3.
По окончанию "оперативки" Артемьев отправился к себе, в двести семнадцатый, разо-брать текучку и осмыслить новую и столь неожиданную информацию. В кабинете он обнаружил своего соседа по рабочему месту Александра Скицина, "неутомимого Шурика", с задумчивой улыбкой на длинном бледном лице перекладывающего стопку папок-скоросшивателей из сей-фа на стол.
– Здравствуй, Шурик, – обратился к Скицину Артемьев. – Тебя не было на оператив-ном. Занят?
– О-о! – Шурик как всегда позабыл ответить на приветствие. – Вот и ты. Прими мои по-здравления, капитан. Это всё тебе, – Скицин кивнул на папки.
– Не понял, – Артемьев нахмурился и, придвинув стул, сел напротив.
– Меня забирают, – сказал Шурик со значением. – Ну ты в курсе, наверное: Клёст с Шиком приказали ночью долго жить, и все уже на ушах стоят. Меня отправляют на усиление. Дела велено передать тебе. Хозяйничай.
Артемьев, возведя очи горе, принял папки к себе на стол.
– Что хоть тут? – спросил он, без охоты раскрывая одну.
– Сам посмотришь, – весело отвечал Шурик. – Не боись, висюков с убийствами там нет.
Артемьев хмыкнул.
– А кто тебе поручит убийство-то расследовать? – не удержался от шпильки он.
– Да ладно тебе, – жизнерадостный Шурик готов был всё простить и шпильки игнориро-вал, – не плачь. Вон там сверху дело совершенно ясное лежит. Вчера в конце дня возбужде-но. Жалко даже отдавать.
– Что за дело? – Артемьев принял тонкую пока папку, полистал.
Стандартный комплект. Заявление – крупным слепым женским почерком: добропоря-дочная мамаша жалуется на то, что какой-то "бандит" порезал её сына. Сообщение из травма-тологического пункта и к нему – заполненный по всей форме бланк заключения судебно-медицинской экспертизы. Да, действительно парня порезали и порезали хорошо. Поэтому сра-зу за судебно-медицинским бланком следует постановление о возбуждении уголовного дела, подписанное прокурором Коневым. А вот уже и первые результаты протокол допроса потер-певшего, составленный Шуриком. Даже на первый взгляд видно, что порезанный не имеет ни малейшего желания сотрудничать с органами дознания, путает следствие и врёт через каждые полслова. Однако имя своего обидчика он назвал, а это главное.
– Если с умом взяться, – высказал своё мнение Шурик, – то ещё до вечера дело ре-шить можно.
– Не факт.
– Не брюзжи. Дело действительно плёвое. Подтянешь показатели. Ну так что, ты рас-писку пишешь или нет?
Артемьев кивнул без энтузиазма. Вот ведь, не было печали.
– Диктуй номера, – сказал он Шурику, поворачиваясь к столу и доставая чистый лист бумаги: компьютеры в Ветрогорском управлении были пока ещё в диковинку и большой редко-стью (две "четвёрки" у аналитиков, одна – в архиве с выходом в сеть, и "тройка" – у экспер-тов), потому вся текущая документация оформлялась по старинке: или вручную, или на пишу-щей машинке.
Артемьев написал расписку: я, капитан МВД, оперуполномоченный уголовного розыска Артемьев Кирилл Борисович, принял от капитана МВД, оперуполномоченного уголовного розы-ска Скицина Александра Семёновича уголовные дела за номерами раз-два-три-четыре-пять-шесть, дата, подпись.
Артемьев перебросил расписку Шурику. Тот, не перечитывая (перечитывать подобного уровня документ было ниже его достоинства), сложил и сунул расписку в нагрудный карман.
– Ну давай, работай, – сказал Шурик и, как всегда забыв попрощаться, направился к выходу.
