- Вирджил.
- Охранник?
- Не только. Он приносил мне еду. Кроме того, во время допросов он, по-моему, все время стоял за дверыо.
- Сколько допросов провел с вами Юджин?
- Я не считала. Он работал с утра до вечера, с короткими перерывами.
- Он угрожал вам?
- Нет.
- Вас проверяли на полиграфе?
- Да.
- Вы помните вопросы, которые вам задавали?
- Естественно, не все.
- Проверка проводилась непосредственно на вилле?
- Да. В одной из комнат.
- Там, где вас допрашивали?
- Нет, через дверь.
- Как выглядел оператор полиграфа?
- Я его не сплела. Только слышала голос.
- Он спрашивал по-русски?
- Да.
- Без акцента?
- Нет, акцент был. Причем довольно сильный.
- Вы рассказали Юджину все, - Тополев не спрашивал, он уточнял.
- Все, что велел рассказать Габен.
- Вы уверены, что в точности выполнили его инструкции?
- В противном случае я бы не сидела перед вами.
- Как раз наоборот, - усмехнулся Тополев. - Если бы вы неукоснительно следовали инструкциям Габена, у вас практически не было шансов вернуться в Москву.
- Простите, я что-то не понимаю...
Все я прекрасно понимала. И он понимал, что я понимаю. И последний дурак понял бы. Я для них была большой аппетитной рыбиной, занесенной в Красную книгу и нежданно-негаданно попавшей в их лапы. Впустить меня в свой аквариум они боялись: а вдруг инфекция? Бросить обратно в море не хотели: такой улов! И поверить рыбе в том, что она сама честно приплыла в их мутную заводь, они тоже не могли: Заратустра не позволял. Юджин предупреждал меня о таком повороте. Да я и без него соображала, - не дура ведь окончательная! - что эти молодые люди и степенные дяди с Лубянки, эти рыцари тикласов-ских плащей и кинжалов, в сравнении с которыми заточки мытищинской шпаны выглядели дири-
пропуск стр 408 409
верьте мне: в вопросах отделения правды от лжи мы большие спецы. Мы, скажу без ложной скромности, профессора в этом деле! В случае же с вами совсем не обязательно быть сверханалити-ком: любой начинающий офицер разведки скажет, что вы лжете! Лжете по определению.
- Что значит лгать по определению?
- Это значит, что ваша ложь вытекает из итога нашей операции. Ее конечный результат вовсе не предусматривал вашего возвращения. А вы вернулись. Следовательно, вас перевербовали.
- Но ведь в том и состояло задание! - изо всех сил я пыталась сыграть наивность комсомольской активистки.
- Вы что, издеваетесь надо мной? - глаза Тополева вдруг покраснели, и он стал похож на запущенного серого кролика.
- Ничего не понимаю! - промямлила я, прекрасно понимая, что до финала этого спектакля, после которого занавес, вместе со штангой, на которой он закреплен, упадет прямо мне на голову, осталось совсем немного. Все, что говорил Юджин в Буэнос-Айресе, все те варианты, которые он кропотливо перебирал, выглядели достаточно логично и даже неуязвимо. Не была учтена только одна деталь: Юджин забыл или не знал (а скорее всего, и забыл, и не знал), в каком обществе я живу. Да, этот патлатый помощник Андропова ничего не мог доказать до тех пор, пока я не поддамся на его нажим и сама не признаюсь во всем, валяясь у него в ногах и моля не отлучать меня от редакционного стола и права на свободное передвижение
Этот человек-оборотень, в обязанности которого входило обеспечение безопасности государства рабочих и крестьян, был одним из моего поколения. Но в тот момент между нами не было ни героев войны, ни гигантов пятилеток, ни ударного труда на коммунистических субботниках, ни даже общих впечатлений от последней премьеры в "Современнике". Потому что все это являлось обычной, грубоватой на вид (как и все, что выходит из рук халтурщика) бутафорией в гигантском - на одну шестую часть суши - театре абсурда, где Тополев служил идеальной марионеткой и не без оснований подозревал меня в стремлении взорвать к чертовой матери весь этот вертеп вместе с Карабасом-Барабасом. Я была его врагом, а в обращении с врагами у питомцев товарища Дзержинского был накоплен уникальный опыт.
