* * *
К счастью, местность оказалась вполне проходимой. Склоны, густо поросшие грабом и лиственницей, были временами круты, но все же не отвесны. Всегда можно было найти место, где поставить ногу или хотя бы опереться рукой. За три дня вынужденного горного туризма Корсар не раз встречал симпатичные ровные участки, которые окрестил про себя "альпийскими лугами". Эти места словно предлагали путнику поваляться вволю на усыпанном поздними цветами разнотравье, но Корсар обходил их стороной. К тому же сегодня утром один лужок преподнес ему сюрприз.
Когда в маленьком просвете между деревьями впереди Андрею почудилось какое-то движение, он сначала замер, а потом осторожно подобрался поближе. На освещенном косыми лучами солнца горном пастбище шевелилась серая масса стада. Вокруг овец весело носились мохнатые псы. Весь завтрак летчика состоял из половинки ржаного сухаря и остатков тушенки. Попытки перейти на подножный корм дали пока весьма скромные результаты в виде резиноподобных сыроежек, которые он, нанизав на прутики, жарил над костром, и горсточки земляники, вероятно перепутавшей времена года. Поэтому, само собой, такое количество гуляющего на свободе потенциального шашлыка вызвало у Корсара вполне определенные мысли. Он сглотнул слюну и, проследив за огромным кудлатым псом, обегающим отару справа, наткнулся взглядом на далекую неподвижную фигуру на пригорке.
Он посмотрел в свой монокуляр – пастух был весьма колоритен. Высокий, густобровый, с щетиной, которая еще не успела стать бородой, он был одет в национальную длиннополую жилетку-кожух и джинсы, оплетенные снизу ремешками от обуви, чего-то вроде мокасин. Густые волосы венчала каракулевая шапка, похожая на кубанку. За роскошным, усыпанным металлическими бляшками поясом торчал кривой нож, на одном плече висела внушительная фляга в чехле, а на другом – карабин СКС, знаменитая принадлежность советских почетных караулов. Впрочем, несмотря на это, карабин всегда считался серьезным оружием, особенно в умелых руках. Весь облик пастуха не располагал к каким бы то ни было контактам. Корсар колебался, пытаясь рассмотреть выражение его лица, и не заметил, как ветер переменился. Первой отреагировала на это маленькая верткая собачка. Она повернула морду к лесу и залилась громким лаем. Остальные четыре псины, крупные "волкодавы", насторожились, подняли уши и дружно, как по команде рванули вперед.
Не ожидавший такого поворота дел, Корсар на какое-то мгновение растерялся, но, увидев, как чабан срывает с плеча карабин, вскочил на ноги и кинулся в не слишком густую чащу, не собираясь, в общем, убегать слишком далеко – требовалось только найти место, чтобы укрыться от собак и пастуха, больше похожего на разбойника. Подгоняемый холодящим спину ощущением погони, Корсар взлетел по сучьям старого граба и устроился в развилке толстых ветвей, напряженно прислушиваясь. Но прошло несколько минут – и ничего, в конце концов он залез повыше, раздвинул ветви и опять достал свою оптику Собаки, как прежде, бегали вокруг отары, разве что временами останавливались и посматривали в его сторону. Пастух тоже был на прежнем месте, только карабин перекочевал с его плеча на грудь. "Зараза!" – вслух выругался Корсар. Получается, он так ломился со страху сквозь лес, что даже не услышал свиста или оклика, возвратившего собак на место. С чувством облегчения и раздражения одновременно он спрыгнул на землю и пошел прочь от этой поляны.
