Надежда Губкина давненько собиралась съездить к сестре покойного мужа, Матрене, в деревню Парамоново. Хотелось покоя, чистого воздуха, простого деревенского застолья с неспешными разговорами и домашними разносолами. С чистым воздухом и с застольями в Парамонове все было в порядке, а вот на покой она напрасно рассчитывала. Странные и страшные вещи в последнее время стали происходить в деревне, а накануне приезда Губкиной был жестоко убит деревенский недотепа и баламут Федька Мухин. Зная, что городская гостья опытная сыщица, раскрывшая немало опасных преступлений, вся деревня только на нее и надеялась. Отступать было некуда, пришлось взяться за расследование убийства…
Содержание:
-
Пролог 1
-
Часть первая - Деревня Парамоново и ее живые обитатели 2
-
Часть вторая - "От людей на деревне не спрячешься…" 20
-
Часть третья - Зачем отставной козе барабанщик?! 26
-
Часть четвертая - О волках, овцах и славных московских сыщицах 33
-
Эпилог 35
Оксана Обухова
Немного страха в холодной воде
Пролог
По знойной улице деревни Парамоново торопливо шагал Сергей Карпович Суворов. Синяя клетчатая рубашка, накинутая поверх бирюзовой майки-"алкоголички", развевалась за спиной знаменем шотландского клана и даже хлопала на ветру, крепенькие кривоватые ножки в парусиновых тапках упруго месили мелкий белесый песок, свисавший с шеи шнурок цифровой "мыльницы" мотался маятником и шлепал фотоаппарат о кругленькое пузо отставного почтовика - зол Сергей Карпович был невероятно.
Разогнав - нет, разметав в стороны! - вышедших подкормиться на дороге кур, Сергей Карпович домчался до крайнего парамоновского дома и по-свойски распахнул калитку настежь.
Спасавшийся от зноя в лопухах у забора цепной кобелек поднял сонную остроухую морду и лениво тявкнул. Суворов, привычно бросив "привет, Полкан", заметил, что позади дома, в картофельной ботве, мелькает светлый цветастый платок хозяйки угодий, и кинулся туда.
Забежал за угол, рухнул на расположившуюся у стены в тенечке скамеечку и, обмахиваясь снятой кепкой, стал ждать, когда монотонно размахивающая тяпкой Матрена Пантелеевна обратит-таки внимание на гостя.
Матрена Пантелеевна боковым зрением засекла визитера, пробормотала "Принесла нелегкая Фельдмаршала", но окучивание картошки не оставила. Закончила борозду. Разогнулась. Обтерла губы и подбородок кончиком платка и лишь тогда кивнула гостю - "Привет, Сережа".
Замеченный наконец-то "фельдмаршал" взвился с лавочки, аки в седалище ужаленный:
- Это что же делается, Матрена-дорогая! Второй кроль за три недели! Выставочный образец! Шиншилла! Пуд весу, ей-богу, я не вру!
- Здорово, говорю, - напомнила о приличиях хозяйка огорода.
- Ага, да, доброго дня, - опомнился гость, но с колеи не сбился, сел и продолжил: - Второй кролик у меня пропадает, Матрена, - напомнил и забубнил плаксиво: - Выставочный экземпляр, производитель, я ж его не на сало, не на тушенку откармливал…
Под заунывные жалобы пенсионера-почтовика Матрена Пантелеевна выбралась из ботвы, доволокла себя и тяпку до скамеечки и села рядом с Фельдмаршалом, машинально нашаривая в густой траве у стены крынку с прохладной колодезной водой.
Достала. Напилась. И ткнула в мельтешащие суворовские руки покрытый скользкой испариной сосуд - охолони, мил-человек.
Сергей Карпович благодарственно мотнул подбородком, захлебываясь, сделал несколько глотков и невнимательно ткнул крынку обратно в холодок под лавку.
- Надо что-то делать, Матрена, - сказал чуть-чуть обиженно.
- Так делай, - равнодушно пожала плечами та. - Иди к Кузнецову, пиши жалобу…
- Да какой Кузнецов! - вновь подскочил сосед. - Я ж ему сразу позвонил: "Андрей Власович, пропал второй подряд кролик, выставочный образец…"
- А участковый? - перебила рефрен Матрена.