Артемьев задумчиво пролистал ещё одну папку из комплекта, потолще первой. Дело о пьяной потасовке у ресторана "Плакучая ива". Ресторан этот был славен потасовками, и прак-тически каждому из сотрудников угро раньше или позже приходилось участвовать в расследо-вании какой-нибудь из них. Данная конкретная потасовка закончилась, судя по представленным в папке документам, разбитой стеклянной стенкой и двумя проломленными черепами. Ещё в деле фигурировал некий ствол неопознанных тактико-технических характеристик. Его-то, ствол, неутомимый Шурик и разыскивал. Ствол этот то всплывал в показаниях свидетелей и непо-средственных участниках потасовки, то снова исчезал за пределами видимости. Судя по всему, никакого ствола в природе не существовало вовсе. А даже если бы и существовал, то нынче-то, в эпоху свободно конвоируемого рынка, стволом больше, стволом меньше – никто и не заме-тит; особого смысла в упорном его розыске Артемьев не увидел. Дело напрашивалось на ско-рое закрытие и передачу в суд, но Скицин и его следователь Никита Кондрашов чего-то там мудрили, и Артемьев папку отложил в сторону и подальше, решив, что пусть они, коллеги, эту кашу со стволом заварив, сами её до конца и расхлёбывают. А мы займёмся делом, простым и ясным, как дважды два.
Артемьев снова потянулся за тонкой папкой дела о многочисленных ножевых ранениях, но тут спохватился. Что же я делаю-то? Князев моего звонка ждёт, а я тут протоколы листаю. Ну, Шурик, выбил-таки из колеи!
Кирилл повернулся к телефону и быстро набрал пятизначный номер.
– Алло, я слушаю, – откликнулся на том конце знакомый голос с характерной хрипот-цой.
– Это Артемьев, – сказал капитан. – Доброе утро, Ефим.
– Доброе утро, Кирилл. Чем порадуешь?
– Рыбка клюнула, – произнёс Артемьев заготовленную ранее фразу.
– Без воплей?
– Без воплей. Ему это невыгодно.
– Хорошо, – человек на том конце провода помолчал. – Когда ты освободишься?
Артемьев взглянул на часы:
– Не раньше шестнадцати.
– Заглянешь на кофе?
– Загляну, какие вопросы.
– Значит, договорились?
– Договорились.
Артемьев положил трубку. Информация передана, встреча назначена, теперь можно спо-койно работать. Капитан МВД Кирилл Артемьев раскрыл папку и начал работать.
Глава пятая. Искушение
Еды было много. Даже очень много. Но ещё больше было выпивки.
Послушник удивился:
– Это всё мне?
– Да, – со спокойной улыбкой отвечал Наставник. – Это всё тебе.
– Мне столько не осилить, – послушник робко улыбнулся в ответ. – К тому же Господь учит нас воздержанности и…
– Никогда не говори за Господа! – осадил резко Наставник. – Всё, о чём говорил Гос-подь, записано в Книге. А Господь говорил совсем иное. И совсем иначе.
Послушник не решился уточнить, что именно (какой фрагмент Книги) Наставник имеет в виду. Вместо этого он подошёл к столу и робко присел на самый краешек предложенного стула. Сложил руки на коленях.
На то, что было расставлено перед послушником на столе, действительно стоило по-смотреть. Если даже и не попробовать. Огромные фарфоровые посудины, серебряные каст-рюльки, глиняные горшочки, хрустальные розетки содержали в себе яства, о существовании которых послушник даже не подозревал. Почему-то в первую очередь ему вспомнились весьма образные, если не сказать "цветастые" выражения, в которых Вальтер Скотт (читанный по-слушником в ранней молодости: тысячу, миллион лет назад) описывал подобный стол, подго-товленный к многолюдному праздничному пиршеству. Где это было конкретно, в каком тексте? В "Айвенго", кажется. Именно там послушнику встретился и запомнился пассаж о том, что яст-ва, стоящие на пиршественном столе, искусством поваров были доведены до полной неузна-ваемости – в смысле, что невозможно было определить из какого полуфабриката они приго-товлены. Вот и здесь, на этом столе, подготовленном для него и только для него, послушник видел нечто подобное. Какие-то аппетитного вида розовые ломтики – то ли рыба, то ли мясо; салаты то ли из экзотических овощей, то ли из ещё более экзотических моллюсков; густые с восхитительным запахом супы и прозрачные горячие бульоны; грибы на маленьких сковород-ках и пышная смоченная водой зелень; разноцветные соусы в необычной формы бутылочках и разноцветные напитки в причудливой формы бутылках. Впрочем, одно блюдо послушник опо-знал с полной определённостью икра чёрная, икра красная в двух хрустальных икорницах с краю от всего этого яркого, запахами сводящего с ума изобилия.
