* * *
На следующий день, в субботу, Виктор проснулся с таким чувством будто только что взял фальшивую ноту. Гармония окружающего мира дала слабую, но досадную трещину.
На кухне жена готовила завтрак - оттуда доносились вкусные запахи молока, какао, поджаренного белого хлеба. Дочка глубоко дышала во сне, высунув из-под одеяла розовую пятку. Ресницы уже подрагивали - вот-вот проснется.
В чем дело, что не так? А, вчерашний разговор. Во-первых, он ведь не раскрыл никакой особой тайны, любой официант мог бы рассказать то же самое. Во-вторых, никакой уважающий себя киллер не станет открыто выспрашивать об интересующем его человеке.
В-третьих, мало ли о чем они могли говорить - в ресторанном шуме и гаме никто ничего не расслышал.
Виктор подыскал бы еще доводы, но тут проснулась Лиза.
- Завтракать! - позвала из кухни жена.
"Все-таки надо предупредить если не самого Казака, то кого-нибудь из его ребят, - решил Виктор, хрустя поджаренным хлебом. - Хуже от этого не будет."
- Чего насупился? - спросила Ирина.
Она знала за ним манеру неожиданно отключаться за столом, застывать с непрожеванным куском во рту и взглядом, устремленным в одну точку. Сколько раз она видела его рассеянным, наивным, беспомощным в простейших житейских вопросах. Но принимала и любила таким, хотя иногда выговаривала почти тем же тоном, что и Лизе.
- Ничего. Не забудьте - сегодня суббота. Не ждите меня до полуночи, ложитесь спать.
- Гена тебя подбросит?
- Наверно…
* * *
Сакс в руках не ожил, остался холодным. Все напрочь отшибло: чувство ритма, полет фантазии. Во рту появилась неприятная сухость. Раз за разом он внимательно осматривал зал: ни Казака, ни вчерашних "друзей". Провалиться бы им всем сквозь землю.
Но рыжий человек без двух пальцев на руке все-таки появился. Виктор взглянул на часы: без пяти десять.
Девицы долго рассаживались, звонко хохотали. Телохранители устроились за соседним столиком. Не дожидаясь заказа им подали непременную вазу с подсоленными орешками.
Кое-как дотянув номер до конца, Виктор попросил ребят отыграть следующий без него. Прислонил сакс к табурету на высоких ножках, спустился в зал. Душа не лежала объясняться с этими жлобскими, монотонно жующими физиономиями, холодно, свысока глазеющими вокруг.
До столика оставалось метров десять, и телохранители должны уже были догадаться, что он направляется именно к ним. Ни тот, ни другой не шевельнулись. Виктор остановился возле стола, из-за дурацкой робости не решаясь присесть на свободное место.
- Дело в том… Вчера меня спрашивали насчет вашего… - он затруднился подобрать подходящее слово, - ..шефа.
Один из телохранителей перестал жевать и удосужился поднять на говорящего глаза.
- То есть когда он здесь появляется, - продолжал саксофонист. - Сказали, что друзья.
Вдруг Виктор ощутил за спиной нечто похожее на порыв ветра - какую-то стремительную перемену обстановки. Выражение лица телохранителя мгновенно изменилось, черты исказились, как искажаются черты человека, готового вложить всю силу то ли в удар, то ли в бросок, то ли в рывок.
Он вскочил на ноги, и Виктор увидел невесть откуда взявшийся в руке пистолет. Музыкант явно заслонял обзор, телохранитель сбил его с ног - рукояткой пистолета по шее. В ту же секунду сзади загрохотала очередь.
Из лежачего положения Виктор увидел как изрешеченный пулями Казак оседает на пол. Изо рта, раскрывшегося в беззвучном вопле, толчками выплескивались кровавые сгустки. Одна из женщин, раненая в живот, стягивала со стола скатерть, пытаясь хоть как-то укрыться, исчезнуть.