- Я жду, - сдержанно напомнил Тополев.
- Что? - оторвавшись от социально-политических раздумий, я действительно почувствовала себя рыбой, грубо схваченной за жабры и брошенной на разделочную доску. - Чего вы ждете?
- Подробностей.
- Подробностей... - я мысленно прокрутила вперед кассету со своим чистосердечным раскаянием. Звучало ужасно. К тому же, и это сразу сводило на нет даже намек на идею признания, абсолютно бесперспективно. Завербована КГБ - призналась американцам. Завербована ЦРУ - призналась КГБ...
"Знаешь, дорогуша, - вспомнила я хрипловатый голос моей мудрой подруги, - та несчастная девка, которая переспала с десятью мужиками в поисках одного, единственного и неповторимого, - Божья птаха, чтоб мне сдохнуть в гинекологическом кресле. А вот тайком трахаться с мужем, с которым разошлась, ибо поняла, что он не твой человек, - это и есть форменное блядство!"
- Ну, хорошо... - мысленно поблагодарив свою приятельницу за очередной жизненный урок, я вытащила последнюю сигарету из пачки Юджина. - Возможно, вы правы, Матвей Ильич, и мне не следует скрывать от вас кое-какие детали...
- Я рад, Валентина Васильевна, что вы наконец поняли меня, - Тополев раскрыл свой блокнот и поудобнее пристроил его на колене. - Не стоит играть с огнем, тем более в собственном доме.
- Я даже не знаю, как решилась на это...
- Начните с самого главного. Детали проработаем позже.
- Хорошо... - я опустила голову, чтобы собрать мускулы лица в маску раскаяния. - Перед тем как Мишин и его друг вывезли меня на машине к чилийской границе, я вышла из отеля прогуляться в центр города и зашла в магазин...
- Какой магазин?
- Магазин женского белья.
- Ясно... - Тополев сделал пометку в блокноте. - И что там?
- Ну... короче, я не выдержала и истратила триста долларов из той тысячи, которую вручил мне перед отъездом в Аргентину Мишин.
- Что? - Тополев приблизил ко мне покрасневшее лицо: - На что вы истратили триста долларов?
- Я купила четыре французских лифчика по семьдесят пять долларов. Но чеки я сохранила, они у меня в багаже. Я готова вернуть вам эту сумму в рублях по официальному обменному курсу...
43
Лэнгли, Вирджиния. ЦРУ
14 декабря 1977 года
- Он вне закона. Он вне игры. Он вообще не жилец на этом свете. И я не буду его торговать, - отрезал Уолш. - Мне это неинтересно! Ни мне, ни фирме!
Он стоял спиной к окну. Приглушенное осеннее солнце освещало его щуплую фигуру сзади, словно софит, у которого вот-вот перегорят лампы, и потому казалось, что редкие волоски на вытянутом черепе Уолша наэлектризованы и шевелятся.
Юджин молчал.
- Что еще? - Уолш отошел от окна и осторожно, точно под креслом могла оказаться пластиковая бомба, сел за свой рабочий стол - весьма наглядное дидактическое пособие для объяснения существительного "бардак".
- Сэр, я думаю, он не блефует.
- Допустим, ты прав, - Уолш прищурился от едкого дыма сигары. - И что из этого вытекает?
- Если профессионалу нечего терять и он не блефует, это очень опасно.
- Да неужели, Юджин?! - Уолш перебросил сигару из одного угла рта в другой. - Очень опасно, говоришь? А я думал, что выродок с Лубянки, перестрелявший пятерых наших парней, - славный юноша, собирающийся устроиться медбратом в хостель.
- Сэр, мы должны с ним встретиться, - Юджин вытряхнул из пачки сигарету и закурил.
- Возможно. Но только с одной целью - засунуть ему в глотку гранату с выдернутой чекой и заснять на видеопленку, как его разорвет на кусочки.
