– Ну что же вы так! – сказал один из оперативников, назвав меня по имени-отчеству. – Неужели вы думаете, что мы способны на такое? Нам этого не нужно. Мы ищем только то, что касается смерти вашего клиента. У нас есть оперативные данные, что вы вынесли из следственного изолятора какие-то записки на волю в отношении его. А поскольку в данное время ведется следствие именно по факту его убийства, то, как вы понимаете, любые записи имеют колоссальное значение для следствия. Поэтому мы вас убедительно просим, – он вновь назвал меня по имени-отчеству, – выдать те записи, которые вы взяли.
– Я еще раз повторяю, что никаких записей я не выносил и ничего у меня нет, – сказал я и тут же стал лихорадочно вспоминать, куда дел адрес и название голландского банка. А вдруг их найдут? Тут я и попался… А почему, собственно? Ничего особенного в этих записях нет. Просто я подставляю Олега. Да еще и жена его похищена…
Обыск оперативники начали достаточно вяло, вскоре я понял, что их ничего не интересовало, только мои личные записи. Они без всякого энтузиазма отнеслись к газовому оружию, которое хранилось у меня дома, не проявили никакого интереса к пистолетным кобурам. Один даже примерил кобуру.
– Что же вы так равнодушно на это смотрите? – не удержался я.
– Это нас не интересует, – отмахнулся один из оперативников.
– Что же вас интересует?
– А вот это секрет фирмы, – улыбнулся он.
Переходя из комнаты в комнату, оперативники просматривали вещи. Они вели себя корректно. Я понял, что подкинуть что-либо они задания не имеют. Скорее всего это просто обыск.
Наконец они сказали:
– У вас есть радиотелефон?
– Да, есть.
– Можно его у вас попросить?
– Извините, а зачем он вам? У меня есть официальное разрешение на право пользования им.
– Мы должны посмотреть ваш телефон, – настаивали оперативники.
Я протянул им телефон.
– Так, – сказали они. – Вот постановление о его изъятии.
– А какое право вы имеете изымать телефон? – спросил я. – Он является моей частной собственностью.
– Дело в том, что радиотелефон нам необходим для изучения.
Я понял, что они наверняка будут изучать те звонки, которые поступали, или кому звонил я. А может, мне пытаются поставить подслушивающее устройство? Ладно, пусть берут, какое это имеет значение…
– Хорошо, берите, только внесите в протокол, что я не согласен с фактом изъятия.
– Это пожалуйста, – согласились оперативники. Один из них стал вписывать это в протокол.
– Можно ваши записные книжки?
– Какие еще книжки? Вы знаете о том, что Конституция гарантирует гражданину тайну переписки?
– Все это так. Но существуют интересы следствия. Вы понимаете, что это дело неординарное. И сейчас нас интересует прежде всего установление истины. Поэтому мы просим вас передать нам ваши телефонные книжки.
– У меня телефонных книжек нет, – соврал я.
– А как же вы звоните? – удивился оперативник.
– А я все номера помню наизусть.
– Позвольте вам не поверить.
– А как вы можете доказать, что у меня есть телефонные книжки? – улыбнулся я. – Вы же их не нашли. – При этом я стал вспоминать, куда мог деть их.
– Ну хорошо, пусть будет так, – махнул рукой оперативник. – Все, обыск закончен.
Обыск продолжался полтора часа.
– Ну что, теперь мы попросим вас поехать с нами, – сказал оперативник.
– Это еще куда?
– Следователь хочет с вами поговорить.
– Я никуда не поеду, – наотрез отказался я. – Уже десять часов вечера. Время позднее.
– Вам лучше поехать с нами, – сказал один из оперативников.
– Я никуда не поеду! – повторил я. – Пусть он вызывает меня официально. И потом, куда я должен ехать, к какому следователю? Вы ведь должны понимать, что меня могут вызвать только по конкретному уголовному делу.
