Кайтусь и без того злился, а известие о давнем знакомстве с белокурым пижоном только подлило масла в огонь. Давным-давно, это когда? У неё, между прочим, муж был. Изменяла мужу с этим грекоподобным консультантом? Она вроде моногамная, а на верности так у неё вообще пунктик.
Патриция не отстала и повторила вопрос. Кайтусь разумно решил, что лучше не дуться, а ответить, тогда, глядишь, удастся чего не то выяснить и насчёт блондинистого пловца. Что же до обоснования приговора…
Воспоминание о сём шедевре явно улучшило настроение прокурора.
- Стася изменила своё мнение о гнусном насильнике и заинтересовалась апелляцией, - сообщил он Патриции. - Возможен ли условный, скажем, приговор, если она признается, что с самого начала готова была согласиться… А не грозит ли ей тюрьма за дачу ложных показаний? А что твой золотой мальчик?
- Погоди. И что ты ей ответил? Чем дело кончилось?
- Что за ложные показания у нас никого пока не посадили. Выдал ей государственную тайну. А вот насчёт апелляции пусть иллюзий не питает. Условно-досрочное при хорошем поведении, и об этом спрашивала, ещё куда ни шло, но зависит от пани Ванды, о чём я эту переменчивую Стасю уже не стал информировать. А что твой пижон? Чего ты от него хотела? Освежить милые воспоминания?
Они уже спустились с лестницы, пропустив вперёд всю оживлённо беседующую публику, и двинулись к гостинице Патриции.
- С чего ты взял, что они милые? Он умел плавать, а я нет, тоже мне радость…
- Так ты же умеешь? - удивился Кайтусь.
- Из зависти научилась. Погоди, кончай с ерундой. Я тоже насчёт апелляции… Мне показалось, что готова была ещё до окончания разбирательства, и, похоже, Островский совсем растерялся. Так и застыл с бумагой в руке… Где пани Ванда?
- В это время должна быть в прокуратуре. Ей иногда случается заглянуть на работу. Слушай, ты освобождаешь номер? Едем назад в Варшаву?
- Я - да, хватит с меня этого изобретения, что только зовётся душем, чуть себе струёй воды глаз не повредила. Как ты, не знаю.
- Я тоже.
- Тоже глаз?..
- Нет. Тоже возвращаюсь.
- Но сперва пани Ванду хочу…
- Я тоже. Жду тебя в прокуратуре.
И к немалому удивлению Патриции, Кайтусь резко повернул назад к зданию суда. Прокуратура была совсем в другой стороне, хоть и недалеко, а гостиница - совсем рядом. Патриция двинулась было туда, но засомневалась. Не мешало бы напомнить Кайтусю о литературном произведении судьи. Она во что бы то ни стало хотела его заполучить, чтобы сохранить на веки вечные. Вспомнила, что шедевр требуется перепечатать на машинке, а если машинистка под стать судье, то дело может затянуться. Сама скорей бы перепечатала. Надо было раньше предложить свою помощь… Вот балда!
И крайне недовольная собой журналистка направилась к гостинице, чтобы упаковаться и сдать номер. Времени это заняло всего ничего, но у стойки администратора она опять повстречала Зигмунда.
- Уезжаешь?
- Ясное дело, давно пора. А ты нет?
Зигмунд оглянулся. Никто не подслушивал.
- Я ещё должен проследить за апелляцией. Уже лежит у высшей инстанции на столе, правда, с завтрашней датой, зато с сохранением приговора и подписанная. Не хватало ещё, чтобы этот старый дурак выслал приговор тоже с завтрашней датой. Любой бред должен иметь свои границы.
- А мне показалось, что для некоторых границ не существует. Но процедуру надо соблюсти. Так когда?
- Думаю, послезавтра. Уж больно сильно забулькало в болоте. Я, разумеется, на всякий случай приеду. А ты?
- Тоже буду, из чистого любопытства, - заверила Патриция, зная, что точную дату выведает если не у Кайтуся, то у пани Ванды. Воспользовавшись помощью Зигмунда, который запихал её сумку на заднее сиденье, журналистка взглянула на консультанта.
- Хотелось бы узнать продолжение, - задумчиво протянула она. - Место у яслей…
- У корыта, - сухо поправил Зигмунд. - Не обижай лошадей. Это благородные животные.
- У корыта, - согласилась Патриция. - Особого значения не имеет, но я люблю детали. Тебе все подробности известны, может, поделишься?..
- Если приедешь на апелляцию, поболтаем. А может, и не только?..
