- Хорошо, я, конечно, выполню приказ партии. Но у меня нет боевого опыта. Да и со зрением у меня нелады.
- Мы же тебя не навсегда на строевую службу призываем! Отгоним немцев от города - и через месяц вернешься к мирной жизни. Все, иди, записывайся. Завтра с утра будь на месте сбора. Смотри не опаздывай, а то лишим партбилета и зачислим в дезертиры.
Корин вышел из кабинета, ощущая дрожь во всем теле. Он никак не рассчитывал на подобное развитие событий. Когда пришел приказ о формировании народного ополчения, активно включился в агитацию: среди адвокатов смельчаков, желающих жертвенно сгореть в огненной буре войны, было немного. Избалованные безбедной жизнью, не привыкшие к физическому труду, эти люди хорошо понимали, что их ждет. Но, сагитировав семь человек, Корин посчитал свой долг выполненным. И вдруг теперь этот вызов.
Корин, направляясь домой за необходимыми на фронте вещами, всю дорогу гадал: "Какая же сволочь на меня жалобу накатала? Наверняка это Зудов. Его я не смог сагитировать. Вот он, опасаясь, что я сообщу о его нежелании идти на защиту Родины, и поспешил опередить меня. Ну ладно, делать нечего. Может, и обойдется: отстоимся где-нибудь в обозе на запасном пути, как тот броненосец из бравурной песни. Надо не забыть захватить больше теплых вещей, миску и ложку".
И тут Корин вспомнил о хранящемся в доме бриллианте:
"Куда мне девать этот камушек? Оставлять его в квартире нельзя. По всей Москве грабят опустевшие квартиры жителей, покинувших Москву. Значит, надо брать бриллиант с собой. Опасно, но оставлять драгоценность в опустевшей квартире - наверняка ее лишиться. А что если захватить бриллиант вместе с коробкой "Монпансье"? Скажу, что это мой неприкосновенный запас. Авось, уцелеем оба: и я, и бриллиант. А в случае беды камушком можно будет откупиться. Жизнь-то дороже".
Внезапно Корину пришло в голову, что в случае гибели никто о нем не будет жалеть. И убежденный холостяк впервые пожалел, что не удосужился раньше, до начала войны, создать семью.
Перед тем как покинуть уютную квартиру, Корин положил на дно вещевого мешка вместе с миской и ложкой жестяную коробку "Монпансье" с притаившимся до поры до времени бриллиантом.
В бой их соединение попало через неделю. С выданной накануне винтовкой-трехлинейкой с примкнутым штыком, Корин, зажмурившись от страха, побежал вместе со всеми вперед, не видя противника. Внезапно споткнувшись, упал ничком на землю.
Оглянувшись, увидел, что зацепился о тело бежавшего впереди молодого бойца. Еще не поняв, что случилось, окликнул:
- Эй, вставай!
Увидев, что солдат погиб, он ощутил ужас, заставивший вжаться в землю и замереть. Через несколько минут мимо него назад побежали уцелевшие в атаке бойцы. Один из них, с густыми усами, заметив испуганный взгляд лежащего на земле Корина, резко схватил его за шиворот и поволок в тыл. Свалившись в окоп, с силой шлепнул Корина по лбу:
- Очнись, малохольный! Уцелел - и ладно, пальни пару раз в воздух. С полной обоймой после боя можно загреметь под трибунал: скажут, струсил. Ладно, давай сюда винтовку.
Дважды выстрелив в воздух, усач представился:
- Теплов Иван Николаевич, слесарь с ЗИСа. Был на финской войне. А потому слушай меня, если хочешь уцелеть. Чу, вроде бы танки пошли. Наших здесь нет. Бежать надо: с винтовкой против тяжелой техники не попрешь. Давай за мной!
И Корин, пригнув голову к земле, побежал вслед за Тепловым, стараясь не потерять из виду своего опытного товарища по несчастью. Было непонятно, чем руководствовался Теплов, петляя среди провалов траншей и окопов, мечущихся и бегущих в разные стороны людей. Наконец им удалось забежать в небольшой перелесок. Гул танков и взрывы снарядов остались где-то сзади. Корин затравленно оглянулся вокруг. Рядом с ними в кустах, тяжело переводя дыхание, сидели и лежали с десяток бойцов.
