пропуск стр 354
38
Небеса. Авиалайнер компании "Сажена"
12 декабря 1977 года
"Колесница свободы..."
Почти половину полета до Парижа я безуспешно силилась вспомнить, откуда всплыла в моем сознании эта фраза. Как назойливый мотивчик шлягера, она буравила мозг и не давала заснуть. Видит Бог, если бы посольские ребята с развернутыми плечами уголовников, призванных на дипломатическую службу по путевке комсомола, предложили мне в аэропорту погрузиться в анабиоз и очнуться уже в Шереметьеве, под бдительным оком своих коллег, я бы, скорей всего, согласилась. Потому что нет ничего страшнее для одинокой женщины, чем сочетание замкнутого пространства и невеселых мыслей.
"Колесница свободы..."
Она была довольно изящной и даже красивой, эта колесница - длинная, как сигара, серебристо-алая "Каравелла", словно созданная специально для того, чтобы приземляться в самом прекрасном городе на свете - Париже. Наблюдая первые два часа полета за пассажирами, читающими "Пари-матч", пьющими вино и коньяк, напропалую флиртующими со стюардессами или откровенно клюющими носами, я пришла к выводу, что и они в подавляющем большинстве были рождены на свет исключительно с той же целью.
Сама же себе я напоминала наспех сколоченную из фанеры и перевязанную бельевой веревкой посылку с сухофруктами, которую грузчики из советского посольства в Буэнос-Айресе передали бельгийской стюардессе, сурово наказав переправить ее в Москву бедным родственникам, страдающим авитаминозом. Впрочем, если отбросить метафоры, так оно и было.
Мой сосед, хмурого вида и неопределенного возраста носатый господин (такому носу позавидовал бы даже Сирано де Бержерак), был, по всей видимости, самым веселым попутчиком на свете: этот тип заснул мгновенно, даже не поздоровавшись, как только плюхнулся в соседнее кресло и пристегнул ремень. В принципе, учитывая тщетные поиски автора идиомы "колесница свободы", а также малосимпатичную внешность попутчика, такой ход событий меня вполне устраивал. Я продолжала предаваться своим размышлениям и, вполне возможно, уснула бы в конце концов, однако где-то иа третьем часу полета включилось радио. На безукоризненном французском, причем с такой доверительностью, словно сообщала, что находится иа третьем месяце беременности, стюардесса выдала информацию о том, что мы пролетаем над каким-то архипелагом. Под воздействием этого тона Бержераку, видимо, приснилось нечто очень интимное, ибо без всякого объявления боевых действий он вдруг начал с пугающей силой храпеть. Хоботообразный нос моего соседа трепетал, губы вибрировали, словно подключенные к электросети, а язык то и дело вываливался наружу.
Я поежилась. Храп незабвенного сэра Джеральда, спровоцированный двумя таблетками люминала, по сравнению с этим могучим оргазмом носоглотки казался чмоканьем грудного младенца, выронившего соску.
Я нажала кнопку вызова стюардессы.
- Да, мадам?
Своей красотой и свежестью, а главное, совершенно беззаботным выражением лица эта телка сразу же вызвала во мне глубокую неприязнь.
- У меня проблема, мадемуазель, - сказала я, дождавшись, когда сосед сделает короткую паузу для вдоха.
- Слушаю, мадам.
- Вы можете что-нибудь сделать с этим месье? - я выразительно кивнула на Бержерака.
- Простите, мадам, я не поняла.
- Разве вы не слышите, как он храпит?!
- Слышу, мадам, но инструкция категорически запрещает нам без надобности будить пассажиров.
- А убить его нельзя? Или хотя бы оглушить до посадки?
- Увы, мадам, - улыбнулась стюардесса.
- Что же мне делать?
- Постарайтесь уснуть.
- Вы же видите, это невозможно даже теоретически!
- Но, мадам... - на красивом лице бельгийки промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее работу мысли, - я даже не знаю, чем вам помочь...
