– Мне приказали, – понял он мой вопрос. – Ликвидировать любой ценой.
– И как тебе эта цена?
– Меня предупреждали, что ты опасен. Но я не предполагал, что настолько. Моя вина…
– Кто я?
– Не знаю.
– Что я такого натворил? Почему на меня охотятся, как на дикого зверя?
– Не имею ни малейшего понятия. Мне приказали – и точка. Приказы не обсуждаются, а выполняются. На том стоит армия и наша служба.
– Я тебе не верю.
– Как хочешь.
– У меня есть способы заставить тебя разговориться.
– Я это чувствую. Можешь разрезать меня на кусочки, но толку от этого все равно не будет. Клянусь чем угодно, что использовался вслепую. Приказ – и вперед.
– Ты не дорожишь жизнью?
– Это не тот случай, чтобы я отдал ее, как медный грош. Но помочь тебе ничем не могу.
– И все равно ты лжешь. Или что-то недоговариваешь. Мне придется…
Я не успел закончить фразу. Наверное, меня спас тот самый пресловутый "третий глаз", о котором так много говорил Юнь Чунь.
Отравленная стрелка размером с швейную иглу уже летела мне в лицо, когда я совершенно инстинктивно совершил, с точки зрения нормального человека, невозможное. Уклониться, каким-то образом уйти в сторону, наконец, пригнуться или упасть я уже не мог, не хватало времени, и мне не оставалось ничего иного, как поймать смертоносное жало будто муху.
Что я и сделал, схватив иглу двумя пальцами.
Только теперь я обратил внимание на подругу Попова. Она была красива и в своем полупрозрачном наряде из яркого шифона напоминала индийское божество.
До этого момента она сидела с таким видом, будто происходящее ее совершенно не касалось, и курила через длинный мундштук из слоновой кости сигарету без фильтра. Наверное, табак сигареты был ароматизирован, так как в кабинете приятно пахло чем-то удивительно восточным, а значит, загадочным и непривычным для обоняния европейца.
Сейчас "богиня" смотрела на меня широко распахнутыми раскосыми глазами, в которых таилось жестокое любопытство и холодный, трезвый расчет. Она еще не поняла, что стрелка не достигла цели.
В руках красавица держала мундштук, но уже без окурка, направленный, словно указка, в мою сторону. Это было оружие, древнее, как сам Восток, а ныне с охотой применяемое разведчиками и диверсантами многих стран для спецопераций – замаскированный под курительное приспособление пружинный метатель отравленных игл.
И только сейчас я ее узнал. Это была сотрудница посольства Зоя Искандеровна.
– Положите на стол, – приказал я, указывая на мундштук.
Зоя Искандеровна, словно сомнамбула, уронила смертоносную вещицу в тарелку. В ее глазах вдруг черным вихрем заметался ужас.
– Так ты меня ждал, – не глядя в сторону Попова, тихо сказал я. – Ждал…
– Я обязан был догадаться… и принять меры. – В его голосе слышалась безнадежность. – Ты… нас убьешь?
– А что скажешь ты, Бхагат Синг? – Я недобро посмотрел на сикха, сидевшего словно в трансе.
– Клянусь… – Он не сказал, а прохрипел. – Клянусь… Никогда… Чтобы я – ученика Великого Мастера предал… Нет! – Он молитвенно сложил руки на груди. – Сахиб, только скажи! Мои люди этих нагов разорвут на мириады кусочков. Только скажи!
– Успокойся. Мне он, – я кивком указал на Попова, – еще кое-что должен.
– Я не знаю, кто ты такой, – поникшим голосом проронил "сахиб Рус". – Говорю тебе, как на духу. А теперь… можешь кончать нас.
Я почувствовал, что он говорит правду: не думаю, что мое имя составляло некую особо важную государственную тайну. Но в то же время я понимал, что не такой Попов человек, чтобы вот так просто сдаться без боя.
И точно – рука резидента уже поднялась на уровень груди, якобы в чисто машинальном движении, чтобы расслабить туго затянутый узел галстука. Выхватить пистолет из кобуры, спрятанной под мышкой, хорошо тренированный человек может за секунду.
