Рид и Констелло опустились в два темно-зеленых кресла в стиле королевы Анны, стоявшие у камина. К несчастью, я не ждала гостей, поэтому в кресле, на которое нацелился Рид, лежала большая корзина из прачечной с неразобранным бельем.
Физиономия Рида, когда он поднимал корзину и ставил ее на пол, выражала очевидное сомнение в моих достоинствах хозяйки. Этот тип что, не в курсе? На дворе девяностые годы. О женщине больше не судят по тому, что творится у нее в доме.
Рид, вероятно, был не в курсе. Он вынул небольшой блокнот и немедленно принялся что-то строчить. Перечисляет мои преступления?
1. Убийство при отягчающих обстоятельствах.
2. Бардак в доме.
Интересно, станут ли они разыгрывать представление под названием "Злой коп, добрый коп"? Во множестве телевизионных детективов, которые я просмотрела за последнее время (обычно, как я уже упоминала, по вечерам в пятницу и субботу - что ж, тем хуже для меня!), полицейские любили поиграть в эту игру. Злой все время давил, добрый сочувствовал. В результате виновный терял бдительность и выбалтывал доброму копу все как на духу.
Только беда в том, что мне нечего было выбалтывать. Да и Рид с Констелло повели себя нестандартно. Возможно, они не смотрели полицейские телесериалы. Или же никак не могли договориться между собой, кому какую роль играть. Потому что с самого начала оба выступали в одном амплуа.
Злой коп № 1, то бишь Рид, начал первым.
- Вам известно, зачем мы здесь, миссис Риджвей. Нам необходимо кое-что прояснить. - Он постучал карандашом по блокноту. Это стаккато напомнило мне о суровых полицейских начальниках, какими их изображали в сериалах двадцатилетней давности. А какой полицейский не хочет быть начальником, которого все боятся как огня? Если бы Рид сказал: "Нам нужны только факты, мэм, ничего, кроме фактов", я бы, наверное, рассмеялась ему в лицо.
- Даже и не знаю, смогу ли быть вам полезной, - ответила я тоном добропорядочной гражданки, всегда готовой помочь следствию. - Я не была знакома с Эфраимом Кроссом.
Видимо, роль добропорядочной гражданки мне не очень удалась. Злой коп № 2, то бишь Констелло, тупо уставился на меня.
- Чего? - переспросил он.
- Я не знала Эфраима Кросса, - повторила я.
После моего краткого заявления в комнате довольно долго не раздавалось ни звука, если не считать тиканья часов на камине. Под монотонное "тик-так" Рид и Констелло сначала переглянулись, а потом снова повернули головы ко мне. И дружно нахмурились.
Тишину нарушил Констелло. Пригладив усы, он осведомился:
- Неужто вы думаете, что мы поверим, будто человек, которого вы знать не знали, отвалил вам сотню тысяч баксов?
Я и не ждала, что мне поверят, да и вид у них был такой, что тут уж яснее ясного: эти ребята так просто не отвяжутся. Но поскольку всю правду я им уже выложила, то что еще могла сделать? Придумать более убедительную ложь? Я пожала плечами.
- Деньги достались мне по ошибке.
Рид провел пухлой ладонью по волосам, словно снимал с них паутину.
- Ладно, закончили, - подытожил он, всем видом показывая, что не надо раздражать большого начальника, иначе он рассвирепеет. - Мы здесь не в бирюльки играем, миссис Риджвей. Совершенно ясно, что между вами и мистером Кроссом были интимные отношения, и…
У этого малого, должно быть, плохо со слухом. Или ему следует подучить английский язык на курсах для иностранцев.
- У меня не только не было интимных отношений с Эфраимом Кроссом, - перебила я, - у меня с ним вообще не было отношений. - Я подалась вперед и отчеканила: - Я не была с ним знакома!
Рид издал звук, очень походивший на хмыканье Ледышки, когда она услышала от меня ту же фразу в субботу по телефону.