Стрельба продолжалась - несмотря на гибель хозяина, телохранители до конца отрабатывали свой кусок хлеба. Потеряв от шока даже инстинкт самосохранения, Виктор приподнялся, встал на четвереньки. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из "друзей" Казака, убегая, зацепился за стул и беспомощно рухнул, ударившись головой о декоративную колонну. Потом забился в судорогах. Не просто так он споткнулся: сзади на пиджаке можно было различить две рваные дырки приличного диаметра.
Его товарищ перевернул один из массивных столов и укрылся за ним, время от времени выплевывая очередь. Но тут к телохранителям подоспела запоздалая для Казака подмога. В зал ворвались несколько человек и расстреляли второго киллера в упор. Потом ожесточенно пинали мертвое тело ногами.
За Казаком приехал реанимобиль, в котором явно, уже не было никакой надобности. Ошарашенные посетители медленно выползали из-под столов, отряхивались, не веря что остались живы. Виктор подбежал к своему драгоценному инструменту и стал лихорадочно ощупывать его, вертеть в руках, страшась обнаружить пробоины.
К тому времени, когда появилась милиция, люди Казака и остальная публика благополучно рассосались.
Кроме метрдотеля, официантов и ансамбля остались два трупа и никому не нужная, раненая в живот девица в узких обтягивающих брючках канареечного цвета.
Ударник Гена никак не мог дозвониться в "Скорую".
Музыкантам и остальному персоналу не имело смысла спешить. Их ведь не надо вычислять, достаточно обратиться к начальству. Какая разница когда допросят - сегодня, завтра? Все равно никуда не денешься от неприятной процедуры.
* * *
Человеку, который твердо вознамерился добиться поставленной цели, рано или поздно подворачивается благоприятный случай. Рублеву он подвернулся уже на третий день его работы в новом качестве.
Комбат засек своего напарника на краже. К служебному входу двое мужиков подогнали раздолбанного "жигуленка", а тот вытащил им ящик водки. Возможно, Рублев и не заподозрил бы неладного - в конце концов водка могла быть оплачена через кассу и ящик просто решили не тягать через весь зал. Но слишком нервничал и суетился грузчик, слишком торопились мужики.
- Куда спешим, хлопцы? - поинтересовался Рублев, остановившись возле машины.
- Это кто еще? - спросил водитель.
- Иваныч. Нормальный мужик, вместе работаем, - напарник подмигнул Комбату, - мол, потом объясню.
- Чек у вас на руках?
- Выкинули, на кой хрен он нужен. Отойди от греха подальше, а то она у меня, бывает, дергает с места, - водитель уселся и повернул ключ зажигания.
Комбат просунул руку в окошко, положил ушлому мужику на плечо. Водитель вопросительно взглянул на грузчика.
- Ты чего, Иваныч, спятил? В обиде не останешься.
- Выгружай ящик.
Второй клиент уселся рядом с водителем и толкнул его локтем.
- Давай, бляха, трогай живей.
Комбат стал открывать дверь изнутри. Его стукнули по руке гаечным ключом, но он только поморщился и выволок водителя за шиворот. Не хотелось поднимать шум, привлекать к себе внимание, но тех, кто не понимает даже с третьего раза, надо учить.
Налетевшего первым грузчика он отшвырнул от себя не глядя, как мешок с костями. Пассажиру с гаечным ключом заломил руку за спину.
- Пусти.., сломаешь.
Водитель решил показать, что не лыком шит и встал в стойку.
"Давай, родимый", - подумал Комбат.
Одной левой, едва заметным движением отвел удар ногой - водитель потерял равновесие и зацепился за рукоятку дверцы, чтобы не упасть. Запал быстро прошел, он трезво оценил ситуацию и, матерясь сквозь зубы, стал открывать багажник.
Рублев больше никого не задерживал, только приказал напарнику отнести водку на место.
- Больше таких номеров не откалывай, - предупредил Рублев.
Потом подумал, что с таким же успехом можно потребовать от него вырасти на десять сантиметров и добавил:
- Пока я здесь.
