– Программист и компьютерщик – это одно и то же, – выдавила из себя Алиса, переминаясь с ноги на ногу. Не слишком легко перечить человеку, на плече которого болтается потертый автомат. Человеку, на которого с уважением глядят около трех десятков таких же вооруженных, таких же бородатых мужчин.
Удивительное дело, но Ворон, вместо того чтобы разгневаться, дружелюбно ухмыльнулся.
– Гелхаев обещал мне опытного хакера, – сказал он, поглаживая Алису то по шее, то по подбородку. – Сначала я рассердился на него: зачем пытается мне бабу вместо настоящего специалиста подсунуть? А теперь я даже рад. – Обведя лукавым взглядом свое воинство, Ворон выкрикнул пару фраз по-чеченски, после чего перевел их на русский, специально для вздрогнувшей пленницы: – Люблю смелых девушек, которые пытаются разговаривать со мной с гордо поднятой головой. Таких особенно приятно ставить на место. И я поставлю, не сомневайся.
– У-у-у-у, – восторженно взвыли собравшиеся на поляне ночхи. – Ай-яй-аааа!..
– В твоем распоряжении будут сутки, – продолжал Волк, с удовольствием наблюдая за тем, как меняется выражение лица пленницы. – Скоро должны починить генератор, и тогда ты сможешь приступать к работе. Каждые три часа будешь докладывать мне об успехах. Не сможешь порадовать меня ничем другим, тогда подставляй свою щелочку. Сначала мне. – Волк ударил себя кулаком в грудь. – Потом им. – Кивок в сторону подчиненных. – Потом у тебя опять будет время для работы… после чего новый доклад, и так каждые три часа.
– У-у-у-у, – уже не выли, а ревели боевики, темперамент которых во много превосходил темперамент почитателей корриды.
– В таком темпе вы меня быстро загоните до смерти, – произнесла Алиса неестественно ровным тоном. – Зачем тогда запускать генератор, потом возиться с компьютером? Беритесь за меня прямо сейчас. Чем я могу вам помешать? Вас вон сколько, а я одна. Только зачем было тащить из Москвы программиста? Сговорились бы с какой-нибудь местной проституткой. Которая крепка не головой, а совсем другим местом. В этом смысле я не слишком удачная находка, предупреждаю заранее.
Некоторое время Ворон продолжал терзать подбородок пленницы, словно решая про себя, как бы побольнее наказать ее за дерзость, а потом неожиданно улыбнулся:
– Ладно, у тебя будут целые сутки. Ровно двадцать четыре часа.
– Без перерывов на "доклады"? – не замедлила уточнить Алиса.
– Без, – подтвердил Ворон, улыбаясь нехорошей улыбкой садиста, вынужденного отложить истязание жертвы на не слишком долгий срок.
– У-у-у, – разочарованно загудели боевики, впрочем, заткнувшиеся сразу после того, как их вожак словно бы невзначай повел стволом автомата вдоль первых рядов зрителей.
– Когда включат генератор? – спросила Алиса, стараясь придерживаться сухого, деловитого тона.
– Скоро, – заверил ее Ворон. – Может, желаешь пока перекусить, чтобы не отвлекаться потом?
– Да, было бы неплохо. А еще…
– Что еще, красавица?
– Туалет, – тихо сказала Алиса, продолжая оглядываться по сторонам. Ей ни разу не удалось опорожнить мочевой пузырь по пути в лагерь, и теперь он должен был вот-вот лопнуть. Как терпение его обладательницы, которое не было безграничным.
– Наш туалет здесь, – сказал Ворон, указывая рукой на заросли, обступившие поляну. Но тебя в лес я отпустить не могу, потому что тогда ты обязательно попытаешься удрать, и мне придется тебя убить. Поэтому присаживайся прямо здесь.
Приглашающий жест Ворона был полон едва прикрытой издевки.
– Но… но я не могу, – пролепетала Алиса.
– Значит, не очень хочешь, – крикнул ей тот самый безусый юнец, который сопровождал ее в лагерь. Глаза у него сверкали, как две черные бусины, вымоченные в масле. Он пожирал этими маслянистыми глазами пленницу и часто сплевывал под ноги набегающую слюну, напоминающую по виду мыльную пену.
