- Савушка, осторожно! - крикнула Вероника. Но Савелий и так знал, что ему нужно делать. Он выпрыгнул на месте и ловким ударом ноги вышиб у одного из нападавших сверкнувший в свете фонарей нож-выкидуху. Выпрыгнул еще раз и ударил другой ногой бандита в челюсть, да так, что раздался громкий хруст, - бритоголовый отлетел на пару метров и смачно впечатался в стену дома, а затем медленно, словно повидло, сполз на землю.
Третий бандит - как раз тот самый, фиксатый, - похоже, кое-что понимал в боевых искусствах. Он начал прыгать перед Савелием, сразу же распознавшим стиль "пьяной обезьяны". Стиль опасный, но смотря для кого. Савелий присел и неуловимым движением правой руки саданул бандита ребром ладони по кадыку. Тот рухнул на асфальт и задрыгал ногами. Между тем первый нападавший, успев очухаться, бросился на Савелия с воплем:
- А, сука афганская, я те счас урою!!! - метнулся к Савелию в высоком прыжке.
Однако Савелий все время был начеку: вовремя пригнулся и, когда бандит перелетал через него, успел ударить кулаком ему в пах. Бандюга взвыл от боли и повалился рядом со своими корешами.
- Так-то вот, - отдышавшись, сказал Говорков и повернулся к Веронике.
Девушка всплеснула руками:
- Савушка, кто они? С тобой ничего не случилось?
- Да что ты, - рассмеялся Савелий. - Это не бойцы. Так, мелочь…
Надеюсь, больше мы с этой поганью не встретимся.
…В эту ночь - последнюю ночь их пребывания на Кипре - Вероника отдавалась Савелию со всей страстью, на которую только была способна. Опять они не спали до утра, потому что оба прекрасно понимали, что вот и заканчивается отведенный им судьбою месяц любви, что потом они снова расстанутся, и когда встретятся снова, трудно даже предположить. Ее ждала учеба, а Савелий уже девятого октября должен был вернуться в Москву. И сейчас, пока неумолимое время не разлучило их, они стремились проникнуть друг в друга как можно глубже, одарить друг друга той небывалой нежностью, которая даст им силы двигаться дальше по жизни, любя и помня эту любовь всегда.
- Я хочу от тебя ребенка, - прошептала Вероника. - Ты слышишь, Савушка?
Хочу сына, такого же, как ты. Так не хочется расставаться с тобой. - Она вдруг всхлипнула. - Мой милый, мой единственный… Савушка…
- И я люблю тебя, - говорил Савелий, обнимая подругу. - И тоже не хочу с тобой расставаться. Только не нужно разводить сырость!.. - Он улыбнулся и вытер бежавшую по щеке слезу. - Если бы только все в этом мире зависело от наших желаний…
Савелий с наслаждением вдыхал аромат ее волос, жадно целовал мокрые от слез глаза девушки, ее горячие, разбухшие от поцелуев губы. А она в эту прощальную ночь словно сошла с ума - изобретательность ее ласк, казалось, не имела границ.
В какой-то момент Вероника захотела, чтобы он вошел в нее стоя. Савелий прижал ее к холодной стене номера, а она обняла его за талию стройными ногами.
Не каждый мужчина может долго заниматься сексом в этой трудной позе, но Савелий и спустя десять - пятнадцать минут неутомимых движений ни капельки не устал. К тому же Вероника была легкой, словно пушинка. Как громко она стонала!
"И пусть, - думал Савелий, - какое нам дело до обслуги отеля. Не маленькие, должны понимать, отчего люди кричат по ночам в своих номерах…"
В эту ночь они испробовали, наверное, все, что было известно им о сексе. И нет ничего удивительного в том, что под утро оба надолго забылись сном без сновидений и спали до трех часов дня.
Проснувшись, они долго лежали, сжимая друг друга в объятиях. Но все на этом свете когда-то заканчивается. Савелий и Вероника наконец поднялись с любовного ложа, собрали вещи, упаковали чемоданы. По русскому обычаю, посидели "на дорожку". И двинулись в путь.