– Не нужно. – Я стремительно шагнул вперед. – Дай сюда. Вытаскивай медленно. Сам знаешь как…
Наконец Попов окончательно понял, что проиграл. Не глядя в мою сторону, он дрожащей рукой достал оружие и протянул его мне.
Вынув обойму и стараясь унять ярость, я разломал пистолет на несколько кусков. И Бхагат Синг, и Попов со своей сотрудницей смотрели на меня как на сумасшедшего.
Видели бы они, какие штуки может проделывать Юнь Чунь…
– Как фамилия твоего предшественника и где я могу его найти? Отвечай честно. Это твой последний шанс. – Я буквально пригвоздил Попова взглядом к его низенькой скамейке.
– Сеитов Амирхан Заретдинович, он сейчас в Греции… – Попов назвал город.
– Точнее можно?
– Адрес я не знаю.
– Телефон?
– В рабочей записной книжке. Она в посольстве.
– Я позвоню. Только не соври.
– Не беспокойтесь, сахиб. – Бхагат Синг смотрел на меня как на божество. – Я присмотрю за ними. – Он не сказал, а прошипел, как змей. – Уж я присмотрю… Только сообщите, если что не так.
– Прощайте. – Я направился к выходу; и уже у деревянной резной дверки клетушки я обернулся и сказал: – Только от вас зависит, чтобы об этой встрече никто не знал. В том числе и Сеитов. Не будите дьявола, когда он спит…
Бхагат Синг был на удивление молчалив. Мы шли по ночному городу, механически переставляя ноги и углубившись каждый в свои мысли. По сторонам скользили бесшумные тени.
Это шла охрана Бхагат Синга, обитатели дна непальской столицы. Дорогу ночному королю Катманду!
– Мне нужно улететь из Непала, Бхагат Синг. – Я наконец нарушил несколько затянувшееся молчание.
– Хе-хе-хе… – рассмеялся лавочник. – Сахиб плохо знает бедного сикха. Он для друзей не пожалеет последнего куска лепешки. Я знал, что ученику Юнь Чуня когда-нибудь понадобится паспорт. И попросил… кое-кого решить эту проблему. Документ не поддельный. Он даже лучше настоящего… хе-хе…
– А как с билетами?
– В любой день, на любой рейс. Таможенников и пограничников я тоже беру на себя. Хотя, если честно, мне не хочется расставаться…
Я промолчал.
Над столицей Непала висела огромная луна. Она купалась в легких серебристых облаках и неслась среди звезд, как высоко летящий авиалайнер.
В этот миг мне очень захотелось иметь крылья.
Волкодав
На теплоходе музыка играла… Кейф.
Муха, наверное, подумал, что это встречали его. Гад. Как он мне надоел. Набить бы ему рожу. Просто так. Даже без особой злобы, лишь за то, что пришлось торчать в зоне, а теперь изображать пристегнутого.
По дороге в порт он сообщил мне, что решил плыть дальше, так как других документов на него не было, и сварганить их затруднительно.
Его, конечно, встревожило неприятное происшествие в Копенгагене, пока не поддающееся трезвой оценке и объяснению, но дружки-мафиози пообещали разобраться, кто пытался похитить Муху, и позаботились об охране до самой Греции. Где ждет не дождется разлюбезный друг Сашок. На прикарманенные денежки которого имели виды не только те, у кого Толоконник их оттяпал, но и большой ценитель красоты Борис Львович.
Интересно, на какую сумму, все-таки, наш Малыш нагрел своих работодателей? И не замешаны ли высокие армейские чины в этой истории?
Мне все больше и больше стало казаться, что мифические компрометирующие документы, из-за которых и загорелся сыр-бор под названием "Брут", куда я попал, как кур в ощип, существуют лишь в воображении Кончака, и что ему ловко подсунули такую версию предстоящей операции его вышестоящие кореша.
И что теперь у них пошел полный разброд, и каждый пытается натянуть зеленое долларовое одеяльце на свои ноги.
Короче – я сделал выводы…
Акула расстроен и раздражен. Мы приткнулись у борта, где людей поменьше, лишь две телки на хорошем подпитии; они беззаботно хихикали и время от времени пытались завести с нами шашни. Понятно, что и мы изображали вмазанных по полной программе, хотя вечерние гуляния на теплоходе только начинались.