* * *
В кабинете пани Ванды обстановка была гораздо менее питательная, чем дома. Кофе - пожалуйста, кофе в кабинете имелся, и даже весьма приличный, поскольку абы чего госпожа прокурор не пила.
Когда Патриция вошла, хозяйка как раз утешала расстроенного адвоката Островского.
- А чего ты ожидал? Я же предупреждала, что так будет. Какая тебе разница, что апелляцию написали вместо тебя. Тоже мне, трудоголик выискался, всё сам должен!
- Честно говоря, в таком откровенном надувательстве мне ещё ни разу участвовать не доводилось. Это уже слишком, - морщился господин адвокат. - Можно же было как-нибудь более завуалированно…
- Нельзя было. Опасались, что ты там, упаси боже, что-нибудь разумное напишешь. Тогда вся работа насмарку!
- Но здесь же откровенная белиберда! Бред сивой кобылы! Полное пренебрежение к процедурным вопросам!
- А как прикажешь иначе оставить в силе дурацкий приговор? Ну ты сам посуди, у меня уже и судья высшей инстанции припасён, абсолютный рекорд, такое и в страшном сне не приснится. А представь себе, что в самый неподходящий момент он выходит из строя, понос его пробрал или в спину вступило, а срок уже назначен, и что? Немедленная замена, кто-то помоложе и поумнее - ведь глупее просто не бывает - читает твою бумагу, и как мы тогда выглядим? Это и должен быть бред, а ты на такое не способен!
Адвокат безнадёжно покачал головой.
- И я должен это подписать…
- А вы небрежно подпишитесь, - посоветовала Патриция. - А печать можно смазать. В случае чего отопрётесь или скажете, что по пьяни подмахнули.
- Да вообще ни один нормальный человек этого читать не будет, - заверила Островского пани Ванда. - Пани Патриция, кофейку?
- Кофейку с удовольствием, а ещё у меня к вам огромная просьба: нельзя ли так устроить, чтобы не начинать заседания чуть свет? Очень уж неохота вставать к первой дойке. Темно, холодно и до Плоцка далеко…
- Придумаем что-нибудь. Десять годится?
- Отлично. Предел мечтаний!
- Обвинителя вы привезёте?
- Если опять не займётся некими таинственными делами… Как, к примеру, сейчас, шёл уже вместе со мной в гостиницу и вдруг исчез из виду. Меня мучают страшные подозрения…
Пани Ванда моментально этими подозрениями заинтересовалась, и даже господин адвокат оторвал удручённый взгляд от мерзкого документа. Хозяйке кабинета не терпелось.
- Ну же! Какие?
- Наша пострадавшая вызывает нешуточные страсти, - вздохнула Патриция и с удовольствием отхлебнула кофе. - Даже обвинение за ней бегает с явно преступными, чтобы не сказать, убийственными намерениями. Вот увидите, когда здесь появится, станет утверждать, что не он за ней гоняется, а наоборот, она за ним.
- С убийственными намерениями? - живо отреагировал господин адвокат.
- Очень может быть. Кстати, неплохая мысль…
Кайтусь появился с большим опозданием и в отличном настроении. И с места, не подозревая, в чём дело, подтвердил слова Патриции, нагло заявив, что жертва ему проходу не даёт. Столь же нагло он потребовал себе кофе. Кофе пани Ванда не пожалела, а вот по части непроходимой жертвы не преминула высказаться.
- Исходя из того, что вы живы, а цели предполагались убийственные, следует вывод, что наша Стася в настоящий момент заканчивает своё бренное существование в каком-нибудь укромном месте. Мне послать туда патруль или подождать, пока отдаст богу душу, чтобы не связываться с больницей?
Кайтусь обиженно взглянул на Патрицию:
- Не понял, но догадываюсь, что это ты тут напридумывала детективных историй. Что она вам наплела? Журналистам верить нельзя!
- Но вы же сами признались, что пострадавшую к вам тянет, - заметил пан адвокат.
Кайтусь всё ещё не имел понятия, над чем тут шутят и в чём суть очередной каверзы Патриции, но удержаться не смог, уж больно хотелось как можно скорее поделиться сенсацией. Он отвесил галантный поклон пани Ванде:
- Такой кофе и макаронники бы похвалили…
- Не подлизывайтесь, - не дала договорить хозяйка, демонстрируя потрясающее чутьё. - Чего этой девице ещё надо? Добить лежачего?
- Наоборот. Сменила гнев на милость, совесть у неё проснулась или другие части организма, но хочет видеть его на свободе.
- Да уж, - с горечью констатировал пан Островский и попытался блеснуть цитатой: - "О, женщины, вам имя - непостоянство…"
- Мы ж ему условно не дадим!
