- Думаешь, с пистолетом ты стал умнее? Ни черта подобного! - это было сказано немного нервно, но в целом Карина держала себя в руках, и это бесило Мишу. Не такого эффекта он ждал. Ему хотелось слез, страха и подчинения.
И, чтобы усилить впечатление, он приблизил дуло пистолета к лицу Карины.
- Так лучше? Так понятнее?
Карина промолчала.
- А так? - он ткнул стволом в щеку. - Так нравится?
Карина побледнела - то ли от злости, то ли от страха.
- Ты же никогда не принимала меня всерьёз! - выкрикнул Миша. - Это было неправильно! Это было ошибкой! Пойми это хотя бы сейчас!
- Кажется, ты хотел предложить ей денег, - негромко напомнил Алексей.
- Это ты хотел ей предложить денег, а я хотел совсем другого!
Алексей вздохнул. Ему хотелось лечь на диван и уснуть. Мешал чрезмерно возбудившийся от денег Миша. И ещё мешало то обстоятельство, что Карина стояла в двух шагах от разошедшегося художника, и дуло пистолета нервно плясало у неё перед глазами. Алексею не нравилась эта диспозиция.
Ему в данный момент не нравилось многое - многословный и жадный Миша, раздражённая Карина, которая, того гляди, попытается отобрать у Миши оружие, а тот сдуру нажмёт на спуск… Но больше всего Алексей злился на самого себя, потому что он позволил такой ситуации сложиться. С чего он взял, что на Мишу можно положиться? С чего он приравнял Мишу к армейским друзьям? Что он знал о Мише, о его прошлом и настоящем, о его мыслях и мечтах? Алексей знал явно недостаточно, чтобы поворачиваться к нему спиной, предварительно положив пистолет на видное место. Алексей ошибся и был зол на себя, потому что ошибки такого рода могут быть смертельными.
Но не на этот раз.
- Убей её, - сказал Миша. - Давай, тебе не привыкать. Иначе она нас сдаст.
Карина молча переводила взгляд с Миши на Алексея и обратно. И тот, и другой теперь казались ей персонажами страшного сна, выпрыгнуть из которого не представлялось возможным.
- Ладно, - сказал Алексей. - Дай-ка мне ствол.
- Обойдёшься. Руки тебе на что?
- Руки?
Карина взвизгнула и попятилась назад. Алексей мрачно посмотрел на неё и двинулся было всем телом в её сторону - Карина ещё отступила назад, споткнулась и упала на диван.
Миша ухмыльнулся. Наконец-то во взгляде девушки появилась и паника, и беспомощность, и даже что-то похожее на слезы…
Ему нравилось это видеть. Ему нравилось смотреть сверху вниз. К сожалению, все это продолжалось недолго.
Что-то быстрое и невидимое ударило его в висок. Миша так и не понял, что это было, но затем воздух вокруг стал жёстким и давящим. Миша стоял и не мог пошевелиться. Он ничего не смог сделать, когда подошёл Алексей и осторожно вынул пистолет из Мишиных пальцев. Потом стены резко перевернулись, и потолок ушёл куда-то назад. Ему надо было срочно отдохнуть. Ему надо было срочно уснуть. Дела - потом. Потом…
Алексей треснул Карину по руке, и мобильник упал на пол.
- Не надо, - сказал Алексей.
- Я буду орать, - пообещала Карина, но как-то обречённо.
- А смысл? - пожал плечами Алексей. - У него тут где-то был растворимый кофе… Ты будешь? Я буду, потому что спать хочу. Устал. Ты не устала?
- А какое тебе дело?
- Просто спросил. Не хочешь, не отвечай, - Алексей сообразил, что девушку, должно быть, напрягает пистолет, и убрал оружие. - Только скажи, если не сложно… Вот он, - Алексей кивнул в сторону Миши. - Он что, действительно художник?
Карина подобрала с пола телефон, подумала и убрала обратно в сумочку.
- Нет, - сказала она, подумав. - Он просто немного умел рисовать. Но по-настоящему художником он никогда не был.
- Ну тогда всё ясно, - облегчённо вздохнул Алексей. - Тогда всё ясно.