- Чего ты вдруг расшумелся, - опасливо, с неподдельным недоумением пробормотал грузчик.
Скоро выяснилось, что скоротечный конфликт не остался незамеченным в офисе. Ближе к концу рабочего дня к Рублеву обратился сумрачный парень со стриженым затылком:
- Разговор есть. Отвлекись.
"На ловца и зверь бежит", - подумал Рублев, входя следом за парнем в сумрачный коридор на первом этаже соседнего дома.
.Возле одной из дверей парень остановился, весь подобрался и постучал. Потом просунул голову в щель - трудно было ожидать от него таких кошачье-осторожных движений.
- Давай, - раздался сиплый простуженный голос.
Парень распахнул дверь пошире, пропуская Рублева внутрь. Комбат очутился в стандартном кабинете с черной офисной мебелью, обоями без рисунка, факсом и канцелярскими папками в шкафу. Хозяин кабинета, лысоватый мужчина с фиолетовым родимым пятном на шее и брезгливо опущенными уголками рта, жестом пригласил гостя сесть.
- Звать как?
- Рублев Борис Иванович, - четко, но с чувством собственного достоинства отрапортовал Комбат.
- Где научился быстро споры улаживать?
- В десантных войсках.
- Ясно, - хозяин кабинета крутанул шеей как будто жесткий тугой воротник сорочки натирал нежную кожу родимого пятна. - Афган, Чечня?
- Нет, после Боснии я завязал. Хватит, навоевался.
- Как же ты, Иваныч, дошел до жизни такой - ящики таскать?
- Не берет никто в начальники.
Человек с родимым пятном усмехнулся:
- Зачем же сразу в начальники? Вот работу поинтересней можно было бы организовать. Не могу видеть, как прозябают заслуженные люди.
Комбат молчал, глядя собеседнику в глаза, - ожидал продолжения.
Тот еще раз крутанул шеей:
- Пока ничего обещать не могу. Завтра с утра ребята тобой займутся. Небольшой экзамен на чин. В магазин больше не выходи - не позорь свою седую голову.
Сединой припорошило виски еще в бытность Рублева командиром батальона. С каждым погибшим из своих парней он прощался как с сыном, с кровью отрывал от себя.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ЭКЗАМЕН НА ЧИН
Старший следователь Венедикт Вельяминов мог запросто отчитаться перед начальством по делу. За несколько дней удалось получить неплохие промежуточные результаты. Отпечатки пальцев, фоторобот подозреваемого. Правда, поиски в уголовной картотеке, успешно преобразованной в компьютерную базу данных, пока не увенчались успехом.
Отчет отчетом, но Вельяминов знал - расследование, начавшееся легко, обычно тянется долго и трудно. Такую странную закономерность он вывел за годы службы. Поэтому никогда не позволял себе расслабиться.
Он видел слабое место - папка, посвященная самой Аристовой пока пустовала. Кто эта красивая холеная женщина? На какие средства она существовала - могла позволить себе "тойоту", трехкомнатную квартиру в престижном доме? Кто ее друзья и враги? Опросы жильцов ничего не дали - тут каждый жил своей жизнью. В новеньком паспорте было указано только последнее место прописки. Никаких других отметок, представляющих хоть какой-то интерес.
С нетерпением Вельяминов ждал похорон - собралось не больше десятка человек. Старые друзья, давно потерявшие связь с убитой - по крайней мере так они все говорили. От них удалось узнать, что отец Аристовой, бывший генерал Комитета госбезопасности, скончался от инфаркта в девяносто втором году.
На официальный запрос Вельяминова пришел скупой ответ из ФСБ. В нем, в частности отмечалось, что с восемьдесят третьего по восемьдесят восьмой год генерал работал первым замом военного атташе советского посольства в Вашингтоне. Жена и дочь все это время находились там же, в Америке. В бумаге не раскрывался характер деятельности генерала. Сухо фиксировались повышения по служебной лестнице, присвоение наград, выход в отставку.
