной батальону. Вне городка квадроцикл представлял бы реальную опасность для жизни. Противник услышит его издалека, и водитель, конечно же, будет расстрелян.
Сергею вообще непонятно было, какую цель ставили себе создатели такой боевой машины. Он слышал, что квадроцикл "Тульчанка" создавался по заказу ВДВ. Скорее всего, не тамошнего спецназа, который тоже предпочитает работать скрытно и малыми силами.
Квадроцикл же можно использовать разве что при проведении массированной атаки при поддержке танков и другой бронетехники, шумящей еще громче. Только вот она дает человеку определенный уровень защиты. У бойца на квадроцикле ничего подобного не было.
Наверное, гораздо больше пользы было бы, если бы создатели "Тульчанки" сняли со своего транспортного средства турель вместе с пулеметом и системой дистанционного управления оружием и поставили все это на крышу какой-нибудь старенькой модели "Жигулей". Пока же рассматривать квадроцикл как боевое средство, наверное, не стоило.
Не исключено, что его можно было бы оценить как способ психологической разгрузки солдат и командиров в перерывах между активными боевыми действиями. Любому приятно погонять на технике такой проходимости. Да еще снабженной мощным пулеметом, создающим ложную иллюзию безопасности. Однако и это тоже можно отнести к уровню военного детства.
Пока же впечатление складывалось такое, что офицеры ВДВ вдруг отчаянно полюбили рыбалку. Исключительно для поездок туда они и заказали производство квадроциклов.
Два старших лейтенанта ждали на холоде и пили горячий чай. В отдельные моменты какой-то шум со стороны можно было принять за отдаленный грохот двигателя. Потом он пропадал, и ожидание возобновлялось. Офицерам казалось, что Ивану Ивановичу давно пора было бы появиться, однако часы показывали, что времени прошло еще мало.
Наконец-то квадроцикл действительно подал голос, слышный издалека. Но казак любил ездить не по возрасту быстро. Скоро он уже влетел в незакрывающиеся заводские ворота, потом буквально на месте развернулся с одновременным торможением и прогазовкой.
Старший лейтенант Лесничий вспомнил, что такой разворот с заносом называется дрифтингом.
При этом маневре Величко мешком вылетел с заднего сиденья, но, к общему удивлению, приземлился удачно, на обе ноги, продемонстрировав при этом хорошую координацию движений и немалую склонность к рискованным акробатическим этюдам. После своего классического сальто-мортале он даже слегка присел и выставил вперед руки, показывая, как настоящему циркачу следует покидать транспортное средство на развороте.
– А если бы чебурахнулся? – неодобрительно спросил командир. – Во-первых, не смог бы сделать доклад о результатах разведки, во‑вторых, не принял бы участие в завтрашней операции, в‑третьих, доставил бы товарищам кучу неприятностей. Копать могилу в мерзлой земле – дело не самое захватывающее, я тебя уверяю.
– Обижаешь, командир, – сказал лейтенант. – Я же не специально вылетел, а чисто по-человечески упал, но вывернулся из такого сложного положения удачно, со свойственным мне природным артистизмом. Только и всего. Эту вину беру на себя без ложной скромности, поскольку грех такой за собой знаю с пеленок.
– Пойдем в помещение. Ты замерз, наверное, на ветру. Чайку глотнешь и расскажешь. Иван Иванович, ты тоже, конечно, продрог на этой технике и не откажешься согреться. Пойдем, Емельяна Герасимовича послушаем. Он любит красивые речи толкать. С артистизмом, свойственным ему с самого детства. Надеюсь, до утра не затянет.
Казак зевнул, прикрывая широкой ладонью не только рот, но и половину бороды, и пошел в помещение первым. Он очень рассчитывал, что чай еще не успел остыть.
Пока прибывшие пили чай, дуя на него через вытянутые трубочкой губы, и согревали руки о металлические кружки, Сергей Ильич с Виктором Юрьевичем прогуливались по просторной комнате, вокруг ящиков с привезенным оборудованием, оружием и боеприпасами. Помещение по большому счету сейчас напоминало склад. Оборудования, оружия и боеприпасов хватило бы на проведение маленькой локальной войны.
Отправляясь в Новороссию, волкодавы не знали, что может сгодиться, а что вообще окажется лишним. При этом ничего не могло считаться балластом, потому что боевая группа ЧВК планировала не единичную акцию, а проведение целой серии операций.