– Значит, не очень сильно хочешь, – поддержал юнца Ворон, оглаживая свою черную бороду. – Как только желание становится нестерпимым, оно само прокладывает себе дорогу, так говорят наши старики.
Алисе было не до кавказских премудростей.
– Пусть твои люди отвернутся, – потребовала она, чуть ли не топая ногой.
– Пусть, – равнодушно согласился Ворон. – Скажи им.
– Они меня не послушают.
– А почему они тебя должны слушать? Может быть, ты им сестра, мать, невеста?
– У-у-у! – негодующе взвыли боевики.
– Вот видишь, – нравоучительно сказал Алисе Ворон, – ты для них никто, пустое место. Будь ты им сестрой, они бы не осмелились даже на твои голые ляжки глядеть, потому что это большой грех. Но ты не чеченка и ты не мусульманка. Ты русская, так что не жди к себе уважения.
– И стесняться не надо, – крикнули из толпы с ужасающим акцентом. – Ты для нас все равно как ослица.
– Уведите меня отсюда, – потребовала Алиса, не поднимая глаз. – Я ничего не хочу.
– Так я тебе и поверил, – засмеялся Ворон. – Ты ведь на самом деле очень хочешь по-маленькому, а сделать это стесняешься. Поэтому мои люди тебе помогут.
Отвернувшись, он что-то крикнул по-чеченски.
Не прошло и полминуты, как Алиса, ошеломленная, онемевшая, похолодевшая от ужаса, оказалась опрокинутой на траву. Один боевик держал ее за руки, второй сидел на ней верхом, но почему-то в штанах, почему-то не делая попыток изнасиловать беспомощную пленницу. Она поняла, что происходит, когда его твердое колено, обтянутое засаленным камуфляжем уперлось в низ ее живота.
– Ай, – вскрикнула Алиса, не столько от боли, сколько от стыда.
Резкого нажатия на мочевой пузырь оказалось достаточно, чтобы она напрудила в трусы, как в детстве, хотя, когда Алиса была маленькой, ей не приходилось сталкиваться с заросшими до глаз бандитами, на которых нет никакой управы.
– Мерзавцы, – плакала она, ощущая, как горячо, как мокро сделалось под ее розовой юбчонкой, перепачканной зеленью травы. – Как вам не стыдно, мерзавцы!
– А почему нам должно быть стыдно? – высокомерно удивился подбоченившийся Черный Ворон. – Разве кто-нибудь из нас ходит под себя? Нет. Это делают лишь животные.
– И неверные, – добавили из толпы. – Которые приравниваются Аллахом к самым тупым и грязным животным.
– К свиньям! – выкрикнули хором несколько боевиков. Что могла возразить им одинокая, униженная девушка, сидящая на земле в перепачканной юбке и мокрых насквозь трусах? Что она не свинья? Что они сами грязнейшие и гнуснейшие из существ, сотворенные господом? Ее мнение ничего не значило. Ее слова ничего не стоили. Как и ее горючие слезы.
Как и ее бестолковая жизнь.
* * *
В землянке потемнело: это спускающаяся фигура на мгновение заслонила дневной свет, после чего перед Алисой появился усмехающийся Черный Ворон, баюкающий на плече свой неизменный автомат.
– Трусы просушила? – спросил он, окидывая взглядом землянку.
– Просушила, – ответила Алиса, постаравшись придать своему тону вызывающую интонацию.
– Прямо на себе? – Ворон захлопал глазами, притворяясь обычным простодушным горцем, которым он на самом деле не был. – Это не… негигиенично. – Сложное слово было произнесено по слогам. – Белье нужно стирать и вывешивать на солнышко.
– Ты своих архаровцев гигиене учи, – буркнула Алиса. – А то несет от них, как от оживших мертвецов. Падалью.
– Падалью, – повторил Ворон. – Твое счастье, что нас сейчас никто не слышит, иначе мне пришлось бы убить тебя на месте. Не смей оскорблять чеченских воинов, идиотка! Между прочим, настоящий чеченец подмывается несколько раз на дню, даже находясь в плену у русских. Если он, конечно, сидит в тюрьме, а не в зиндане, где чистой воды не дождешься.
