- Это не худшее из того, что могло со мной случиться. После пары лет работы в этой стране любой человек с устойчивой психикой и так называемыми жизненными принципами сойдет с ума или сопьется. В лучшем случае станет циником.
Сурков поднялся с кресла, прошелся от окна к двери и обратно, снова плюхнулся в кресло.
- Эта работа разрушает меня, - сказал он. - Точит, как червь яблоко. Я чувствую себя загнанной лошадью. Устал говорить одно, делать другое, в уме держать третье. Я устал от безделья, от этих мечетей, минаретов, от жары. От страхов, надуманных и реальных. От самого себя устал. И мне все равно, что вы обо мне думаете. Потому что я сам все про себя знаю.
- Тебе не надо больше пить, - сказал Колчин. - Хоть сегодня.
- Я выпиваю, чтобы снять внутреннее напряжение и усталость. Сам знаешь - работа нервная.
- Водка тебя разрушает - не работа. Нельзя каждый день высасывать по два пузыря. Да еще в такую жару.
- А, брось! - Сурков раздраженно махнул рукой. - Я с тобой разговариваю, как с другом. Мы давно знакомы. И вообще, я по душам ни с кем целую вечность не разговаривал. Не имею права по душам разговаривать. Я знаю, как ты поступишь. Ты вернешься в Москву, напишешь на меня докладную. Так?
- Посмотрим...
Сурков на минуту задумался, помолчал. Стало слышно, как в сапожной мастерской, помещавшейся на втором этаже, постукивают молоточки, трещит подшивальная машина и по-козлиному блеет шлифовальный станок.
- Слушай, это не с меня в Москве шкуру спустят за такие-то дела, - он усмехнулся и щелкнул себя пальцем по горлу, - не с меня. С тебя шкуру спустят. За твою самодеятельность, - усмехнулся Сурков.
- Поживем - увидим, - кивнул Колчин. - Но если ты выпьешь еще хоть рюмку, я отстраню тебя от операции. Понял? Еще рюмка - и...
- Понял.
Сурков подхватил бутылку, в которой еще оставалось граммов триста водки. Унес ее на кухню, пустил из крана воду, спрятал "Пшеничную" в шкафчик. Другую посудину, пустую, ополоснул водой, вернулся в комнату, показал бутылку гостю.
- Вот видишь. В раковину вылил.
- Хорошо, сделаю вид, что поверил. - Колчин начинал злиться. - Но еще раз соврешь и конец нашей дружбе.
- Ладно Валера, не напирай! Не прикоснусь больше. Слово даю!..
Глава девятнадцатая
Пригород Перми. 19 августа
Погода вопреки обещаниям синоптиков так и не улучшилась, но дождь и холодный ветер не расстроили планов Стерна. Второй день на хозяйственном дворе бывшей механизированной колонны работа кипела, не останавливаясь ни на минуту.
Накануне Стерну пришлось вывести "КамАЗ", съездить на районный склад агрохимии, чтобы купить за наличный расчет две тонны аммиачной селитры в мешках. Затем он побывал на химическом комбинате, свел знакомство с нужным человеком и приобрел триста литров концентрированной азотной кислоты, разлитой в тридцатилитровые бутыли из толстого зеленого стекла.
Стерн оставил кислоту на хозяйственном дворе и снова уехал. Вернулся скоро, вместе с Ватутиным выгрузили из кузова небольшую бетономешалку с двумя съемными барабанами емкостью в сто килограммов, массивную станину, несколько пустых железных бочек, электрокабель и водяной насос. И еще упаковку жидкого стекла. Им предстояло обработать чашу бетономешалки изнутри, чтобы кислота быстро не разъела металл.
Станину бетономешалки установили в самом уединенном месте, за единственной уцелевшей от разгрома стеной бывшего склада, испытали движок. Агрегат работал на твердую четверку. Поставили барабан, подвели кабель от бытовки и протянули резиновую кишку от водяного насоса. В ста пятидесяти метрах от бетономешалки на скорую руку соорудили что-то вроде брезентового тента. Положили на землю старые доски, что нашлись на дворе, на них сгрузили мешки с селитрой, бутыли с кислотой и пустые бочки, натянули брезент.
