Глава 45
Алену я узнал сразу, хотя прежде мы никогда не встречались. Прогуливаясь возле памятника императрице Екатерине Великой, которая свысока глядела на своих медных фаворитов, окруживших постамент, я заметил остановившийся на Невском проспекте, против Катиного садика, большой черный "мерседес", из которого торопливо выпорхнула и, забросив за плечо сумочку, направилась в мою сторону высокая стройная девушка с короткой, почти мальчишеской стрижкой светлых волос, в ярко-красной приталенной куртке из похожего на клеенку лакированного материала, черных чулках на стройных ножках и длинных, выше колен, остроносых сапогах-ботфортах с металлическими пряжками. От моего внимания не ускользнуло, как буквально все находившиеся в этот момент в радиусе десятка метров мужчины в возрасте от пятнадцати до пятидесяти синхронно вывернули шеи и обратили свои взоры на вызывающе одетую молодую красотку, с таким же, как у императрицы на постаменте, высокомерным видом появившуюся из шикарной сверкающей машины и подиумной походкой решительно направившуюся к застывшему у памятника бородатому священнику в длинном черном пальто, из-под которого виднелась ряса.
Приблизившись ко мне, Алена, взволнованная, но не забывающая, что ее, как и всегда, раздевают взглядом посторонние люди, сбавила шаг, смущенно заглянула мне в глаза и, тут же отведя их в сторону, торопливо, вполголоса сказала:
- Здравствуйте, отец Павел. Может быть, мы отойдем куда-нибудь?.. Вон туда, на свободную скамейку?
- Конечно, - кивнул я, следуя за девушкой. - Вы так обаятельны, что привлекаете к себе внимание всех окружающих мужчин.
- Спасибо, - вздохнула не услышавшая от меня ничего нового Алена и присела на скамейку. - Я не опоздала? - спросила она, мельком посмотрев на крохотные золотые часы-браслет и не решаясь сразу же попросить письмо Алексея. - Кажется, нет. Без одной минуты пять...
- Вы не одна? - Я внимательно окинул взглядом припаркованный на проспекте, возле сквера, "мерседес".
- Да... Там охранник, но вы не волнуйтесь, он не в курсе. И вообще - нормальный, не болтливый парень, - торопливо заверила меня Алена и выжидательно замолчала, теребя тонкую лямку подобранной в цвет куртки красной сумочки.
Я сунул руку во внутренний карман пальто и без лишних слов протянул девушке долгожданное письмо Лехи. Фактически - послание с того света.
- Может, мне лучше прогуляться, пока вы будете читать? - на всякий случай предложил я, но Алена торопливо замотала головой.
- Ой, что вы, батюшка!.. Это совсем не обязательно! - ее щеки залились румянцем. Развернув сложенный вчетверо, густо исписанный тетрадный лист в клеточку, дочь Тихого принялась жадно, быстро водить наливающимися влагой глазами по строчкам, наспех нацарапанным Реаниматором в одиночной камере.
...Заключенные на Каменном убийцы, не проявляющие буйный нрав, не бросающиеся с кулаками на контролеров и не отказывающиеся от обязательной работы - пошива рукавиц, содержались, как правило, в двухместных камерах и имели, по крайней мере, возможность постоянно общаться между собой. Таких в тюрьме особого назначения было большинство. В одиночках "гноили" лишь агрессивных, а также тех, кто сам желал изоляции (их было крайне мало) или наотрез отказывался, даже после жесткой "обработки", выполнять какую-либо работу в тюрьме. К числу последних, как ни странно, несмотря на все мои уговоры, относился и Алексей Гольцов...
