* * *
Один патруль пропустил чужаков, игнорируя их, и проехал мимо на отдалении метров в триста. Другой оказался по ту сторону реки, водная гладь которой поблескивала в мрачном свете луны. Но тоже не стал разбираться в приверженности конвоя, не заморачиваясь световой сигнализацией и громкоговорителями. Лиза усердно слушала по переговорному устройству радиоблока броневика разговоры офицеров всех постов и застав в округе, сообщения штурмовых и поисковых отрядов СС, разыскивающих потерявшуюся группу русских диверсантов, своевременно докладывала Неупокоеву о самой значимой информации. Лейтенант корректировал маршрут движения бронетранспортера, Шишкин послушно реагировал и уверенно вел тяжелую машину во вновь заданном направлении. Мотоцикл с Матвеичем и Селезнем осторожно пробирался позади метрах в пятидесяти, охраняя тыл и не имея возможности выбирать нужный курс.
Офицер СС очнулся, ему тут же втемяшили, что если будет брыкаться или наведет на посты, то погибнет в первую очередь, а семью, адрес проживания которой в Алленштейне узнали из фотокарточки, вырежут под корень. Рыжего трогать не стали, потому как он, по всей видимости, сам был гостем в этой местности с каким-то важным поручением. А вот Гейнца вновь Васюков стал пытать, добираясь ножом уже до его гениталий. Когда старшина "спустил очередное колесо", пробив ножом бедро эсэсовца, унтерштурмфюрер понял, что дело совсем плохо и нужно говорить. Хоть что-то, но говорить этим злым парашютистам.
Он подсказал примерное местонахождение литерного, указал на карте замаскированный ангар на перегоне Растенбург – Гумбиннен и ключевые стационарные посты СД по пути туда. Потом снова потерял сознание. Лейтенант одобрительно кивнул старшине и Пешковой, пошутил, что им светят награды гестапо за самое быстрое дознание в мире пленного эсэсовца.
Броневик свернул с проселочной дороги прямо в рапсовое поле и попер на ту сторону, к кромке леса. Мотоцикл, увязая колесами в траве, почти не отставал. Только тихая ругань Матвеича сопровождала группу до самой лесополосы.
Луна скрылась за облаками, в ночном небе опять пролетели уже в который раз самолеты "люфтваффе", далеко на севере громыхала то ли летняя гроза, то ли авиация союзников. Советские бомбардировщики пока мало летали в эту область (это их ожидало много позже, в 1944 году. – Прим. автора), а вот дальняя авиация англичан иногда досаждала немцам, ночами совершая налеты и ковровые бомбардировки промышленных зон Германии и Восточной Пруссии. Это потом Черчилль смекнет, зачем же Британии тратить свои ресурсы на подготовку свободного доступа Красной Армии в восточные рубежи Европы, когда внимание нужно сконцентрировать на западе и севере Германии. Там, куда ринется армия англичан. Вот Пенемюнде на побережье Балтики с секретными строящимися объектами Третьего рейха английская авиация бомбила охотно. Те места, откуда вскоре на Лондон начнут летать сверхдальние ракеты фюрера – "ФАУ-1" и "ФАУ-2". А спешащий на Восточный фронт литерный со сверхтяжелым танком "Крыса" англичане разведывать и уничтожать не желали – были заботы поважнее, да и русским помогать не особо-то и хотелось. Сами справятся!
Патруль СД вынырнул буквально из ниоткуда. Фары их броневика и двух мотоциклов с люльками начали бороздить темень опушки.
– Так, всем живо каски на макушки, – скомандовал Неупокоев, сам машинально натягивая немецкую каску на голову и силясь встать у борта. Нога вновь заныла и отдала острой болью во все тело. – Машков, не тычь зазря стволом в них, но будь готов. Шишкин, тормози и не глуши мотор, если что, рви на полную вперед и в лес. Васюков, гранаты. Лиза, будешь распутной девкой, расстегни ворот, обнажи плечи, немецкую фуражку живо на голову!
– Не поняла, товарищ…
– … Живо-о, Пешкова. По-немецки будешь ржать и хвалить своего парня. Ясно?