- Да? - озадаченно посмотрела на него Карина. - А мне вот ничего не ясно. Но я… - посмотрела она на тело Миши. - Я не настаиваю.
9
Он выпил две чашки кофе и попутно рассказал Карине то, что можно было рассказать. Она слушала молча, только пальцы слегка подрагивали. Кажется, у девушки всё ещё были сомнения - сможет она выйти из мастерской или нет.
- У тебя действительно могут быть неприятности из-за этого? - спросил Алексей.
- А ты как думаешь? Все видели, что ты сначала подошёл ко мне, а потом уже устроил скандал. Все решат, что я тебя знаю. А значит, и про деньги в машине я рассказала.
- Это ещё доказать нужно.
- Никто ничего не будет доказывать. Начальник от злости на стенку лезет. Ему надо на ком-то сорвать злость. Вот на мне и сорвут - уволят без выходного пособия.
- М-м… Дать тебе денег? - предложил Алексей и по гримасе Карины понял, что идея не из лучших.
- Лучше не надо, - сказала она. - Лучше я поеду домой и попробую уснуть. Хотя вряд ли это у меня получится.
- Всего хорошего, - сказал Алексей. Карина недоверчиво посмотрела на него:
- Что, я могу идти?
- Конечно.
Она поспешно вскочила и бросилась к выходу. Потом остановилась, обернулась и твёрдо проговорила:
- Я никому ничего не скажу. Честное слово.
- Хорошо, - кивнул Алексей.
- Хорошо, - автоматически повторила Карина. - Ты… Ты какой-то странный для бандита.
- Какой есть, - сказал Алексей. - Я постараюсь исправиться. Я же недавно в Москве. Ещё не акклиматизировался.
10
Десять часов спустя Алексей вошёл в кабинет Харкевича, положил на стол чемодан и стал выкладывать пачки денег.
Харкевич тщательно все пересчитал и нахмурился:
- Здесь нет пятидесяти тысяч.
- Правильно, - согласился Алексей. - Здесь сорок две тысячи.
- Но тебе было сказано - пятьдесят.
- Я думаю, что сорок две тысячи - это тоже хорошие деньги.
- Да? - Харкевич усмехнулся. - Вообще-то ты прав… Пятьдесят или сорок две - это почти одно и то же. Не в этом главное.
- Я тоже так думаю.
- А ты знаешь, в чём главное?
Алексей пожал плечами:
- Вы - начальник, вам виднее.
- Тоже правильно, - засмеялся Харкевич. - Ты сообразительный парень, как я погляжу.
Алексей не стал возражать, а Харкевич тем временем распахнул дверь своего кабинета и крикнул в коридор:
- Мамонт! Иди сюда…
Появился Мамонт, и в кабинете сразу стало несколько тесновато.
- Что главное? - с усмешкой спросил Мамонта Харкевич. - Как ты думаешь, Мамонт?
- Режим дня, - сказал Мамонт. - И правильное питание. Только вот с вашей работой нет у меня ни режима, ни правильного питания.
- А что у тебя есть? - спросил Харкевич, чем усилил зародившееся у Алексея впечатление, что перед ним разыгрывают какой-то заранее подготовленный спектакль. Мамонт вытащил из внутреннего кармана незапечатанный конверт и вручил Харкевичу. Тот подержал конверт в руке, не заглядывая внутрь, а потом передал Алексею.
- Посмотри.
Алексей открыл конверт и вытащил тонкую пачку фотоснимков.
- Видишь здесь кого-нибудь знакомого?
Алексей кивнул. Остановившиеся глаза Миши смотрели прямо в объектив.
Глава 24
Бондарев: головная боль
1
- Так. Это что ещё за херня? - негромко произнёс Лапшин, запустив обе руки внутрь кейса. - Это что ещё за…
В этот момент машину сильно тряхнуло, и Лапшин вместо ответа на свой вопрос получил ценное и своевременное указание от Бондарева:
- Ложись!
Лапшин моментально подчинился, упал на сиденье, а потом даже скатился для верности на пол, так что автоматная очередь прошла над ним и разнесла боковые стекла, пролившиеся на Лапшина неприятным дождём из прозрачной мелкой крошки. Бондарев завернул "Тойоту" резко вправо, уходя из сектора обстрела, свободной рукой перекинул Лапшину "беретту" и коротко сказал:
- Оформи.