Послушник гулко сглотнул слюну – не смог удержаться. Но удержаться было бы выше человеческих сил.
– С чего начнёшь? – вкрадчиво осведомился Наставник.
– Я… не знаю… – послушник растерялся окончательно.
– Выбери что-нибудь, – Наставник был неумолим.
– Может быть… икра?
Послушник сказал это и тут же затрясся, ожидая в ответ чего угодно вплоть до громов небесных и Второго пришествия. Дело было в том, что послушник любил икру. И чёрную, и красную. В силу того, что семья его была малообеспеченной, отведывать икру ему доводилось только по очень большим праздникам, а теперь, после посвящения, он вообще полагал грехом чревоугодия любую, даже самую мимолётную, мысль о том или ином любимом им в прежние годы деликатесе. Однако ни громов небесных, ни тем более Второго пришествия за его выска-зыванием не последовало. Наставник едва слышно и по-доброму засмеялся.
– Прекрасный выбор, – сказал он. – Но икра – это закуска. Для начала тебе нужно что-нибудь выпить. Начнём с водки?
Наставник проговорил сакраментальное "Начнём с водки?" столь развязным тоном, что послушник вновь испугался: он понял, что с ним играют в некую игру, но вот только смысла этой игры он понять не мог.
– Я не пью… – сказал он неуверенно.
– Почему же? – Наставник проявил весьма живой интерес.
– Мне не нравится… пить… И это грех…
– А ты пробовал пить? – спросил Наставник. – Может быть, тебе понравится…
Наставник наклонился над столом, протянул руки к маленькому графинчику с прозрачной бесцветной жидкостью внутри, открыл его, быстро и очень ловко наполнил тут же случившуюся хрустальную рюмку.
– Попробуй.
– Я… – послушник замялся, но потом сказал с убеждённостью: – Я не буду пить. Гос-подь сам не пил. И нам не велел.
Эта убеждённость разъярила Наставника.
– Где ты видел, чтобы Он говорил такое?! – загремел Наставник, наклоняясь над съё-жившимся на стуле послушником. – Читай Книгу! Только Книгу! Никаких комментариев, ника-ких изложений для малолетних и слабоумных – только Книгу!
– Я читаю только Книгу, – испуганно зашептал послушник.
– Так, повторяй за мной слово в слово, – распорядился Наставник и, прикрыв глаза и молитвенно сложив руки, зашептал давно заученный текст: "Тогда приходят к нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся? И ска-зал им Иисус: могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься. И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небелённой ткани; ибо вновь пришитое отдерёт от старого, и дыра будет ещё хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое".
– "…и сберегается то и другое", – бормотал заведёно послушник.
– Итак, ты готов выпить?
– Да.
Послушник принял из рук Наставника рюмку и махом, зажмурившись, опрокинул её в се-бя.
Оказалось совсем не так страшно, как он по неопытности предполагал. Водка была от-личного качества, проскочила "как по намазанному". Послушник немедленно закусил зернистой чёрной икрой и ломтем тёплого мягкого хлеба. А Наставник, словно бы уподобившись заправ-скому официанту из "Плакучей ивы", придвигал новые блюда и закуски, доверительным тоном предлагая отведать говядину по-цыгански или мидий по-мароккански. И подливал, подливал, подливал.