"Смесь азотной кислоты и аммиачной селитры - одна из простейших форм взрывчатки, - перекуривая, объяснял Стерн своему ученику. - В чаше бетономешалки на самых малых оборотах смешиваем эти два компонента и добавляем к ним мазут, стабилизатор. Бетономешалку нужно без остановки поливать холодной водой из шланга. Да и дождь идет, это тоже на руку. В чаше будет происходить химическая реакция. А при любой химической реакции выделяется тепло. Поэтому емкость должна непрерывно охлаждаться".
"А если все-таки рванет?" - настороженно спросил Ватутин. "Ну, мы же не сами будем заниматься этим дерьмом, - ответил Стерн. - Найду пару добровольцев. Если рванет, ну, что делать... Тут шансы пятьдесят на пятьдесят. Тогда придется других рабочих искать. И новую мешалку покупать". - "Да уж, - кивнул Ватутин. - И так сколько денег извели". - "Когда реакция закончится, нужно перегружать азотированную селитру в бочки, - продолжил Стерн. - Бочки ставить под тент. Кстати, в чашу нельзя закладывать много селитры и кислоты. Чтобы взрыв, если он все-таки случится, в Перми не услышали. И чтобы мы не потеряли при взрыве всю селитру, кислоту и мазут".
"Ну, вы прямо профессор химии. - Ватутин выпятил нижнюю губу. - Вам бы людей учить". - "Вот я и учу - тебя, - ухмыльнулся Стерн. - Когда мешалка начнет работать, держись от нее подальше. И за рабочими следи издалека, чтобы технологию не нарушали".
Стерн выплюнул окурок, дал задание Ватутину. А сам сел за руль грузовика и уехал. Вернулся через пару часов с двумя работягами.
Это были плотники из далекой молдавской деревни, бежавшие от нищеты на заработки в Россию. Старшего батрака, дочерна загорелого, заросшего седой щетиной, звали Тарас, его фамилию можно было выговорить, если тренироваться с неделю. Тот мужик, что помоложе, откликался на имя Яков. Высокий худой парень, в потертом костюмчике и сапогах до колен, разговаривал высоким, каким-то бабьим голосом и ходил походкой цапли, высоко поднимая колени.
Стерн не поленился много раз повторить все инструкции, он долго водил молдаван от тента, где сложили селитру и кислоту, до бетономешалки и обратно.
"А зачем все это надо? - осмелился задать вопрос Тарас. - Ну, зачем мешать селитру с кислотой?" - "Я фермер, - веско ответил Стерн. - И хочу применить новые технологии выращивания корнеплодов. Приехал сюда из большого города, чтобы хозяйствовать на своей родной земле. Здесь - земля моих предков... Ну, и все такое прочее. Понимаете?" Стерн больше не стал тратить время на молдаван, ничего не смысливших в передовых аграрных технологиях. Махнул рукой и ушел в бытовку переобуться в сухие кеды.
Найти денежную работу где-нибудь в Подмосковье нищие молдаване даже не мечтали - там своих шабашников хватает, кроме того, эти ребятки не умели торговаться. Однако пробелы в образовании и знании русского языка не помешали им сообразить, что из азотированной селитры, смешанной со стабилизирующим компонентом, никакого удобрения не получишь. Этой адской смесью можно только почву сжечь, да так, что на такой земле никогда, хоть через сто лет, даже сорная лебеда не вырастет.
Когда молдаване начали работу, Стерн отошел на безопасное расстояние. Забыв про дождь, он остановился на ступеньках бытовки и выкрикивал короткие команды. "Поливай водой, не отводи струю в сторону, - кричал он сквозь рвущийся из груди сиплый кашель. - Запускай барабан на самых малых оборотах!"
Всеволод Ватутин стоял рядом. Он поддакивал и кричал во все горло, дублируя команды Стерна.
Молдаване с опаской поглядывали на нового хозяина, когда тот появлялся возле бетономешалки, чтобы проверить, что за продукт получился после замеса. Они хмурились, но молчали. Видимо, даже огромные для них деньги - сто пятьдесят долларов на нос, - полученные вперед, особо не радовали работяг. Они чуяли, что вляпались в грязное дельце.
Когда стемнело, Стерн разрешил рабочим немного передохнуть.
