- Наверно, мои враги могут желать мне самого страшного, этого я не исключаю, но в квартиру… Нет. В порошок стереть меня они не откажутся, в котле сварят, шкуру снимут, на вечное поселение сошлют к черту на кулички - только дай! Разжаловать из начальника отдела в вахтеры… Для этого они даже не пожалеют по десятке сброситься… Но в дом не полезут. Побоятся. Уж лучше бы они унесли эту вазу! - с сожалением проговорил Фиалкин. - Глядишь, где-нибудь в комиссионке бы и нашлась.
- Видно, в спешке уронили, - заметил Ксенофонтов. - Когда услышали, как в двери ключ заворочался.
- Продолжим, - суховато сказал Зайцев. - Кто-нибудь знал, что у вас есть магнитофон, транзистор, видео?
- На работе знали, соседи… Тайны из этого я не делал.
- Дорогие игрушки, - заметил Ксенофонтов. - По тыще каждая.
- А то и по две, - поправил Фиалкин.
- Тогда все становится понятнее, - проговорил Зайцев. - Первый этаж, окно выходит в заросли… Не исключено, что в кустах его уже поджидали соучастники… Картина преступления в общих чертах ясна. Вопросы есть? - повернулся он к Ксенофонтову.
- Все, что были, я задал, новые еще не созрели.
Вернулись двое оперативников. Зайцев поручил им опросить жильцов - не видели ли они у подъезда кого-нибудь подозрительного за последние два часа. Оказалось, видели. Несколько старушек, для которых сидение у окна заменяло все радости жизни, рассказали, что парень в нейлоновой куртке, вязаной шапочке и тренировочных брюках торчал у подъезда, не то ожидая кого-то, не то не решаясь войти. Вел он себя довольно странно - каждый раз, когда на дорожке к дому появлялся кто-либо, парень тут же поворачивал в обратную сторону. В подъезд он вошел, когда вокруг никого не было.
- Так, - удовлетворенно проговорил Зайцев. - Вязаная шапочка, нейлоновая куртка, тренировочные брюки… Не узнать его просто невозможно. Пойдемте, ребята, кое-что уточним. - Зайцев с оперативниками вышел на кухню.
- Вот видите, все складывается как нельзя лучше, - сказал Ксенофонтов хозяину. - Вам повезло со следователем.
- Мне и с вором повезло, - заметил хозяин. - Так что у меня сегодня сплошные удачи.
- Прекрасный был пират. - Ксенофонтов показал на изломанный парусник.
- Да, - горестно кивнул Фиалкин. - Сынишка подарил как-то…
- У вас хорошие отношения с сыном?
- Были. С тех пор, как они с матерью выехали, он здесь больше не появлялся. Я попытался как-то выйти на него, звонил, во дворе подстерегал - ни в какую. Все происшедшее он воспринял как предательство. Мое предательство. - Фиалкин тяжело сел в охнувшее кресло и, поставив локти на колени, подпер щеки ладонями, отчего весь вид его стал каким-то беспомощным и удрученным.
- В чем-то он, наверно, прав… Вы предложили ему убираться вместе с матерью, и не куда-нибудь, а в квартиру своей нынешней жены. Это можно воспринять как страшное оскорбление. Не надо возмущаться. - Ксенофонтов успокаивающе махнул рукой. - Не надо. Я знаю, что вы хотите сказать… Ну хорошо, вы им предложили не убираться, а выехать, переехать, можно и так выразиться… но суть-то, суть остается прежней. Они свои узлы вывезли, вы внесли узлы чужой тети, пусть молодой и красивой тети, но и это ничего не меняет. Даже усугубляет! - Ксенофонтов поднял указательный палец. - Поскольку вы тем самым дали им понять, что она достойнее их, более заслуживает вашей любви… Мне кажется, сын должен был перенести это довольно тяжело.
- Так оно и было… Он будто в оцепенение впал… Иногда я жалею, что затеял всю эту авантюру. А иногда нет…
- Когда у вас день рождения? - неожиданно спросил Ксенофонтов.
- У меня? - встрепенулся Фиалкин. - Сейчас скажу… Это… Сегодня. Да, сегодня. А что?