С непривычки послушник быстро опьянел, и с какого-то момента перестал отслеживать происходящее. И впал в меланхолическое настроение. Наставник что-то ворковал, придвигая и подливая; послушник всё, что ему придвигалось и подливалось, с задумчивым печальным ви-дом поглощал. Мир накренился, и послушнику приходилось прикладывать немалое количество усилий, чтобы не дать ему обрушиться, удержать в ракурсе. Какое-то время ему это удавалось. Но потом, очередная выпитая рюмка (то ли дорогого бренди, то ли ещё более дорогостоящего коньяка) не пошла внутрь, застряла в горле; послушник сделал судорожное движение свобод-ной рукой и пальцами, пытаясь ухватить с серебряного подноса кусок хлеба, чтобы хоть как-то занюхать и удержать рвущийся спазм, но не успел. Густая рвота, словно под сильным давле-нием, хлынула из приоткрытого рта, заливая стол, стоящую ближе всего тарелку со строгани-ной и джинсы послушника. Резкий отвратный запах ударил, вызывая новые спазмы.
Послушник сполз со стула, упал на четвереньки. Теперь рвота заливала пол; послушник задыхался, из глаз его катились слёзы, но остановить рвоту не мог. Когда ему уже начало ка-заться, что он сдохнет здесь, на полу, под насмешливым взглядом Наставника, всё вдруг и ра-зом кончилось. Послушник икнул и сел почти прямо.
– Я же говорил… – просипел он Наставнику с укоризной. – Нельзя пить… Это… кара божья…
Наставник, никак на этот раз не прокомментировав слова послушника, помог ему встать и снова усадил на стул.
– Пей!
– Я… не мо-огу…
– Пей!
Наставник почти насильно влил в послушника новую рюмку, и последнего словно удари-ли. Сильно ударили, по самому темечку. Он потерял ощущение пространства-времени. В гла-зах то темнело до густой черноты, то просветлевало в мир ярких режущих красок, сияющих и быстро вращающихся в воздухе спиралей. Он что-то пил- глотал, что-то ел-глотал. Потом его взяли под мышки и повели. Он не сопротивлялся – сил не оставалось для сопротивления – а повис в чужих сильных руках, полностью отдавая себя на их, сильных рук, усмотрение.
Его в конце концов куда-то привели и посадили на мягкое. Он, покачавшись туловищем, хотел уже откинуться на это мягкое спиной и провалиться в спасительное забытье, как вдруг под нос ему сунули нечто дурно и резко пахнущее; молния пронзила голову от лица к затылку, рассеивая мутную пелену пьяного дурмана; послушник затрясся, несколько приходя в себя, и обнаружил, что сидит голышом на краешке огромной двуспальной кровати. А рядом с ним, от-кинув голову на подушки и приглашающе раздвинув ноги, лежит полная, сильно "накрашенная" женщина: в интимном красноватом полумраке комнаты блестят её глаза, чувственные влажные губы приоткрыты.
– Иди ко мне, – шепчет женщина. – Я так хочу тебя! Трахни меня. Тра-ахни меня!
Кажется, что послушник никак не должен отреагировать на её настойчивый и, кажется даже, страстный призыв: большое количество выпитого спиртного, неопытность в вопросах секса, общий стресс – не способствуют росту половой активности. Однако с удивлением для самого себя послушник обнаружил, что хочет эту толстую и в общем некрасивую женщину, хо-чет её тела, её чувственных губ и полных бёдер.
– Ну иди же, – подбадривает его женщина. – Я жду тебя. Засунь мне! Я этого хочу!