- Тогда мы рискуем.
- Чем?
- Трудно сказать. Вполне возможно, что Мальцевой. Уж слишком глубоко он завяз во всей этой истории, чтобы не иметь каких-нибудь козырей.
- Мы уже рискнули Мальцевой! - Уолш хлопнул папкой по столу. - Мы рискнули этой русской, позволив ей вернуться обратно. Мы рискнули, ввязавшись в совершенно излишнюю авантюру. Польза от нее, если она вообще вероятна, - вопрос далекого будущего. А головная боль имеет место уже сегодня... Ну, хорошо, - предупреждая протестующий жест Юджина, Уолш поднял руку: - Этот риск, возможно, оправдан. Потому я, собственно, и принял твое предложение. Но разрешать контакты с человеком, уложившим половину нашей аргентинской резидентуры, не полномочен даже я. А чтобы идти с этим к боссу, я должен иметь в папке мотивацию. Такую серьезную и обоснованную, чтобы уже он взял на себя ответственность за прямые контакты офицера ЦРУ с террористом. Ты это понимаешь, парень?
Юджин кивнул.
- Я тебе запрещаю с ним встречаться, Юджин! Оперативный отдел уже проанализировал его предложение. Мишина все равно рано или поздно возьмут.
- Не уверен.
- Интересно! - Уолш посмотрел на подчиненного поверх узких очков для чтения. - Откуда такие пораженческие настроения?
- Мишин совсем не так прост.
- Брали и более крутых.
- В конечном счете чем мы рискуем? - Юджин встал. - Я что, предлагаю ему вручить Нобелевскую премию мира? Или отправить в отпуск на калифорнийское побережье? Он - убийца и должен понести наказание. Но если он сам предлагает игру, возможно, это даст нам какие-то преимущества, а? Тем более что он много знает. Его наверняка загнали в угол.
- С чего ты взял?
- Как по-вашему, сэр, Мишин в Штатах?
- Не думаю. Скорее, где-то в Европе. Во всяком случае, письмо отправлено из Парижа. Хотя три дня - срок вполне достаточный, чтобы добраться сюда. Возможно, он уже здесь, вон в той телефонной будке через дорогу, - Уолш показал большим пальцем за спину.
- Но не в Москве, так ведь?
- Думаю, нет.
- Вот видите, сэр!
- Что?
- Почему он не в Москве?
- Мало ли... - Уолш сделал неопределенный жест сигарой, - новое задание, какие-то интересы...
- Зачем ему понадобилось входить с нами в контакт?
- Ты не тому задаешь вопросы, парень! Моя фамилия не Андропов!
- У Мишина наверняка серьезные проблемы, - как бы разговаривая с самим собой, продолжал Юджин, - иначе он давно бы уже инструктировал молодых убийц в Высшей школе КГБ.
- У него нет козырей играть с нами, Юджин!
- А если есть? Что мешает нам проверить это? Отсрочьте на какое-то время смертный приговор. Если даже политики идут изредка на компромисс с врагом, почему бы контрразведчикам не делать то же самое, а? Дайте мне возможность встретиться с ним. В конце концов, чем мы рискуем?
- Если не считать перспективы получения на руки шестого трупа, то ничем. Единственное утешение, Юджин, что хоронить тебя будут в форме офицера морской пехоты. Так что выглядеть будешь как огурчик. Вот мать порадуется...
- Сэр, Мишин - профессионал! Если он затеял столь рискованное предприятие, как переписка с ЦРУ, то ему нужны переговоры, диалог с нами, а не стрельба по тарелочкам.
Уолш поморщился и ткнул горящий кончик сигары в металлическую пепельницу, искусно сработанную под противопехотную мину времен второй мировой войны.
пропуск стр 418
способна ненавидеть кого бы то ни было. Сейчас же, находясь наедине с этим русским Торквемадой в набитой продуктами ковровой клетке, я чувствовала себя одновременно отвратительно и спокойно. Природа этого ощущения была мне совершенно неведома, пока страшная мысль не обожгла сознание: "А может, я стала такой же, как все они?"