- Дак разве ж это участковый?! Пень это обморочный, а не участковый милиционер! Я ему - кролик редкий, породистый…
- Да поняла я, поняла, - пробурчала пожилая женщина и тоскливо поглядела на длинные, недоокученные борозды - работы еще воз и маленькая тележка. - Что он ответил?
- А ничего толкового, - фыркнул Суворов. - Приехал на своей таратайке, походил между клетками и выдал рекомендацию - спускать Гавроша с цепи по ночам.
- А ты спускаешь? - прищурилась Матрена.
- Спускал, - горестно вздохнул кроликовод. - Но он, гад, подкоп под забором устроил и курицу у Терентьевны задушил. Теперь с Терентьевной мы в контрах. У нее, кстати, тоже куры пропадают…
- Слышала, - кивнула собеседница. - Пишите коллективную жалобу. Пусть Кузнецов меры принимает.
- Так Терентьевна говорит, что это мой Гаврош ее кур душит, а я за ним по ночам тела прибираю!!
- Да ну? - впервые удивилась хозяйка. - Так и сказала?
- Так и сказала. Кузнецову.
Матрена Пантелеевна покрутила головой и про себя подумала - совсем баба Глаша плохая стала. Всегда вздорной была, но чтоб соседей в лихих делах обвинять - не бывало такого.
Много лет назад слава о знатной доярке Глафире Ивановой гуляла по всему району, доила Глаша коров, в президиумах заседала, почетными грамотами и дипломами стены в избе оклеивала, орденком в бархатной коробочке за стеклянной дверцей серванта гордилась…
Сдала. Воюет теперь со всей деревней почем зря, о прежних заслугах во все инстанции пишет - холодильник недавно новый от администрации выбила. И свежую грамоту - висит красочным пятном промеж выцветших регалий, как яркая заплата на древнем одеяле из лоскутков.
Некем нынче бабе Глаше верховодить. Не зовут в президиумы старуху.
Обиделась. И желчью пропиталась до самой маковки. То с Карповичем межи делит, то с Сычами воюет: мол, те молоко сырой водой разбавляют, причем специально только то, что Глафира у них берет…
Беда. Как бы в дурку орденоносицу не увезли - с наполеонами и академиками сахаровыми койко-место делить.
Матрена Пантелеевна вздохнула и покосилась на пригорюнившегося односельчанина:
- А от меня-то чего надо, Карпыч? Писульку Кузнецову подписать от всей деревни? Фельдмаршал заерзал - глазами и телом, скривил губы виновато…
- Да я вот что думаю, Матрена… От нашего Андрюши-кузнеца ни толку ни проку… - Поскреб пятерней влажную лысину над ушами и продолжил без всякой логики: - Ты как - с родственницей своей московской отношения возобновила?
Матрена Пантелеевна прищурилась, поджала губы.
- А тебе что до этого?
- Да вот, - смутился почтовик, - газетку тебе я показывал… со статьей про Надежду Прохоровну… "Сыскное агентство "Нафталин"", помнишь?
- Ну, - еще больше нахмурилась тетушка-селянка.
- Надо Надю на подмогу звать, - глядя в глубь картофельной делянки, важно произнес Суворов. - Взглянет острым свежим глазом, может, вора и найдет. Опыт - есть.
- Да брехня это! - отмахнулась Матрена. - Какая из Надьки сыщица.
- Не скажи, не скажи… Там ее "московской миссис Марпл" называют.
Последние тридцать четыре года трудового стажа "фельдмаршала" Суворова были отданы заведованию почтовым отделением соседнего поселка Красное Знамя. (В дискуссионно-буйные перестроечные времена поселок отвоевал себе дореволюционное девичье имя, но для окрестных аборигенов так и остался Знаменем.) И посему печатному слову Сергей Карпыч верил истово. Пожалуй, даже слепо.
Матрена Пантелеевна фыркнула и потянулась за тяпкой.