Злой коп № 1 решил зайти с другого бока. В течение нескольких минут он вообще не упоминал об Эфраиме Кроссе, но задавал вопросы вроде тех, что обычно задают в банке, когда вы хотите получить кредит: как долго я проживаю по этому адресу, где работаю, замужем ли и все такое прочее. А потом скороговоркой выпалил, очевидно желая поймать меня врасплох:
- А как насчет разных трат?
Я вытаращила глаза:
- Разных трат?
Рид откашлялся, открыл первую страницу блокнота и прочел:
- "…моему дорогому другу, Скайлер Риджвей, подарившей мне страсть, радость…"
Мне хотелось заткнуть уши, но я совладала с собой.
- "…и разные траты".
Я взглянула на Констелло. Рид шутит, да? Я заерзала на подушках. Похоже, все-таки не удержусь от искушения и рассмеюсь Риду в лицо, не дожидаясь фразы о "фактах и только фактах".
- Видите ли, это по-французски, - объяснила я. - Рэзон д'этр означает "смысл жизни".
- А-а. - Копы переглянулись.
Возможно, я иногда впадаю в чрезмерную мнительность, но это "а-а" прозвучало крайне неоднозначно. И взгляды, которыми обменялись полицейские, тоже показались мне весьма содержательными. Уж не прикидывался ли Рид невеждой, чтобы выяснить, знаю ли я, что означает эта французская фраза? Я откашлялась.
- Послушайте, нет ничего особенного в том, что мне известно это выражение. Все знают, что такое "рэзон д'этр". Все.
Рид посмотрел на меня как на пустое место. Он был явно со мной не согласен.
Злой коп № 2, очевидно, тоже мне не поверил. Он вынул из внутреннего кармана пиджака маленькое цветное фото и протянул мне.
- Знаете, чего это такое?
Я уставилась на снимок. На нем крупным планом был запечатлен маленький цветок, нежные лепестки несколькими рядами окружали бледную серединку. Когда я была маленькой, бабушкин сад каждую весну утопал в этих цветах. У бабушки они были разного цвета: белые, розовые, красные и, конечно, желтые, как тот, что на снимке.
Цветок на фотографии Констелло выглядел не слишком свежо. Он немного помялся, а кончики лепестков потемнели. Наверное, цветок долгое время простоял без воды. Или, скажем, слишком долго пролежал на коленях убитого человека.
Мне стало слегка не по себе, но я не подала вида и вернула фотографию Констелло.
- Это лютик.
Моя бабушка называла его еще по-латыни "ранункулюс", но я решила не умничать. Дело принимало такой оборот, что, похоже, не стоило проявлять слишком большую осведомленность о цветке, замешанном в убийстве.
Но, как очень скоро выяснилось, лучше бы я совсем не знала названия этого цветка, ни на каком языке!
Рид и Констелло обменялись еще более многозначительным взглядом. Они явно пришли к выводу, что я выдала себя с головой. Знала, что такое "рэзон д'этр", знала, как выглядит лютик, следовательно, полностью соответствовала параметрам "кровавой убийцы". Я поспешила объясниться:
- Моя бабушка выращивала такие цветы. Вот почему…
Риду было совершенно неинтересно, откуда я почерпнула свои познания в садоводстве.
- А у вас есть сад? - перебил он. Наверное, ему хотелось бы, чтобы вопрос прозвучал вполне невинно, но, когда разыгрываешь из себя полицейского босса, невинный тон плохо удается.
- Нет, - ответила я, - если не считать трех кустов помидоров.
Я всего лишь стремилась быть предельно искренней, но Рид глянул на меня так, словно я выпендривалась.
Констелло прочистил горло.
- Мы не прочь узнать, чего вы поделывали в среду вечером.
Я сглотнула. Впервые с тех пор, как полицейские вошли в мой дом, мне стало страшно. Господи, да эти ребята не шутят. Они и в самом деле полагают, что я могла совершить убийство. Да мне жалко паука раздавить, а они думают, что я могу застрелить человека!