Все угрюмо молчали, стараясь отдышаться после панического, разрывающего сердце и легкие бега. Постепенно гул танков, удаляясь, начал затихать. Укрывшиеся от смерти бойцы начали постепенно приходить в себя. Уловив оживленное шевеление, внезапно вывернулся изза куста на середину поляны молодой человек с кубиками в петлицах и срывающимся на фальцет голосом скомандовал:
- Бойцы, слушай мою команду! Всем проверить и привести в боевое состояние оружие. Будем пробиваться к своим. Пойдем прямо сейчас.
Теплов нехотя поднялся и не по уставу с нарочитой медленной ленцой посоветовал:
- Темнеть начинает. Куда ночью идти? Нарвемся на немцев - и пиши, пропали. Давай до утра здесь пересидим. Осмотримся, а потом видно будет, куда выдвигаться.
- Кто таков? Почему приказ старшего по званию оспариваешь? Под трибунал захотел?
Ополченцы, не желая покидать казавшийся им надежным укрытием лесок, недовольно зашумели:
- Он правильно говорит. Куда в темноте идти без разбору? Давайте здесь переждем. Утро вечера мудренее.
Поняв, что остается в меньшинстве, лейтенант для сохранения своего авторитета приказал:
- Прежде чем двигаться, проведем разведку. Вот ты и пойдешь, раз умный такой.
Теплов охотно согласился:
- Пойду, раз надо. Только в разведку в одиночку не ходят. Вот этого с собою возьму.
И он ткнул в сторону Корина. Лейтенант кивнул:
- Ладно, осмотритесь вокруг на триста метров в глубину. Вернетесь и доложите.
Корину тоже не хотелось покидать перелесок, но он, подчиняясь воле более опытного товарища, направился вслед за ним. Выйдя под открытое, быстро темнеющее небо, он вновь почувствовал себя слабым, крошечным и уязвимым. Повинуясь инстинкту, Теплов, отойдя шагов на двадцать, резко взял вправо от места, где прошла вражеская колонна. Минут двадцать передвигались перебежками. Внезапно Теплов резко пригнул к земле Корина: впереди на открытом пространстве виднелись неясные очертания невысоких холмов. Внимательно вглядевшись, Теплов облегченно вздохнул и шепотом пояснил:
- Это не танки. На стога соломы на колхозном поле вышли. В одном из них и заночуем.
- А разве не будем возвращаться к своим?
- Нет, конечно. Лейтенант со страху нас послал "туда, сам не знаю куда". С таким нервным командиром пропадем ни за грош. Да и не найдем мы дороги назад: порядочно в темноте петляли. Давай перебежками по очереди вон к тому ближайшему стогу. Сначала ты, а я прикрою.
Сухо щелкнул затвор, и Теплов грубо подтолкнул Корина в спину. Не смея ослушаться, тот рванул вперед и, добежав до мягкой соломы, с размаху плюхнулся сбоку, разрушая кем-то из крестьян заботливо сформированный стог. Выждав несколько секунд, вслед за ним прибежал и Теплов. Настороженно осмотревшись по сторонам, Теплов облегченно вздохнул и положил винтовку на колени. И тут внезапно из соседнего стога их окликнули:
- Эй, братья-славяне, закурить не найдется? А то есть нечего и выпить хочется. А кухню начальники как всегда не догадались подвезти.
И тут же свою просьбу невидимый собеседник сопроводил длинным отборным матом. Корин догадался:
"Этой руганью он доказывает, что свой парень, русский, опасаясь получить пулю от испуганных и рассеянных по окрестным полям ополченцев". А Теплов охотно откликнулся:
- Давай сюда, земляки. Вместе голодать легче.
- А чего бы вам к нам не присоединиться? Мы тут уже часа два загораем. Обустроились помаленьку. Так что это вы у нас в гостях. Подгребайте к нам.
После некоторого раздумья Теплов поднялся и, держа винтовку наготове, направился к соседнему стогу сена. Корин поспешил следом. Их встретили двое - высокий, широкий в плечах блондин и худощавый чернявый парень с бледным, нервно подергивающимся лицом. Великан великодушно махнул рукой:
- Заходите, не стесняйтесь. Гостями будете, а бутылку поставите - хозяевами станете.