- Нет, на это она и не надеется. Но за примерное поведение мог бы выйти по УДО, если, разумеется, кому-то удастся обезвредить эту мину замедленного действия.
- Зажицкую, да?
Кайтусь покосился на замолчавшую с невинным видом Патрицию. Дураком он не был, и среди его недостатков тупость не значилась, а посему тут же сопоставил одно с другим и вздохнул с облегчением. Знал ведь, какую роль играл на здешнем процессе тот пижонистый блондин-консультант. А значит, сейчас ситуация Зажицкой больше была известна журналистке, чем ему, прокурору, раз уж она так хорошо знакома с присланным из центра специалистом, пропади он пропадом. Ревность опять дала о себе знать.
- Зажицкую, - подтвердил он. - Или её утихомирят, или надоест своему поклоннику, или поклонник - ей… или муж за неё возьмётся, в общем, чтобы Климчак стал, всем до лампочки. Как, по-вашему?
Пани Ванда уже давно определилась.
- Да пусть катится, тюрьмы и так забиты. Только чтоб не валял дурака, должны же у защиты быть какие-то аргументы.
- Вижу, господа, что вы полностью берёте на себя все мои обязанности, - съязвил пан Островский. - Примерное поведение моего клиента я гарантирую, напрыгался уже по молодости. Впрочем, я с ним поговорю, разрешишь, Ванда?
- Да ради бога.
- А послезавтра уточним. Мне дадут соответствующую бумагу написать самостоятельно или опять за меня поработают?
- Нет уж, не всё коту масленица, сам изволь потрудиться!
- Это ж надо, - нарушила своё молчание Патриция. - Банальнейшее дело об изнасиловании, а все рекорды бьёт…
* * *
Всю обратную дорогу до Варшавы Кайтусь пыжился, гордый тем, что ему удалось раздобыть. Держал свою добычу он пока в тайне, предвкушая реакцию Патриции. Пожалуйста, расстарался ради неё, достал желанную бумагу, полцарства за коня, теперь конь бил копытом у него в кармане, а вот сдержит ли эта язва своё обещание, оставалось загадкой. Начинать же переговоры осторожный господин прокурор пока не спешил, решил подождать до лучших времён.
Журналистка же пребывала в растрёпанных чувствах, ей одновременно было и смешно, и грустно, а отвращение сменялось приступами ярости. И вообще хотелось как можно скорее добраться до дома, чтобы проверить, что записалось на плёнку, и быстренько перепечатать всё по порядку, пока она еще помнила судейские перлы.
- Много доводилось видеть всяких придурков, но такого дебила ещё никогда, - зло говорила она непонятно кому, Кайтусю или себе самой. - Как вообще может существовать страна, где судейские посты заняты таким свиным навозом? Нет, не правильно, не свиным навозом, а куриным помётом. Свиньи - умные животные, трусливые, но неглупые в отличие от кур…
- Ты всерьёз полагаешь, что между умственными способностями и отходами организма существует прямая связь? - поневоле заинтересовался Кайтусь.
- А ты думаешь, наоборот?
- Тянет на научную сенсацию. Впрочем, судя по нашему последнему опыту, может, ты и права. Только учти, пожалуйста, что пани Ванда отыскала совершенно уникальный экземпляр.
- И этот уникальный экземпляр позорил правосудие долгие годы… Слушай, а может, он по рабоче-крестьянскому призыву?
От нечего делать Кайтусь принялся размышлять и подсчитывать. Вспомнил годы собственной учёбы. А ведь, правда, ходили слухи, что дипломы раздавали за социальное происхождение, не заморачиваясь оценками. Или за особые заслуги. За общественную работу и преданность социалистической родине.
- Двадцать три года, как кончилась война… Очень может быть. До войны был ещё каким-нибудь молодым судебным приставом, возможно, где-то в Пясечне…
- Слишком близко от столицы.
- Ну ладно, подальше. Потом выслужился. Или обнаружилось, что его дед ещё в девятьсот пятом году выворачивал булыжники из мостовой Лодзи. Ты что так тормозишь?
- А что прикажешь делать?! - разозлилась Патриция. - Таранить эти телеги, что ли?
- Лошадей напугаешь, - предупредил Кайтусь. - Навоз на поля возят, лёгок на помине.
Патриция кивнула и вернулась к прерванной теме:
- Прошу заметить, что это экземпляр, между прочим, вовсе не уникальный. Пани Ванда хвалилась, что откопала другой, ещё хлеще. Где она их берёт? Не иначе обнаружила на подведомственной территории какую-нибудь богадельню, а там целую россыпь таких брильянтов… Спятить можно, сколько же у этого трактора прицепов?!..