– Что такое зиндан? – спросила Алиса, машинально покосившись на минералку, дожидающуюся, пока жажда пленницы не станет сильнее здравого смысла.
Ворон проследил за ее взглядом, коротко хмыкнул и пояснил:
– Зиндан – это просто яма. Глубиной четыре-пять метров. Все, что ты видишь со дна, это небо.
– А мне отсюда даже неба не видно, – пожаловалась Алиса. – Значит, эта землянка еще хуже зиндана.
– Ты так считаешь? – Ворон криво улыбнулся. – Года два назад меня арестовали в горном селе Тевизана. Меня избили и бросили на дно ямы, вырытой на территории 45-го полка МВД, и все федералы ходили туда испражняться и мочиться. – Глаза Ворона сделались похожими на пару угольков, тлеющих в полумраке. – А в перерывах они просто стояли вокруг и плевали вниз, – сказал он глухо. – Ты думаешь, что после этого я стану обращаться с русскими пленниками как-то иначе?
– Но я-то тебе ничего плохого не сделала…
– Разве это что-то меняет? Как я могу не ненавидеть русских? Вы всегда жили в Чечне, работали на наших заводах, в наших колхозах, хоронили своих стариков в нашей земле. А когда началась война, все русские, которых мы считали добрыми соседями, ходили по нашим домам вместе с федералами и тыкали пальцами: вот эти меня притесняли, вот эти и эти. Возьмите их, они ваххабиты. Чеченцев увозили, а потом находили либо искалеченными, либо мертвыми, либо не находили вообще. А вы, русские, вселялись в наши дома, садились за наши столы, спали на наших кроватях.
– Неправда, – воскликнула Алиса. – Я никогда не бывала в Чечне.
– Значит, здесь побывал твой дед, отец, дядя, племянник, соученик, просто знакомый, знакомый твоего знакомого. Это уже не важно. – Ворон насупился. – Любое притеснение порождает ненависть, а ненависть порождает месть. Необратимую, как горный поток. Вы никогда нас не победите, сколько бы вас ни было. Мы сметем вас с лица земли, затопим ваши города и села.
– Почему? – вырвалось у Алисы, смутно почувствовавшей реальность угрозы, заключенной в словах бородатого чеченца, возвышающегося над ней в полумраке землянки. – Нас много, а вас мало.
Ворон приосанился.
– Постарайся понять, – сказал он. – Вы, русские, при встрече говорите друг другу "здравствуйте", что означает "будь здоров, не кашляй", только и всего. В наших краях люди, когда здороваются, говорят: "Марш вохыл", что означает "ходи свободным!". Мы свободолюбивый народ, нас долго в зиндане не удержишь, мы обязательно вырвемся и отомстим обидчикам. – Ворон явно хотел развить эту тему, но, осекшись, провел ладонью по макушке, бросил на нее изучающий взгляд и угрюмо заключил: – Мы гордый народ, так и знай. Мы никому не позволим срать себе на голову.
Алиса представила себе, каково пришлось этому гордому горцу в яме, среди нечистот своих врагов, и недавний инцидент на поляне показался ей не таким значительным, как несколько минут назад. Да и Черный Ворон предстал перед ней в несколько ином качестве. Болезненно самолюбивый человек, для которого плен в русском нужнике страшнее смерти. Наверное, до сих пор спит и видит, как режет головы своим обидчикам и свидетелям своего позора. За что ему любить русских? С какой стати ему относиться с сочувствием к москвичке, попавшей в его руки?
И все же можно попытаться его приручить, поняла Алиса, следя за выражением лица стоящего напротив мужчины. Хотя бы немножечко смягчить его сердце.
– А как будет по-вашему "до свиданья", Руслан? – спросила она таким тоном, словно решила пофлиртовать в столичном клубе, а не в той грязной дыре, куда ее запихнули.
– Зачем тебе знать? – подозрительно спросил Ворон.