- Ладно, - я махнула рукой, поняв, что просто срываю на этой смазливой девке свое раздражение, - тогда принесите мне коньяку.
- Момент, мадам, - лицо стюардессы просветлело. - Вам "Мегаксу" или "Курвуазье"? Есть еще хороший испанский коньяк, но я его не пробовала...
- А от чего можно быстрее вырубиться?
- О мадам, тогда вам лучше всего выпить хорошего шотландского виски без содовой! - она чуть наклонилась ко мне: - Поверьте, я знаю это на собственном опыте. "Джонни Уокер" - это то, что вам надо...
Бержерак издал особенно страшный рык, прозвучавший как восклицательный знак после рекламы виски.
- Ладно, тащите "Джонни"...
Бержерак вдруг затих. Над нами воцарилась оглушительная тишина. Осторожно, чтобы не спугнуть сладостное мгновение, я покосилась на соседа. Его глаза были открыты. Мало того, взгляд этого хоботоносца в добротном темно-синем костюме и ярком галстуке зафиксировался где-то на уровне моей груди. Монстр уставился на нее так, словно увидел чемодан, битком набитый долларами, и не может понять, спит он или грезит наяву.
Я щелкнула перед его носом пальцами, стараясь хоть как-то отвлечь внимание Бержерака. Но ои даже не моргнул.
- Вы так можете окосеть, месье, - сказала я по-французски.
- Only english! - не отводя взгляда, прохрипел Бержерак. - Правда, - добавил он уже на французском, - есть только одна вещь на свете, которая может заставить меня говорить на языке этих лягушатников.
- Послушайте, вы мне надоели!
- Если позволите, мадам, я хотел бы закончить свою мысль... - он укоризненно посмотрел на меня, затем пригубил шампанское и довольно чмокнул. - А вот здесь все правильно. Это "Вдова Клико". Итак... Ваша грудь, мадам, вызвала во мне совершенно незабываемые воспоминания, которыми я сейчас же хочу поделиться с вами...
- Может, не стоит? - с надеждой спросила я. - Зачем тревожить и без того травмированную психику?
- Если бы я мог, если бы я мог! - Бержерак горестно помотал головой. - По я не могу. Признания рвутся из самой глубины моего сердца, хочется делиться, вспоминать, наводить мосты памяти между прошлым и будущим...
Он разволновался так, что пролил шампанское на брюки, засуетился, пытаясь промокнуть их салфеткой, пролил еще полбокала, потом махнул рукой и вновь вцепился в меня:
- Шесть лет назад я отдыхал в Майами-Бич, штат Флорида. Стояло прекрасное лето...
- Послушайте, мистер...
- Ах да, - всплеснул руками американец, - я даже не представился, так взволновала меня ваша волшебная грудь. Меня зовут Джои!
- Удивительно редкое имя.
- Вы находите?
- Извините, Джон, я провела в Аргентине очень сложные дни и по-настоящему устала. Если вы не возражаете, я слегка вздремну, а потом мы продолжим нашу упоительную беседу. Не расстраивайтесь, храпеть я не буду. Обещаю вам.
- Так я храпел? - в голосе Джона отчетливо звучало отвращение.
- Несмотря на психические стрессы, вы очень догадливы.
- Я в жизни никогда не храпел. Неужели я...
- Вы не просто храпели, сэр, - я почувствовала, что зверею. - Вы бурлили, как десяток сливных бачков в общественном сортире, вы клокотали, как вся канализационная система вашего сраного Нью-Йорка, вы извергали звериные вопли, которые еще не идентифицированы в природе, вы издавали во сне звуки, на которые вряд ли способны даже двести сексуально озабоченных андалузских быков. Вы - феномен храпа! Во время сна вас необходимо изолировать от общества, пока кто-нибудь не стал жертвой эсгибиционистских вывертов вашей проклятой Богом носоглотки. Вам нужен одновременно отоларинголог, психиатр и проктолог.