- Боюсь, Валентина Васильевна, наша дальнейшая беседа теряет смысл, - Тополев выдал эту фразу печально и буднично. Так отчим реагирует на плохие оценки пасынка. - Как я уже говорил, вы не отдаете себе отчета в последствиях собственного поведения.
- Да верну я эти несчастные триста долларов!
- Я ценю ваше чувство юмора, Валентина Васильевна. Но все же давайте завершим наш разговор без дурачеств. Вы не первоклашка, а я не учитель чистописания. Постарайтесь взглянуть на происшедшее с нашей стороны...
- Боже упаси! - это восклицание вырвалось у меня совершенно непроизвольно.
- И тем не менее. Это нужно прежде всего вам. Итак, по ходу вашей командировки в Аргентину вы вступили в контакт с самыми разными людьми, в том числе с одним из руководителей ЦРУ, который прибыл в Буэнос-Айрес специально ради вас...
- Не передергивайте: он примчался потому, что ваши люди пристрелили там несколько американцев.
- Ну хорошо: он прибыл туда по делу, к которому вы имели прямое касательство. Далее. Вы выполнили наше задание и согласились на перевербовку. Она, по вашим словам, прошла успешно, и вот результат - вы в Москве. Как по-вашему, имеем мы право задавать вопросы?
- Имеете, - я благосклонно кивнула.
- Вправе мы рассчитывать на вашу искренность?
- Вправе.
- В таком случае мне непонятна ваша позиция: если вам нечего скрывать, почему вы уклоняетесь от ответов?
- Я отвечаю на все ваши вопросы!
- Меня не удовлетворяют ваши ответы. Мне кажется, что вы неискренни. В ваших ответах нет деталей, они носят общий характер, а это, в свою очередь, вызывает естественное недоверие к вам...
- В чем, по-вашему, я была неискренна?
- Я уже говорил вам: нас интересует Мишин.
- Да поймите же: все, что мне известно, я сказала!
- Валентина Васильевна, - голос Матвея стал мягким и теплым, как шотландский плед, - пока мы еще не знаем всех деталей, но главное очевидно: по каким-то непонятным причинам Мишин затеял собственную игру, от контактов уклоняется, иа связь не выходит... это очень опасно.
- Опасно для кого?
- Для всех. И для вас в том числе.
- Мишин был опасен уже гам, в Буэнос-Айресе. Один раз он чуть не убил меня. Поверьте, Тополев, я ненавижу этого человека, у меня с ним нет и не может быть ничего общего. Это правда, почему вы не верите мне?
пропуск стр 421
обходима. В чем цель вашей встречи? Мишин не мог появиться в Орли только чтобы узнать, как вам летелось до Парижа. А в случайности в нашем деле я не верю. Чего он хотел от вас?..
Такие вот простенькие вопросы задавал мне настырный Тополев. Фактами он не располагал, это было ясно как день. Возможно, он блефовал насчет своего оперативника, проторчавшего битый час в туалете по вине Мишина. Но он крутился где-то в районе моей сонной артерии. То есть оставалось чуть-чуть нажать и...
- Пожалуйста, право ваше, можете не отвечать... - казалось, Тополев читает мои мысли, видит мои колебания и, как борзая, уже настигающая затравленного зайца, чувствует запах крови. - Но должен еще раз предупредить: вы явно недооцениваете последствий собственной неискренности.
- Перестаньте меня запугивать, в конце концов, я женщина!
- А я офицер!
- Какой вы офицер, прости Господи! - я решила не отступать от взятого курса. Тополев был слишком умен и опасен, чтобы затягивать наш с ним диалог. - Вы уж меня простите, Матвей Ильич, но мой отец тоже был офицером, и признать вас его коллегой я при всем желании не могу. Это, извините, оскорбляет мое личное представление об офицерском звании. Посмотрите на себя. По-моему, Тополев, вы обычный профессиональный провокатор.