- Больше вопросов нет. - Ксенофонтов поднялся.
- Это в каком смысле?
- В том смысле, что преступление перестало быть загадочным. Вас не удивляет, что именно в день рождения вы лишились двух подарков - от жены и от сына?
- Вы хотите сказать… - Фиалкин поднялся и, побледнев, некоторое время смотрел на Ксенофонтова, не видя его. - Вы хотите сказать…
В это время в комнату быстро вошел Зайцев. На лице его играла еле заметная улыбка, движения были уверенными.
- Все в порядке! - сказал он. - Нашлась свидетельница, которая видела, как к парню в вязаной шапочке подошел жилец из седьмой квартиры, они пожали друг другу руки, перебросились несколькими словами и разошлись. Сейчас жилец из седьмой квартиры на работе, будет часа через два. Через два часа я и спрошу у него: с кем это он так мило беседовал у своего подъезда, кто это был в вязаной шапочке, нейлоновой куртке и тренировочных брюках? Вот так надо работать, Ксенофонтов! А что это вы такие молчаливые?
- Видишь ли, Зайцев… - медленно проговорил Ксенофонтов. - Не знаю, право, как и сказать, чтобы не огорчить тебя, не обесценить твою работу, проведенную с таким блеском…
- Ну? Ну?!
- Дело в том, что, как мне кажется… Хозяин квартиры, гражданин пострадавший… Мне кажется, он решил отказаться от своего заявления. Я вас правильно понял? - повернулся Ксенофонтов к Фиалкину.
- Да. - Тот виновато посмотрел на Зайцева, отвернулся к растоптанному паруснику. - Пожалуй, не стоит поднимать шум из-за такого пустяка. Нет-нет, я отказываюсь признать себя потерпевшим. И не просите, и не уговаривайте! - Голос Фиалкина окреп.
- Ничего не понимаю! - воскликнул Зайцев. - За два часа до задержания преступника вы говорите, что он вас не интересует! Так он меня интересует, черт возьми!
- Я прошу вас, я вас очень прошу! - Фиалкин сложил на груди ладони. - Не задерживайте его, иначе… иначе я пострадаю по-настоящему.
- Но возмещение убытков…
- Если вы его задержите, мне уже никто ничего не возместит! Никогда! Пожизненно!
Уехала оперативная группа, увезла приспособления для обнаружения следов, уехала талантливая собака, обладательница потрясающего нюха, а Зайцев и Ксенофонтов, оставив в квартире несчастного Фиалкина, медленно шли под мелким дождем, не пытаясь скрыться от него или ускорить шаг. Уже стемнело, светофоры отражались в мокром асфальте, и разноцветные зонты девушек тоже отражались в асфальте, в глазах приятелей, отражались в их сознании, но не затрагивали его, нет. Другие образы волновали их сейчас и тревожили.
- Я благодарен своей непутевой судьбе за то, что она подбросила мне прекрасный подарок - посмотреть на работу настоящих сыщиков, - сказал Ксенофонтов уважительно.
- Перестань! - с досадой оборвал его Зайцев. - Дело было несложное, и мы его распутали, не покидая места происшествия.
- Это было великолепно! За два часа…
- Перестань! Что у тебя произошло с этим тронутым Пионовым или, как его… Ромашкиным? Почему он отказался признать себя потерпевшим?
- Совесть заела. Кстати, его фамилия Фиалкин.
- Какая совесть? При чем здесь совесть?!
- Видишь ли, Фиалкин вдруг понял, до него дошло, что он… не очень хороший человек. Фиалкин мог даже решить, что он плохой человек, очень плохой.
- Какая разница - плохой он или хороший? К нему в дом забрался грабитель, вор, если уж точнее…
- Это был его сын.
Зайцев остановился, некоторое время смотрел на Ксенофонтова, и постепенно выражение его лица менялось от насмешливого к растерянному.