– …Хорошо, что ребята из копенгагенской резидентуры подсуетились. Представь картинку – вас запихивают в "мерс" и рвут когти. А тут нужно своих гавриков пустить по следу тех, кто пытался похитить Муху, довести мордобой до логического завершения, так как кроме козлов, что были в машине похитителей, откуда-то подвалила кодла с виду интеллигентных ребятишек, которые начали махаться, словно черти, и самое главное – тебя выручать. Хоть разорвись! – Акула сокрушенно сплюнул за борт.
– Да, веселенькое было дельце…
– Думал, что все, бля, конец моей зарубежной карьере. Да про карьеру – хрен с ней. А вот то, что своего старлея потерял, – лучше сразу застрелиться. Стыдобища.
– Кто знал, что так все обернется.
– А это и есть моя задача – просекать все наперед.
– Муха тоже не лыком шит.
– Слушай, Волкодав, у меня к тебе одна просьба – когда дело подойдет к финалу, отдай мне Муху. Я этого пидора наизнанку выверну. Бля буду. Кстати, где он сейчас?
– Так это ты должен знать, – ухмыльнулся я. – Нашел себе бабенцию в три обхвата и пробует надежность коек.
– Ты подсунул? – с подозрением посмотрел на меня Акулькин.
– А то кто же.
– И когда только успел?
– Он меня забодал своими разговорами о сексе, вот я и присмотрел буфетчицу. Она как раз в его вкусе. Поскольку, сам видишь, на теплоходе телки все как на подбор тощие и с ногами, растущими от ушей, то бедная девушка совсем исстрадалась… Вот я и подсуетился. И коза сыта, и моя капуста присмотрена и под ногами не путается. Главное, что буфетчица не подстава, а то, не ровен час, подклеют ему кого-нибудь, тогда точно хана операции.
– Все по уму… – согласился Акула. – Между прочим, тот полицейский, которого ты отоварил в Копенгагене, на самом деле какой-то штатский лох из предместья. Это мне сказали ребята из местной наружки. Его наняли за хорошие деньги.
– Ничего не скажешь, постановка была задумана первоклассная. Но кто?..
– Хрен его знает. Хорошо хоть, теперь известно логово Бориса Львовича. За ним идет охота уже около трех лет. И остальных посадили на крюк, теперь не спрыгнут. Нам от местных коллег благодарность и обещание поставить при встрече пузырь литров на пять.
– Ты людей Бориса Львовича вычислил?
– Всех до единого. Никаких проблем. Вот только плохо, что наш теплоход стал напоминать международную конференцию по разделу наследства пока еще живого Малыша: тут тебе и Моссад, и наша контора, и мафия, и еще Бог знает кто.
– Плюнь. Не мечи икру раньше времени. Все как-нибудь образуется.
– Что-то я тебя не узнаю… – с любопытством кинул на меня косой взгляд Акула. – Какое-то пофигистское настроение.
– Тебя бы в зону хоть на пару месяцев воткнуть. А потом заставить с дерьмом возиться.
– Теперь точно вижу – Муха будет мой, – с удовлетворением констатировал бывший сержант разведроты. – Ну, я пошел. Проверю посты, и скоро время выхода на связь с центром.
– Привет Кончаку. Скажешь… – Я заколебался – а стоит ли выкладывать шефу свои соображения по поводу мифических документов Толоконника? – Скажешь, что Волкодав землю копытами роет и готов на любые подвиги во имя высоких идеалов.
– Так и скажу, – хохотнул Акула и удалился.
Не долго думая, я подцепил тусующихся рядом девиц и направил свои стопы к бару. Увы, наша совместная идиллия продолжалась не долго – не успели мы выпить и по стаканчику, как появились какието прикинутые фраера и унесли моих лебедушек в своих хищных ястребиных лапах.
Я даже не сопротивлялся такому наглому грабежу прямо на виду развлекающейся публики – мои мысли витали далеко от соблазнов плоти. Сидя за опустевшим столиком, я потягивал виски и пытался размышлять, хотя в голове, вместо свежих оригинальных мыслей, царил форменный бардак, плавно перетекающий в полное отупение.