Через несколько часов "Боинг-737" уже мчал их в сторону России.
В самолете Вероника достала большой блокнот и немного застенчиво стала показывать Говоркову наброски, сделанные во время отдыха. Тут были и кипрские пейзажи, и портрет маленького голубоглазого мальчика, очень похожего на Савелия ("Я надеюсь, у нас все-таки будет сын", - задумчиво обронила девушка), и две-три геометрические картинки ("Надоел мне этот оп-арт, хоть и хорошие деньги приносит", - вздохнула Вероника).
Но больше всего Савелию понравился набросок, изображающий двух взявшихся за руки влюбленных, бегущих к морю. Он догадался, конечно, кто эти влюбленные, и ласково поцеловал Веронику. А она, словно решив его удивить, перевернула страницу блокнота - там была точная копия понравившегося ему наброска, которую она и подарила ему на память о времени, проведенном вместе.
В проходе между креслами прошла стюардесса, предлагая пассажирам сделать заказ. Савелий и Вероника переглянулись и в один голос заказали лучшего кипрского вина.
- Слушай, как же я забыл прикупить несколько бутылочек с собой? - сокрушался Савелий.
- Ничего! - сказала Вероника, вынимая из сумки бутылку вина в оплетке.
- Зато я не забыла. Вот, возьми, Савушка, любимый… Когда ты мне позвонишь?..
Полет продолжался. Ровно гудели двигатели. Самолет все дальше уносил влюбленных от места, напоминавшего земной рай. Уносил в Россию, напоминающую потревоженное осиное гнездо. В земной ад…
Глава третья
Кремлевский курсант
На влажные московские бульвары, на скверы и парки медленно, как бы нехотя опускались желтые листья. Набрякшая влагой листва падала плавно и тяжело, точно рубль на валютной бирже. Что поделать - вот уже третью неделю Россия живет в новом времяисчислении: до семнадцатого августа и после. Шуршит под подошвами дешевое золото листвы, шуршат в бумажниках обесцененные рубли, и никто не знает, когда это закончится и закончится ли вообще…
Крутобокий серебристый "линкольн", отблескивая голубоватыми пуленепробиваемыми стеклами, прошуршал шинами по мокрому асфальту и остановился перед величественным гранитным подъездом на Котельнической набережной.
"Росгазнефтьинвестбанк" - значилось на золоченой табличке слева от двери. Водитель - массивный шкафообразный мужчина с покатыми борцовскими плечами, налитыми гуттаперчевыми кулаками и характерным прищуром по-лягушачьи выпученных глаз - привычно взглянул в зеркальце заднего вида, оценивая обстановку. Позади, метрах в пятнадцати, застыл темно-бордовый джип, хищного вида "шевроле-тахо". И в эту же минуту в держателе на приборной панели зазуммерил мобильный.
- Виталик, ты уже на месте? - послышался из трубки начальственный баритон, и водитель, непонятно почему вздрогнув, поспешил ответить:
- На месте, Александр Фридрихович.
- Скажи, чтобы встречали. Я - загружен. Выхожу через пять минут.
Наверняка понятие "загружен" для водителя "линкольна" не требовало перевода, процедура подобных встреч была отработана, а потому дальнейшие его действия отличались расторопностью и профессионализмом. Сперва он, позвонив по мобильнику в темно-бордовый джип, коротко бросил:
- Через пять минут будет, загружен.
Затем, игнорируя правила парковки, нагло въехал прямо на тротуар, так чтобы задняя дверца лимузина пришлась как раз напротив выхода из банка. А из джипа уже выходила троица молодых людей. Первый встал рядом с массивной банковской дверью, второй занял позицию у капота "линкольна", а третий уселся в лимузин рядом с водителем, оставив дверцу полуоткрытой.
Подобные маневры не могли не насторожить службу безопасности банка - меньше чем через минуту рядом с "линкольном", словно из-под земли, вырос гориллоподобный мужик с шевроном "Охрана" на рукаве черной куртки, но молодой человек, каменным истуканом застывший у капота, одной короткой фразой отмел его от серебристого лимузина.