– А… а кто мой парень? – недоуменно промямлила Лиза, расстегивая верхнюю часть одежды.
– Вот этот хрен! – лейтенант показал стволом пистолета на Гейнца. – Обнимай его, можешь целовать и жулькать, но чтобы твой ствол между ног у него торчал. Не дай бог, пикнет что-то лишнее, вали, на хрен. А сейчас быстро ему объясни, чтобы выглянул за борт и поприветствовал соседей. Пусть скажет, что ушли от погони парашютистов у реки, потеряли часть патруля, тебя в поле подобрали среди крестьян. Едем в штаб Гумбиннена. И ни звука больше. Так, все улыбаемся, расслабились. Автоматы с предохранителей.
Лучи фар начали скрещиваться на бронетранспортере. Патруль немцев тоже остановился, но сбоку, на проселочной дороге, метрах в десяти от разведчиков. Предутренняя мгла начала светлеть, легкий туман пополз по полю. "Главное, чтобы не глушили двигатели и не приткнулись вплотную!" – подумал Неупокоев, ткнув стволом ТТ в бок торчавшего над бортом офицера СС. Руки пленного висели плетьми вниз, путы разрезали, рваное ухо и другое, целое, скрывали наушники, нахлобученные Лизой пять секунд назад. Она сняла с предохранителя пистолет и прижала его к пояснице Гейнца, затем по-немецки сказала:
– Говори. И учти, я контролирую каждое слово и сигнал. Сразу твои бубенцы отстрелю, – и как бы в подтверждение своих слов радистка опустила руку и засунула ствол оружия между ног фрица.
– Томас, это ты? – послышалось от броневика патруля.
– Я. Не пойму… кто со мной говорит.
– Тебе не видно бортовой номер моей коробочки? Это Курт. Курт Вассер.
– Приветствую тебя, Курт. Ты какими судьбами в этом поле?
– Мой сектор рядом. По ту сторону лесополосы. А вот ты как здесь оказался? По связи передали, что на твою колонну напали парашютисты Советов.
– Напали… – Гейнц осекся, но пистолет Лизы больно надавил на гениталии офицера, отчего он вздрогнул… – потерял нескольких солдат, сам еле вырвался из лап диверсантов. Еду в штаб, в Гумбиннен. У меня раненый, и скоро топливо кончится.
– Тебе помочь чем-то, Томас?
– Н-нет! Доберемся сами.
Неупокоев из-под края каски следил за движениями немцев, находящихся в том патруле, левая рука с пистолетом покоилась возле Гейнца, правая сжимала "лимонку".
– Ганс, отнеси унтерштурмфюреру Гейнцу флягу с водой, бутылку пива и аптечку, – распорядился офицер патруля. Голос его отчетливо слышался в местной предутренней глуши.
– Ли-и-з-за-а! – прошипел Неупокоев.
Пешкова быстро сообразила, что-то шепнула заложнику и, видимо, больнее надавила стволом пистолета.
– О нет, Курт! Не нужно. Спасибо! У меня все есть, шнапс и вода, и… даже девочка.
Лиза надула щеки, выпустила пар накопившегося волнения и высунулась наружу, озорно засмеявшись, и кокетливо замотала головой, отбрасывая с глаз челку.
– О-о, какой офицер! Он тоже хочет пошалить? Томас, давай позовем его в наше ложе любви. Мы, сельские девушки, покрепче ваших городских пижонок будем! Томас?!
Гейнц покраснел, наступил на раненую ногу, скривился. Улыбаться у него никак не получалось. Еще бы – кровоточащие раны, боязнь злых диверсантов, мурашки по спине от холодного ствола в промежности. Неупокоев цыкнул, понимая, что наступает момент истины. Васюков, раздувая ноздри, замер внизу возле связанного рыжего и держал в обеих руках по немецкой "колотушке". Боец готов был в одну секунду вскочить, бросить обе гранаты в противника и тут же схватить автомат. Лейтенант чуть оглянулся – мотоцикл с Селезнем и Матвеичем приткнулся к крайнему дереву чуть поодаль, стволом пулемета в сторону патруля. Приверженность сидящих в нем разведчиков сложно было определить на таком расстоянии, да и накинутый на плечи водителя плащ скрывал его комбинезон цвета хаки.