- Я не позволю вам издеваться над собой! - неожиданно взвился он. - Вашу эмгэушную, яков руки, поняв, что именно этой цели - вывести его из себя и прекратить игру в вопросы и ответы - я добивалась. Интонация его была ледяной. Ею запросто можно было заморозить баллон с пивом: - Через пару дней Мишина доставят сюда и развяжут ему язык. И его признание станет вашим смертным приговором, Мальцева.
46
Амстердам. Международный аэропорт Схипхол
21 декабря 1977 года
Выйдя из аэровокзала, Юджин поежился от колючего ледяного ветра с моря, поднял воротник плаща и направился к стоянке такси.
- Отель "Амстел", - сказал он коренастому шоферу в теплой парке.
- Понял.
Первые несколько минут Юджин пытался рассмотреть в окно довольно однообразный пейзаж: заснеженные деревья, голые верхушки которых уходили в грязно-мглистые облака, и желтые огоньки в окнах редких зданий - такие тусклые, словно Амстердам жил по законам светомаскировки. Почувствовав, что засыпает, Юджин вытащил из пачки сигарету и вопросительно взглянул на шофера.
- Курите, - кивнул тот.
- Спасибо.
- Англичанин? - спросил водитель.
- Американец, - Юджин чуть приоткрыл окно, чтобы вытягивало дым.
- Значит, безработный.
- Почему?
- Нормальные американцы в "Амстеле" не живут.
- А что такое нормальные американцы?
- Отпускники с кредитными карточками или деловые люди.
- Плохой отель?
- Нормальный, - коротко ответил шофер, не отрываясь от шоссе. - Плохой район.
- Решил навестить друга.
- А-а, - понимающе протянул водитель, - тогда ясно. Что, на мели ваш приятель?
- Вроде того...
"Если бы ты только знал, на какой мели мой приятель, - думал Юджин, глубоко затягиваясь. - На такой, что сразу и не догадаешься, что же он предложит. То ли сделку, то ли пулю в лоб... Впрочем, сейчас это уже не имеет принципиального значения. Уолш в очередной раз пошел на мое предложение. Согласие большого босса получено. Теперь отступать поздно. Моя миссия утверждена, условия Мишина приняты: страна, место и время встречи - подстраховка беглого (беглого ли?) кагэбэшника на случай подвоха, в которой самые крутые ребята из Лэнгли не нашли ни малейшего изъяна. Все предусмотрел Виктор Мишин, он же Лесли Труайя, он же Тибор Немет, он же Яцек Ольховский..."
Взяв у портье ключ, Юджин поднялся по скрипучей узкой лестнице на третий этаж и скептически оглядел небольшую комнату с единственным окном, выходящим во внутренний дворик. Огромная деревянная кровать и ветхий платяной шкаф составляли всю меблировку. Ванной не было - в углу сиротливо тулился небольшой белый умывальник. Юджин вздохнул, скинул с себя намокший плащ, раздернул "молнию" небольшой черной сумки и извлек из нее несессер с бритвой.
Телефонный звонок раздался в тот момент, когда Юджин стирал полотенцем с лица остатки мыльной пены.
- Да?
- Скажите, мистер Соренсен не оставлял для меня письма?
Говорили на английском. Голос был женский, молодой и, судя по интонации, принадлежал коренной англичанке.
- Он оставил только зонт. Сказал, что он ему уже не пригодится.
- Как долетели? - поинтересовался женский голос.
- А вы? - вопросом иа вопрос ответил Юджин.
- Вы раньше бывали в Амстердаме?
- Да.
- Район Рю де Гете знаете?
- Да.
- Прогуливайтесь там через полчаса.
- Вообще-то погода не прогулочная... - отвечая Юджин прикидывал варианты.
- Ничего, - послышался смешок, - прихватите с собой зонт мистера Соренсена.
- И долго мне гулять?
- Думаю, недолго...
В контексте ответ неизвестной дамы прозвучал, как недвусмысленная угроза.
В трубке запульсировали короткие гудки.
Взглянув на часы, Юджин взял с кровати брошенный плащ и вышел из номера.