Ожидать пришлось чуть дольше, чем было обещано, - по всей вероятности, у Александра Фридриховича в Росгазнефтьинвестбанке были дела, требовавшие больше пяти минут. Тяжелая дубовая дверь гранитного подъезда плавно открылась лишь через четверть часа после звонка. Заметив фигуру хозяина с небольшим кейсом в руках, водитель и охранники изготовились, словно псы, ожидавшие команду "фас".
Тот, что стоял у дверей подъезда, приблизился к Александру Фридриховичу вплотную, так чтобы в случае возможной стрельбы успеть прикрыть его своим телом. Тот, что стоял у капота, сразу же повернулся лицом к набережной - чтобы контролировать подъезжающие машины других клиентов банка. Тот, что сидел рядом с водителем, мгновенно вскочил, предупредительно открывая заднюю дверцу, однако взгляд его цепко фиксировал случайных прохожих, оказавшихся в эту минуту рядом с гранитным фасадом.
Впрочем, сам Александр Фридрихович - высокий седеющий мужчина с явно военной выправкой, грубоватыми, но привлекательными чертами лица и маленькими, глубоко посаженными глазками - не очень-то и спешил нырнуть в бронированную капсулу своего дивного лимузина. Небрежно поставил на сиденье изящный кожаный кейс, прислонился к машине спиной и, сунув руки в карманы длиннополого пальто, чем-то неуловимо напоминавшего шинель, едва заметно улыбнулся каким-то своим мыслям. То ли информация, полученная им в Росгазнефтьинвестбанке, внушала оптимизм, то ли содержимое кейса, полученного там же, позволяло надеяться, что все образуется, но улыбка получилась спокойной, уверенной и откровенно надменной.
- Александр Фридрихович, вам сегодня в Шереметьево, к мадридскому рейсу, через четыре часа приземляется, а вы говорили, что еще в Интерагробанк надо заехать… - напомнил было охранник, но хозяин неожиданно резко оборвал его:
- Сам знаю! Иди в свой джип…
Меньше чем через минуту серебристый "линкольн", тяжело съехав с бордюра, покатил в сторону Нового Арбата, где находился офис Интерагробанка…
Хозяин "линкольна" немного нервничал, шевелил губами и все время похлопывал ладонью по драгоценному кейсу. Иногда, заметив в людской толпе нищих, бомжей и прочий полуголодный человеческий мусор, он довольно ухмылялся.
Наверное, радовался своему высокому положению.
* * *
…В тот день, восьмого сентября тысяча девятьсот девяносто восьмого года, Александр Фридрихович, исколесив едва ли не пол-Москвы, посетил четыре банка и шесть крупных фирм. И всюду история повторялась: короткий визит в офис, звонок на мобильник водителю и грамотные действия телохранителей после появления хозяина с атташе-кейсом в руках - каждый раз новым. Правда, водитель, чье место было отделено светонепроницаемой стеклянной перегородкой, не мог видеть, что всякий раз, усевшись в салон, хозяин перекладывает из кейсов в небольшой пластиковый чемоданчик тугие пачки серо-зеленых банкнот. К концу дня чемоданчик распирало от долларов.
В девятнадцать сорок пять серебристый "линкольн" плавно, словно океанский лайнер, причалил к бордюру рядом со стеклянной коробкой Шереметьево-2 - как раз к прибытию самолета из Мадрида. Видимо, Александру Фридриховичу не хотелось нырять в людской водоворот у входа, и потому встретить прибывающего было поручено водителю Виталику и двум охранникам из темно-бордового джипа, весь день следовавшего в кильватере лимузина.
Встреча не заняла слишком много времени - спустя минут двадцать мужчины, рассекая людскую толпу могучими плечами, как ледокол рассекает льдины, бережно подвели к "линкольну" перезрелую грудастую женщину с внешностью разбогатевшей вокзальной буфетчицы. Тяжелые золотые сережки с неестественно большими бриллиантами говорили о дурной склонности к демонстрации своего богатства, длинное черное платье с огромными алыми розами воскрешало в памяти цыганские наряды, а многочисленные морщины, плохо скрываемые густо наложенным гримом, свидетельствовали, что их обладательница прожила слишком бурную жизнь.