Мне потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, как я провела тот вечер, и, когда вспомнила, мой страх не развеялся. Я еще не раскрыла рта, чтобы поведать Риду и Констелло, как сидела в среду вечером одна дома и смотрела кино по телевизору, но уже знала, что мой рассказ не произведет желаемого эффекта.
Так оно и вышло. Стоило мне заговорить, как оба полицейских прищурились.
- Послушайте, - торопливо добавила я, - я могу доказать, что говорю правду. Могу рассказать сюжет фильма, кто играл и чем все закончилось…
Я умолкла на секунду, полицейские тоже не проронили ни слова, просто сидели с недоверчивыми минами, и тогда я принялась рассказывать. Это был невероятно тупой фильм о шикарной женщине-адвокате и ее более чем сомнительном, но чертовски красивом клиенте. Эти двое влюбились друг в друга, когда еще только шли титры. Едва познакомившись, они вдруг совершенно обезумели от любви и готовы были рискнуть чем угодно, лишь бы быть вместе. Очевидно, телевизионщики полагают, что самое главное в человеке - это внешние данные.
Злому копу № 2 надоела моя болтовня. Он поднял руку.
- Наверное, ни к чему нам слушать про эти шуры-муры, а? - Он крякнул, поглядел на телевизор, стоявший на полке у противоположной стены, и безмятежно осведомился: - А у вас есть видеомагнитофон?
Свой видак я держала на телевизоре и не пыталась как-либо замаскировать. Ответила я не сразу. Это что, своего рода тест на сообразительность? Неужто он надеется, что я совру насчет видака, который стоит на самом виду в той же комнате, где мы втроем сидим?
Ладно, если это тест, то я его выдержу.
- Да, у меня есть видеомагнитофон.
Констелло кивнул:
- Понятненько.
Что понятненько? Впрочем, смысл его высказывания был ясен как день: я могла записать фильм и посмотреть после того, как вернулась домой, убив Эфраима Кросса. Ведь убийцы обычно все планируют заранее.
Я сделала глубокий вдох.
- Ладно. - Я уже не пыталась походить на "добропорядочную гражданку, готовую помочь"; теперь это была "возмущенная гражданка, которой не терпится выставить назойливых представителей властей из частного жилища". - Не знаю, почему Кроссу взбрело в голову составить такое завещание и почему он оставил мне деньги, но я знаю одно: я не была знакома с этим человеком. Совсем. И это правда!
- Если это правда, - голос Рида звучал невыносимо спокойно, - тогда вы позволите нам тут немножко оглядеться?
Как уже было сказано выше, я посмотрела несметное число детективов и потому сразу сообразила, что наступил момент, когда мне следовало попросить полицейских предъявить некий клочок бумаги. Я сложила руки на груди.
- У вас есть ордер на обыск?
Можно подумать, я спросила, принимали ли они сегодня душ. Рид и Констелло выглядели ужасно обиженными.
- А что, миссис Риджвей, - осведомился Рид, - у вас есть что-то такое, чего вы не хотели бы нам показать?
Я свирепо глянула на него.
- Разумеется, нет…
- А если вам нечего прятать, так отчего бы нам тут не походить да не поглядеть? - Констелло задумчиво теребил усы.
Потребовалось некоторое усилие, чтобы взять себя в руки. Устраивать перепалку с носителями огнестрельного оружия всегда казалось мне неразумной затеей. Однако эти ребята перегибали палку. Я не сделала ничего плохого, по крайней мере пока, и только потому, что какой-то незнакомец оставил мне энную сумму денег по абсолютно неведомой причине, со мной обращаются как с преступницей. Полицейские желают порыться в моих вещах!
Какая наглость.
С другой стороны, возможно, Констелло в чем-то прав. Взбесившись и настояв на предъявлении ордера на обыск, я могла бы лишь усилить их подозрения в моей виновности. Если я хочу, чтобы злые полицейские мне поверили, - а заодно и убедились, что я от них ничего не прячу, - отчего бы не позволить им "походить да поглядеть"?