– Да, и такое конкретное дело существует. Вы проходите по этому делу как свидетель.
– По какому делу?
– Об убийстве вашего клиента.
– Вы что, хотите сказать, что я его убил?
– Это все будет решать следствие, – сказал оперативник. – Наша задача – доставить вас на беседу со следователем.
Тут мне в голову неожиданно пришла мысль. Я понял, что, давая показания, становясь свидетелем по этому делу, я практически выбываю из разряда адвокатов своего клиента. Я понимал, что клиента уже нет в живых. Но существует факт его убийства. Значит, автоматически я остаюсь его адвокатом и после его смерти. Я должен выяснить причину его гибели. Существуют, в конце концов, его родные и близкие. Поэтому я решил сделать следующее – согласился на беседу со следователем.
Мы сели в машину и поехали. Почти всю дорогу мы молчали. Только один из них спросил меня:
– А вы его давно знаете?
– Кого?
– Клиента.
Я пожал плечами, не собираясь отвечать на вопрос.
Приехали мы все в то же здание на Ново-Басманной улице, в отдел по борьбе с бандитизмом и убийствами.
Следователь, который вел дело Олега, вел и дело по его убийству. Тот же кабинет, заваленный бумагами, только оружия в сумках на полу нет.
Я вошел в кабинет, поздоровался и сел. Следователь достал бумагу и, положив руки на клавиатуру компьютера, начал набирать текст "Протокол допроса свидетеля", но тут я попросил лист бумаги и достал из внутреннего кармана пиджака ручку. Следователь удивился, но листок бумаги мне передал, совершенно не понимая, что я собираюсь писать. А я быстро написал заявление на имя прокурора города Москвы, в котором изложил следующее: поскольку адвокат по данному уголовному делу не может быть свидетелем, то я на основании закона отказываюсь давать какие-либо показания, так как хотя мой клиент мертв, но для меня остается важным уточнить истинные причины его убийства. На этом основании я отказался от дачи показаний.
Следователь прочел мое заявление, улыбнулся и сказал:
– Вы не так просты, как я думал!
– А кто же тут простой? – съязвил я.
– Ну что ж, – сказал следователь, – вольному воля. Не смею больше вас задерживать.
Неожиданно дверь открылась, и в кабинет вошел старшина милиции, поигрывая наручниками. Я насторожился. Ничего себе поворот! Сейчас мне объявят, что я задержан по какой-либо статье, и сержант наденет мне наручники…
Следователь удивленно посмотрел на сержанта. Тот взглянул на следователя, на меня и сказал:
– А что вы на меня так смотрите? Мы его привезли.
– Кого? – не понял следователь.
– Как кого? Кого вызывали. Подозреваемого в убийстве, его сокамерника.
Тут я понял, что сейчас в кабинет войдет тот, кто убил Олега.
– Хорошо, вводите, – сказал следователь.
Сержант крикнул в коридор:
– Гринько, вводи!
Я настороженно смотрел на дверь. Но следователь протянул мне руку и сказал:
– Все, не буду больше вас задерживать. – Теперь он явно торопился.
Но я, наоборот, не торопился. Мне надо было посмотреть на этого человека. Каков он из себя, убийца Олега? А может, он просто взял на себя это убийство?
Дверь открылась, и появился высокий худощавый парень, с короткой стрижкой, в спортивном костюме. На руках – наручники. Взгляд холодный и колючий. Он сразу смерил взглядом меня, и какие-то враждебные искорки укололи меня. Мне стало не по себе. Неужели он как-то вычислил, что я адвокат Олега?
Следователь показал место, где можно было посадить подозреваемого. Сотрудники милиции усадили его, но наручники не сняли. Один из них встал рядом с подозреваемым, а другой вышел из кабинета.
Я также вышел. Сотрудник, вышедший из кабинета, стал около двери для охраны. Тогда я понял, что у меня появился шанс получить информацию об Олеге. Я подошел к сержанту и спросил у него, который час. Сержант взглянул на часы:
– Половина одиннадцатого.