- Ты думаешь…
- Слушай, что произошло… Фиалкин за последний год пережил большие семейные потрясения. Он развелся с прежней женой, сошелся с другой женщиной, молодой и красивой, с не угасшими еще желаниями и страстями. И привел ее в ту самую квартиру, в которой жила его семья. А жена с сыном ушли в квартиру новой избранницы. Понимаешь? С точки зрения целесообразности это было хорошо, потому что, разменяй он свою двухкомнатную квартиру, ему вообще пришлось бы довольствоваться комнатой в коммуналке. А так он оставался жить в двухкомнатной, и мать с сыном получали отдельную квартиру. Казалось бы, все прекрасно. Но есть другая точка зрения - нравственная, что ли… Вот с этой стороны Фиалкин допустил вопиющую бестактность… Понимаешь?
- Ты очень хорошо рассказал о его личных делах… Меня же больше интересует ограбление.
- Чего тебе волноваться, ты его раскрыл, начальник отметит тебя в приказе, подарит что-нибудь… Или повысит в должности. Я очень рад за тебя.
- Итак, ограбление, вернее, попытка, - напомнил Зайцев.
- Хорошо, вернемся к нашим баранам. Сопоставь несколько фактов… Дверь была открыта без следов взлома. Ключом. У кого может быть ключ? Только у близкого человека. Ты слышал, как он говорил о сослуживцах? Они отпадают. Остается прежняя семья, которая жила в этой квартире. Естественно, ключи были и у матери, и у сына. Дальше. Время ограбления - самое неудобное, время, когда хозяева возвращаются домой после работы. Вор на такое дело в шестом часу вечера не пойдет.
- Да, в этом что-то есть, - задумчиво проговорил Зайцев.
- Продолжим. Кто может бегать вдоль дома, прячась от жильцов и выжидая, пока никого вокруг не будет? Человек, которого в этом доме знают. Как потом выяснилось, один жилец все-таки его увидел, подошел, поздоровался. Для настоящего вора после подобной встречи самое разумное - смыться. А он?
- И тут ты, наверно, прав.
- Ты тоже, старик, прав. Здесь столько правоты, что нам обоим хватит. Что же оказалось уничтоженным в доме? Парусник с черными пиратскими парусами и хрустальная ваза. Парусник подарил Фиалкину сын, а вазу подарила жена. В прежние времена, когда все было прекрасно в их семейном уголке. Подарили на день рождения. Задаю Фиалкину вроде бы дурацкий вопрос - когда у него день рождения? Оказывается, сегодня. То есть парнишка помнит об этом, помнит старые времена, наверно, еще любит отца. И возникает в его юном горячем мозгу жажда мести. Да, он хочет отомстить отцу. Тот сам мне сказал, что парень все события воспринял как предательство. Он приходит в свой прежний дом, ломает свой подарок, разбивает вазу, которую подарила мать, но скрыться не успевает. Подозреваю, что он подзадержался в квартире больше, чем ему бы хотелось, не смог сразу уйти… Я его понимаю. А ты?
- Его понимаю, а тебя понять не могу… Ты что, с самого начала догадался, кто вор?
- Конечно, нет! И мысли об этом не было. Но когда ты начал подбрасывать мне всякие сведения… Я вылепил из них картину.
- Стоп! - воскликнул Зайцев. - Дальше не надо. А то тебя захлестнет скорбь, ты не сможешь выполнять свои обязанности, и редактор тебя поругает.
- Смотри! - Ксенофонтов показывал длинной своей рукой куда-то вдоль улицы. - Видишь?!
- Что? - не понял Зайцев.
- Светится, - блаженно улыбаясь, проговорил Ксенофонтов. - Кафе светится… Пойдем по пивку, а? За мир в семьях гражданина Фиалкина. Боюсь, что и молодая жена вряд ли сможет его утешить. Сегодня это никому не под силу. Если он, конечно, не прикончит бутылку в холодильнике. Тогда уж наступит полное утешение. До утра.
- Он выглядел совершенно убитым.
- Перебьется! - жестко сказал Ксенофонтов. - Предатели часто печалятся после того, как исполнят задуманное. Таков уж их удел, старик.