- Много. Не дёргайся.
- Балда, - поблагодарила за добрый совет Патриция и, скрипнув зубами, продолжила свои рассуждения с середины: - Чёрт с этим домом престарелых, кретины и молодыми бывают, вот только палку частенько перегибают…
- Какую палку?
- Наверно, металлическую, деревянная не гнётся. Перегибают, говорю, то ноль реакции, то сразу насиловать. Да и девицы хороши, вертят задом почём зря, перед всеми подряд, хоть пьяный, хоть трезвый, а потом, чуть что, с заявлением. А ты и рад стараться, сразу их ловишь…
- Ловлю не я, ловит милиция.
- И тащит к тебе, а ты с готовностью хватаешься за бумагу, и обвинительное заключение уже бежит рысцой! Как же, он, как минимум, пытался…
- Ну, если в ней что-то есть…
- Это не в ней должно быть, а в нём! Если парень не только вежливый, красивый, но и есть в нём сила и огонь… - Патриция вдруг прикрыла бушующий кратер и сменила тон на деловой и бесстрастный, возможно, потому что шоссе освободилось от тракторов и прочей крестьянской техники на колёсном ходу, что позволило ей прибавить скорость. - Я в парней пока ещё верю, ведь среди них разные встречаются. Одному такое виляние задом не понравится, другого возбудит, но он не станет руки распускать, а на третьего подействует как красная тряпка на быка, тут же бросится на приступ…
- Вторых - большинство, третьих - приблизительно половина, а первые - ненормальные, - категорически высказал своё мнение Кайтусь.
До Варшавы доехали в рекордное время, но потолковать приватно не сразу получилось. Кайтусь помчался по служебной надобности в прокуратуру, а Патриция уселась дома за пишущую машинку. Только вечером, окрылённый надеждой добытчик судебных творений вступил на её территорию. С букетом. Предварительно постучав и получив приглашение войти.
- Сдаётся мне, ты давала некие торжественные исторические обещания?..
Уже сами розы вызвали у Патриции сильнейшие подозрения. Хотя розы Кайтусь дарил ей частенько, но всегда придумывал какой-нибудь повод, стараясь при этом извлечь для себя выгоду. А тут ещё такие церемонии: в дверь постучал… Интересно, что на этот раз задумал? Ведь ясно же, что правду о плоцком изнасиловании всё равно не напечатают.
- Какие исторические обещания? - осторожно спросила журналистка, машинально ища взглядом подходящую вазу.
- Если я правильно помню, некий Ричард Третий обещал всё, что угодно, за коня…
- Мне коня не надо. А кроме того, плохо ты помнишь, он полцарства обещал.
- Мне царств не надо, я хочу всё. И коня у меня нет, а зато есть литературное произведение твоего любимого автора.
Патриция вскочила из-за машинки:
- Шутишь? Судьи?! Не верю! Покажи!
- Оно колется, - заметил слегка обиженно Кайтусь, потрясая букетом.
Розы моментально оказались в вазе, а Патриция с горящими глазами обернулась к добытчику и, ни слова не говоря, протянула руку. Кайтусь извлёк из кармана документ. Колебался он лишь долю секунды, а затем, преодолев в себе все врождённые и приобретённые навыки, вручил ей драгоценную бумагу.
Патриция отлично понимала, чего ему стоил такой жест. Отдал свою добычу, даже не попросив подтвердить заманчивое обещание. За два года она успела хорошо узнать своего жильца. Кайтусь оказал ей доверие. А ведь доверия к людям в его натуре не было ни капли, считал, что доверять нельзя никому и ни при каких обстоятельствах…
И вот, пожалуйста, решился. Такой шаг её немного насмешил и немного тронул.
И вдруг Патриция почувствовала, что всё, баста! Хватит с неё этого почти двухлетнего сопротивления и притворного равнодушия, подкреплённого осуждением. Осуждать его могла и дальше сколько угодно и изо всех сил, что вовсе не мешало ему нравиться. Нравился ей с самого начала, и чем дальше, тем сильнее…
Прогнал чёрную немочь. Мучился от всего этого свинства. Жутко ревновал к Зигмунду… Нет, больше не могу!
- Прямо и не знаю, как быть, - сказала она с сомнением в голосе. - Судья у нас под рукой… Не последовать ли тебе примеру обвиняемого? А я попробую прикинуться жертвой…
Поначалу Кайтусю показалось, что он ослышался. Но уже в следующую секунду он бросился исполнять отведённую ему роль.
Без лишних слов.