- Если бы было что выпить, мы бы на ваш призыв и не откликнулись.
- Знамо дело. Похоже, земляк, не первый год службу ломаешь?
- В финской кампании зацепило меня, и комиссовали в чистую. Слесарем на ЗИСе тружусь. А этот со мною - юрист, из адвокатов. Вместе мыкаемся с самого утра.
- По военным меркам целую вечность. Вот и мы с Семеном Угловым вместе от смерти уйти сумели. Он учитель литературы в школе. А я на границе с Польшей служил. Три года назад демобилизовался. Предлагали на сверхсрочную службу остаться, да невеста в Туле ждала. И с ней не сложилось, и из армии ушел. Водителем грузовика в автохозяйстве на жизнь зарабатывал. Зовут меня Полухин Сергей. Вот и познакомились. Мы тут нору в стоге вырыли для тепла. Залезайте.
Теплов внимательно посмотрел на приветливо улыбающегося великана и, окончательно проникшись доверием, расслабленно прилег на мягкую солому.
- Твое предложение поставить магарыч и стать хозяином в силе?
- А что, и вправду есть?
- Я в финскую кампанию только спиртом и спасался. Знал, на что иду. И сейчас захватил на всякий случай флягу. Она моя старая подруга, не раз на выручку приходила. Много не дам. Только пить придется без закуски под "курятину": есть немного махры.
- Насчет закуси будь спокоен. Есть небольшой запас. Полухин достал из вещмешка завернутый в тряпочку небольшой кусок сала и, раскрыв перочинный ножик, аккуратно отрезал четыре тонких кусочка. Затем вынул завернутые в газетную бумагу два печенья и, разломив пополам, возложил на них по кусочку сала.
Теплов одобрительно кивнул:
- Закуска знатная! Не каждый раз приходится спирт печеньем со шпиком заедать.
После выпитой стопки Корин сильно опьянел и, впав в добродушное состояние, даже хотел достать и угостить своих новых товарищей леденцами. Но боязнь случайно показать лежащий среди конфет бриллиант его остановила. Вскоре разморенные усталостью и выпитым спиртным ополченцы уснули.
Первым утром поднялся Полухин. Разбудив товарищей, разделил остаток печенья и сала. От выпивки предложил отказаться:
- Идти придется долго и скрытно. Силы понадобятся, а пьяным далеко не уйдешь. Да и спирт еще может понадобиться.
Все безоговорочно подчинились опытному, уверенному в себе и не унывающему человеку. Передвигаясь вслед за бывшим пограничником, бойцы с трудом преодолевали глинистую, намокшую от дождей пашню и, стараясь восстановить прерывистое дыхание, отдыхали в мелких перелесках во время кратких остановок. Во время очередного рывка заметили крыши деревянных изб и залегли среди могил деревенского кладбища. Осторожный Теплов предложил не торопиться и не соваться в село, не выяснив, есть ли там немцы. Иногда до них с разных сторон доносилась стрельба, и Полухин сделал вывод:
- Похоже, нет здесь сплошной линии фронта. Легко нарваться на немцев, но, с другой стороны, и к своим можем, если повезет, выйти. Только средь бела дня скакать нам по полям негоже. Когда светло, будем отсиживаться, а по ночам к своим двигаться. Перед уходом в село заглянем. Хоть картошкой разживемся.
Теплов, привалившись для отдыха спиной к невысокой оградке, объявил:
- Еще хочу предупредить. Если удастся к своим выйти, о нашем походе говорите просто и кратко: шли и шли, пока к своим не попали. В финскую кампанию особисты все нервы подозрениями изматывали, если какое подразделение неизвестно где в снежной метели плутало. А то, что днем надо отдыхать, Полухин прав. Немцы - нация аккуратная: ночами спать предпочитают. Да и торопиться им некуда.
Все устало промолчали. Всем хотелось есть и пить.
Внезапно Корин кивнул в сторону окружающих их могил и с неприкрытой завистью произнес:
- Эти под землей хорошо устроились, а нам здесь приходится мучиться.