Приближался вечер, обостряя проблемы уходящего дня. Интересно, а как бы действовал на его месте летчик-янки? Замочил бы всю свору вместе с хозяином и нажарил бы стейков? Вряд ли. Скорее под каким-нибудь кустом чавкал бы аварийным шоколадом, пока спасательный маяк оглашает эфир своими воплями. И не лез бы никуда, дожидаясь, пока за ним прилетит вертушка, а то и две, с командой лекарей и со взводом морских пехотинцев, которые, выпучив глаза, будут поливать свинцом все, что движется и что не движется. От вороны в кустах до подозрительно колышущейся ветки – по крайней мере так обычно бывает в фильмах, которых Корсар и до поступления в училище, и во время учебы просмотрел великое множество. В фильмах этих вертолет непременно должен увезти летчика на родной авианосец, а там, глядишь, и сам президент в Вашингтоне пожмет ему руку перед телекамерами. Так что герою можно не суетиться – особенно если за пазухой и под задницей по химической грелке.
При мысли об еще одной холодной ночевке настроение Корсара испортилось совершенно. Может, все же плюнуть и развести костер? По идее, если его ищут, то обнаружить могут либо с собаками, либо с воздуха инфракрасным детектором. Прошлой и позапрошлой ночью он заворачивался в накидку: блестящая металлизированая пленка экранировала тепловое излучение тела.
"Может, ее над костром растянуть? Поразительно, какая чушь лезет в голову с голодухи! Ясно же, что горячий воздух не спрячешь, а полезную вещь загубишь. Может, и не ищет меня никто, а придется мерзнуть…" Усталый и обозленный Корсар вдруг поймал себя на мысли, что, предложи ему кто-нибудь сейчас вернуться обратно в свой теплый кабинет и забыть всю эту историю как страшный сон, он бы, пожалуй, ни за что не согласился. "Черта с два! – произнес Корсар вслух. – Выберусь и снова буду летать, чего бы мне это ни стоило!" Но есть все равно хотелось. На обед он съел последний сухарь – томительно перемалывая во рту кисловатую кашицу, стараясь подольше не сглатывать. И грибов что-то больше не попадалось. "Спокойно, спокойно. Что мы еще там знаем о подножном корме? Негры в Африке, например, едят саранчу. Прекрасно, как только налетит саранча, все проблемы решатся сами собой. Французы лягушек употребляют – только в этих ручьях, похоже, лягушки не водятся. А еще дождевых червяков с солью можно попробовать. Сплошной протеин! Ну что, пошарить под камнями или оставим червяков на десерт?" Корсар сплюнул и поднял глаза к темнеющему в просветах листвы небу Пожалуй, перевал, который вот-вот ляжет ему под ноги, станет на сегодня последним. Можно будет присмотреть местечко для ночевки, думал он, методично переставляя ноги в прочных, удобных, но заметно потяжелевших ботинках. Последние метры оказались особенно нелегкими, и пришлось перекинуть "бизон" за спину, чтобы помогать себе руками. Фу, все, передых! Он окинул взглядом окрестности и вздрогнул от неожиданности.
В глаза сразу бросились неярко светящиеся в наступающих сумерках окна большого строения, расположенного на соседней горке. Среди дикого ландшафта нелепо смотрелись три его этажа, вытянувшиеся в длину, деревянная терраса вдоль фасада и многошатровая крыша… Те одинокие дома, что до сих пор встречались Корсару и куда он по тем или иным причинам предпочел не соваться, выглядели совсем по-другому!
Но столь желанной темноты он так и не дождался. Поднялась почти полная луна, и яркие южные звезды превратили все вокруг в подобие черно-белой фотографии, перетемненной неумелым любителем.
Корсар убрал монокуляр, в который разглядывал местность, выбирая наиболее подходящий маршрут, и поднялся на ноги. Глотнул воды из фляги, кинул в рот щедрую горсть таблеток глюкозы с витамином С, припасенных на такой случай, и попрыгал не месте. Ничего не гремело, ни за спиной, ни на поясе. "И последнее… – сказал он сам себе, зачерпывая ладонью влажной земли из-под ближайшего дерева и щедро размазывая ее по лицу – Жаль, зеркала нету!" – вздохнул он, закончив свой камуфляж, и начал спуск.