Молдаване сели за столом в своей бытовке, поужинали хлебом, полукопченой колбасой, купленной еще в городе, выпили по паре кружек чая и собрались было прилечь на лежаки, покрытые старыми матрасами. Но в дверях уже стоял Стерн: "Ну что, ребята, отдохнули? Ну тогда давай продолжай работу!" Молдаване, хмурясь, но не вступая в спор, поднялись, вышли под дождь, засветили переносную лампу, включили бетономешалку.
Работа продолжалась до двух часов ночи. В третьем часу Стерн разрешил им еще перекусить и ложиться спать. Но на еду и переодевание у работяг уже не хватило сил. Молдаване повалились на лежаки, как на пуховые перины, и тут же захрапели. Стерн вернулся в свою бытовку и сказал Ватутину: "До четырех утра этих деятелей буду охранять я. Потом твоя очередь. Разбудишь их в шесть тридцать. Проснутся - и за работу".
Стерн вышел из бытовки, прижался спиной к стене, чтобы дождь не капал за шиворот ватника. Неожиданно скрипнула дверь, на пороге возникла тень человека.
"Ты куда это собрался?" - спросил Стерн.
Пожилой молдаванин вздрогнул и перекрестился. "Облегчиться... хочу", - ответил он, зыркая по сторонам. "Далеко не ходи, - потребовал Стерн. - Прямо здесь и облегчайся".
Стерн поднялся чуть свет, выглянул в окно. На хозяйственном дворе все шло своим чередом: крутилась чаша бетономешалки, гудел мотор.
Яков поливал агрегат из резиновой кишки холодной водой. Тарас подтаскивал мешки и пустые бочки, насыпал в ведра серо-желтые гранулы, отмеряя для загрузки новую порцию селитры, и еще успевал сколачивать высокий настил из досок. На него в кузов грузовика поставят бочки с азотированной селитрой, а под днищем настила поместят тротиловый заряд. Когда взрывчатка рванет, образуется такое количество теплоты, что бочки сдетонируют. Таким образом, сила взрыва в тротиловом эквиваленте, по расчетам Стерна, составит около двух с половиной тонн. Что, собственно, и требуется для достижения нужного результата.
Стерн вышел из вагончика, умылся, подошел к Ватутину.
- Что-то мне эти работяги не нравятся, - заявил он. - Похоже, они бежать задумали. Черт знает что у них на уме. Не упускай их из виду.
- Понял, - кивнул Ватутин.
Весь день Стерн не вылезал из кузова "МАЗа". Он укладывал взрывчатку, вставлял в тротиловые шашки электродетонаторы, прикручивал к ним провода, создавая единую цепь. Два десятка детонаторов сработают одновременно, когда цепь замкнется. Энергия идет по проводам от нескольких батареек к конденсатору, далее к детонаторам. Сейчас электроцепь разрывает будильник. Один проводок подсоединен к его звонку, второй проводок к молоточку. Остается установить время взрыва. Как только будильник зазвенит, его молоточек задергается и замкнет электрический контур. Это вызовет детонацию взрывчатки. Через мгновение рванут бочки с азотированной селитрой. Не доезжая пары километров до плотины ГЭС, Стерн остановит грузовик, заведет будильник, установит время. И поедет дальше. На середине плотины, над одной из железобетонных опор, "МАЗ" якобы сломается. Стерн побежит за трактором. На поломку грузовика никто не должен обратить особого внимания, тем более что за четверть часа до этого в городской черте взорвется цистерна с мазутом. Все население и правоохранительные органы будут отвлечены пожаром.
...День прошел быстро. Стерн оторвался от работы только один раз, чтобы наскоро перекусить, и снова полез в кузов. Незаметно опустились сумерки. Стерн наконец уложил всю взрывчатку до последней шашки, собрал единую электроцепь, подсоединив к ней элементы питания, конденсатор и будильник. Накрыл взрывчатку брезентом. Вместе с Ватутиным они затащили в грузовик уже готовый настил для бочек.
Теперь осталась самая малость: по доскам закатить бочки в грузовик, закрепить их проволокой за борта, чтобы не болтались, сверху положить мешки с песком. И - можно трогаться.
Стерн выкурил сигарету, глядя в вечернее небо. Ветер разогнал тучи, на чистом небе высыпали крупные звезды.