– Но ведь ты меня отпустишь, когда я разберусь с компьютером? Ты сдержишь слово, правда?
– Допустим.
– Тогда было бы здорово попрощаться с тобой по-чеченски, – мягко пояснила Алиса. – Чтобы мы расстались друзьями.
– Ты хитрая, – протянул Ворон с невольным уважением в голосе. – Ты очень хитрая. Но сейчас тебе понадобится ум, а не хитрость… Слышишь? – Он поднял палец к земляному потолку. – Ду-у-у… Это генератор починили. Включай компьютер. – Он взглянул на золотые часы, поблескивающие на его волосатом запястье. – У тебя двадцать четыре часа, время пошло.
Алиса послушно нажала кнопку "Power", дождалась характерного звукового сигнала, свидетельствующего о начале загрузки, а потом окликнула направившегося к выходу Черного Ворона.
– Все же как будет по-вашему "до свидания"?
– Не просто хитрая, а слишком хитрая, – сердито проворчал он, – и слишком настырная. – Не менее десяти томительных секунд Алиса видела перед собой лишь спину, обтянутую пятнистой курткой, потом на фоне светящегося выхода возник профиль полуобернувшегося Ворона. – Ну, если хочешь знать, мы прощаемся так: "Адэкюэль", – произнес он каким-то странным, изменившимся тоном. Алиса едва сдержала торжествующую улыбку. Все-таки ей удалось наладить контакт с этим дикарем! Он снизошел до человеческой беседы с пленницей, а значит, еще не все потеряно. Не зверь же он, в конце концов, не чудовище, не оборотень. Люди всегда могут договориться. Особенно если они говорят на одном языке.
– Запомнила? – спросил Ворон, разворачиваясь к Алисе всем корпусом.
– Адэ… – Ей очень захотелось подпрыгнуть от радости, но она ограничилась тем, что слегка приподнялась на цыпочки: – Как-как?
– Адэкюэль. Что означает "чтоб жизнь твоя лучше была".
– Адэкюэль, – повторила Алиса тоном старательной ученицы. – Чтобы твоя жизнь была лучше…
– Чем смерть.
– Чем… Что?
– Смерть.
Одновременно с этим словом сухо клацнул затвор автомата, направленного Вороном в грудь отпрянувшей пленницы. Это ее погибель щелкнула стальными зубами, коротко, отрывисто.
– Почему? – воскликнула Алиса в отчаянии. – За что?
– Мне кажется, будет разумнее подыскать другого хакера, – пояснил Ворон, не спеша укладывая согнутый указательный палец на спусковой крючок своего автомата. – Мужчину, а не болтливую бабу. Кажется, я начинаю привязываться к тебе сердцем, а шариат не позволяет мне этого. Ты перехитрила сама себя, сучка. Перестаралась.
– Но… Но…
Алиса лихорадочно искала подходящие доводы или оправдания, однако в голове было совершенно пусто: ни нужных слов, ни связных мыслей. Словно внезапно подкравшаяся смерть первым делом сожрала ее мозги. И теперь готовилась к продолжению трапезы, многообещающе облизываясь, не спуская с жертвы черных глаз… глаз Ворона, язвительно предложившего:
– Ну, скажи мне "до свиданья". Что же ты молчишь, такая бойкая, такая коварная сучка?
– А… – Звуки застревали в сузившейся гортани девушки.
– Адэкюэль, – подсказал Черный Ворон.
Ответом ему был насмешливый шепот:
– Аста ла виста, беби.
Все, что сумела Алиса, так это попятиться и сесть на тюфяк, совершенно не позаботившись о том, чтобы одернуть задравшуюся юбчонку. Ее глаза были готовы выскочить из орбит. Такого она еще никогда не видела.
Только что в землянке находились двое: она и Ворон. Теперь за его спиной стоял незнакомый мужчина, который возник тут вопреки всем законам физики. Он не заслонил собой свет, проникая под землю, он не перемещался в пространстве, а просто материализовался, потому что так ему захотелось. При этом он не произвел не единого звука, если не считать шепота, обращенного к командиру чеченских боевиков.