О Ритиной матери прежние друзья говорили без большой охоты. Из прямых, а чаще косвенно-уклончивых ответов Вельяминов понял следующее: уже зрелым сорокалетним человеком Аристов женился на молоденькой девице, которая немедленно бросилась изменять ему направо и налево. Супруг смотрел на это сквозь пальцы по двум причинам: во-первых, безумно любил жену и мог простить ей абсолютно все, во-вторых - развод в то время был серьезным препятствием для карьеры в партии или органах госбезопасности.
После возвращения из Америки и отставки Аристова следы Ритиной матери затерялись. Ходили слухи, что, пользуясь установившейся свободой, она вернулась обратно в Штаты и получила там вид на жительство.
Таким образом получалось, что последние пять-шесть лет Рита прожила как в вакууме: никто не мог сказать об этом периоде ее жизни ничего определенного. Это само по себе наводило на размышления. Ведь наверняка существовали в природе люди, с которыми она близко общалась. И тем не менее никто из них не появился на похоронах. А если вспомнить результаты тщательного обыска в квартире: ни одной фотографии, ни одного адреса, телефона, имени.
Даже в столице есть люди ведущие отшельнический образ жизни. Но они не разъезжают на роскошных автомобилях, они не держат дома дорогой косметики, сигарет и напитков.
Но всякий случай Вельяминов провел инструктаж с немногочисленным персоналом кладбища, оставил телефон. Если кто-то появится возле свежей могилы, звонить не откладывая, зафиксировать номер машины.
* * *
На уже знакомом Комбату джипе человек в камуфляже отвез его на окраину города к двухэтажному плохо оштукатуренному зданию складского типа с подслеповатыми, забранными решеткой окнами.
- Ну, так что ты умеешь?
- На словах объяснять?
- Зачем? Пойдем покажешь.
Они попали в небольшой спортзал, оборудованный всем необходимым. Оба сняли обувь, разделись до пояса, накинули белые борцовские куртки, туго подпоясались. Комбат чувствовал себя уверенно: двадцать раз присел со штангой, ударом ноги расколол дощечку четырехсантиметровой толщины. Он настроил себя на то, чтобы выложиться полностью.
Экзаменатор - невысокий, худощавый на вид человек с раскосыми глазами пригласил его вниз, в подвальное помещение. По тому, как он ставил свои босые ступни при ходьбе, знающий человек сразу мог определить мастера восточных единоборств.
В подвале было оборудовано стрельбище. На столе были разложены пистолеты самых разных калибров и фирм-производителей.
- "Макаров"? - предложил Экзаменатор.
Комбат кивнул.
- На интерес?
- Как знаешь.
- Тогда пусть будет угощение. Только не кабак, готовить самому.
- Согласен.
"Честная игра, - подумал Рублев. - У меня сердце стучит вовсю, а у него тикает как часы."
Он не был гурманом - умел жарить картошку, яичницу, варить обычную, безо всяких хитростей кашу.
"Ничего, прорвемся."
* * *
Экзамен был недолгим. Неразговорчивый человек признал в Рублеве если не равного, то, по крайней мере соперника.
До последнего выстрела счет был равным. Лицо с раскосыми глазами осталось непроницаемым, палец плавно нажал на спусковой крючок. Но какой-то мельчайший нерв натянулся чуть больше, чем это было необходимо. Девятка.
Комбат уже дышал ровно. Сделав паузу, потрогал свои жесткие, как щетка усы, пошире расставил ноги и вогнал пулю прямо в "яблочко". Экзаменатор похлопал его по плечу, но Рублев давно усвоил: у всех восточных людей долгая память.
На этот раз долго ждать не пришлось. Когда вернулись в зал, экзаменатор легко вспорхнул на длинную трубу, поднятую на высоту человеческого роста. Комбат понял - его вызывают на поединок лицом к лицу.
Слишком тяжелый, чтобы прыгать как кузнечик, он просто потянулся на руках, встал и осторожно распрямил ноги, удерживая равновесие.