Плюхнувшись на сиденье рядом с Александром Фридриховичем, от которого остро пахло его любимым одеколоном "Драккар нуар", женщина звучно чмокнула его в щеку и произнесла с чувством:
- Здравствуй, Сашенька! Что же ты сам жену не встречаешь? Неужели не соскучился?
Удивительно, но встреча с женой не вызвала у хозяина лимузина абсолютно никаких эмоций. Он поневоле сравнил эту толстую и глупую женщину со своей длинноногой секретуткой Викой, которую поимел на днях на столе в своем офисе, и внутренне чертыхнулся. Но ведь и Люся когда-то была чертовски хороша.
"Что делает с нами возраст!" - горестно подумал он.
Поморщившись и промокнув влажную от поцелуя щеку белоснежным платком, Александр Фридрихович вымолвил:
- Люся, я тебе уже сто раз говорил: мои люди это делают лучше. А если на тебя кто-нибудь нападет?
- Мог бы и с ними подойти, - показательно обиделась та.
- Хватит сантиментов. Ты уже в Москве, и это главное, - искоса взглянув на жену, произнес Александр Фридрихович. - Как долетела? Как отдохнула?
- Ой, ты что, так хорошо там, так хорошо, ввек бы оттуда не уезжала! - восторженно защебетала Люся. Туристические впечатления переполняли ее, недавняя курортница явно не знала, с чего начать, но собеседник неожиданно осадил ее вопросом:
- Так чего же вернулась? Оставалась бы в своем Коста-Браво, дальше бы жизни радовалась… птичка Божия.
- Да я бы еще на недельку-другую и задержалась, - честно призналась та, . - да там по телевизору разные ужасы рассказывают - мол, кризис у нас в Москве, едва ли не революция скоро.
- Да кому в этой Москве революцию-то делать? Проституткам с Тверской да торгашам с Коньково? - хмыкнул Александр Фридрихович.
- Говорят, бакс с шести до четырнадцати рублей прыгнул, - не сдавалась Люся. - Неужели правда?
- Да, есть такое… Так и живем, сверяя время по сигналу точного доллара, - согласился мужчина и, снисходительно улыбнувшись, добавил:
- Знаешь, есть такой закон физики: если где-то чего-то убыло, в другом месте обязательно должно прибавиться. Закон сообщающихся сосудов. Как говорят - вода дырочку найдет.
И, явно не желая объяснять, что конкретно имеется в виду, поставил на сиденье пластиковый чемоданчик, щелкнул замочками, приподнимая крышку, - взору Люси предстали пачки стодолларовых купюр.
- Что это?
- Деньги, - спокойно прокомментировал мужчина.
- Чьи?
- Вообще-то американские. Но если они в моем чемодане, стало быть, мои.
- И сколько?
- Два с половиной "лимона". И завтра столько же заберу. Четвертый день по Москве езжу, нал собираю. Ничего, ты у меня в очереди за хлебом стоять не будешь…
- Так ведь по телевизору говорят, что в Москве долларов совсем не осталось! Все проклятые банкиры скупили!
- Для меня всегда будут, - отрезал Александр Фридрихович. - Я же говорю: если в одном месте убыло, значит, в другом прибыло… - и раздраженно добавил:
- Неужели непонятно?
То ли предпоследняя фраза требовала глубокого осмысления, то ли вид двух с половиной миллионов долларов действовал завораживающе, но недавняя пассажирка самолета из Мадрида молчала до самой Москвы - на лице ее отобразилась работа мысли. И лишь когда "линкольн" пересек кольцевую автодорогу, только и сумела, что вспомнить последний аргумент:
- Так ведь по телевизору говорят…
- Ты еще радио послушай да газеты почитай, - не скрывая иронии, резко перебил мужчина. - Что тебе не нравится? По курортам ездишь, все твои желания исполняются, все твои родственники…
Он не успел договорить - неожиданно в кармане зазуммерил мобильник.
- Алло, - отвернувшись от глупой жены, произнес Александр Фридрихович.