- А проктолог зачем? - уныло спросил Джон.
- Чтобы он в спешном порядке замуровал ваше анальное отверстие. Ибо эти позорные звуки доносились и оттуда тоже.
- Вы меня очень расстроили, - огорченно признался Джон. - Вы высказали эти страшные упреки совершенно убийственным тоном. Так предъявляет обвинение в растлении малолетних окружной прокурор штата Иллинойс.
- Мне очень жаль... - сон, о котором я мечтала весь полет, наконец-то начал тяжелить веки. - Так вы не возражаете, если я немного посплю?
- Спите спокойно, мадам, - на какое-то мгновение его лицо преобразилось: с него как бы слетела шутовская маска, осталось только выражение заботы и тепла. А может, мне это просто показалось. - Я подумаю пока над вашими суровыми обвинениями. Это ведь ужасно, если вы правы...
Париж, как и по дороге в Аргентину, начался для меня с мощного толчка шасси, от которого я и проснулась. Несколько секунд я возвращалась к действительности, силясь вспомнить, что же мне снилось. По ничего не вспомнила, кроме ощущения руки на плече - теплой, сильной и какой-то трепетной. Руки Юджина...
- Париж, мадам! - Джон уже надвинул на лоб широкополую шляпу с загнутыми полями. - Я знаю здесь пару неплохих местечек, где можно от пуза пожрать и от души повеселиться. Может, составите компанию? Тем более что я еще не все сказал о вашей сногсшибательной груди.
- Боюсь, придется отложить вашу культурную программу до следующего раза, - я открыла сумку, извлекла зеркальце, прочие косметические причиндалы и начала приводить себя в порядок. Хотя для кого я это делала? И кто в Париже мог оценить мои судорожные потуги выглядеть красивой и беззаботной?
- Я серьезно! - Джои надвинул шляпу еще ниже. - Примите мое приглашение, и я даже готов целых два часа не затрагивать тему вашего бесподобного бюста. Хотя, видит Бог, мне легче было бы год не видеть виски.
- Спасибо, Джон, но я и вправду не могу.
пропуск стр 364, 365
вершенно не трогали их слепящие драгоценности, роскошные дубленки, породистые, идеально выбритые лица и лебединые шеи, благоухавшие тончайшими духами. Уверенность в себе - вот чем буквально дышала эта толпа и чего мне так не хватало. А в Юджине эта уверенность перехлестывала через край и мелкими брызгами освежала мое лицо, мою душу, мою плоть...
Я вздохнула и, как кролик, завороженный неоновым взглядом удава, поплелась к ярко освещенной витрине бистро. Посидеть одной, побыть эти шесть часов наедине со своими мыслями, заштукатурить наглухо эту палитру ярчайших цветов серыми воспоминаниями о Мытищах, о Москве, о зловещем здании у метро "Дзержинская"...
- Мадам?
Передо мной стоял черноволосый гарсон в белой хрустящей куртке, молодой, плечистый: такому бы носить не подносы, а гири.
- Кофе, пожалуйста.
- Со сливками?
- Да.
- С бриошами?
- Да.
- Может быть, мадам хочет перекусить?
- Попозже.
- Несу, мадам.
Я порылась в сумке и вытащила золотистую пачку "Бенсон энд Хеджес". Сигареты Юджина. По-моему, они даже сохранили его запах. В тот вечер, в отеле, мы так ни разу и не закурили. Вернувшись в "Плазу", я дала себе слово, что не буду
- О нет, это неистребимо.
- Ну, как там, в Буэнос-Айресе?
- Лето.
- Меня вспоминают?
- Тебя - с особой любовью.
- А ты как?
- Как видишь.
- Ты мне можешь не верить, Валя, но я действительно тебе рад.
- Мишин, если б я могла сказать то же самое! - я вытянула сигарету из пачки и прикурила от зажигалки, которую любезно поднес мне Витяня. - Ты меня встречаешь?
- Уже встретил.
- Зачем?