Почему не следовало идти у них на поводу, стало ясно час спустя, когда Рид и Констелло, перевернув вверх дном все в доме, двинулись во двор обследовать мою машину. К тому времени я уже вернулась в гостиную и снова сидела на моем любимом диване от Этана Аллена.
Когда Солонка с Перечницей начали обыск, я не могла удержаться, чтобы не следовать за ними по пятам. Однако, когда они распахнули шкаф в спальне и убедились воочию в том, что я не только не складываю аккуратно вещи, но и мой ящик для нижнего белья выглядит так, словно в нем взорвалась граната, я поняла, что с меня хватит. Будет менее унизительно, если я дождусь окончания обыска в гостиной. И возможно, таким образом докажу, что не терзаюсь страхом, как бы они чего не нашли.
Когда Рид и Констелло вышли во двор, я по-прежнему сидела на диване, лениво перелистывая свежий каталог "Шпигеля" и притворяясь спокойной. Словно отпетая рецидивистка, к которой полиция наведывается с обыском по два раза на неделе.
Но вряд ли я выглядела абсолютно невозмутимой, когда десятью минутами позже Констелло с шумом ввалился в дом. За ним следовал Рид с пластиковым пакетиком в руке.
Сначала я решила, что Рид держит в руке герметичную продовольственную упаковку, но быстро поняла свою ошибку: этот пакетик предназначался вовсе не для еды, а для вещественных доказательств. Мне ли не знать: ни один детективный фильм не обходится без таких штуковин.
Я встала, не спуская глаз с добычи Рида. И каким же вещественным доказательством разжились злые копы? На первый взгляд в пакете не было ничего, кроме белого листка бумаги.
- Так, так, так! - торжествующим тоном произнес Рид.
Меня распирало от любопытства. Ладно, я вам подыграю.
- "Так, так, так" - что?
Ответил Констелло:
- Гляньте-ка, что мы сыскали в вашем бардачке. В самой глубине. Припрятанное, можно сказать. Вы только гляньте.
Я глянула. Вещдок оказался не просто клочком обычной канцелярской бумаги, но запиской. Сквозь прозрачный пластик я без труда различила написанные от руки строчки. И лишь одна строчка наверху была отпечатана выпуклым серым шрифтом. Печатные буквы легко складывались в слова: "Эфраим Бенджамен Кросс".
Мне вдруг стало очень жарко.
Глава 5
Ничего не могла с собой поделать: стояла и пялилась на записку в руках Рида. Так же, наверное, я бы смотрела на Лохнесское чудовище - со смесью любопытства и ужаса.
Записка была написана размашистым почерком, по всей видимости перьевой авторучкой. Еще бы. Такой человек, как Эфраим Кросс, просто не позволил бы себя убить, если бы в его кармане лежала какая-нибудь шариковая дешевка. Его труп сгорел бы со стыда, подумала я и тут же обрадовалась, что не произнесла эту мысль вслух. Иначе умники непременно приняли бы мое невинное замечание за фрейдистскую оговорку. Глубоко вздохнув, я дочитала записку до конца.
Она была составлена в духе завещания Кросса.
"Скайлер, дорогая, ты просто чудо! Как ты все хорошо понимаешь. Я хотел бы отдать тебе все, но пока не могу, и ты знаешь почему. Когда-нибудь, любимая, мы будем вместе! А пока мы навеки соединили наши сердца. Твой Эфраим".
Я прочла записку дважды, второй раз отмечая про себя все выделенные слова и восклицательные знаки. О боже. Это походило на статью в "Космополитен". Или на письмо по уши влюбленного семиклассника.
Но когда Эфраим Кросс успел влюбиться по уши в меня? Даже в том идиотском фильме сначала прошли титры, а потом адвокатесса все-таки перекинулась парой слов с клиентом, прежде чем они оба потеряли голову. Нельзя же настолько обожать женщину, которую если и видел, то мельком.
И тут я сделала ошибку: подняла голову и взглянула на злых копов. Рид и Констелло в четыре глаза смотрели на меня. Что мне напомнил их взгляд? Холодный. Безжалостный. Хищный. Дайте-ка подумать.