Лапшин схватил оружие, приподнялся и выглянул в разбитое окно. "Мерседес-340" с тонированными стёклами шёл на сближение с упорством и безжалостностью торпеды, направленной в борт круизному лайнеру. Из правого окна "мерса" торчал ствол "узи", готовый снова засыпать "Тойоту" пулями. Лапшин, сожалея, что под рукой нет гранатомёта, нацелил "беретту" на "мерс" и для начала парой выстрелов припугнул невидимого стрелка, а потом шарахнул по лобовому стеклу. Озабоченный водитель "мерса" вильнул влево, и Лапшин поприветствовал этот манёвр обстрелом покрышек. В ответ "узи" огрызнулся короткой очередью, едва задевшей зад "Тойоты".
- Готово? - поинтересовался Бондарев.
- Не совсем…
- Это плохо, - сказал Бондарев. - Это называется много шума из ничего. Мы дело делаем или кино снимаем?
- Э-э, - замялся с ответом Лапшин, наблюдая за тем, как "Мерседес" снова подбирается ближе.
2
Сойдя с парома в Чивитавеккье, Селим немедленно взял такси, долго морочил водителю голову мудрёными указаниями, не сводя при этом глаз с зеркала заднего вида, потом вылез у большого рынка, плутал между лотками, до ломоты выворачивая шею в попытках обнаружить "хвост". Потом он слегка успокоился, поехал в банк и заявил о потере кредитных карточек, назвав отель на Сардинии, но соврав о своём нынешнем местопребывании. Сразу после этого он сел на поезд до Рима, и только примерно на третьем часу пути окончательно поверил, что для него вся эта история с похищением закончилась благополучно.
Больше того, если сейчас все сделать правильно, то это похищение изменит жизнь Селима к лучшему. Даст ему наконец такие возможности, о которых он мог лишь мечтать в последние годы. Собственная яхта, мягко покачивающаяся на изумрудных волнах, станет реальностью. Так может быть. Так может случиться, если все сделать правильно.
В Риме была солидная турецкая диаспора, где у Селима имелись хорошие знакомые. Он наконец принял душ, переоделся, хорошо и спокойно поел, потом покурил, собрался с мыслями и позвонил по телефону, который никогда не записывал ни в какие записные книжки. Селим представился и попросил передать господину Акмалю, что по ряду причин ему пришлось срочно уехать с Сардинии. Это были очень серьёзные причины, и в их серьёзности господин Акмаль сможет убедиться, если встретится с Селимом в Риме. Господин Акмаль не пожалеет, что потратил время.
Селима выслушали и холодно пообещали передать информацию по назначению. Селим вежливо попрощался, повесил трубку и мысленно выругался. Он никогда не забывал, что Акмаль младше его на четыре года, однако старшим в их отношениях всегда выступал именно Акмаль - как будто высокопоставленные и богатые родственники могли сделать его умнее! С годами эта разница становилась все ощутимее, и Селим все более свыкался и смирялся с нею, однако недовольство, словно осадок на дне бутылки с вином, никуда не исчезло, хотя и не бросалось в глаза.
Сейчас все могло измениться - по крайней мере то, что услышал Селим, сидя в смежной комнате и ожидая отправки в Россию, должно было заинтересовать Акмаля. Аллах свидетель, это могло заинтересовать кого угодно - ЦРУ, Моссад, МИ-6, Усаму, Саддама, палестинцев или северных корейцев. Да, так и нужно будет сказать: "Акмаль, я мог бы пойти с этой информацией к кому угодно, и я получил бы деньги, и я получил бы уважение. Но я пошёл к тебе. Потому что я помню о наших с тобой старых делах, я доверяю тебе и верю, что ты оценишь мой вклад по достоинству. Вот так. Что-то в этом духе надо будет произнести. Самое главное - правильно себя преподать".
Через три дня Селим получил в банке новые карточки, а ночью в комнату, где он спал, вошли люди. Один зажал Селиму рот рукой и приставил пистолет к виску, второй быстро обыскал комнату. Когда он закончил обыск и сказал третьему: "Все чисто", Селим - насколько это было возможно в данных обстоятельствах - расслабился. Сказано было по-турецки.