Здесь, на трубе экзаменатор чувствовал себя как рыба в воде. Он перемещался медленно и плавно, высоко поднимая колени, как будто исполнял замысловатый танец. Слегка ссутулившись, Комбат ожидал его - грузный, похожий на медведя. Здесь он был обречен на поражение. Больше того - он обязан был проиграть, чтобы не нажить себе врага. Но сдаваться Рублев не привык - все расчеты "плюсов" и "минусов" в этом случае отступали на второй план.
Испытующе глядя на противника, экзаменатор покачался на полусогнутых ногах. Потом высоко подпрыгнул и опустился, даже не покачнулся, как будто приклеился ступнями к трубе. Все эти эффектные трюки нисколько не обескуражили Комбата - он был готов схватиться на самом неудобном для себя поле боя.
Шагнув вперед, экзаменатор хлестко выбросил вперед правую ногу - она распрямилась с таким звуком, с каким хлопает полотнище знамени, разворачиваясь на ураганном ветру. Босая пятка мелькнула в сантиметре от лица Комбата, тот даже не успел отшатнуться назад.
Сконцентрировавшись до предела, он ждал следующего выпада. Экзаменатор продолжил свой причудливый танец, завершив его пируэтом на триста шестьдесят градусов и ударом в область грудной клетки. На этот раз Комбат успел среагировать и защититься своим свинцовым кулаком.
Ступня с поджатыми пальцами налетела на этот кусок металла, но противник даже глазом не повел. Он быстро переступил и чисто выполнил боковую подсечку.
В падении Комбат успел уцепиться руками за трубу и подтянулся вверх. Экзаменатор наблюдал за ним на расстоянии шага - сейчас он мог одним ударом сломать Рублеву нос, челюсть или лицевую кость. Вместо этого он протянул Комбату руку:
- Один один?
- Ничья, - согласился "грузчик" из магазина.
- Первое угощение с меня.
- За мной тоже дело не станет.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН
К двум часам ночи милиция начала постепенно выпускать свидетелей. Опрос можно было закончить в течение часа, но слишком долго раскачивались, осматривали место, докладывали по телефону начальству. Клавишника, выпущенного из ресторана первым, Виктор попросил звякнуть своим - предупредить, чтобы не беспокоились.
В конце концов именно его, Виктора Логинова, промурыжили дольше всех. Несколько официантов твердо показали одно и то же: стрельба началась именно тогда, когда саксофонист вдруг прошел в зал и заговорил с телохранителями Казакова. У милиции сразу возникли подозрения - а не было ли это все заранее отрепетировано, чтобы отвлечь внимание охраны?
- Послушайте, разве я похож на камикадзе? - убеждал их Виктор. - Чего ради я бы согласился влезть между двух огней?
- На тебе, между прочим, ни царапины, - чуть ли не упрекнули его.
Шея страшно болела, но следа после удара рукояткой, судя по всему, не осталось - ошалевшему музыканту в голову не пришло посмотреться в зеркало.
- Так зачем ты к ним поперся? Поинтересоваться музыкальными впечатлениями?
Логинов неожиданно оказался перед дилеммой: говорить о вчерашнем появлении "друзей" или нет? Вроде бы никакого криминала. Он уже сомневался - не подпадают ли его информационные услуги киллерам под статью уголовного кодекса?
В любом случае что-то выдумывать, на ходу было выше его сил.
- Отлично. Значит, ты все-таки признаешь, что вчера эти двое общались с тобой накоротке?
Такие торжествующие улыбки выползли на лица обступивших его ментов, что Виктор окончательно упал духом. А еще пять минут назад предполагал, что находится на самом дне.
- Да, конечно, мы обговаривали последние детали.
У всех на виду, вместо того, чтобы выйти хотя бы в туалет… - он обхватил голову руками и закрыл глаза, не в силах больше смотреть в эти довольные собой рожи, гладко выбритые, с проборами честных служак.
На время его оставили в покое.
"Как там они? Дозвонился Гена или нет? Надо было попросить еще кого-нибудь."