- Ты лучше Федьку Мухина как следует потряси, - пробурчала в сторону. - Небось все кролячьи лапки в его бурьяне прикопаны…
- Вот! - значительно задрал вверх палец пенсионный почтовик. - Вот оно мнение дилетанта!
Соседка оставила тяпку, развернулась к кролиководу.
- О чем это ты? - нахмурилась слегка обиженно.
- А о том, - довольно доложил Суворов, - что Федьку я первым делом проверил. Все кражи совершились в момент его отсутствия. Мухин в это время на работе был, продмаг в поселке караулил. У меня тут, - согнутым крючком указательного пальца Фельдмаршал постукал себя по блестящей лысине, - все даты преступлений записаны, - и прищурился довольно. - Никак не мог Мухин моих кролей спереть - загадка.
- Может эти… городские балуют? - заинтригованная сообщением о невиновности главного деревенского бедокура, предположила Матрена.
- Скажешь тоже, - самодовольно ухмыльнулся Карпыч. - У бабки-дачницы клюка следы на земле оставляет. Я проверил. Злоумышленник клюкой не пользовался, по тропочке аккуратненько прошел, никаких отпечатков не оставил.
- Может, этот - Черный?
Чтобы перечислить всех пришлых деревни Парамоново, Матрене Пантелеевне много времени не потребовалось. Забытая богом и районной администрацией деревенька в качестве летнего дачного проживания горожан интересовала мало: из десятка с лишним заколоченных строений только два дома были проданы под дачи. В одном проживала летом старуха Стечкина с внуками: Оленькой пяти лет и невероятно скучающим городским оболтусом Павликом одиннадцати лет, в другом - странноватый господин Павлов, в любую жару одетый в длиннополый черный сюртук, застегнутый чуть ли не на все пуговицы.
К Павлову иногда приезжали подозрительные молодые люди откровенно уголовной (по мнению деревни) наружности; к Стечкиным по выходным, в заполненных провизией автомобилях, прибывали мама и папа внуков.
Кролики и куры пропадали исключительно в будние дни.
- А оловянную миску у моего Полкана точно Мухин спер, - зачем-то проговорила Матрена.
- Ну, это может быть, - важно согласился Суворов. - По цветмету он у нас главный специалист. Но вот живность… живностью он не пробавляется… В продмаге жирует, просроченные йогурты ночами чавкает.
Матрена задумчиво пожевала губами - действительно, загадка. В деревне народу живет - по пальцам перечтешь, а подозревать некого.
- Так ты напишешь Наденьке? Пригласишь ее в гости? - просительно заглядывая в выцветшие Матренины глазки, заканючил сосед. - Свежий взгляд, следственные навыки… Человек тоже свой, что немаловажно.
- Иди ты в баню, Карпыч, - проговорила Пантелеевна и встала с лавочки. Не глядя больше на почтовика, покрутила поясницей, взяла тяпку и отправилась в огород.
- Смотри, не пожалей потом! - крикнул ей в спину сосед, отлично знавший, что спорить с вредной Матреной, упрашивать - бессмысленно. - Тут чертовщина какая-то творится, а ты меры принимать отказываешься!
Из грядок донеслось повторное упоминание о бане.
Часть первая
Деревня Парамоново и ее живые обитатели
На единственной площади приснопамятного Красного Знамени, где встал на прикол пыльный рейсовый автобус, никаких такси с желто-черными шашечками, разумеется, не наблюдалось. Скорее всего, пять минут назад таксомоторы и были, но Надежда Прохоровна, долго дожидавшаяся пока из багажного подбрюшия автобуса достанут ее чемодан на колесиках - замешкалась. Немногие машины расхватали дачники, кого-то встретила родня, кто-то потопал до дома на своих двоих; на площади, окруженной зданиями поселкового совета, почты, магазина и отделения милиции, осталась загорать только столичная бабушка, три часа назад прибывшая в областной центр на московском поезде.
Хорошо, кстати сказать, прибывшая. В купе с кондиционером, на нижней полочке, с приличными попутчиками и крепким чаем под ванильные сушки.