Третий молча кивнул, склонился над Селимом, внимательно посмотрел ему в глаза, а потом резко ударил кулаком в висок.
3
"Мерседес" снова подбирался поближе, угрожающе сверкая на солнце.
- И не жалко же людям такую машину гробить, - посетовал вслух Лапшин, вставляя новую обойму.
- Это их проблемы, - буркнул Бондарев. - Меня больше интересует, есть у здешней полиции вертолёты или нет.
Лапшин вспомнил местных полицейских, развращённых морем, солнцем и морепродуктами, презрительно хмыкнул и сказал, что вряд ли.
- Тогда у нас есть ещё пара минут, - сделал вывод Бондарев и резко свернул вправо, оказавшись на узкой улочке, изобиловавшей маленькими магазинчиками и многочисленными изгибами. Набрать здесь приличную скорость было невозможно, и Лапшин живо представил, чем всё это кончится - "мерс" упрётся им в зад и будет так же медленно ползти по этим закоулкам, медленно расстреливая их "Тойоту" из автомата. Всё это будет долго, шумно и бесперспективно.
Лапшин только собрался изложить свои соображения Бондареву, как тот предупреждающе рявкнул:
- Помолчи, Лапша!
- Ла… - начал было Лапшин, держа неотстающий "мерс" в поле зрения, но тут его вдруг подбросило под потолок, "мерс" куда-то пропал, что-то большое с грохотом обрушилось на "Тойоту", Бондарев зачем-то дважды просигналил, после чего грохот падающих предметов стал ещё оглушительнее. Лапшин свалился на пол, потом поднялся, свалился снова, опять поднялся, чувствуя лёгкое головокружение, и увидел, как на Бондарева накинулось нечто большое и белое.
Лапшин машинально ткнул ствол "беретты" в это "нечто" и нажал на спуск. Воздух со свистом вырвался из разрыва в подушке безопасности, подняв дыбом волосы на голове Лапшина.
- Хватит играться, - недовольно проговорил Бондарев, вываливаясь из машины. Только теперь Лапшин сообразил, что "Тойота" стоит посреди небольшого одёжного магазина, почти упёршись в дальнюю его стену. Позади "Тойоты" остались остатки высаженной стеклянной витрины, сбитые и покорёженные металлические стойки, изуродованные манекены и очень много сваленной на пол одежды. Где-то посреди этого хаоса вопили благим матом продавцы. Лапшин мог бы ещё долго и заворожённо наблюдать за картиной конца света в одном отдельно взятом магазине, но Бондарев схватил его за плечо и поволок в задние комнаты магазина, откуда маленькая железная дверь выводила во двор. Лапшину в это время казалось, что мозги его раскачиваются внутри черепа, как люстра под потолком при землетрясении. Потом землетрясение стихло, Лапшин вспомнил про кейс и про "беретту". И про преследующий их "мерс".
Его осенило.
- Мы сейчас подкараулим их здесь и всех убьём, - понял Лапшин замечательный замысел Бондарева.
- Нет, - покачал головой тот.
- Я сейчас выйду через другой двор на улицу, зайду им со спины и всех убью, - предложил Лапшин ещё более замечательный вариант.
- Нет, - сказал Бондарев, настойчиво подталкивая Лапшина вперёд.
- А как же тогда мы их всех убьём?
- Мы не будем их всех убивать. У нас другая задача.
- Правда, что ли? - удивился Лапшин, который совершенно точно помнил, что в последние полчаса он преимущественно убивал и калечил людей.
- Ты должен был просто записать разговоры в номере Акмаля, - напомнил ему Бондарев.
- Точно-точно, - спохватился Лапшин. - Почему же я тогда?..
"Потому что ты идиот, - в сердцах подумал Бондарев. - Которого хлебом не корми, дай пострелять. И поэтому за тобой нужен глаз да глаз". Вслух он этого не произнёс, и Лапшин, так и не сумевший самостоятельно родить ответа на свой вопрос, болезненно поморщился. Он любил, чтобы всё было просто и понятно, теперь же в голове у него крутилось явное логическое несоответствие. А рациональная часть Лапшина, и без того не слишком сильная, ещё не пришла в себя после проезда по магазину.