– Ну вот, – сказал я, посмотрев на свои часы, – как обычно, они опаздывают…
Так, контакт начался, теперь надо как-то произвести впечатление, что я работник прокуратуры. Надо постараться что-то выяснить про подозреваемого.
– А чего так долго везли-то? – спросил я.
– Да нет, как обычно, – ответил сержант. – Не такой уж близкий путь… Пока получали, пока документы оформляли, пока выпускали…
– А как он себя вел?
– Да нормально, спокойно.
– А вообще что ты о нем думаешь? – продолжал спрашивать я.
Конечно, сержанту и в голову не пришло, что посторонний человек, не работающий в прокуратуре, свободно выходящий из кабинета следователя в половине одиннадцатого вечера, может быть адвокатом. Скорее всего он подумал, что я либо помощник следователя, либо оперативный работник, либо другой следователь, в конце концов…
– Человек как человек… Сами знаете, кто он. Чего ему терять-то? На нем два убийства висят или даже три, – сказал сержант. – Ну, и четвертое до кучи взял. А убивал он его или нет – это уже вашему брату решать.
Теперь я уже имел точное представление обо всем. Убийца Олега проходил по делу о тройном убийстве, и теперь Олег для него был четвертой жертвой.
Я стал соображать, как мне задать следующий вопрос, чтобы не выдать себя. Но тут неожиданно дверь открылась, выглянул следователь и спросил меня:
– А что, вы еще не ушли? – И обратился к сержанту: – Проводите товарища адвоката до выхода.
Сержант растерянно посмотрел на меня, но, сделав вид, будто ничего не произошло, сказал:
– Пожалуйста, провожу.
И, показав рукой вперед, сказал мне:
– Прошу, идите.
Я вышел. В конце коридора я попрощался с ним, спустился вниз, сел в машину и поехал домой.
На следующее утро неожиданности продолжились. Раздался телефонный звонок. Я услышал далекий голос Олеси.
– Олеся, ты откуда говоришь? – кричал я в трубку.
– Я из дома.
– Как? Тебя отпустили?
– Да. Нам с вами нужно срочно встретиться.
– Конечно, конечно! Ты можешь приехать ко мне в консультацию?
– Конечно, могу, – ответила Олеся.
– Когда ты будешь?
– Минут через сорок.
– Все, договорились. Я тоже буду там через сорок минут!
Я быстро стал одеваться. Через несколько минут моя машина мчалась в сторону консультации.
Подъехав к зданию, я принял определенные меры предосторожности. Осмотрелся вокруг, оставил машину, не доехав до места, и дальше пошел пешком. Ничего подозрительного я не обнаружил.
Войдя в помещение, я увидел уже сидящих там Олесю с Ольгой. Олеся была бледная, осунувшаяся. Я взял ее за руки.
– Олеся, ну как ты? – Я чуть было не добавил "милая", но сдержался.
Она покачала головой, как бы сказав, что ей очень плохо.
– Про Олега слышала?
Она опять кивнула головой. Мы прошли в мой кабинет.
– Ну, рассказывай! – сказал я.
– Похитили меня у бутика, торгующего товарами фирмы Армани, – начала Олеся, – затолкали в машину, рот заклеили широким скотчем, руки тоже замотали. Привезли в какую-то квартиру, там держали. Кормили нормально, не били.
– Что они требовали? Что это были за люди?
– Кто знает, что за люди… Наверное, враги Олежки. Ничего не требовали, видимо, чего-то ждали, что-то хотели получить. Никто со мной не разговаривал. Должны были приехать какие-то старшие для разговора со мной, но так и не доехали. Они где-то за границей были.
– Почему ты так решила?
– Потому, что те, кто меня охранял, без конца с ними по мобильному телефону говорили. Все время набирали код страны, который никак запомнить не могли.