- Кажется, я не туда попал, - неуверенно проговорил чей-то знакомый голос.
- Лебедь, ты?
- Я…
- Да, ты туда, куда надо, попал. Это я, Немец…
- А я уж думал…
- Откуда звонишь, из сауны?..
- Ну… - Тот вдруг икнул.
- Я так и понял - опять водяру пьешь…
- А что еще делать? Кризис в стране…
- Что значит - кризис? Это у дураков и у ленивых кризис, а нормальные люди работать должны, а не пьянствовать.
- Работать? - с ухмылкой переспросил тот.
- Ну, если тебе и твоим уркам не нравится слово "работать", скажу по-другому: делом заниматься!..
- Каким делом-то?
- Что значит - каким? Каким всегда занимались. Своим делом…
- Своим? - Парень явно начал трезветь.
- Да, вот именно. Ты лучше скажи, когда и где по нашим делам соберемся?..
- Четырнадцатого октября, в Ялте…
- Раньше бы надо…
- Раньше никак не успеть: людей трудно будет собрать…
- И еще целый месяц, как я понял, ты водку жрать будешь или вновь коксом обдолбаешься. - Он усмехнулся. - Что, не так, что ли?
- Я свое дело знаю… - чуть обидчиво буркнул тот.
- А ты не забыл, что завтра сделать должен?..
- Лебедь никогда и ничего не забывает! - хвастливо ответил говоривший на другом конце провода.
- Вот и хорошо! В наших же интересах… Все, Витек, пока!
Щелкнув кнопкой мобильника, Александр Фридрихович отключил аппарат, сунув его в карман пиджака.
- Ну, клоуны, - в сердцах проговорил он, обращаясь скорей к самому себе, нежели к Люсе. - Тоже мне, праздник нашли, чтобы водяру трескать.
Кри-и-изис, - глумливо передразнил он недавнего абонента.
- Это твои бандиты звонили? - зачем-то осведомилась Люся.
- Не бандиты, а уважаемые бизнесмены, - с досадой поправил мужчина.
- У них что, неприятности?
- Небольшие… Но разрешимые. В очень скором времени.
Люся с трудом подавила тяжелый вздох:
- Да, чувствую, сейчас тако-ое начнется!
- Не начнется. Во всяком случае, у меня. Меня эти кризисы не касаются.
Пусть боится вон то быдло. - Мужчина кивнул в сторону тротуара, где змеилась длинная очередь к обменному пункту валюты, и, заметив в глазах собеседницы непонимание, в третий раз за сегодняшний день повторил:
- Я ведь говорю: если в одном месте убыло…
Тем временем "линкольн" выкатил на Маяковку, свернул на Садовую, медленно заехал во двор сталинской многоэтажки и остановился перед ярко освещенным подъездом. Телохранители профессионально быстро посыпались из джипа - один побежал в подъезд, другой - во двор, еще один остановился позади лимузина.
- Все, приехали, - поджал губы Александр Фридрихович.
- Саша, почему ты все-таки меня в аэропорту не встретил? - подчиняясь какому-то непонятному импульсу, спросила Люся. - Ты что… не любишь меня?
- Конечно, не люблю, - спокойно подтвердил тот. - Я ведь тебе об этом уже сто раз говорил. Или на своем испанском курорте мало любви получила?..
Даже те, кто знал Александра Фридриховича Миллера достаточно поверхностно, были уверены: вряд ли этот человек может не то что кого-то любить - просто относиться к людям с симпатией и дружелюбием. Лицо Александра Фридриховича, обычно спокойное, как дамба, редко выражало какие-либо чувства.
Улыбка появлялась на этом лице лишь в двух случаях: или когда всем вокруг было скверно и лишь ему, господину Миллеру, более известному под кличкой Немец, хорошо, или когда он ставил кого-то из окружающих в крайне неудобное положение. Ему неважно было, кто перед ним: министр, депутат Государственной Думы, законный вор, секретутка или даже собственная жена Люся. Важно было лишь торжествовать победу над любым человеком. А победу Немец понимал лишь как собственное полное превосходство и полное унижение противника.