В результате все то время, пока они лёгким бегом перебирались из одного двора в другой, чтобы затем наконец выскочить на заполненный туристами торговый ряд, на лице Лапшина сохранялось сосредоточенное и задумчивое выражение.
Только в автобусе, на пути в аэропорт, это выражение с его лица исчезло, а взгляд окончательно прояснился. Лапшин обиженно посмотрел на Бондарева и сказал:
- Знаешь что? Я вспомнил. Ты меня назвал Лапшой.
- В первый раз, что ли? - передразнил его Бондарев.
- Я не люблю, когда ты меня так называешь.
- А я не люблю, когда ты устраиваешь боевые действия в городской черте, - сказал Бондарев, прикидываясь, что в миланском аэропорту действовал какой-то совсем другой человек.
- Я не специально.
- Вот и я тоже.
Лапшин замолчал, машинально сжимая кейс с двух сторон.
- Ты хотел мне что-то показать, - напомнил ему Бондарев.
- Диск? Чего на него смотреть?
- Нет, не диск. Ты сказал: "Это что ещё за херня?"
- Я так сказал?
- Вот именно.
- Давай посмотрим, - Лапшин пожал плечами и осторожно открыл кейс. Он посмотрел на лежащий сверху лист бумаги и вздрогнул. - Это что ещё за…
Бондарев выдернул лист из кейса. Почти вся страница была испещрена турецким текстом. Почти вся - за исключением левого верхнего угла. Там была не очень качественная чёрно-белая фотография мужчины. Снимок был сделан сверху под каким-то странным углом, мужчина находился в движении, и Бондарев предположил, что это распечатка материалов видеокамеры слежения.
Он вытащил из кейса вторую страницу - на ней был снимок того же самого мужчины, уже в цвете и с гораздо лучшим качеством. На этот раз мужчина смотрел прямо в объектив. И это был снимок, от которого у Бондарева в желудке возник холодный парализующий ком.
Потому что на обоих снимках Бондарев видел Воробья. И второй снимок, по всей видимости, запечатлел Воробья за несколько секунд до смерти.
4
Сначала Селим испугался, что его снова взяли русские и что теперь они обойдутся с ним куда круче. Оплеухи, тычки, пистолетные стволы под носом, завязанные глаза - все это наводило именно на такие мысли. Однако когда всё закончилось - в том смысле, что закончилась транспортировка Селима из Рима в неизвестном направлении - и Селим увидел своих конвоиров, услышал их разговоры, то он облегчённо вздохнул: свои. Облегчённо вздохнул и сплюнул кровавую слюну: руки у своих были тяжёлые, и транспортировка обошлась Селиму в некоторое количество кровоподтёков, сломанный зуб и ломоту в костях.
Его усадили на стул посреди пустой комнаты, завели руки назад и сцепили запястья наручниками, плеснули в лицо холодной водой для бодрости и оставили одного. Селим плевался кровью и соображал, как ему лучше и правильнее построить свою речь.
Потом к нему пришли. Селим посмотрел на них и не увидел Акмаля. Это все были какие-то молодые и незнакомые парни. Один держал в руках клюшку для гольфа. "Стало быть, здесь рядом есть поле для игры, - подумал Селим. - Возможно, меня привезли прямо на виллу Акмаля. Наверное, так и есть. А сам Акмаль, он что, занят?"
- Я хотел поговорить с господином Акмалем, - проговорил он не без труда. - Я звонил… Звонил, потому что хотел передать ему нечто важное…
- Говори, - сказал один из парней.
- Я хотел передать лично Акмалю… Он меня знает. Мы старые друзья, - Селим слегка преувеличил степень теплоты их отношений, но сейчас это было неважно. Ему так казалось.
- Акмаля нет в городе, - сказал парень. - Поэтому говори нам то, что хотел сказать ему.
- Я вас не знаю, - попытался улыбнуться краем рта Селим. - И моя информация слишком важна…
- Неважно, - сказал парень. - Просто говори всё, что знаешь.
Беседа приобретала какой-то нехороший и не предусмотренный Селимом оборот.