– Вы не возражаете, если мы присядем за ваш столик? – вывел меня из состояния прострации женский голос.
Я поднял глаза – и едва не выпал в осадок. Моб твою ять! Передо мной собственной персоной нарисовалась Роза Нельке! Ее супруг, вылитый киношный еврейский раввин, только без пейсов, стоял, чуть сутулясь, немного сзади.
– Мадам, сколько угодно. – Мне и не нужно было изображать человека на взводе; соседство с лучшими ликвидаторами Моссад подействовало на меня как литр спиртного; что это они задумали?! – Плиз. – Нарочито коверкая слово, я показал на диванчик напротив.
– О-о, вы разговариваете на английском? – удивилась шустрая старушенция, присаживаясь не без извест-ной элегантности.
– Ни хрена, – брякнул я. – Ни в зуб ногой, ни в пень колодой.
– Очень жаль, такой молодой и умный человек, путешествующий по зарубежным странам, просто обязан знать хоть какой-нибудь – а лучше английский – язык.
– Мы академиев не кончали.
– Да? – Что-то в голосе старухи мне не понравилось, но я так и не понял, что именно; скорее всего, интонация – ехидная, с ноткой превосходства.
– Угу, – подтвердил я кивком и допил свой стакан. – Что закажем?
– У вас виски? – поинтересовалась старая грымза. – Тогда и мы последуем вашему примеру.
– Официант! Гарсон! – Я старался не выходить из образа. – Ты где там пропадаешь? Тащи сюда… – Я перечислил.
Официант принял заказ и умчался выполнять его, а мне ничего иного не оставалось, как поддерживать светский разговор.
– …Погода прекрасная. Нам повезло. – Бабулька закурила длинную тонкую сигару из очень дорогих.
– Ага, – согласился я. – Тоска… – продолжил ни к селу ни к городу. – Болтаемся, как… ну это самое, в проруби. Мои знакомые все базлали – круиз, круиз, ах, круиз… Я уже сыт им по самое некуда.
– Что так? – спросила старуха, глядя на меня исподлобья.
Я едва не заржал – в такой позе она смахивала на общипанную ворону с длинным, исшорканным от времени клювом. И одежда Розы Нельке соответствовала образу – черная хламидка с кружевами, закрывающими дряблое морщинистое горло, сумочка черной кожи и нелепая наколкасеточка на пегих волосах.
– Я же сказал – тоска. Спишь, пьешь, спишь, пьешь… иногда вместо сна опять пьешь. Крыша едет. А еще сколько впереди…
– Хек… хек… – наконец подал голос и Моисей Нельке.
И снова умолк, с удивлением уставившись в стакан, будто увидел там не виски, а тараканов.
– Че, батя, не нравится? – невинно поинтересовался я, чтобы вытянуть на себя главную мускульную силу смертоносного дуэта.
– М-м… Ну… М-м-м… – промычал в ответ Моисей и наконец отпил несколько глотков с таким видом, будто в стакане была соляная кислота.
– Не обращайте на него внимания, – посоветовала мадам Нельке, уже приканчивающая свою порцию. – Он у меня не из разговорчивых.
"Шут гороховый", – подумал я, хотя знал, что под невзрачной внешностью скрываются, несмотря на возраст, не по годам крепкие мышцы.
А о том, что он до сих пор стрелял совершенно фантастически, в досье на супругов Нельке было столько материала, сколько хватило бы на добрый десяток обычных ликвидаторов.
– Как вас зовут, молодой человек? – спросила старуха.
– Максим. Но мне больше нравится сокращенно – Макс.
– Любопытно… – Мадам Роза клевала соленые орешки, поданные к спиртному в виде закуски – о, эти заимствованные зарубежные нравы: нет бы кусочек сальца, да с лучком… – Весьма любопытно…
– Чего любопытно?
– А я Роза Марковна. Моего мужа зовут Моисей Абрамович, – не стала она объяснять свои предыдущие слова. – Кстати, как вы относитесь к евреям? Вы не антисемит?