ПОХИТИТЕЛЬ БРИЛЛИАНТА
Медленный торжественный снег ложился на ветви деревьев, на крыши машин, шапки прохожих, светофоры мигали величаво, звуки были негромки и, казалось, наполнены каким-то значительным смыслом. А Ксенофонтов чувствовал, как с каждой минутой ему становится все печальнее. Казалось, там, за окном его кабинета, идет жизнь, а ему выпало лишь описывать ее. Оглянувшись на маленький тесноватый стол, усыпанный листками бумаги, он снова прижался лбом к холодному стеклу. Но нет, не мог он отдаться светлой печали до конца, насладиться видом падающего снега, розовыми лицами прохожих и разноцветными вспышками светофора на перекрестке, поскольку сегодня, как и всегда, ему предстояло сдать двести строк в номер.
Именно этим состоянием можно объяснить то, что телефонный звонок он услышал не сразу, не бросился к трубке, а лишь с недоумением посмотрел на нее, словно бы не совсем понимал, чего она от него хочет. И наконец, осознав происходящее, подошел к телефону.
- Ты что это, как вареная вермишелина на веревке? - требовательно спросил Зайцев.
- Снег идет, старик, - безнадежно проговорил Ксенофонтов. - Такой идет снег… Я вот смотрю на него и думаю, не назначить ли мне кому-нибудь свидание… В сквере… У заснеженной скамейки… Средь бела дня… В рабочее время… Чтобы уже в этом была опасность разоблачения, чтобы уже в этом был вызов высшим силам в лице нашего редактора…
- Так, - проговорил Зайцев тоном врача, собирающегося поставить безжалостный диагноз. - Все понятно. Тебе Рая привет передает.
- Какая Рая? - живо спросил Ксенофонтов.
- За которую ты вчера придумал столько дурацких тостов, и все гости были так благодарны, так благодарны, что сегодня тебе лучше не показываться им на глаза.
- Да, кажется, я был в ударе, - скромно заметил Ксенофонтов. - Надеюсь, Рая прекрасно себя чувствует?
- Рыдает. С вечера.
- С той минуты, когда я ушел?
- Почти. Колечко у нее пропало, цена ему - три тыщи. Созвала гостей на день рождения, а гости, видишь ли как с ней обошлись… Пить за ее здоровье не отказывались, а колечко сперли.
- Я не брал, - твердо сказал Ксенофонтов. - И потом… Разве есть такие колечки? За три тыщи?
- Бриллиант в нем, в кольце, понял? Старинная работа. Бабушка подарила на день рождения. Ты вот что подарил вчера? Сумку с портретом Пугачевой, а бабка колечко заветное не пожалела.
- А ты попробуй достань эту сумку, - обиженно сказал Ксенофонтов. - Мне ее по блату раздобыли, и заплатил я за нее вдвое больше, почти десятку. Вот так, старик. Если бы на сумке твой портрет был, ее в уцененке и за пятак никто бы не взял, а поскольку Пугачева… Сам понимаешь. А что, Рае не понравился мой подарок?
- Ксенофонтов! Заткнись. Колечко у нее пропало. Понял? Звоню от нее, с утра я здесь.
- Похмеляешься?
- Провожу следственно-оперативные мероприятия, так это называется. Тебе не понять.
- Нашел злодея?
- Как тебе сказать, - замялся Зайцев. - Отпечатки, конечно, есть, но дело в том… Гости, похоже, перещупали все, что нашли в доме.
- Включая хозяйку?
- Какой ты пошляк, Ксенофонтов! Газета действует на тебя плохо. Приезжай немедленно. Пользы от тебя немного, но хоть слово душевное скажешь, вчера ты был горазд говорить. Приезжай.
Ксенофонтов сгреб разбросанные по столу листки бумаги, оделся, осторожно выглянул в коридор - там никого не было. Тогда он быстро проскользнул на лестничную площадку, сбежал по ступенькам вниз и выскочил на улицу.
Дверь открыл Зайцев. Был без пиджака, озабоченный и деловитый. В глубине комнаты Ксенофонтов увидел хозяйку дома Раю, которая еще вчера вечером блистала свежестью. Сейчас она была заплаканная и какая-то потухшая. Рая улыбнулась Ксенофонтову, но он понял, чего ей это стоило.
- Ксенофонтов, - сказала она, - это ужасно.
- Да, - согласился он, - три тыщи коту под хвост!