Стерн вернулся в бытовку, долго крутил ручку настройки приемника, поймал местную, пермскую, радиостанцию и внимательно выслушал прогноз погоды на завтра и послезавтра. Тепло, солнечно, дождей не ожидается, ветер северо-западный. Лучшего и желать нельзя, погода как по заказу.
Пригород Перми. 19 августа
Стерн вошел в соседнюю бытовку, остановился на пороге.
Молдаване сидели рядышком за круглым колченогим столом, накрытым газетами. Закуска была небогатой. Несколько кусков хлеба, яйца, сваренные в чайнике, и несколько толстых кусков колбасы, оставшиеся со вчерашнего ужина. От долгого лежания в душной бытовке колбаса уже приобрела серовато-зеленый, жутко неаппетитный оттенок.
Старший, Тарас, ел хлеб, присыпанный крупной солью, и запивал его кипятком. Яков ел медленно, со смаком, откусывая от вареного яйца крошечные кусочки.
При появлении работодателя молдаване перестали жевать, напряженно подняли головы.
- Приятного аппетита, - пробурчал Стерн.
- Спасибо, - ответил Тарас, склонив голову.
Он вдруг вспомнил про кепку, снял ее и вытер ладонью влажный лоб. Стерн шагнул вперед, встал посередине комнаты. Задел головой тусклую, полудохлую лампочку, свисавшую с потолка на коротком шнуре. Ватутин выглядывал из-за его спины.
- Устали? - Стерн криво улыбнулся. - Наверное, намаялись за день.
Рабочие переглянулись, не зная, что отвечать. За день они, действительно, здорово наломались, но жаловаться на усталость как-то не принято.
- Пойдем со мной, - указал Стерн пальцем на Тараса. - Посмотрим на работу.
Тарас медленно поднялся из-за стола, надел кепку. Шагнул к двери, снял с гвоздя рабочую куртку, просунул руки в рукава. Было заметно, как мужик волнуется: только с третьей попытки он сумел застегнуть единственную пуговицу куртки, болтавшуюся на двух нитках. Даже в полутемной бытовке было видно, как побледнело его загорелое лицо.
- А вы тут пока посидите! - Стерн обернулся к Ватутину, хитро подмигнул ему одним глазом.
Тарас молча вышел за порог, за ним Стерн.
Ватутин, сжав губы, шагнул к столу, ногой придвинул к себе стул с тем расчетом, чтобы оказаться напротив Якова.
За окном прозвучал сухой пистолетный выстрел. За ним второй.
Яков вздрогнул, будто его ударили кулаком по лицу.
- Неужели нельзя с вами договориться? - В глазах Якова стояли слезы. - Мы ведь простые рабочие. То есть уже я один... остался... Отпустите меня по-хорошему. Что мне за дело до тех бочек? Мне ведь все равно...
Ватутин зловеще ухмыльнулся.
- Придет время, этот дьявол и тебя прикончит, - сказал Яков. - Помяни мое слово. Так и будет.
- Мы с ним друзья, партнеры, - гордо заявил Ватутин.
- Надо было нам днем отсюда бежать... - Яков кивнул на темное окно. - Я ему говорил, Тарасу, - бежим. А он уперся. Струсил, не захотел.
- Вы бы и не убежали, - ответил Ватутин.
Яков убрал правую руку со стола, опустил ее вниз, будто хотел почесать ногу. Он наклонился ближе к столу, кончиками пальцев дотянулся до лежавшего в ногах,в холщовой сумке между ног, топора.
Ватутин усмехнулся, разоблачив эту простенькую хитрость. Под полой куртки он держал пистолет. Направив ствол в живот Якова, он дважды нажал на спусковой крючок.
Яков повалился с табурета на пол и захрипел.
Глава двадцатая
Стамбул, район Длинного рынка. 20 августа
В половине четвертого утра Стамбул еще спал. Колчин и Сурков оставили старенький синий "рено лагуна" за квартал от гостиницы "Аксарай". Вылезая из салона, Сурков похлопал водителя по плечу.
- Ничего не забыл? - спросил Сурков и скороговоркой повторил уже сто раз говоренное: - Без пяти четыре заезжай во внутренний двор гостиницы, останавливайся вплотную к служебному входу. Открывай заднюю дверцу.
