XIV
Время близилось к обеду. Пустой желудок Ватсона сигнализировал об этом лучше всяких часов. Доктор Вонсовский встал и вышел в коридор - с твердым намерением объявить Витьку о том, что жители осажденного замка в его лице не прочь чего-нибудь перекусить. Он нашел Злобина на первом этаже, в центральном зале. Витек восседал за столом, перед ним лежали два мобильных телефона и пистолет. Услышав шаги за спиной, Витек обернулся и протянул руку к оружию, но, увидев Ватсона, снова расслабился.
- А, Минздрав! Чего надо? - недружелюбно спросил он, когда доктор подошел ближе.
- Мы хотим есть, - ответил Ватсон. - Может быть, это покажется тебе странным и даже нескромным, но мы хотим есть.
Злобин сидел, не сводя глаз с изящной ультрамодной "Моторолы", лежавшей на столе рядом с его собственным "Сименсом".
- Ну так и ешьте, - не оборачиваясь, ответил он. - Меня не ждите, я не хочу.
- Ты не понял, - сказал Ватсон. - Я пришел вовсе не за тем, чтобы пригласить тебя отобедать. Честно говоря, мне совершенно наплевать, хочешь ты есть или нет. Но ты запретил выходить на улицу, и поэтому Федор не приготовил плов. Консервы хранятся в кладовке, а ключи - у тебя.
- А-а-а… - Витек выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда целую связку ключей и, выбрав нужный, отдал Ватсону. - Грабь! Только проследи, чтобы Федор не съел весь персиковый компот.
Ватсон взял ключ, но уйти не торопился: Он видел, что Злобина что-то гложет, причем так сильно, что он даже изменился в лице.
Ватсон колебался. Он полагал, что сейчас не самый подходящий момент для выяснения отношений, но потом все-таки решился.
Доктор отодвинул стул и сел рядом с Витьком.
- Послушай! - сказал он. - Ты можешь объяснить мне, что происходит?
Злобин посмотрел на него оценивающим взглядом. Непонятно почему, но этот взгляд заставил Ватсона смутиться, словно он и впрямь был в чем-то виноват. "В самом деле, не из-за библиотеки же это?" - подумал Вонсовский.
- А происходит то, - сказал Витек, - что кое-кто из нас ведет двойную игру. Неужели ты ничего не замечаешь? Вспомни пресс-конференцию в аэропорту: Саша только прилетел в город, а журналист уже откуда-то знал о проблемах с Ольгой. А сегодня? С вертолетом? Это ведь тоже не случайность, кто-то по наводке из нашего дома действовал! Утечка информации это называется по-научному!
- И ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что догадываюсь, кто это. У меня пока нет стопроцентных доказательств, но я их получу, - Злобин покосился на "Моторолу".
Ватсон взглянул на мобильный. Тонкий легкий аппарат в серебристом корпусе. Такой сразу бросается в глаза. Он его где-то уже видел. Но где? Доктор еще раз посмотрел на сотовый и похолодел. Без сомнений, "Моторола" принадлежала Лайзе.
- Ты же не думаешь, что это Лайза? - удивился Вонсовский.
Витек скептически ухмыльнулся.
- Думаю, - сказал он, - еще как думаю. Сам посуди: кто лучше всех знает о планах Белова? Кто постоянно находится в курсе всех его дел?
- Витек, - ошеломленный Ватсон развел руками. - Жена Цезаря, как известно, вне подозрений…
Злобин лишь презрительно отмахнулся.
- Она - не жена. Какого черта она, спрашивается, делала среди ночи на первом этаже особняка?
Вопрос поставил Ватсона в тупик. Он и сам не знал, как прокомментировать ночное происшествие.
- Ясно даже и ежу, она хотела предупредить Зорина, - веско сказал Витек. - И она его предупредила, больше некому. А потом, когда Саша заметил ее отсутствие, разыграла целую комедию. А тут Федор подвернулся со своим призраком отца Гамлета. Призрак, призрак! Вот она и уцепилась за эту идею. Мол, был призрак, и все тут. Так ведь? Провал в памяти, и взятки гладки! Так?
Ватсон был вынужден согласиться. Он вспомнил, как Лайза отказалась от успокаивающей инъекции. С чего бы это? Может, она прекрасно понимала, что транквилизатор ей ни к чему, потому что симулировала нервный приступ?
- А сегодня, - безжалостно продолжал Витек, - она потихоньку выскользнула из дома и поехала в город. Наверное, считала, что никто этого не заметит. Но я заметил! И проследил.