Послушник забыл обо всём. Он залез на эту женщину, грубо схватил её за грудь, потом так же грубо – откуда только прыть взялась? – вошёл в неё, задёргался. Слюна капала у по-слушника изо рта, прямо на искажённое в странной гримасе лицо женщины. Но ей, видно, было совершенно безразлично, какими спецэффектами послушник сопровождает свой акт; ей, видно, нравился сам процесс, она, закрыв глаза, изгибалась и стонала под послушником. Он сам од-нако практически не испытывал удовольствия: онемение, поднявшись от пяток, охватило всё тело. И женщина уже не казалась послушнику столь привлекательной, как ещё пять-десять ми-нут назад. Он смотрел ей в лицо, и его вдруг снова и неожиданно вывернуло прямо на это ли-цо, грудь. Женщина под послушником закричала. А самого его поволокло куда-то, мир вокруг закрутился волчком и погас.
Очнулся послушник в маленькой уютной комнатке. Сначала не понял, что это за комната и где она находится, но потом пригляделся и узнал с облегчением: это же спальня в квартире Наставника – послушник пару раз бывал здесь и запомнил простой и в то же время необыч-ный интерьер: узкую металлическую кровать, стол, два табурета, распятие на стене, высокая белая свеча в бронзовом канделябре. Свеча горела, и в полосе света, вплотную к кровати, на которой лежал послушник, сидел Наставник собственной персоной в знакомом чёрном плаще с капюшоном; в руках Наставник держал Книгу послушник узнал её по однотонной без укра-шений обложке – и читал её, неторопливо перелистывая страницы. Укрытый одеялом по-слушник зашевелился и простонал. Его мучило жестокое похмелье: головная боль, горечь во рту, слабость в теле и пульсирующая тягучая боль в паху – вообще ни в какие ворота. На-ставник поднял глаза.
– Пить, – попросил послушник. – Воды.
Наставник молча кивнул, поднялся с табурета и, на несколько мгновений выйдя из поля зрения, вернулся с водой в гранёном стакане. Послушник жадно вылакал и попросил ещё. Вто-рую порцию он выпил с большей расстановкой, отметив, что в вода кислит – скорее всего, в неё добавлена лимонная кислота. Сразу стало легче. Послушник вздохнул и вернул опустев-ший стакан Наставнику:
– Спасибо.
Наставник убрал стакан и снова уселся на табурет. Он улыбался доброй понимающей улыбкой, глядя на послушника. И тот робко улыбнулся в ответ.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Наставник.
– Теперь хорошо, – ответил послушник.
Вода с лимонной кислотой действительно полностью погасила жажду, размыла неприят-ный привкус во рту. Пульсирующую боль в низу живота она не уняла, но послушник стеснялся этой боли и сделал вид, что и здесь у него всё в порядке.
– Хочешь, – всё так же добродушно улыбаясь, сказал Наставник, – я почитаю тебе Книгу?
Он перебил таким образом готовый сорваться с губ послушника вопрос, а после спраши-вать было уже неудобно.
– Да, – сказал послушник и натянул одеяло до подбородка. – Я буду очень признате-лен, учитель.
Наставник наугад раскрыл книгу.
– Евангелие от Луки, – прочитал он. – "…После всего Иисус вышел, и увидел мытаря, именем Левия, сидящего у сбора пошлин, и говорит ему: следуй за Мною. И он, оставив всё, встал и последовал за Ним. И сделал для Него Левий в доме своём большое угощение; и там было множество мытарей и других, которые возлежали с ними. Книжники же и фарисеи ропта-ли и говорили ученикам Его: зачем вы едите и пьёте с мытарями и грешниками? Иисус же ска-зал им в ответ: не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Я пришёл призвать не правед-ников, а грешников…"
– "Я пришёл призвать не праведников, а грешников", – повторил послушник вслед за Наставником.
Наставник прикрыл Книгу и внимательно посмотрел на него. Но послушник уже всё понял сам. У него не осталось вопросов.
– Спасибо, учитель, – сказал он. – Спасибо за науку.
– Ты молодец, – сказал Наставник. – Ты просто молодец!..