– Где ты откопал эту бестию, Томас? – захохотал офицер патруля.
– В поле с местными траву косила, напросилась со мной до города. Сладкая девочка. Горячая, – ответил Гейнц, тяжело сглатывая слюну волнения.
– Да, я такая! Ты с нами, герр офицер? – крикнула Лиза и облизнулась.
У Неупокоева даже челюсть отвисла, а внизу живота появилось некое возбуждение. Такой свою радистку лейтенант еще никогда не видел. "И откуда у баб это вдруг берется? Ишь, актриса, че вытворяет!"
– Эх-х, Томас, повезло тебе. Хорошо снимаешь стресс после нападения парашютистов. Я, к сожалению, пас. Нужно дежурить дальше, исследовать сектор 17 Б. Кстати, ты не видел в 16 А ничего подозрительного? Проклятая темень мешает досконально осматривать местность. Да и боязно, честно говоря! Эти русские на все способны. Проклятье! Томас, не буду мешать тебе, но имей в виду, штурмбаннфюрер Гринберг не одобрит твое походное распутство на дежурстве. Тем более когда ожидает тебя для доклада.
– Спасибо, Курт! Учту. Я еще часик побалуюсь с ней и отпущу восвояси. Сам устал как собака. Бывай, сосед!
– И тебе удачи, герой!
– Отбой всем, – облегченно скомандовал лейтенант, когда патруль немцев снова загудел моторами и стал удаляться.
Туман плотнее окутал транспорт и лес. Светлело. Неупокоев сполз спиной по стенке борта и посмотрел на Лизу. Девушку чересчур сильно колотил озноб. Не от прохлады, а от страха, пережитого волнения.
– Ну все, все, родная! Тихо. Успокойся. Васюков, спеленай фрица, дай ему глоток шнапса вон из той сумки, но сначала… сначала Лизка пусть пригубит. Иначе кончится здесь от Кондрата. Молодец, боец Пешкова! Объявляю тебе благодарность. Так держать!
– Служу… служу трудовому народу, товарищ лейтенант! – пролепетала радистка, сжавшись в комок.
– Сейчас отвечают: "Служу Советскому Союзу!" – поправил за спиной девушку Васюков, закручивающий обратно колпачки на рукоятках гранат.
– Есть, товарищ старшина!
– Ничего себе, девонька наша как бы умом не тронулась! – отозвался Машков, утоляя жажду от волнения водой из фляжки. – Я бы и сам не прочь шнапсу дернуть. Сердце в пятки ускакало.
– Вместе с бубенцами? – пошутил Васюков, утирая пот со лба.
– Ага. Но у офицера, смотрю, еще дальше убежали. Смотри, как Лизка нахлобучила его. Аж к горлу подкатило. Гы-ы-ы!
Бойцы засмеялись как-то нервно, лающе. Неупокоев шикнул на них и стянул каску с головы.
– Шишкин, давай вперед, вдоль полосы. А водкой я вас, братцы, теперь до скончания века поить буду. Все заслужили! Вот словим грызуна, так сразу и отметим в тесном кругу. А там и награды обмоем заслуженные. Только, парни, нужно выбраться и сыскать этот хренов литерный. Обязательно сыскать. Иначе нельзя.
Бронетранспортер заурчал пуще прежнего и пополз по еле заметной колее между полем и лесополосой. Мотоцикл нагнал его и продолжил сопровождение. Туман еще гуще навалился на поля Восточной Пруссии, чтобы через пару часов улетучиться под первыми лучами солнца. Чужого здесь солнца на чужой земле.