Надежда Прохоровна покрутила головой, погоревала о том, что все хорошее обычно скоро заканчивается, прикинула вес чемодана, поделила его на собственные тягловые силы, умножила на жару и ухабы и решила, что вполне способна докатить его до Матрениного дома: всего-то два километра леса и поля. Взялась уже за длинную ручку…
К пятачку автобусной стоянки лихо подкатил обшарпанный жигуль баклажанного цвета.
Никаких международных знаков в виде шашечек ему не требовалось, из открытого настежь окошка торчала такая типичная, зазывно улыбающаяся таксистская физиономия под белой кепочкой, что Надежда Прохоровна уверенно покатила чемодан к автомобильному багажнику.
Шофер дернул под панельным щитком какую-то пумпочку, и багажник тут же обнаружил щель…
- Куда поедем? - оценивающе оглядывая вероятную клиентку, еще краше разулыбался частный извозчик. Бабулька ему, сразу видать, попалась не нищая - белое в сиреневых цветах платье из тонкой материи, кружевные носочки под белыми босоножками на удобном каблучке, футы-нуты светлая сумочка в тон, шляпка с полями, чемодан не поцарапан… Высший класс бабулька! Платочком батистовым обмахивается.
- Да недалече, - неожиданно низко пробасила бабушка и промокнула крупный ноздреватый нос платком. - Километра два, до Парамоново.
Таксист вмиг поскучнел:
- Через Синявку не поеду. Там мост гнилой, провалимся…
- А как же тогда? - расстроилась вероятная клиентка и обескураженно поглядела на готовый к транспортировке чемодан с уже задвинутой ручкой.
- Через бетонный завод надо, - уныло глядя на пустынную площадь, объявил таксист. Зевнул, почесал пузо под замызганной футболкой. - Круг в пятнадцать километров… Только вокруг озера к вашему Парамонову подъехать можно.
- Тогда поехали, - пожала плечами не нищая носатая дачница.
- Триста рублей.
Судя по тону и выражению плутоватых глаз, цену водила заломил несусветную! Даже покраснел слегка и отвернулся. Российская пенсионерка как-никак, не бабушка Рокфеллера.
Надежда Прохоровна мысленно хмыкнула - в Москве за такие деньги от метро до дома два квартала только и доедешь. Не то что круг в пятнадцать километров…
- Поехали, - сказала весело и сразу села на заднее сиденье "жигулей", позволяя таксисту проявить рвение за несусветные триста рублей, закинуть поклажу в багажник.
Повеселевший мужичок лихо перебросил чемодан через бортик, походя ударил по заднему колесу чумазым шлепанцем и довольный прыгнул за руль:
- С ветерком прокачу! Глазом не моргнете.
…В несусветную таксу, судя по всему, входила светская беседа с пассажиром: шофер болтал не умолкая, ругал местные власти, доведшие мост через Синявку до, в полном смысле, гибельного состояния, хвастался, что скоро в Красном Знамени построят агрокомплекс, газ уже ведут, дела пойдут… "Приедете в следующий раз, ахнете! Фонари как в столице, в парке качели на моторчике, лодочки… Датчане каких-то шибко эксклюзивных свиней обещали завезти…"
Надежда Прохоровна почти не вслушивалась в мешанину из ругательных и патриотических речей, смотрела по сторонам и - ностальгировала. Почти до слез.
Родина милого мужа Васи. Через пятнадцать километров покажется погост с его могилкой…
Присматривает ли Матрена за могилой родного брата? Хорошо ли?..
Вася-то Матрену шибко любил. Сестра младшая, единственная, всегда лучший кусок оставлял - баловал. Если на заводе наборы заказные раздавали, всегда баночку-другую консервов откладывал - приедет в Москву сестричка, в деревню дефицит заберет, детишек и родителей побалует…
А уж как радовался, если сестра с семьей в столицу наезжала! Старался лишний день выходной взять, сводить племянников на аттракционы да в планетарий. Сестре с покупками помочь.