- Тебя же предупреждали в посольстве.
- Я спрашиваю, почему именно ты?
- А чем я хуже других? Встречаю, чтобы убедиться, что ты нормально прилетела и нормально улетишь, - Витяня щелкнул пальцами: - Перно, пожалуйста!
- Брехня! Они бы не стали так рисковать, посылая тебя для подобной ерунды в самое людное место в Европе.
- Ты у пас, Валюха, не ерунда. Ты у нас теперь особо ценный кадр, за которым нужен глаз да глаз...
- Значит, приглядываешь?
- Ну!
- Что, так и будем сидеть в бистро?
- Почему бы и нет? Побеседуем.
- О чем?
пропуск стр 369 370
дурковатым, но на это вряд ли кто обратит внимание: в Париже достаточно наркоманок и просто дебилок. А еще через пять минут ты почувствуешь, как из твоих легких начнет улетучиваться воздух. Незаметно гак, но ощутимо. Правда, и тогда ты не сможешь закричать, поскольку дебилы лишены инстинкта самосохранения. Потом приедет скорая помощь, явится полиция и зафиксирует скоропостижную смерть гражданки СССР В. В. Мальцевой от острой сердечной недостаточности... Ну что, живописать дальше или будем говорить по душам?
- Поговорим...
- Что он сказал тебе?
- Кто?
- Твой новый хахаль.
- Когда?
- Когда спал с тобой,
- Витяня, а тебе не противно, а?
- Валентина, я не верю ушам своим: ты хочешь меня пристыдить? Меня?
- Ты помнишь, тогда, в лесу?..
- Ну.
- Когда мы прощались и...
- Сказал же, помню. Дальше что?
- А! - я почувствовала страшную усталость. - Ерунда, проехали.
- Договаривай! - Витяня ткнул сигарету в пепельницу и тут же закурил новую.
- Ну, мне показалось тогда, что ты...
- Что?
- Что ты еще не окончательно утратил способность быть человеком...
пропуск стр 372 373
волк вне закона. Что расследование обстоятельств бойни на вилле находится под непосредственным контролем директора ЦРУ. Что ты не жилец на этом свете. Что тебя с Андреем ищут все резиден-туры США и что к ним подключена также военная разведка НАТО.
- Я вижу, ты не поскупилась на краски, рисуя свою непричастность. Верно?
- Ну, во-первых, я действительно ни при чем, и ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. А во-вторых, я в точности выполняла инструкции Габена. Это он сказал, чтобы я все валила на тебя и Андрея.
- Сука! Вот сука! - Витяня закурил новую сигарету. - Я так и знал...
- Поэтому я и была так удивлена, увидев тебя в Париже. Мне казалось, что ты уже давно там, на Лубянке.
- Как же! - Мишин смотрел куда-то мимо меня и сосредоточенно размышлял. - Ты знаешь, что такое моторесурс?
- В общих чертах.
- Так вот, мой моторесурс до конца еще не отработай. Они там понимают, что за кордон мне дороги больше пет. Вот и хотят использовать меня напоследок по максимуму...
Всем своим нутром я почувствовала, что в нашей беседе наступил перелом. Витяня, по своему обыкновению, многого не договаривал, но я уже сама понимала, что происходит. По жестоким законам его среды обитания, этого Зазеркалья с тайнами, пистолетами, подслушивающей аппаратурой но получить все что хочешь, не используя при этом страх, неосведомленность, неуверенность... Короче, интуиция подсказывала мне, что надо перехватывать инициативу, иначе этот приговоренный к смерти и потому особенно опасный псих потянет меня за собой.
- Да, Вить, он сказал еще одну странную фразу...
- Что? - Мишин оторвался от своих раздумий.
- Он сказал, что тобою, возможно, будут торговать.
- Уже торгуют, - с неожиданной легкостью принял мою ложь Витяня. - За моей спиной, естественно, но я это чувствую...
- И что ты намерен делать?
- Думаю.