Теплов внимательно взглянул на юриста:
"А ведь этот молодой мужик не шутит, всерьез глупость брякнул. Туда всегда успеем. Надо поднять хлопцам настроение".
Достав из рюкзака флягу с остатками спирта, предложил:
- До темноты еще часа три загорать будем. Давайте добьем остатки. И поспим немного перед ночным маршброском.
Полухин кивнул:
- Мысль здравая. Спирт - он та же глюкоза. Мне знакомая медсестра это часто разъясняла в часы сладостных свиданий. Жаль, закусить нечем.
И тут, повинуясь неожиданному порыву, Корин вытащил из вещмешка заветную коробку с надписью "Монпансье".
- Берег на крайний случай. Похоже, он наступил. Каждому по три леденца. Остальное будет НЗ.
- Вот это, земляк, угодил. Не так ты прост, как я погляжу.
Все трое смотрели заворожено, как Корин с величайшей аккуратностью снял крышку и выдал каждому по три овальных полупрозрачных леденца.
Бывалый Теплов предложил:
- Этот вариант мне знаком. Кладешь сладости на язык и цедишь через них понемногу. Главное, не проглотить нечаянно целиком конфетину. После того как спирт закончится, еще долго сладкой слюной себя баловать можно.
Все так и сделали. Прикрыв глаза, школьный учитель Углов с тоской подумал:
"Это надо же, еще четыре месяца назад я собирался ехать в отпуск на юг. А теперь какие-то жалкие три леденца кажутся мне небывало вкусными. Как же все кругом изменилось! Там в прошлом были дети, уроки, расписание, трель звонка на перемену. И мечта стать великим писателем. А что? Ведь мои заметки внештатного корреспондента в молодежной газете пользовались успехом у читателей. Конечно, эти лихие дни бегства от немцев дают мне нужные впечатления как будущему писателю. Хотя о чем тут писать, когда, вместо героизма, подобно дрожащим зайцам трусливо бежим? Нет, похоже, Льва Толстого из меня не получится".
Горестные размышления Углова прервал внезапно возникший и все возрастающий рев моторов. К избам подкатили с десяток мотоциклов, и немецкие солдаты пошли обшаривать дворы и избы. Высокого роста офицер отдал похожую на прерывистый лай простуженной собаки команду, и шестеро солдат направились в сторону кладбища.
"Вылавливают окруженцев, сволочи. Похоже, мы крепко влипли. Хорошо, если не убьют сразу, а возьмут в плен", - обреченно подумал Углов.
А Корин при виде немцев суетливо нащупал в вещмешке круглую твердь коробки, где лежал бриллиант. Почему-то в его голову пришла глупая мысль выкупить свою жизнь в обмен на драгоценность:
"О чем я, дурень, думаю! Они и так возьмут себе камушек без моего предложения. Так что же делать?"
И в этот момент Теплов принял за всех решение:
- Вот что, мужики, от вас, необстрелянных, толку мало. Берите ноги в руки - и бегом вон в ту сторону, к виднеющемуся невдалеке лесочку. А мы попробуем охладить слегка пыл фрицев. Ты, Полухин, прикрой меня. Отступать будем по очереди, перебежками. Я начну. Ну что стоите? Бегом марш!
И уже, не обращая внимания на спутников, принялся деловито прилаживать винтовку, положив ствол на поперечную перекладину ограды. Плавно спустив курок, увидел, как один из вражеских солдат упал, и, удовлетворенно присвистнув, рванулся бежать в сторону, противоположную той, куда направились Углов и Корин. И тут же сбоку раздался выстрел прикрывавшего его Полухина. Со стороны немцев раздался болезненный вскрик. Теплов успел подумать:
"Молодец, пограничник. Неплохо их учили держать границу на замке. Может, с таким помощником и выпутаемся".
И, заняв новую удобную позицию, приготовился вновь выстрелить. Мимо, пригнувшись и петляя, пробежал Полухин. В воздухе над его головой просвистели пули. Бывший пограничник бросился на живот и проворно пополз. Затем, преодолев желание убраться от опасности подальше, остановился и, развернувшись, приготовился прикрывать своего товарища. Его так учили на границе, и он хорошо усвоил, что Родину надо защищать даже на небольшом участке возле малоприметного деревенского кладбища.