– Ну и что? Как же тебя освободили?
– А как в новостях про Олега передали…
– А, так ты там телевизор смотрела?
– Да, все как в обычной жизни было, только по телефону разговаривать не давали и на улицу выходить. А так я все видела и слышала. Как показали Олежку, сразу же те, кто меня сторожил, стали старшим звонить. Долго о чем-то говорили, потом выпустили меня.
– И ничего не сказали?
– Ничего. Только – что найдут, если нужно будет.
– А как ты думаешь, кто его мог…
– Я хотела это у вас спросить.
– Ты знаешь, что у меня тоже были неприятности? – И я вкратце рассказал ей про обыск, про попытку проведения допроса, про одного человека, на которого надеялся Олег, намекая на Бориса Петровича. Она слушала меня, глядя в сторону безразличным взглядом.
– Вы поможете мне его забрать? – неожиданно спросила она.
– Конечно, – ответил я. И обратился к Ольге: – А как ты, Оля?
– Да, мой муж ведь тоже… Он был совершенно здоров. Я накануне получила свидание у следователя, приходила к нему, мы разговаривали. Было все нормально, и вдруг – в тот же день он умирает… Сказали, что завтра можно получить тело.
– Значит, поедем вместе.
Мы говорили еще долго. Про Голландию я ничего не сказал.
На следующий день в полдень мы подъехали к следственному изолятору. Сначала долго ждали какого-то тюремного начальника, потом нам выписали пропуска, и мы поднялись на второй этаж. После этого долго оформляли бумаги. Наконец на тележке вывезли тела, покрытые белой тканью. К этому времени Олеся вызвала специальную машину для перевозки трупов.
Олеся приоткрыла покрывало. Я не узнал Олега. У него было черное лицо, покрытое кровоподтеками. Было видно, что его били долго и жестоко. Зато лицо Андрея было чистым, никаких следов физического воздействия не было.
Девушки заплакали. Мне тоже было не по себе.
Когда мы стояли над телами – а все это происходило в тюремном дворе, – вокруг собралось много любопытных: конвоиры, сотрудники следственного изолятора, хозбригады заключенных. Они сочувственно смотрели на нас.
Мы погрузили тела в машину. Девушки стали прощаться со мной. И тогда я сказал:
– Олеся, я не сказал тебе самого главного. Олег передал мне, что я должен забрать материалы в одном европейском городе…
– Я в курсе, – сказала Олеся.
– Что мне с ними делать?
– Привезите, посмотрите, что это такое. Если там будет что-то интересное для меня, то есть то, что касается меня, я бы хотела их получить.
– Конечно, – ответил я, – поеду туда и все получу.
Мы простились, договорились, что по приезде из Амстердама я обязательно ей позвоню.
Через несколько дней я начал собираться в Голландию. Но неожиданно раздался звонок. Голос, похожий на голос Бориса Петровича, сказал:
– Здравствуйте. Вы меня узнали?
– Да, узнал.
– Не называйте меня по имени, пожалуйста. Нам надо с вами встретиться. Возникли небольшие проблемы.
– Хорошо.
– Как насчет старого места?
– Давайте встретимся там.
– Только давайте на полчаса раньше того времени, в которое мы с вами обычно встречались, – сказал Борис Петрович.
"Типичные чекистские штучки, – подумал я. – На том же месте, на полчаса раньше – ничего конкретного не говорит. Догадывайся! Только посвященный человек может понять…"
– Хорошо, я буду.
Подъехав на место в положенное время, я увидел того же знакомого мне водителя. Он кивнул мне и предложил сесть в машину. На сей раз водитель не вышел из машины, а тронулся с места. Мы отъехали немного в сторону и остановились в переулке, примыкающем к Трубной площади.
– Ну что, – произнес Борис Петрович, – когда вы передадите нам бумаги?
– Какие бумаги?
– Какие вам передал Олег.
– А с чего вы решили, что он мне что-то передавал? – тянул я время.