* * *
Из радиограммы руководителя операции "Улей" бригадефюрера СС А. Штоффе уполномоченному СД III VI Управления СД-Заграница дивизиона "Восток" штурмбаннфюреру СС К. Залишу, 11 июня 1943 г.:
"…Поиск диверсионной группы русских не прекращается. Местность в районе Даркемен и русла реки Ангерапп, где парашютисты были замечены последний раз, прочесывается усиленными нарядами охранных рот СС и штурмовых подразделений СД. Есть вероятность того, что эта новая группа идет на соединение с уничтоженным нами ранее отрядом русских в районе Голдаи. На данном направлении выставлен заградительный пост. Возможно, парашютисты нуждаются в приобретении радиостанции в связи с тем, что при десантировании потеряли свою…"
Шифровка агента "Мазура" восточнопрусского отдела ГРУ в 8-й отдел 1-го Управления ГРУ НКО СССР, 11 июня 1943 г.:
"Сведений от РДГ по-прежнему не имею. "Кенигсберг Альгемайне Цайтунг" сообщает о потере немецкого патруля в районе Даркемена в результате действий каких-то партизан. Проверяю сводки диспетчеров железнодорожной станции Гумбиннен на предмет следов грызуна. Кроме дневных прохождений воинских эшелонов на восток, информации о литерном нет. Дополнительные сведения уточняю".
Глава 7
"Здравствуйте, царь!"
Москва, НКГБ СССР, 11 июня 1943 г.
– Сергачев Семен Степанович?
– Да… То есть так точно.
– Доброе утро! Лейтенант Яшин. Мне приказано доставить вас в Управление. Прошу в машину.
– Доброе. Хорошо. То есть… слушаюсь.
Крытая черная легковушка тронулась и, набирая скорость, понеслась по летному полю Чкаловского. Бритые затылки работников НКВД потрясывались, когда машина проскакивала по стыкам плит аэродрома, запах кожи от сидений и солярки приятно щекотал ноздри.
Сергачев, пятидесятидвухлетний мужчина с почти казацкими усами, слегка седыми, как и голова, крепко сжимал ручку коричневого чемодана и ужасно хотел курить. Волнения последних полусуток норовили выплеснуться наружу, прося либо дыма папирос, либо ста граммов водки. Нещадно чесалась спина от бесчисленного количества мурашек, копившихся в районе поясницы и копчика, ноги предательски ослабли, да еще так, что он еле доковылял от самолета до ожидавшей его машины. Летать-то страшно было, а уж в обществе силовиков родной страны тем более. Как можно было верить этим "синим околышам", что его срочно командируют в расположение Главного Управления НКВД в Москву, когда уже несколько лет вот такие синие фуражки то там, то сям забирали простых гражданских людей, увозя их в неизвестном направлении. Хотя, в общем-то, известно куда, некоторым из счастливчиков удавалось возвращаться в родном Семену Степановичу Челябинске, но большинство народа так и кануло в небытие. А те, кому все же повезло, рассказывали шепотом страшные вещи или вообще молчали, стиснув зубы и отводя отрешенный взгляд.
Про репрессии Сергачев наслышан был немало. С их паровозного депо Челябинск-2 нескольких мужиков за последний год забрали и не вернули. Только один Михалыч с чебаркульской "чугунки" смог попасть домой как ответственный кадр стратегического объекта. Но он упорно молчал и прятал глаза. А вот Палычу, дежурному путейцу из Смолино, вообще не повезло – мало того что его упекли, так еще и всю семью мужика репрессировали. Не зря в народе ходила черная шутка про стрелочников, якобы они во всем и всегда виноваты.
Михалыч, Палыч, Степаныч… Сергачев вяло улыбнулся, вспоминая, как однажды пьяный стажер Федька Зубарев присвоил им, ветеранам железнодорожного транспорта, эти прозвища – производные от их отчеств. Так и закрепилась среди рабочего люда паровозного депо традиция называть друг друга по укороченному отчеству. Удобно, понятно, шутливо и как-то тепло, по-родному.
Улыбка на небритом лице Сергачева сменилась на хмурую гримасу. "Что же все-таки от меня понадобилось этим "синим" ищейкам? Вряд ли застенки НКВД и пытки! Московским офицерам забирать челябинского мастера, да еще самолетом среди ночи… Это сильно! Сильно и как-то неслыханно, что ли. Странно, конечно. Тайн каких-то государственных я не знаю. Мои профессиональные знания в НКВД не могут пригодиться. Может… Вот черт!"