- Может, я могу помочь тебе чем-то?
- Ты?! - по тому, как фальшиво прозвучало его последнее восклицание, я поняла, что именно этого вопроса и ждал мой запутавшийся однокашник. - Ты решила воспитывать меня на примере собственного великодушия?
- Перебьешься! Я просто предлагаю тебе сделку.
- Ты отдаешь себе отчет, чем рискуешь?
- А ты? - я приняла вызов. Впрочем, другого выхода у меня не было: после того как Витяня поделился со мной особенностями своей обуви, я физически ощущала близость его ноги.
- А что я?
- А то, что, явившись сюда по собственной инициативе и разыгрывая из себя контролера КГБ, ты рискуешь больше меня, не так ли?
Конечно, я блефовала. Но к тому моменту меня уже захватил азарт. По-видимому, я просто не отдавала себе отчет в том, что ставкой в этой сомнительной игре была моя собственная жизнь.
- Твои бы мозги да в нужное русло...
- Оставь в покое мои мозги! Поговорим лучше о твоей шкуре.
- А что, это даже интересно, - криво усмехнулся Витяня.
- Мишин, в КГБ ведь не учат проигрывать, верно?
- Но вовсе не потому, что исключают возможность проигрыша.
- Тем не менее проигрывать ты не хочешь.
- И не буду!
Он произнес эту фразу таким тоном, что, во-первых, я сразу ему поверила, а во-вторых, испытала жуткое желание резко сорваться с места и бежать куда угодно, только подальше от этого убийцы, внезапно оставшегося в дураках.
Я сделала глубокий вдох:
- Ты можешь собраться и выслушать внимательно мое предложение?
- Валяй.
- Прежде чем я начну, ты должен выполнить две мои просьбы.
- Говори.
- Первая: убери, пожалуйста, свою йогу подальше от моего стула...
- Уже убрал.
- Вторая: ты можешь ответить на несколько моих вопросов? Поверь, это очень важно.
- Валентина, очнись! - Витяня похлопал меня но руке, но я даже не почувствовала этого прикосновения, словно рука находилась в новокаиновой блокаде. - Речь идет всего лишь о выборе. Ты же об этом наверняка много писала, размышляла в своих творческих изысканиях, верно, подруга школьная? Так в чем же дело? И этот день опишешь... когда-нибудь. Ты поняла?
- Да...
- Тогда - время пошло!
Что такое десять секунд, когда нужно успеть просчитать последствия? Если он ведет со мной хитрую игру, спланированную одним из его башковитых начальников, я должна отрицать все. Если же интуиция меня не подводит и Мишин действительно оказался в ситуации зафлажкованного волка, надо признаваться. Всего два варианта, но какое гигантское нагромождение нюансов и какое ничтожное количество секунд. Шансы равны - фифти-фифти...
- Все! - Витяня убрал руку с часами. - Да или нет?
- Да.
Значит, они тебя на самом деле перевербовали?
- Да.
- Так что ты теперь - двойной агент?
- Получается так.
- Ну что ж, тогда нам есть о чем посудачить...
Как передать то ощущение легкости и даже невесомости, которое я испытала после этих слов? Наверно, такие же чувства испытывают парашю-
пропуск стр 381
- Они могут поинтересоваться, какими фактами ты располагаешь...
- Их много. Назовешь один: в моем распоряжении есть пачка превосходных фотографий, на которых запечатлены ты и твой куратор из ЦРУ в постели.
- Ты блефуешь!
- Хочешь проверить?
- Где гарантии, что этими снимками располагаешь только ты, а не, скажем, все руководство КГБ? - задавая этот вопрос, я внутренне поражалась собственному хладнокровию. В любой другой ситуации от таких бесед меня бы уже давно вывернуло наизнанку. По в том страшном разговоре все шлюзы для эмоциональных выплесков были наглухо перекрыты. Просто два зверя боролись за свою жизнь. Впрочем, не совсем так: я боролась сразу за две жизни.