"Нет, ночные прогулки по горам – занятие для сумасшедших, – подумал Корсар, растирая ушибленное колено, когда наконец добрался до удобных для наблюдения за домом кустиков, – и фонарь нельзя включить… Или можно? Картина-то вон какая мирная… Терем-теремок, не низок, не высок. Окошки мерцают, путников зазывают. И кой-кого уже зазвали: со второго этажа доносится тихая музыка и вроде разговор?" Корсар усмехнулся – войти да поздороваться, к беседе присоединиться… Только вот что делает за домом та темная фигура, обозначенная огоньком сигареты? Гуляет? Странная какая-то прогулка: то скроется за углом, то снова высунется. И одежда на гуляющем больно форму военную напоминает, и "калаш" на плече. Если это часовой, то тоже странный. Руки в карманах, курево в зубах, стоит задрав голову, считает звезды.
Непредсказуемый какой-то он, вот что плохо. Когда появится опять, неизвестно. Но все же придется рискнуть.
Стараясь быть тише воды, ниже травы, Корсар подобрался к террасе, подтянулся наверх, распластался у стены под окном и прислушался.
* * *
Разговаривающие находились где-то рядом. Корсар попытался разобрать, о чем речь, и вдруг обнаружил, что разговор, в общем ему понятный, идет по-английски. "Не такая уж и дурацкая вещь эти боевики! При случае и объясниться смогу. Хомяка б сюда!" Говорили двое и говорили они… Корсар первую секунду не поверил своим ушам: говорили как раз о нем! Ну, вернее, не конкретно о нем, а о летчике, сбитом неподалеку.
Один голос был густой, хрипловатый, и Корсар почему-то сразу представил себе крупного негра, бритого и губастого, говорил он отчетливо и чуть заторможено.
Ага, значит, разбившийся истребитель они уже нашли и сейчас ищут… так, точку приземления пилота. Жалуется на пересеченную местность, ругает "чертовы горы". Мол, в Персидском заливе было легче. Еще бы. Обещает второму (голос выше, выговор невнятней) завтра геликоптером перебросить его вместе с туземцами поближе к сбитому самолету. Обсуждают, сколько этих туземцев оставить в городке. Решили – пятерых.
Нож на ремне неприятно вдавливался в печень, и Корсар пошевелился, устраиваясь поудобнее и продолжая напряженно, изо всех сил вслушиваться. Теперь ругался визгливый. "Черт бы побрал этих ленивых тварей! В горах партизаны, а они только пьют и дрыхнут". Уверен, что больше половины сейчас торчат в местном кабаке. Вместе с командиром – трусливой свиньей. Хочет поскорее вернуться в Благоев, в батальон, в соседстве с которым "эти ублюдки" ведут себя почти пристойно.
Первый голос попытался его утешить. – Расслабься, сержант! Смотри, каких девочек я привез. Даже немного говорят по-английски. И достались по дешевке. А кстати, разве не приятно обнаружить в этой глуши неплохой бар? Твои туземцы, к счастью, не успели выжрать здешние запасы. Выпивка вполне приличная. И крыса-бармен, которому ты догадался ткнуть пушкой под ребра, наливает бесплатно. Туземцы, конечно, вонючие подонки, но они знают эти горы. И премиальные за поимку русского получим мы, а не они! Хорошие премиальные! Это говорю тебе я, сержант Рой Шерман, человек с тремя сердцами. Одним своим и двумя пурпурными. И еще я тебе скажу, что ловить чужих пилотов на своей территории гораздо веселее, чем вытаскивать своих с чужой! Поверь моему опыту, Ник, при этом можно отлично развлечься. Неделю назад в Боснии мы тепленьким взяли сбитого серба. Он пытался сопротивляться и ранил лейтенанта. Так одному нашему парню пришла в голову забавная идея: привязать пленника за ноги к двум вертолетам и немного прогуляться. Сначала рядышком, потом разойтись. К сожалению, оказалось, что он завалил какого-то хорватского аса, и пришлось отдать его союзничкам. А у этих недоносков ни на цент фантазии. Прибили к забору и швырялись ножами, пока не надоело, а потом последним гвоздем прибили ему к голове летный шлем. Ребята были недовольны.