…Промелькнул за окнами "жигулей" поворот на прямую дорогу до Парамонова. Надежда Прохоровна повернулась всем телом и долго, пока та не скрылась, смотрела на дорожную промоину в густом подлеске, что вела в деревню…
Улыбнулась. Вспомнила, как, бывало, снимали они тут с Васей чистую обувку, вешали ее на шнурках через плечо и шли до Синявки босиком. Чтоб, значит, на той стороне неглубокой речки ноги обмыть, носочки городские надеть и чистым гоголем - по деревенской улице…
Весело шагали. Предвкушали радость встречи и застолье. На Васе связки сушек-баранок бусами висят, обе руки тяжелые котомки со столичными вкусностями оттягивают - конфеты фабрики "Бабаевская" и "Красный Октябрь", пряники, консервы…
У Надежды в котомках припасы полегче - чай "Три слона", подарки-тряпочки, мыло душистое, земляничное, хорошие папиросы для деда…
А то в деревенском продмаге какие вкусности? Слипшиеся конфеты-подушечки и полосатые крыжовниковые? Простые баранки городским деликатесом были! Вася связками, как новогодняя елка гирляндами, обвешивался!
Попозже такими гирляндами туалетную бумагу везли. Майонез, копченую колбаску, сосиски…
А что было, когда мясорубку матери в подарок доставили! Не описать. Такая роскошь.
Когда же это было? Надежда Прохоровна прищурилась - в пятьдесят девятом, кажется. Или уже после Никиты-кукурузника?..
Совсем память плохая стала. Радость-гордость, с какой свекровь приняла подарок, в память врезались - каждое слово благодарности и умиления Аграфены Васильевны помнила. Помнила, как та слезинки в уголках глаз платочком утирала, как соседки на городскую диковинку приходили посмотреть, да в каком порядке… Не забылся даже вкус тех первых котлет, что из мясорубки получились, а не рубились, как прежде, сечкой в корытце! Год только забыла.
А в каком году впервые салат оливье сделала для деревенского застолья, а? По сути, первый салат в деревне был, раньше кроме винегрета ничего мелко не крошили… Когда же это было? Ведь дед еще жив был… Все нос от миски воротил, яркий свекольный винегрет из поселковой рюмочной в пример ставил: мол, бледненький какой-то винегретик у тебя, невестка, поди, невкусный, пресный…
А попробовал - полмиски своротил. Докторской колбаски Надежда в оливье не пожалела, майонезом щедро полила, мягоньких яиц деревенских для беззубого деда в достатке накрошила…
Надежда Прохоровна вспомнила то застолье и усмехнулась. Полмиски дед умял, а спасибо не сказал. Упертый был - винегрет для русского мужика, да под самогоночку, завсегда лучше, острее будет! Нам эти ваши городские выкрутасы вроде бы и ни к чему.
Щи да каша - пища наша, огурец на тарелку целиком положил и - хрусти на здоровье, луком закусывай!
Но майонез каждый раз из Москвы ждал. Не говорил, но ждал. Надя с Васей везли из столицы стеклянные баночки под железной крышкой с пряной килечкой, Аграфена Васильевна загодя кастрюльку вареных яиц готовила, закуска получалась - объедение! Как раз для вредных беззубых свекров.
И на поминках свекру не просто черным хлебушком рюмку накрыли, а с килечкой… Как сам любил.
- А в Парамоново тоже обещали газ подвести, - отвлек водитель пассажирку от воспоминаний. - Говорят, земли вокруг Парамонова пустуют, будут там какой-то завод строить. То ли консервный, то ли битумный…
Диапазон местечкового сарафанного радио поражал размахом. От консервирования до битума распространялся.
Надежда Прохоровна не отвлеклась на комментарии, повернулась к окну и погрузилась в мысли. Как-то встретит ее Матрена? Десять с лишком лет ни слуху ни духу…
Обиделась, поди, когда Надежда в последний раз приезжала, да помочь как следует не смогла - руку правую только-только из гипса вынула и на продленный больничный лист к вдовой золовке мотнулась. Про перелом говорить не стала, не привыкла, чтоб жалели, да, видимо, зря. Подумала Матрена, что не хочет невестка в ремонте коровника помогать, городскую белоручку корчит…
Глупо получилось. Обе гордые, оправдываться негораздые…
Глупо.