За год своего пребывания в узилище Реаниматор не отработал ни одного дня и, похоже, не собирался делать этого и впредь, хотя такое несгибаемое упрямство бывшего бандита на первых порах стоило ему двух выбитых зубов и сломанного прапорщиками ребра, с тех пор изредка напоминавшего о себе по ночам тупой болью. Быстро убедившись, что имеют дело с конченым "отрицалой", и не желая напрасно тратить силы и к тому же прослыть в моих глазах полными садистами, контролеры оставили сто шестидесятого в покое. Из камеры размером два с половиной на три метра Алексей выбирался только на тридцать минут в день, когда его выводили на обязательную прогулку в затянутый сверху металлической сеткой тюремный двор, а также на помывку, положенную зэкам Каменного раз в десять дней...
Только вряд ли Леха писал любимой девушке об этих нюансах своего пребывания в стенах древнего монастыря...
Я видел, как у Алены, третий раз жадно перечитывавшей письмо, текли из глаз слезы, и искренне сочувствовал ей. То, что пришлось испытать, пережить ее "мужу" за прошедшие после безнадежного приговора месяцы, по моему твердому убеждению, стоило заслуженных Реаниматором за убийство нелюдей десяти лет в обычной зоне. Только какой судья в России рискнет произвести этот абстрактный, не предусмотренный ни одним законом "взаимозачет"?
Наконец Алена нашла в себе силы оторваться от письма. Чересчур медленно, бережно проглаживая кончиками пальцев сгибы бумаги, она сложила листок вчетверо и спрятала в сумочку. Достала из шуршащей целлофановой упаковки бумажную салфетку-платок и промокнула мокрое от слез, пылающее, покрывшееся пятнами лицо. Смяв платок в ладони, небрежно-изящным жестом бросила его в стоявший рядом со скамейкой мусорник. Несколько раз шмыгнув носом, провела пальцами по щекам, пригладила коротко остриженные волосы цвета спелой ржи. Шумно вдохнула, глядя себе под ноги, на острые носы сапог, чуть слышно выдохнула, повернулась ко мне и вдруг нежно улыбнулась. Ее глаза были полны надежды и, я бы даже сказал, решительности.
- Как вы считаете, отец Павел, Леша действительно заслужил высшую меру за то, что сделал? - с затаенной надеждой спросила девушка, пытаясь прочитать на моем лице ответ. - Я спрашиваю вас не как священника, а просто как человека! Как одного из немногих, которому известно в с е... Или ваш духовный сан не позволяет вам... как там сказано в Библии... судить ближнего своего? Не судите, и не судимы будете, так?!
- Я считал и считаю, что, учитывая все известные вам обстоятельства и социальную опасность его жертв, вынесенный Алексею приговор был слишком суровым, - не кривя душой, честно сказал я и сразу же увидел, как просияло, буквально залучилось теплотой красивое лицо Алены. - Если бы можно было повернуть время вспять...
- Если бы он не убил этого предавшего нас подонка, Лобастого, и не угодил в лапы милиции, то сейчас был бы на свободе... - бесцветно, словно в пустоту, произнесла дочь авторитета. - Хотя в таком случае я не уговорила бы Томанцева провести меня в "Кресты" и... не родился бы Петя, - молодая мама, гордая за своего малыша, испытующе посмотрела на меня, ожидая увидеть внезапное изумление. Но не увидела.
Я был готов к новости, которую услышал, потому что за прошедшие с нашего с Аленой телефонного разговора полдня уже не раз мысленно задавал себе вопрос: кто отец маленького Петруши, у которого из носа текли сопли и чье красное горлышко так беспокоило принявшую меня за врача маму? В разговорах со мной Гольцов ни разу не упоминал, что у Тихого были другие дети, кроме Алены. И уж конечно, учитывая преклонный возраст давно разменявшего восьмой десяток авторитета, таковые вряд ли могли появиться за последний год. Значит, мальчик был его внуком... Но кто тогда отец? Может быть, Алена вышла замуж?
Я собирался задать ей этот вопрос, но девушка опередила меня и рассказала все сама.
- Сколько ему? - с улыбкой спросил я.