- Да помню я, все помню, - поморщился водитель.
Это был смуглолицый парень с темными, почти черными, глазами, по отцу хохол, по матери калмык. Он прошел спецподготовку в Москве, хорошо себя зарекомендовал и уже четыре года работал на российскую разведку здесь, в Стамбуле. В серьезных делах пока не участвовал, выполнял мелкие разовые поручения, не связанные с особым риском для жизни. Сегодня - первое большое дело Богдана Ткачука.
- Хорошо, - кивнул Сурков. - Тогда с богом!
Он вылез с заднего сиденья, прихватив плоский "дипломат", и захлопнул дверцу машины. Колчин повесил на плечо ремень спортивной сумки, сжал зубами фильтр сигареты, отступил на тротуар. Не хотелось выкуривать эту, возможно последнюю в жизни, сигарету наспех, на ходу. Сурков остановился в двух шагах от Колчина.
Было еще прохладно, солнце не вылезло из-за низких домов, небо медленно меняло пепельно-серый цвет на голубой. А Сурков уже вспотел так, будто провел последние два часа в турецкой бане. Пить надо меньше, подумал Колчин, глядя на него.
Сурков поставил чемоданчик на мостовую, беспокойными руками пошарил по карманам легкого, в мелкую клеточку, пиджака, нашарил платок и вытер мокрый лоб. Во рту было сухо, язык сделался шершавым, едва ворочался.
Тронув Колчина за рукав, он растопырил пальцы и выставил вперед руку. Ладонь мелко вибрировала, пальцы дрожали. Всем своим видом Сурков показывал, что именно сегодня, как назло, он не готов к антиалкогольной завязке.
- Можно? - спросил он.
Колчин вопросительно посмотрел на Суркова.
- Только пятьдесят грамм?
- Пей! - кивнул Колчин. - Что с тобой делать?
Сурков залез во внутренний карман, вытащил плоскую стеклянную фляжку, отвинтил крышку. И, жадно присосавшись к горлышку, влил в себя добрых сто пятьдесят граммов все той же "Пшеничной". Выдохнул, крепко завинтил пробку, спрятал почти пустую фляжку в карман. Колчин только осуждающе головой покачал, бросил окурок на мостовую, припечатав его каблуком.
Последний отрезок пути прошли пешком.
Колчин, одетый в темно-серый костюм и черную рубашку, шагал первым. Поотстав метров на пятьдесят, беззаботно помахивая чемоданчиком, за ним плелся Сурков. Через узкие улицы на уровне второго этажа протянули веревки со стираным бельем. Простыни трепетали над головой, словно белые флаги, выброшенные противником перед полной и безоговорочной капитуляцией. Соленый ветер из бухты гнал по асфальту бумажный мусор. За всю дорогу навстречу попался лишь один пожилой и усатый турок в феске. С мрачным видом, глядя себе под ноги, турок на ходу перебирал пальцами голубые четки.
Колчин остановился и, оглядевшись по сторонам, свернул в узкую арку.
Сурков сбавил шаг, миновал арку и потопал следом. Последние десять метров до гостиницы он прошел черепашьим шагом. Потянул на себя застекленную дверь, на которой с задней стороны была прикреплена табличка на двух языках, английском и русском: "Простите, но временно мест нет". Над головой звякнул колокольчик. За конторкой, в холле гостиницы, встрепенулся, поборов сладкий сон, Руслан Мусаев.
Сурков осмотрелся: в холле - никого, если не считать этого ничтожного типа, портье. Прямо перед входной дверью наверх поднимается деревянная лестница с истертыми перилами, застеленная облезлой ковровой дорожкой.
Подойдя к низкой конторке, Сурков положил на нее свой кейс, замками к себе. Поздоровался по-английски, достал платок и промокнул лоб.
- Я заказывал номер. - Сурков говорил по-английски медленно, коверкая простые слова. - Одноместный номер. Душ и завтрак включены в оплату.
Руслан Мусаев встал с кресла, зевнул, прикрывая беззубый рот искалеченной рукой, на которую была натянута серая нитяная перчатка. Он был явно удивлен появлением столь раннего гостя, но вида не показал.
- Мы не принимаем заказов, - ответил он на ломаном английском. - И не подаем завтраки в номера. К сожалению, все места заняты.