Возвращать неиспользованный груз в Москву никто, конечно, не намеревался. Он передавался ополчению. Но пока речь шла только о квадроцикле. Да и тот перешел под управление начальника разведки батальона весьма условно, без всякой документации.
Чай наконец-то свое дело сделал, согрел приехавших.
– Похолодало сильно, – заметил лейтенант.
– И дорогу подморозило, – проговорил Иван Иванович. – Ехать скользко. На квадроцикле еще нормально, а на машине!..
– Да и на грузовике пока терпимо, – не согласился Величко. – Было, по крайней мере. Особенно без дороги.
– Рассказывай! – приказал Лесничий. – Не в цирке!
– Начало не шибко интересное. Как планировали, так и получилось. Мне Стерх шесть человек выделил. Всех нас переодели. Правда, мундиры дали очень уж грязные, вонючие. Эти нацгвардейцы, по-моему, с прошлого года не мылись, если они тогда существовали. Блохи, конечно, кусали, но вшей вроде бы не было. Только очень уж потом все пропитано. Даже хрустит. Но это лучше, чем запах малодоранта. А его тоже пришлось понюхать. Воняло уже не так сильно, как здесь, но близкий контакт вызывал абстинентный синдром. Как после крутого запоя. Дальше. Как мы договорились, засаду машине устроили на самом жутком, какой только в кино бывает, повороте, где скорость приходится до предела сбрасывать, иначе в ближайший забор обязательно въедешь. Там он металлический, весь измятый. В него постоянно, похоже, машины втыкаются. А дом за забором всего в метре стоит. Тоже под угрозой сноса. Хороший грузовик и забор сомнет, и стену дома уронит, чтобы от дождя под крышу нырнуть. Боюсь, хозяева от этого забора и уехали, а не от войны. Правда, им миной половину дома все-таки разворотило. Но вторая стоит, своего грузовика дожидается. Там даже жить можно. Кто знает этот поворот, тот старается ползком ехать. Так местные говорят. Заранее было решено, что на повороте я дам короткую очередь. Так, чтобы пули между водителем и пассажиром в кабину вошли. Стекло разрисую. Это даже в темноте хорошо заметно. А внутри сиденья для наглядности мы сразу залили сиропом от вишневого варенья. Я вовремя банку у ополченцев увидел и вспомнил, что такой сироп в кино используют. Он сильно на кровь смахивает. Короче говоря, устроились мы на повороте, ждем. Я попросил ополченцев тесно друг к другу не садиться, а то подстрелю ненароком. График движения сам расписал. Конкретно. Все, вплоть до допустимой скорости. Приехали они вовремя. Постарались. Я очередь дал. Удачно. Пробило кабину, кузов, щепки на головы матрасникам полетели. Часовые в кузове тоже по передним углам сидели. Связанные пленники на полу валялись. У большинства глаза уже, кстати, приоткрылись, как мы и планировали. Только слух еще не появился. Выстрелов они не слышали, но действия видели. После моей очереди водитель совсем скорость сбросил и легонечко в дерево въехал. В мятый забор не стал. Перед ним яма водой намыта, из нее потом выбираться было бы трудно. Отстрелялся, значит, я. Ополченцы в кузове тоже начали палить поверх кабины. Они заранее знали, где мы, и только ветви над нашими головами пулями срезали. Потом, когда я угол кузова очередью расщепил, один за другим вывалились на дорогу. Хорошо падали, картинно. Наверное, американское кино любят, потому что в настоящем бою так не падают. Но наши матрасники тоже на своих фильмах воспитаны. Ничего не заметили. Да и смотреть лежа им не сильно удобно было. Связывали их на совесть. Все хорошо прошло, короче. Беда только в том, что один из ополченцев сильно ушибся, когда из кузова вываливался. Кожу на лбу себе до кости рассек. Перестарался, войдя в роль. Грохнулся о землю картинно, эффектно. Хотя можно было бы и без этого обойтись. Матрасники за борт смотреть тогда еще возможности не имели. Зато потом этот парень на спине лежал без движений. Все лицо в настоящей крови было, и рана на лбу открытая. Красивая картина! Он молодец, даже не пошевелился. Терпел.
– Жив хоть остался? – спросил Иващенко.
– Жив, даже трезв. Мы ему потом лоб сразу зашили, – объяснил Иван Иванович Иванов. – Но шрам на всю жизнь знатный останется. Рана широкая. Будет что внукам показать. – В голосе начальника разведки батальона чувствовались нотки зависти.
Командир смотрел на Величко так, словно требовал продолжения.
Лейтенант это понял.