Метко стреляющие опытные воины сумели отвлечь внимание немцев. И Углов с Кориным успели добежать до опушки виднеющейся невдалеке небольшой рощи. И все же пущенная им вслед автоматная очередь настигла Корина. Пуля пробила спину и вышла через грудь, бросив бывшего юриста вперед. Почувствовавший толчок в спину от падающего тела, Углов обернулся и увидел лежащего лицом вверх однополчанина. Расплывшееся кровавое пятно, бледное лицо и плотно закрытые глаза не оставили у Углова сомнений:
"Погиб юрист. Стрельба пограничника и Теплова удаляется все дальше. Надо мне выбираться самостоятельно".
Схватив вещмешок товарища, Углов высыпал содержимое на траву и, схватив единственно ценную в данной ситуации вещь - коробку леденцов, бросился сквозь кусты, стремясь удалиться как можно дальше от места, где принял смерть молодой человек, почти его ровесник. Взяв для утоления голода леденцы, Углов не подозревал, что стал обладателем драгоценного бриллианта.
ГЛАВА V. Блокадная история
Углов вышел к своим войскам утром следующего дня. И тут полоса невероятного везения продолжилась. Когда его вместе с другими вышедшими из окружения бойцами вели на допрос, навстречу попался корреспондент фронтовой газеты Суровцев. Увидев Углова, он приветственно взмахнул рукой:
- Привет, Углов, жив?! Куда тебя ведут? На допрос? Подожди, сейчас я все улажу: командир полка Ветров - мой давний друг. У нас в газете уже есть потери. Вчера под бомбежкой погиб Губерман. Нужна замена. А людей нет. Я помню твои острые внештатные публикации. Пойдешь к нам? Согласен? Ну, вот и ладненько.
Через полчаса Углов уже трясся в машине вместе с непрестанно говорящим Суровцевым, нервно переживающим свой приезд почти к самой передовой. Он возбужденно задавал вопросы Углову об участии в бое и тут же, не дожидаясь ответа, сам начинал рассказывать о том, где побывал и что видел в первые дни войны. Внезапно Суровцев замолчал и, прикрыв глаза, устало спросил:
- Как думаешь, Углов, выдюжим?
- Не знаю, Виктор Сергеевич! На войне, как я убедился, и на минуту вперед загадывать нельзя.
- Темнишь и уходишь от ответа. Правильно делаешь. Я и сам пока не вижу просвета. Ладно, давай помолчим. Скоро будем в Москве, и, уверен, наш главный редактор - человек со связями - быстренько оформит на тебя все необходимые документы. У нас все лучше, чем по полям с винтовкой от немцев бегать.
- Спасибо, Виктор Сергеевич! Я этого вам никогда не забуду.
- Ладно, брось. Свои люди - сочтемся. Нам действительно нужны корреспонденты, владеющие пером. Многие в эвакуации, Губерман, как я уже говорил, погиб, а еще один, Никифоров, пропал без вести. Скорее всего, уже не узнаем, как и где сгинул. Так что услуга моя не ахти сложная. Просто комполка Ветров со мной до войны в теннис на базе "Динамо" на Петровке играл. Я потому сюда к нему и поехал. Думал, узнаю хоть что-нибудь положительное для газеты. Пусто! Никто даже не знает, где мы и где враг. Повезет, если доедем до Москвы без приключения.
- А как же материал для газеты?
- Обойдемся, как обычно: бравурно отрапортуем, что в тяжелых боях выравниваем линию фронта. Кстати, есть и такие участки, где сильный урон немцам наносим. Только я туда пока не попадал.
- И не жалейте. Где бьются по настоящему, и не с винтовками против танков, там мало кто остается в живых.
Впереди показался контрольный пункт, и Суровцев предупредил:
- Не бойся. Я в штабе у Ветрова на машинке напечатал временное удостоверение, что ты корреспондент, и сам подписал. Да еще захваченный случайно впопыхах штемпель редакции поставил. Наш советский человек любую бумажку с печатью за официальный документ почитает.
Думаю, проскочим. Все прошло гладко. Их пропустили без проволочек.