– Отношусь точно так же, как и к неграм Зимбабве.
– То есть?
– А что бы вы хотели услышать, мамаша?
– О-о, по этому вопросу можно заключить, что вы умный человек. Вы, случаем, родом не из Одессы?
– Если я там был зачат, то могу считаться одесситом?
– Мотя, ты слышишь, о чем говорит этот молодой человек? Его папа и мама жили в Одессе. Он твой земляк.
– М-м… м-да… Кх-х… – Мотя, как и до этого, был предельно лаконичен.
– Добавить? – спросил я, показав на опустевший стакан старой гремучей змеи в человеческом облике; мне почему-то не нравились ее странные и не очень понятные речи.
– Как вы внимательны, Макс. Спасибо.
– Чего там… – Я вмазал еще приличную порцию виски – играть, так играть роль раздолбая до конца. – Какие дела…
– Чем вы занимаетесь, Макс? – Старуха пила, будь здоров, и ничуть не пьянела.
– Бизнесом. – Я хохотнул. – У нас теперь любое дело или безделье зовется бизнесом.
– И в чем заключается ваш бизнес?
– В данный момент просадить как можно больше денег, благо они не мои, а приятеля.
– Ваш приятель так богат?
– Нет, просто я по сравнению с ним беден.
– А где он? – невинно поинтересовалась старушенция. – Что-то я не вижу его здесь.
– Фиг его знает. Когда я уходил из каюты, он еще дрыхнул.
– Он тоже бизнесмен… как и вы?
– Э-э, Роза Марковна, – я не ошибся? нет? – что это вы все спрашиваете меня да спрашиваете? Как моя бывшая училка по истории – все даты назубок, полководцев и царей по ранжиру, а революционные события – даже среди ночи, с барабанным боем или под рев турбин, от корочки до корочки.
– Извините, Макс. Мы просто соскучились по компании – все сами да сами. Старики обычно чрезмерно болтливы.
– Дожить бы… до этой самой старости.
– Ну, это возможно. Все дело в том – как. И на какие средства. Вот вы человек небогатый – хорошо, хорошо, сравнительно небогатый, – но когда вам стукнет, скажем, семьдесят и помощи ждать неоткуда, а денег кот наплакал, что тогда?
– Завернусь в простыню – и на погост. Своим ходом.
– Шутите. А если бы вам выпала стопроцентная возможность быстро, без малейшего риска, разбогатеть, как бы вы поступили?
– Я уже пытался когда-то… даже чересчур быстро… – изобразил я мрачную физиономию, а сам лихорадочно соображал – интересно, к чему клонит эта старая ворона? – Только быстро получается лишь у кошек, да вся беда в том, что их детки слепыми родятся.
– Ну а если? – Старуха прилипла как репейник.
– Исключено, – отрезал я. – "Если" в нашем мире бывает только у больших счастливчиков или круглых идиотов.
– Так считайте себя счастливчиком.
– Это почему?
– Вам прямо сейчас светит удача в виде двадцати тысяч долларов.
– Не понял…
– Макс, вы умный человек. Бросьте притворяться. – Мадам Нельке распрямилась, ее лицо посуровело, и уже вместо бабули Божьего одуванчика передо мной сидела баба-яга в цивилизованном варианте. – Константин Васильевич был о вас лучшего мнения.
– Кто? – Я и впрямь удивился.
– Дядя Костя. Кирпич.
– А-а… Ну и что?
– Я с ним имела беседу… мы старые добрые друзья…
Как же, друзья. Корешочки. Интересно, на чем зацепили Кирпича? Похоже, он нас с Мухой вложил, как щенков. Даже не поперхнулся.
Хотя… Уж не по указке ли мадам Нельке грохнули старого положенца? Очень даже может быть – чтобы не проболтался случаем, что к Толоконнику подбираются через Муху. И не думает ли этот крокодил в юбке, что Волкодава можно взять на ту же приманку, что и "Константина Василье-вича"?
– Он мне рассказал вашу историю, – между тем продолжала мадам Роза. – Так глупо влипнуть…
– Но-но, – грубо перебил я старуху. – Не касайтесь того, в чем не смыслите.