- Пять месяцев, - ответила Алена. - Уже после суда я тайно побывала у Леши в камере, заплатив майору Томанцеву десять тысяч долларов. Когда отец узнал, что я беременна и от кого, он буквально обезумел. - С лица девушки исчезла счастливая материнская улыбка. - Если бы не врачи, которые категорически запретили делать аборт, предупреждая о возможных последствиях, Петруши сейчас не было бы на свете... Однако отец всегда мечтал о внуках и поэтому вынужден был смириться. Но только в том, что касалось аборта... Если бы вы знали, батюшка, каких оскорблений и унижений я натерпелась за последующие полгода! Я даже - страшно сказать! - подумывала о том, чтобы подсыпать отцу в кофе какой-нибудь яд, - так он меня достал своими ежедневными язвительными репликами! До сих пор удивляюсь, как хватило сил сдержаться... - покачала головой Алена. - Правда, после рождения внука отец сильно изменился. Вначале я думала, притворяется, но потом убедилась, что нет. Сейчас буквально боготворит Петрушу, часами напролет с ним возится. Более заботливую няньку даже трудно себе представить...
- Лучше поздно, чем никогда, - банальнейшей фразой вполголоса ответил я, помимо желания вспомнив мою так и не ставшую матерью жену Вику. Ее, беременную, сначала изнасиловал, а затем убил сексуальный маньяк Яблонский.
На некоторое время мы оба погрузились в свои мысли. Первой заговорила Алена, и я сразу обратил внимание, как разительно переменился ее тон. Чем были вызваны новые интонации в ее голосе, я понял очень скоро. А поняв, испытал настоящий шок.
- Отец Павел... вы поможете мне вернуть сыну его отца?
- В каком смысле? - удивился я. Алена, скорее всего, просто не очень четко сформулировала свой вопрос. Наверное, она хотела, чтобы я сообщил Алексею о том, что у него, у них, есть малыш, зачатый тогда, в камере "Крестов".
- В самом прямом! - Лицо юной мамы на мгновение окаменело, губы плотно сжались. Глаза смотрели с холодной, безоглядной решимостью. - Я хочу, чтобы вы помогли Алексею бежать с Каменного!..
С таким выражением лица люди совершают самые главные поступки в своей жизни. С такими глазами бросаются под колеса летящего по дороге грузовика, чтобы спасти побежавшего за мячиком ребенка. С такими глазами делают шаг вперед, стоя на краю крыши и сводя счеты с жизнью.
"Господи, о чем она говорит?.."
- Я знаю, как это сделать! Мы с отцом придумали план побега! Я припугнула его тем, что в противном случае заберу Петрушу и уеду навсегда, и он в конце концов вынужден был сдаться и начать всерьез обсуждать возможность вытащить Лешу с вашего проклятого острова...
Я начинал понимать, в какую авантюру пытается втянуть меня дочь уголовного патриарха.
- Нам осталось только передать Леше всю необходимую для побега информацию! Длинную и сложную легенду, которую он должен выучить до последней запятой и которая поможет ему покинуть пределы тюрьмы. Мы освободим его без единой жертвы, обещаю вам!.. Поймите, отец Павел, вы уже столько для Леши... для всех нас, включая малыша, сделали, что я не хочу, не имею морального права использовать вас втемную! Вы же сами только что сказали, что на смертную казнь Алексея осудили несправедливо!
- Да, сказал. И готов повторить это еще сто раз. Однако вне зависимости от нашего с вами личного мнения, то действие, о совершении которого вы меня просите, на языке закона называется "организация побега". Это уголовное преступление, за которое полагается срок, - сказал я, прекрасно понимая, что не смогу переубедить девушку, охваченную желанием во что бы то ни стало осуществить в высшей степени авантюрный план. За всю более чем семидесятилетнюю историю тюрьмы на острове Каменном с него еще никому и никогда не удалось бежать. А в последние пять лет меры по охране смертников стали поистине беспрецедентными.
- Я понимаю, что это преступление, - спокойно согласилась Алена. - А... осквернение храма и убийство протоиерея - не преступление?!
- Что?.. Я вас не понимаю...
- Отец Павел, я не просто прошу вас о помощи.