Сергачев крякнул и заерзал на скрипучем сиденье. Сопровождающий его офицер обернулся, бегло взглянул на подопечного. Типа все в порядке? Сергачев виновато улыбнулся, показушно покашлял в кулак. Ему вдруг вспомнилась возможная причина вызова в Москву. Ведь он до войны работал машинистом… у немцев. Семен Степанович утер кулаком пот со лба и мыслями унесся в прошлое…
С 1936 по 1938 год по какому-то торговому договору между странами его, Сергачева, и ряд других ответственных и опытных работников, ветеранов железнодорожного транспорта, отправили трудиться в Восточную Пруссию. То есть сначала в Клайпеду, потом в Варшаву, а уж там, за полгода зарекомендовав себя надежным партнером и исполнительным работником, под неусыпным надзором местных властей и представителей ОГПУ-НКВД Сергачев стал водить большегрузные и крупногабаритные составы по прусским землям. Кенигсберг, Тильзит, Алленштейн, Алленбург. Немцы строили и укрепляли дамбы и порты в Пиллау, Гданьске, Эльбинге. Торгуя с Польшей, вывозили из нее огромные кочегарные трубы, печи, горно-обогатительные комплексы. Все эти нестандартные грузы умели и могли транспортировать только опытные мастеровые, коих в Советском Союзе хватало с избытком в связи с грандиозными стройками пятилеток, а в Европе наблюдался дефицит. Советские дипломатические структуры получали выгодные контракты и приличные суммы от найма немцами и поляками отечественных умельцев-железнодорожников, неплохие деньги имел и сам Сергачев. Но усилившаяся в Европе оппозиция СССР и захват Гитлером ее стран вынудили прекратить всяческие торговые и прочие отношения с Восточной Пруссией. Машинистов отозвали обратно и под страхом смертной казни заставили молчать. Сергачев снова стал возить мартеновские печи и трубы, вышки и опоры мостов по всему Уралу. А потом началась война…
Старший и средний сыновья ушли на фронт, оставив младшего на поруки пожилым родителям. А ко всему прочему, еще и невесток, и маленького Пашку. Во внуке дед души не чаял, все свободное время отдавая ему, водя двухлетнего пацана по депо, путям, горам и речкам. Рыбалка на озере Смолино, сбор камушков-самоцветов в округе, велосипед своими руками. Дед упивался временем, проводимым с внуком и младшим сыном. Правда, по причине частых ночных дежурств и отъездов Сергачеву все реже и реже удавалось понянькаться с любимыми пацанами, а с переходом на военное положение вообще стал редким гостем дома. С началом войны ЦК ВКП (б) и ГКО приняли решительные меры по укреплению дисциплины и организованности во всех звеньях транспорта, усилению материально-технической помощи ему. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 апреля 1943 года все железные дороги были объявлены на военном положении. Правительство утвердило Устав о дисциплине рабочих и служащих железнодорожного транспорта. В начале мая военное положение распространилось на речной и морской транспорт. Это, безусловно, положительно сказалось на работе всей транспортной системы страны: произошли существенные изменения в системе управления, повысились трудовая дисциплина, организованность и слаженность в работе транспорта, увеличились ассигнования на развитие железнодорожного транспортного парка. Осуществлялась обширная программа по железнодорожному строительству, прежде всего по увеличению пропускной способности железнодорожных магистралей Урала и Сибири, восстановлению коммуникаций в прифронтовых и освобожденных районах. После известного в узких кругах транспортников постановления ГКО "О восстановлении железных дорог в освобожденных районах" от 26 мая 1943 года работы развернулись на двадцати железнодорожных магистралях. Темпы восстановительных работ достигли в среднем 8–9 километров в сутки, вдвое превысив темпы 1942 года, было восстановлено около 15 тысяч километров железнодорожных линий. Государственный план перевозок впервые с начала войны был перевыполнен по 37 дорогам, грузооборот неуклонно рос – это и погрузка важных народнохозяйственных грузов (уголь, черные металлы, нефть, лес), и поток воинских частей и техники.
В связи с продвижением фронта на запад удлинялись коммуникации, железнодорожный транспорт работал с большим напряжением, выполнял сложные задачи.