- И что? - упавшим голосом спросил Ватсон.
- Она провела целый час в каком-то здании. На дверях - ни вывески, ни таблички. Здание хорошо охраняется, но на все мои вопросы: "Что здесь находится?" никто не ответил. Ну? Где же она была? По-твоему, это сложная задачка?
- Давай все-таки не будем спешить с выводами, - робко сказал Ватсон. - Может, это - просто совпадения?
- Прекрати! - поморщился Витек. - Совпадения! Они бывают только в кино. В общем, так. До возвращения Саши я никого из особняка не выпущу. Приедет Белов - будем разбираться. А пока ешьте консервы. А я хочу проверить, кто звонит нашей дамочке. - И он снова уставился на телефон, точно с минуты на минуту ожидал звонка, который подтвердит (или опровергнет, но на это Злобин даже не надеялся) его худшие подозрения.
Бедный Ватсон, совершенно сбитый с толку неожиданным поворотом событий, не сразу нашел, что сказать. А ведь он хотел что-то сказать. По крайней мере, когда Станислав Маркович спускался по лестнице, в голове его (помимо голода, разумеется) крутилась еще какая-то мысль.
- Проверить… проверить… - задумчиво пробормотал Ватсон. - Да! Вспомнил! Я тоже хочу кое-что проверить!
- Что именно? - насторожился Витек.
- Понимаешь… - Ватсон боялся, что Злобин не дослушает его до конца, поэтому говорил быстро и путано. - Мы с Федором ходили сегодня в библиотеку. Он уверял, что там, в подшивке старых журналов видел фотографию призрака… То есть купца Митрофанова…
- Ну и что? - Это сообщение не произвело на Витька никакого впечатления.
- Мы не нашли эту страницу…
- Неудивительно!
- Ее кто-то вырвал.
Витек с недоверием посмотрел на доктора и тут же отвел глаза.
- Я ожидал чего-то подобного. Может, это сделал сам Федор? С него станется.
- Да Федор тут абсолютно ни при чем! Я хочу узнать, что на этой странице? Почему ее вырезали?
- И что же ты собрался делать?
- Думаю позвонить Шмидту в Москву. Пусть сходит в Ленинскую библиотеку, разыщет нужный номер и снимет ксерокс. А ксерокс пришлет мне по факсу.
Витек пожал плечами.
- Да. Близкое общение с Федором не пошло на пользу. Ты занимаешься полной ерундой. Вот что сейчас важнее всего, - Злобин показал на телефон Лайзы, - а не выдуманный призрак. Но если ты так хочешь… Почему бы и нет? Звони.
- Попозже, - сказал Ватсон. - У нас разница во времени - девять часов. Позвоню, когда у них будет раннее утро.
- Валяй, - отозвался Витек.
Ватсон, звеня ключами, направился в кладовку. Если честно, он и сам не придавал большого значения вырезанной странице. То, что в их рядах находится вражеский лазутчик, было, безусловно, куда важнее. Правда, доктор так и не мог до конца поверить в предательство Лайзы.
Он еще не знал, что пройдет несколько часов, и все изменится. И то, что прежде казалось несущественным, неожиданно выступит на первый план.
Белов с восхищением смотрел на великана в красной кухлянке. Раньше он почему-то думал, что чукчи, эскимосы, эвенки, ханты, манси, словом, все народности, населяющие Крайний Север, не очень-то высокого роста. Расхожее представление, тиражированное кино и телевидением.
Но Иван Пинович выглядел настоящим гигантом. Сухой, жилистый, с необычайно широкими плечами и длинными руками, он смотрелся, как мощный раскидистый дуб, непонятно каким образом выросший посреди тундры.
Рультетегина невозможно было не заметить, а заметив, нельзя было оторвать от него глаз. Всё было в нем необычно: и рост, и яркая кухлянка, далеко заметная на фоне зеленой травы, и длинный посох, и собака на поводке… Но более всего поражало его лицо. Казалось, на нем навсегда застыло спокойное величественное выражение.
Из кратких сведений, собранных Лайзой, Белов знал, что Рультетегин - чукча по национальности. Он был родом с той части материка, что непосредственно прилегала к полуострову и формально входила в состав Камчатского региона. Еще Белов знал, что Иван Пинович был оленеводом и являлся одним из самых уважаемых среди аборигенов людей.