Я, если хотите, предлагаю вам сделку! Да, да, именно сделку! Если вы передадите Леше письмо с подробным планом побега, в обмен я назову вам имя организатора ограбления Троицкого храма. Вы узнаете настоящее имя того гнусного ублюдка, который придумал инсценировку сатанинского ритуала с целью завладеть Тихвинской иконой! Посланные этой мразью отморозки осквернили храм и убили сначала двух милиционеров, а затем и священника, с которым сегодня утром вы прощались на Южном кладбище!
- Вы... знаете, кто это сделал? - Я непроизвольно схватил локоть девушки и, сам того не желая, в бурном эмоциональном порыве, слишком сильно сжал его.
Алена тихо вскрикнула от боли, глядя на меня широко открытыми глазами, и попыталась машинально высвободить руку. Это удалось ей только со второй попытки, когда я, опомнившись, разжал железный захват и, быстро проведя ладонью по лицу, нашел в себе силы заговорить:
- Извините, ради бога... Алена! Но... мне трудно поверить... Как в а м удалось узнать... его имя?! Если только... организатором похищения иконы не был ваш отец, - чуть слышно прошептал я, поразившись внезапно пришедшей мне на ум догадке.
Если все, что сказала девушка, чистая правда, то узнать истину она могла только в одном случае - за убийством протоиерея стоял ее отец, криминальный авторитет по кличке Тихий!
- Нет, это не его идея, - отрицательно качнула головой Алена. - Но он, безусловно, был полностью в курсе предстоящей акции. И даже, правда на вторых ролях, принял непосредственное участие в ее подготовке. У отца ведь есть связи в ФСБ, я знаю... Когда Леша окажется на свободе, я - клянусь памятью матери и сыном! - сообщу вам имя главного преступника. Дальше поступайте с ним так, как посчитаете нужным. Сдайте его ментам или эфэсбэшникам, они будут очень рады!.. Только единственная просьба: никогда не упоминать нас с Алексеем. Что же касается отца, - дрогнувшим голосом добавила Алена, вильнув недобро блеснувшим взглядом в сторону, - то рано или поздно он должен ответить за все зло, которое совершил на этом свете. Мне нисколько не жаль его! Он - чудовище!.. Но, прежде чем отца возьмут за горло, его головорезы должны помочь мне освободить Лешу!
- Господи... Милая моя, вы хоть понимаете, что фактически уже подписали своему отцу смертный приговор?! А если я, не дожидаясь побега и не передавая Алексею ваше письмо, немедленно свяжусь со следственной группой и слово в слово передам наш с вами разговор?!
- Вы этого не сделаете, батюшка. - Девушка поглядела мне в глаза и нашла в себе силы беззлобно усмехнуться. - Во-первых, уже потому только, что вы - священник. Во-вторых, потому, что сами желаете во что бы то ни стало найти убийц отца Сергия. В-третьих, вы хорошо относитесь к Алексею и в глубине души сами хотите, чтобы он оказался на свободе. И наконец, в-четвертых, даже зная о некоторой причастности отца к похищению иконы, без моей помощи ни один сыщик не сможет ничего доказать. Отец не так прост, иначе он не был бы тем Тихим, которого знает и с которым вынужден считаться весь криминальный Питер... И уж тем более при таком раскладе милиция и спецслужбы никогда не узнают, кто в действительности стоит за всем этим дьявольским спектаклем и кто в ту ночь был в храме под личиной сектантов. Только я могу дать следствию самую главную улику! Потому что, отец Павел, я знаю не только имя организатора, но и место, где в настоящее время находится похищенный образ Тихвинской Пресвятой Богородицы!
Упоминание о возможности возвращения украденной иконы поставило точку на моих и без того стремительно затухающих сомнениях. Я понял, что мне не найти причин, которые заставили бы меня отказаться от реального шанса не только приблизить желанное возмездие убийцам отца Сергия, но и - Алена права - помочь бывшему бандиту Алексею Гольцову вновь обрести свободу и начать жизнь заново. После годичного общения с Лехой я не сомневался, что она, его новая жизнь, действительно будет другой. Если... если осуществится план побега...