– Да уж, – отозвался визгливый, – у вас там народ веселый. Я слышал, один из ваших подкинул мусульманам красивую идею насчет мобильной машинки для решения сербской проблемы. Отработавший ресурс реактивный движок в кузове грузовика и поворотный желоб с ленточным транспортером над ним. Чертовски дешево и практично, Рой! А недавно нам удалось поймать партизанскую связную. Накрыли ее в Тошево, прямо в полицейском участке! Вместе со всеми местными копами! Они были с ней заодно. Если бы не один из них, вахмистр, мы бы так ничего и не узнали. Представляешь, этот тип продал своих коллег всего за семьсот долларов.
– Все равно, Ник, вы ему переплатили. Хватило бы и пятисот.
– Скорее всего. Он – настоящая дешевка. Говорят, партизаны уже приговорили его к смерти, так я ему цветы на могилу не пошлю.
До Корсара донеслось бульканье, потом какая-то возня, взвизгнула и захихикала женщина. И после этого невидимый Ник продолжил:
– Значит, копов мы сразу вывели в расход. А девку привезли в Благоевград. Всех туземцев из казарм согнали без оружия во двор, взяли на прицел и по приказу нашего лейтенанта устроили им проверку на лояльность. Они как в строю стояли, так по очереди ее и трахали. Сначала просто, а потом палкой. С рассвета до обеда. Последним не повезло, им пришлось иметь дело с трупом.
– И что, никто не отказался?
– Были, ха-ха, слабаки. Эти отделались упражнением с палкой и оплеухой от капитана. Нашелся и такой, что упирался до последнего. Сержант Эксишихеров.
– Боже, как только ты запоминаешь эти кошмарные имена!
– Просто в отличие от тебя и других счастливчиков, ночующих на авианосцах, мне приходится все время иметь дело с туземцами. Будешь в штабе – попроси для меня прибавку к жалованью!
– Непременно. Так что там с этим сержантом?
– Ничего особенного. Я трахнул его самого черенком ихней саперной лопатки, а лейтенант отдал его под трибунал за невыполнение приказа. Зато остальные вели себя смирно и даже очень старались, ха-ха-ха!
Корсар слушал затаив дыхание и чувствовал, как его охватывает странное ощущение нереальности. Может, он что и не разобрал, но общий смысл уловил четко, и его пальцы до боли ежались на прикладе автомата. Он очень ясно представил, как его, связанного, кладут вниз лицом на горячую резиновую ленту и та начинает двигаться, тянуть извивающееся тело вверх, дрожа от чудовищного рева, рвущего густой душный воздух. Если он закричит, никто его не услышит. Повезет – он потеряет сознание от звукового удара, нет – успеет почувствовать, как его, с рвущимися барабанными перепонками, опрокидывает под страшный молот раскаленного реактивного смерча… Они делают из людей "огненных бабочек" и называют это красивой идеей! Вдруг вспомнилась неуклюжая фраза, которую любил повторять известный многим поколениям курсантов полковник Дубовитых: "Мы должны обороняться внешних врагов!" Раньше враг для Корсара был неким отвлеченным, абстрактным понятием. Метка на экране локатора, пусть даже стреляющая в тебя, крылатая тень в бегающем перекрестье прицела. Но это все не то, это в крайнем случае противник. А враг – другое. Два голоса, спокойно под тихую музыку беседующие о страшных вещах. Если враг – такой, его не надо "обороняться" – его надо уничтожать!