Но у Лайзы почему-то нигде не было записано, что Рультетегин - слепой. "И как он может пасти оленей? - подумал Саша. - Как, если это и зрячему нелегко?" Лайза упомянула, что Иван Пинович Рультетегин - самый почитаемый среди шаманов Камчатки. Однако высокий мужчина был одет в простую (пусть и очень яркую) кухлянку, а не в наряд из волчьих шкур; и стоял он не у священного столба, а рядом с финишной прямой. Одним словом, ни внешний вид, ни поведение Рультетегина не вязались в сознании Белова с обликом и поведением настоящего шамана.
И тем не менее Белов не мог отделаться от странного, почти мистического ощущения, что его внимательно рассматривают, хотя… Как может рассматривать незрячий? Но Рультетегин был подобен мощному радару, и Саше казалось, будто его просвечивают насквозь.
Гигант вдруг положил руку на плечо Александра. Белов ни за что бы не подумал, что она может быть такой тяжелой; у него даже подогнулись колени. Чуткие цепкие пальцы, перебирая вязаную материю, двинулись по ключице в сторону шеи и нащупали ожерелье из медвежьих когтей. Рультетегин застыл. И Белов молчал. Затем глубокий низкий голос произнес:
- Видели Хозяина Тайги? И не побежали? Только рогатина и нож? Молодцы!
Великан еще раз почтительно ощупал медвежьи когти и убрал руку.
В первую секунду Саша воспринял его слова как нечто само собой разумеющееся. Стереотип мышления городского человека говорил, что тайга и тундра - это где-то рядом.
Но потом Белов вдруг сообразил, что между Алатырь-Камнем и Камчаткой сотни и сотни верст. Стало быть, Иван Пинович никак не мог знать, что произошло тогда в тайге.
У Саши была рогатина, а у Степанцова - острый нож с широким лезвием. И те самые когти, которые Белов носил сейчас на своей шее, оставили на груди боксера несколько глубоких отметин.
Все было именно так, но… Откуда Рультетегину стало об этом известно?
Словно опережая возможный вопрос, Иван Пинович сказал:
- Каждый человек знает то, что должен знать. Надо только открыть свое сердце и внимательно слушать.
Рультетегин сделал несколько движений посохом, словно выбирал твердую почву для следующего шага, и сказал:
- Уже два часа. В четыре начнет темнеть. Мужчины соберутся у костра, и женщины будут варить оленье мясо. Я хочу, чтобы ты открыл сердце для моих слов, мельгитанин…
Белов машинально взглянул на часы. Было без пяти два. "Ну хорошо, допустим, он сориентировался по солнцу, - предположил Белов и осекся. - Как? Он же не видит солнца!" Внезапно ему показалось, что все это - тщательно разыгранный спектакль, имеющий целью одурачить его и выставить в неловком свете.
В последнее время постоянно происходила утечка информации, и вполне возможно, что о приключении в тайге Рультетегину рассказал некто из беловского окружения. Тот самый некто, что поведал журналистам об Ольге, а Зорину - о намерении Белова лететь на Праздник лета.
- Иван Пинович, - спросил Белов, - откуда вы узнали, который сейчас час?
- Я вижу, - сказал великан; лицо его по-прежнему было застывшим, но в голосе прозвучала усмешка, - твое сердце еще не открыто. Трава всегда знает, где солнце. Она поворачивается к нему даже под снегом. Я чувствую посохом, куда смотрит трава, поэтому знаю время. Ты доволен моим ответом, мельгитанин?
Белов молчал.
- Чтобы знать, не обязательно видеть, - продолжал Рультетегин. - Чтобы видеть, не нужны глаза. Когда тебе всего пять лет, и окружающий мир вдруг погружается во мрак, тяжело постичь эти простые истины. Но когда ты их постигаешь, краски снова возвращаются, и мир становится богаче, чем был прежде. Я должен показать тебе свой мир. Ты готов открыть сердце для моих слов?
"В конце концов, - подумал Белов, - все религии мира и даже язычество, держатся на одном-единственном краеугольном камне - вере. Значит, вопрос сводится к одному - готов ли я поверить?"
- Я… - Саша замялся; еще не решил, готов ли он.
- Ни о чем не думай, - сказал Рультетегин. - Просто слушай. Тума, вперед! - окликнул он собаку, и пес послушно натянул поводок. - Мы будем бороться, - пояснил Иван Пинович и направился к священному столбу.
Белов пошел следом. Он заметил, что люди почтительно расступались перед Рультетегиным. Они не то чтобы избегали его, но опасались приближаться. Наверное, не только у Белова было это странное чувство, что незрячий видит человека насквозь.