- Да черт с ними, с этими тысячами, жила до сих пор без них и… Вчера был полный дом друзей, да? А сегодня нет ни одного… Не считая, конечно, тебя и Зайцева. Понимаешь, ночью начала прикидывать, кто мог взять, а кто не мог… И знаешь, до чего я додумалась? Кошмар… Мог взять каждый. Сволочная память подбрасывает, то одно воспоминание, то другое… Тот на машину собирает, у того жена - красавица, наряды требует, у того долгов на три года вперед… Понимаешь, Ксенофонтов, я не могу относиться к ним, как прежде, я лишилась друзей. - Не договорив, Рая вышла на кухню.
- Докладываю обстановку. - Зайцев взял Ксенофонтова под локоть, провел в комнату. - Садись в кресло и слушай внимательно. Рая, как женщина…
- Молодая и красивая, - кивнул Ксенофонтов.
- Это я и без тебя знаю, - несколько ревниво сказал Зайцев. - Я о другом. Она ведет довольно замкнутый образ жизни, для ее лет, разумеется. Работает в технической библиотеке. Заведует залом периодики. Так что можешь иногда заглянуть к ней, почитать газеты. С моего разрешения, конечно. Живет с бабушкой. Родители в длительной командировке. Бабка вчера ушла к подруге, чтобы не мешать молодежи веселиться. Перед уходом подарила Рае кольцо. Это Рая для собственного утешения сказала, что цена ему три тысячи, оно стоит все пять…
Вошла Рая и принесла на подносе чашечки с кофе. Поставив поднос на журнальный столик, она присела на подлокотник кресла. В брюках и тонком свитере она казалась и меньше, и моложе, нежели вчера, когда была в платье.
- Мальчики, - сказала она, - верните мне друзей… Кольцо уж ладно, как получится, но только скажите, кого я могу не подозревать? Представьте, сама себя начинаю уже ненавидеть… Ну что ты молчишь, Ксенофонтов?!
- Думаю. Хотя некоторые считают, что думать вовсе не обязательно, что достаточно провести следственные мероприятия. Скажи, Рая, если я правильно помню, торжества вчера проходили в той комнате, верно?
- Все уже записано, опрошено, установлено! - нетерпеливо бросил Зайцев. - Зачем начинать все сначала!
- Да? - Ксенофонтов с недоумением осмотрел следователя с головы до ног. - В таком случае верни человеку друзей, да и колечко не забудь.
- Видишь ли…
- Помолчи, старик, пей кофе и молчи. У нас очень приятные голоса. Особенно у Раи, верно, Рая? Продолжим. Стол был накрыт там?
- Да. А здесь отдыхали, курили, танцевали… А колечко лежало вот на этой полке. - Рая легко спрыгнула с кресла и, подойдя к книжному шкафу у окна, показала полку. - Вечером, когда все ушли, я убрала квартиру и решила еще разок взглянуть на кольцо… Коробочка осталась, а кольца нет.
- Кто-нибудь знал об этом кольце, о том, что оно у тебя есть, что оно с бриллиантом?
- Нет, никто… Не успела похвастать.
- Прекрасно! - Ксенофонтов подошел к шкафу.
- Там отпечатков на три следствия хватит, - заметил Зайцев. - Наши ребята уже все сделали, перед тобой ушли.
И снова Ксенофонтов остановился у окна, глядя, как идет снег. На балконе стояли занесенные снегом пустые бутылки, видно, Рая еще с вечера вынесла их из комнаты.
- Прекрасная погода, не правда ли? - заметил Ксенофонтов, но никто ему не ответил. - Где у тебя телефон? - спросил он обернувшись.
- На кухне, - ответила Рая. - Хочешь позвонить в редакцию?
- Нет, приглашу похитителя бриллианта.
И Ксенофонтов вышел из комнаты. Когда он вернулся через пять минут, Рая и Зайцев сидели в тех же позах. Они смотрели на него так, будто он только что на их глазах прошелся по потолку и снова сел в кресло. А Ксенофонтов невозмутимо выплеснул в рот чашечку кофе, отставил ее и лишь тогда вроде бы заметил: в комнате еще есть люди.
- Сейчас придет, - сказал он успокаивающе.
- Кто… придет? - спросил Зайцев, запинаясь.
- Похититель.
- А кто же он?! - не выдержала Рая.