* * *
Корсар почувствовал, что с него хватит. "Какое хорошее, невысокое окно", – подумал он и, взяв пистолет-пулемет левой рукой, медленно, словно во сне, положил правую на подоконник. Голоса продолжали бить в уши, но Корсар больше не хотел слушать их. Он хотел, чтобы они замолчали. Навсегда. И этот низкий, обладатель которого сидит, кажется, напротив окна, и тот другой голос, идущий справа. "Человек счастлив, когда то, что он хочет сделать, совпадает с тем, что он сделать должен. Буду счастливым". Корсар глубоко вздохнул и, не думая больше ни о чем, легко, одним движением перенес тело через подоконник.
В глаза ударил красноватый свет, и на какое-то мгновение все словно застыло. Застыла музыка, застыл бармен за полукруглой стойкой в левом углу, застыли две смуглые девицы, за деланной истерической веселостью которых угадывалась обреченность. Застыли их спутники в полевой форме армии Соединенных Штатов. Владелец хриплого баса действительно оказался негром, только худощавым и высоким, с выделяющимися на длинном лице выпуклыми как сливы глазами, а писклявый – огромным латиносом с шеей как телеграфный столб и в темных очках. Это ночью-то!
Корсар не успел удивиться. Оцепенение отпустило обитателей дома, и сержант-латинос начал вставать.
Испугаться Андрей не успел. Сердце екнуло, а руки все сделали сами. Резкий разворот корпуса, короткий выпад рамой откинутого металлического приклада – и лицо, которое он так и не успел как следует рассмотреть, бледным пятном провалилось вбок и назад. Со скрежещущим всхлипом слабо вскинулись руки. Негр уже вскочил, отбросив стул, но Корсар пнул низкую столешницу, и та въехала сержанту в ноги, чуть ниже паха. Негр явно не зря получил свои нашивки. Он покачнулся, но оперся ладонями, устоял, с силой оттолкнул бодливый предмет мебели обратно на Корсара и тут же нырнул за упавшей на пол во время первого толчка автоматической винтовкой. Но медленно, слишком медленно. Сделав резкий замах, Корсар с силой оттолкнулся правой ногой и взмыл над поехавшим в его сторону столом. Его гигантская тень темным, угрожающим призраком колыхнулась на стене. Негр стремительно сгибался и разворачивался, сжимая в руках винтовку, когда острое ребро крепкой крупнорубчатой подошвы жестко врезалось ему сбоку под челюсть. Неслышно хрустнули сместившиеся шейные позвонки, и обмякшее тело отлетело назад, опрокидывая хлипкие столики. Корсар, ощутив окончательность своего удара, мягко приземлился и тут же развернулся к первому противнику. Ноги широко расставлены и чуть согнуты, автомат наизготовку перед грудью.
Да, вовремя. Сержант легкой пехоты, едва очнувшись, почти не соображая от боли, сумел приподняться на одно колено и зашарил рукой по поясу в поисках кобуры с пятнадцатизарядной армейской "береттой". В том, что он умеет с ней обращаться, сомневаться не приходилось, хотя движения его пальцев были судорожны – сказывались последствия шока. Приклад "бизона" – один из самых простых и прочных складных прикладов в мире – сломал ему с десяток белых стопроцентно американских зубов. Кровь густо стекала у сержанта по подбородку, а пальцы вот-вот зацепят нейлоновый клапан. Корсар заметил это уже на бегу. Перед ним был тот, кто намеревался получить награду за его голову, и он не даст ему ни малейшего шанса. Жгучая ненависть заставила Корсара швырнуть автомат на стол и вырвать из ножен короткий клинок. Он с налета коленом опрокинул латиноса обратно на пол, наступил на державшую пистолет ладонь, прижал его голову левой рукой к полу и вонзил черненое лезвие в мощную шею. Американец дернулся, едва не сбросив Андрея с себя, но быстро затих. Корсар машинально вытер руки и нож об одежду поверженного врага, распрямился и огляделся вокруг. Неожиданно он снова стал различать звуки. Журчала музыка, пронзительно визжала одна из девиц.