- Хорошо, - сглотнув застрявший в горле комок, согласился я. - Письмо Алексею я передам. Возможно, ваши расчеты верны и дело, задуманное вами, увенчается успехом. Но кто может дать твердую гарантию, что в процессе его реализации никто из охраняющих Алексея милиционеров не пострадает? Не стану скрывать, я с трудом представляю себе, как можно освободить заключенного из тюрьмы особого назначения, не прибегая к насилию. Если во время акции завяжется перестрелка и будут жертвы среди сотрудников милиции или, наоборот... кто-нибудь из них, имея на то полное право, убьет Алексея при попытке к бегству, ни вы, ни я не сможем простить себя до гробовой доски. Вы это понимаете?
- Я могу дать вам гарантию! - На сей раз девушка сама крепко схватила мою ладонь обеими руками. - Если вы готовы выслушать меня, я открою вам все детали. Вы сами сможете убедиться, что план до гениальности прост и совершенно реален! Я расскажу, как и когда мне стало известно о причастности отца к ограблению храма. И если в моих словах вы услышите хоть каплю лжи или посчитаете, что план побега недостаточно продуман, я... я обещаю, что откажусь от него. По крайней мере, до тех пор, пока не доведу его до идеала. Но мне кажется, что он и так безупречен. Согласны?!
- Согласен... Только начните с самого начала. Как вы узнали имя того... человека?
- Случайно! За несколько часов до ограбления, вечером двенадцатого числа, я стояла возле открытого окна детской. Комната Петруши находится на третьем этаже дома, как раз над балконом отцовского кабинета. Неожиданно на балкон вышли Бульдог... это Пал Палыч, бригадир боевиков, и отец. Они не ожидали, что их могут подслушать, и совершенно открыто обсуждали предстоящую операцию. Из их разговора я узнала, что некоторое время назад тот человек, который задумал выкрасть икону и свалить все на сатанистов, обратился к отцу с просьбой найти техников, способных отключить сигнализацию и вскрыть бронированную защиту иконы. Остальное должны были сделать уже его отморозки. Икону заказал некий очень пожилой подпольный коллекционер, француз. Но отец и... тот человек решили его обмануть, всучив копию, написанную каким-то гениальным самородком. Кажется, у них получилось...
- Вы уверены?!
- Отец терпеть не может любые подделки. Если мебель, то из натурального дерева, а не из опилок. Если табак, то высшего качества. Если продукты, то без консервантов и прочей химии. Если автомобиль, то "ягуар", специальной ручной сборки. Эта черта его характера проявляется буквально во всем... А через сутки после ограбления в спальне отца появилась икона, как две капли воды похожая на украденную. Ее фото не раз показывали по телевидению. Значит, это оригинал, понимаете?! Только, отец Павел... Мы договорились. До освобождения Леши вы не станете сообщать в милицию о местонахождении Тихвинской Богородицы. Если отец, зная, что лучшие сыщики города брошены по следам убийц, рискнул повесить икону в доме, значит, он сделал это
навсегда и полностью уверен, что никому даже в голову не придет искать пропавший образ на его вилле! Так что никуда она не денется!
- Хочется верить... А насчет остального - не волнуйтесь. Я умею держать язык за зубами, - твердо пообещал я. Хотя первым, импульсивным, желанием было как можно скорее позвонить майору Томанцеву. Занимаясь расследованием, он имел все полномочия поднять по тревоге группу спецназа, способную штурмом взять дом авторитета и, обнаружив похищенную реликвию, тем самым получить все основания для привлечения Тихого к делу. Томанцев и его парни с вероятностью девяносто девять из ста выбили бы из "несгибаемого" авторитета имя организатора ограбления, а тот в свою очередь заложил бы как миленький непосредственных исполнителей шабаша и убийц...
Но поступить таким образом - значит поставить крест на побеге Гольцова и нарушить данное Алене слово...