– Мы это знаем точно. Зачем вам нужны неприятности и головная боль для себя? У вас есть неплохая работа, неплохая клиентура. Зачем вам с нами ссориться? Верните нам бумаги по-хорошему. Все равно мы их возьмем у вас.
– Да, но у меня нет никаких бумаг, – продолжал настаивать я.
– Послушайте, – продолжил Борис Петрович, назвав меня по имени-отчеству, – неужели вы не понимаете, что у нас есть множество способов проследить, проверить и получить все, что нам полагается? – раздельно произнес он. – Более того, даже если это будет сделано против вашей воли. Поверьте, нам бы не хотелось нарушать наши с вами дружественные отношения.
– А можно спросить?
– Пожалуйста.
– Я о том, о чем вас просил Олег. Вы ему помогли? – перешел я в наступление.
– А в чем, собственно, дело?
– А в том, уважаемый Борис Петрович, что я еще точно не знаю, кто повинен в смерти Олега…
– Вы что, на нас намекаете?
– Я ни на кого не намекаю, но точно пока не знаю, кто это сделал. И поэтому, извините, я не могу вам верить.
– Ну что ж, – ответил Борис Петрович, – ваше дело. Давайте тогда на этом и закончим наш разговор. Вас отвезти на прежнее место?
– Нет, спасибо, я дойду сам.
Я вышел из машины и хлопнул дверью. Через несколько шагов меня догнал водитель.
– Послушай, – сказал он, – зачем тебе эта головная боль? Давай нормально, по-мирному, решим все проблемы. Тебе что, деньги нужны?
– Ты кто, водитель? – ответил я. – Вот и води свою машину. – Повернулся и пошел прочь.
– Ну смотри, парень, – крикнул он мне вслед, – как бы потом не пожалел…
Я не оборачивался.
Всю дорогу, пока я шел к машине, я думал: как мне теперь лететь в Амстердам? Если контора, которую представляет Борис Петрович, – а наверняка по Олегу они работают неофициально – займется мною, то я дальше Шереметьева-2 никуда не пройду. У них есть широкие возможности знать, куда я полечу и зачем. Но в то же время надо получить эти бумаги…
Целый вечер я прорабатывал разные варианты, как выехать в Амстердам. Наконец пришла блестящая мысль, что лучше всего не пользоваться российским Аэрофлотом, который полностью находится под контролем могущественного ведомства, а вылететь через немецкую компанию "Люфтганза".
На следующее утро я приехал в гостиницу "Пента" на Олимпийском проспекте, где находится представительство "Люфтганзы", и заказал билет до Франкфурта. А из Франкфурта сразу же – билет до Амстердама. Конечно, это обошлось в достаточно кругленькую сумму – гораздо большую, чем в Аэрофлоте. Но зато у меня была гарантия, что я не попаду под "колпак" спецслужбы, которую представляет Борис Петрович.
Вечером того же дня я позвонил Олесе. Она сказала, что завтра утром она самолетом перевозит тело Олега в его родной город, где будут похороны. Как бы между прочим Олеся сказала, что приехали друзья Олега из его города и очень интересовались тем, что мне передал Олег.
Так, час от часу не легче! Теперь еще и друзья появились, которые также будут требовать у меня эти бумаги. Я попадаю между двух огней. Но ведь Олег ничего мне не говорил по поводу того, что я кому-то должен их отдавать, кроме Олеси, или я должен буду использовать их по назначению. Но я пока не знаю, что написано в этих бумагах…
Вечером я вышел гулять с собакой. Неожиданно почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Я внимательно осматривался вокруг, но так ничего и не заметил. Конечно, я понимал, что служба Бориса Петровича обладает широкими возможностями в плане технического оснащения и может вести скрытое наблюдение с большого расстояния. Теперь надо было придумать, как добраться до Шереметьева-2, чтобы спокойно вылететь во Франкфурт.