Аста ла виста…
Прощайся с жизнью…
Какой-то киногерой говорил так, вяло подумала Алиса, не ожидая от появления человека-призрака, человека без тени, ничего хорошего. Потому что одной рукой он придерживал запрокинутую назад голову чеченца, а в другой сжимал нож, на сверкающем острие которого повисла темная капелька крови. Заросшая волосами шея Черного Ворона блестела, как будто ее отлакировали, но это был не лак, а кровь. Его автомат свободно болтался на ремне, а руки висели вдоль туловища, как неживые.
"Почему "как"?" – спросила себя Алиса. И провалилась в глубокий обморок.
Боец смертельного назначения
Полковник Реутов сдержал обещание, снарядив Хвата по высшему разряду. Даже небольшую сумму денег на всякие непредвиденные расходы выдал, сопроводив сей щедрый жест пожеланием: "Ни в чем себе не отказывай". Теперь тонкая рублево-долларовая стопочка вместе с липовым удостоверением капитана милиции хранилась в непромокаемой и несгораемой сумке-поясе, плотно облегающей бедра Хвата. Все остальное поместилось в тощем рюкзаке, болтавшемся за его спиной.
Что у вас, ребята, в рюкзаках? Честно говоря, ничего интересного: белье, фляга с водой, сухпаек, маскировочная сеть "Крона", маска-чулок, портативная рация, всякая мелочовка. От спального мешка и даже от обыкновенной брезентовой подстилки для ночлега Хват решительно отказался, напомнив полковнику, что он не в турпоход по лермонтовским местам собирается, а всего лишь к чеченским боевикам в гости, где задерживаться не станет ни за какие лепешки. Тщательная подготовка лежбищ, выстланных листьями, мхом и хвоей, занавешенных масксетью, в планы Хвата не входила. Барский сон часиков эдак по восемь в сутки – тоже.
Все расчеты строятся в подобных случаях на предельно простой математике: возьми быт, отними комфорт, в итоге останется самое необходимое.
Хотя, конечно, самое необходимое – это все же удача, подумал Хват, петляя между древесными стволами.
Его бег через подлесок на склоне горы был нетороплив, но зато почти бесшумен, чтобы потревоженные птицы не подняли гвалт на всю округу, предупреждая чеченцев о приближении непрошеного гостя. Все здешние обитатели были заодно, все настроены против одинокого чужака, вторгшегося в их владения. Каждый сучок норовил хрустнуть под его подошвой, каждая ветка целилась ему в глаза, но он продвигался все дальше и дальше, и его дыхание ни разу не сбилось за час непрерывного кросса, а его сердце билось мерно, как часовой механизм взрывного устройства.
Тик-так, тик-так…
Тщательно подогнанная амуниция не сковывала движений, не натирала кожу, не выдавала своего владельца предательским бряцаньем. Автомат, пистолет, несколько запасных обойм, подсумок с гранатами да верный "союзник" – вот и весь арсенал, который захватил с собой Хват, по опыту зная, что всякие там "шмели" да "мухи" не облегчают жизнь, а как раз очень даже осложняют ее на труднопроходимой местности.
Не до жиру, быть бы живу.
Его вполне удовлетворял тот минимум оружия, который у него имелся, и он почти не побеспокоился о пропитании, поскольку рассчитывал справиться с заданием уже сегодня и сегодня же, в крайнем случае завтра, вызвать вертолет, который заберет его с захваченным компьютером обратно. Останется лишь получить причитающиеся ему семь с половиной тысяч долларов и возвратиться к мечтающей об отдыхе Кате. Что касается самого Хвата, то он всегда предпочитал хорошую работу самому расчудесному отпуску среди стройных пальм и во многом уступающих им женщин. Он терпеть не мог расхаживать по курортам в сандалиях на босу ногу или, тем более, в подростковых шортах, зато военное обмундирование сидело на нем, как вторая кожа, надевать которую было невыразимо приятно, а сбрасывать снова – ох как не хотелось.
Спасибо полковнику Реутову, снабдившему его современнейшим комплектом боевой одежды, новехонькой, упакованной в полиэтилен, пахнущей добротной материей и такой же добротной краской.