Вспомнила! Такое же выражение глаз я видела в одном фильме, тоже по телевизору.
Он назывался "Челюсти".
Правда, по моему мнению, большая белая акула в "Челюстях" относилась к людям с куда большей симпатией, нежели Рид и Констелло.
Я покачала головой:
- Стоп, погодите. Это не мое. Понятия не имею, откуда эта записка.
Рид и Констелло опять многозначительно переглянулись. Мне этот полицейский трюк уже изрядно надоел.
- Послушайте, вы должны мне поверить! Записку подбросили в мою машину. Кто-то пытается внушить вам, что я и впрямь знала Эфраима Кросса!
Рид откашлялся.
- В таком случае они отлично поработали, - спокойно заметил он и поднял большой палец вверх, как мы делали в школе, когда хотели выразить восхищение. - "Дорогая Скайлер"…
Я вынуждена была признать, что рассуждения Рида не лишены логики. Когда письмо начинается таким образом, нельзя не предположить, что оно обращено ко мне.
Но как такое могло случиться? С чего вдруг Эфраим Кросс вздумал мне писать?
- Возможно, записка написана не Эфраимом Кроссом. Возможно, ее подделали, чтобы впутать меня в историю!
- Ну вы загнули, миссис Риджвей! - Констелло даже хихикнул. - Это было бы чересчур сложно, - пояснил он более официальным языком.
- Если что-то выглядит чересчур сложным, это еще не значит, что оно не соответствует истине! Когда Колумб догадался, что Земля круглая, в Испании тоже все считали, что он загнул!
Наверное, не надо было поминать Колумба. Если вам для подтверждения своей правоты приходится ссылаться на человека, жившего несколько веков назад, то становится ясно, что вы понемногу теряете почву под ногами. Констелло, очевидно, был того же мнения. Он бросил на меня презрительный взгляд.
- Миссис Риджвей, Земля - круглая (в его устах это сообщение прозвучало свежей новостью), и я готов поспорить на месячный заработок, что письмецо, которое я держу в руках, написано самим Эфраимом Кроссом. - В голосе полицейского послышались ехидные нотки.
Нет, я так просто не сдамся.
- Да разве трудно подбросить записку в машину! Тем более в мою. И тем более в бардачок. - До сих пор я пыталась сохранять спокойствие, но сейчас почти захлебывалась словами, так мне хотелось вразумить непонятливых полицейских.
Если они нашли записку там, где сказал Констелло, - в глубине бардачка, неудивительно, что я ее не заметила. Потому что я никогда туда не заглядываю. Постановила, что лучше этого не делать, после того как в мастерской, куда я пригнала машину, чтобы поменять масло, рабочий обнаружил мышиное гнездо в моем воздушном фильтре.
Это случилось год назад. Рабочий выбросил гнездо, и тогда у меня даже хватило духу посмеяться вместе с ним. Однако с тех пор я взяла за правило не заглядывать в темные уголки машины, которые могут приглянуться мышиной семейке. Я не открываю капот, бардачок и даже не поднимаю водительское сиденье из опасения, что обнаружу там маленьких грызунов-автостопщиков.
- Насколько помню, последний раз я заглядывала в бардачок месяца три назад. У меня спустила левая передняя шина, и потребовалась инструкция, чтобы собрать домкрат и сменить покрышку. Теперь вы понимаете: записку подложили мне в бардачок, о чем я ни сном ни духом не ведала!
Надо бы запомнить одну вещь на будущее, подумалось мне, вдруг опять пригодится: когда попадаешь в лапы полиции - ни в коем случае не тараторь!
Теперь Рид и Констелло смотрели на меня так, словно собирались не только немедленно арестовать, но еще и подвергнуть экспертизе на психическую вменяемость.
- Давайте разберемся, - предложил Рид. - Вы утверждаете, что никогда не открываете свой бардачок, потому что боитесь мышей?
- И не можете сменить покрышку, не заглядывая в инструкцию? - Констелло, казалось, был изумлен даже больше, чем его напарник.
Я перевела дух и попыталась говорить спокойно.