Рядом с большим котлом вовсю шли приготовления. Мальчики кидали плавник в огонь, женщины, растирали в деревянных чашках ягоды шикши и голубикы, подкладывали рыбу и желтые коренья.
Собака, оглядываясь на хозяина, вела Ивана Пиновича к священному столбу, где уже вовсю проходили соревнования в метании топора.
Сам топор выглядел обычно - остро заточенное блестящее лезвие, но топорище было не таким, как принято его делать в российских деревнях. Плоская деревяшка служила крылом, и благодаря этому дальность полета превышала сотню метров.
Белов обратил внимание, что каждый участник метал свой собственный топор; мужчины состязались не только в силе броска, но и в умении правильно сделать топорище.
Рультетегин подошел к столбу и остановился. Он чутко прислушивался к происходящему. Когда очередной соревнующийся раскрутил и метнул топор, Иван Пинович только покачал головой:
- Плохой бросок. Полторы сотни шагов, не больше…
Белов оглянулся. Он ожидал увидеть на лицах мужчин косые усмешки, но все были серьезны, а больше всех - метатель. Видимо, он и сам понимал, что хорошего броска не получилось.
Саша увидел Тергувье. Павел был сосредоточен - как раз наступила его очередь. Заметив в глазах Саши немой вопрос, Тергувье с улыбкой пояснил:
- Рультетегин обмани нельзя. Ветер свисти прямо в его уши.
Затем он снова стал серьезным, скинул на траву парку и поднял с земли тяжелый топор с длинным изогнутым топорищем. Это орудие напоминало индейский томагавк и австралийский бумеранг одновременно.
Павел взялся за самый конец древка и отставил руку далеко в сторону. Он принялся неторопливо раскручивать метательный снаряд над головой. С каждым оборотом его движения ускорялись; вдруг Тергувье издал короткий вскрик и, как волчок, резко крутанулся на пятках, в завершающей точке дуги подав тело вперед. Пальцы разжались, топор вырвался из рук так стремительно, словно стрела покинула натянутую тетиву лука.
Рультетегин одобрительно кивнул:
- Молодец, Павел! Ты победил, как и в прошлом году. А дедушка Они потерял еще одного оленя.
Мужчины уважительно загудели. Молодым оленеводам не было нужды вбивать колышек и отмерять расстояние; слову Ивана Пиновича доверяли безоговорочно.
- А теперь будем бороться, - посмеиваясь, сказал великан.
Мужчины расступились, и Рультетегин остался в центре образовавшегося круга наедине с Беловым.
- Никто не хочет бороться со мной, мельгитанин. - В голосе Ивана Пиновича сквозила грусть. - Может, хоть ты осмелишься?
Круг был широк - более двадцати метров в диаметре. Внезапно Белов понял, что давно уже не видит Зорина с его приспешниками. Они куда-то подевались, словно почувствовали себя лишними на Празднике лета.
Солнце садилось в серой дымке. На траве крупными каплями выступила вечерняя роса. От земли исходило ощущение силы и покоя. Казалось, оно наполняло саму душу до краев.
Саша почему-то решил, что бороться со слепым - не совсем ловко. "Неприлично", - всплыло в памяти словечко из городского лексикона.
Но оленеводы молчали; они не осуждали Белова, а, наоборот, сочувствовали ему.
- Ну что ж? Давайте поборемся, Иван Пинович, - сказал Александр.
Последние слова потонули в громких криках - мужчины предвкушали предстоящую забаву.
Рультетегин положил посох на землю, поймал за ошейник пса и велел ему сидеть рядом. Затем он снял несколько плоских коробочек, висевших на груди, и распахнул кухлянку.
Белову почудилось, будто из-под одежды великана брызнула россыпь голубоватых искр. Но это длилось лишь одно короткое мгновение. Под кухлянкой оказались ножны, в которых покоился короткий нож; голубоватое свечение, наткнувшись на свет умирающего дня, тут же погасло.
Рультетегин бережно отцепил ножны от пояса и завернул их в кухлянку.
- Не бойся, мельгитанин, - сказал он. - Я буду осторожен. Твои кости еще не готовы к настоящей борьбе.
"Не готовы к настоящей борьбе? Тогда чем, по-твоему, была вся моя предыдущая жизнь?" - возмутился Белов, но вслух не сказал ни слова.
Саша закатал рукава свитера, хрустнул суставами пальцев, предупреждая возможные вывихи, и двинулся на соперника. Он ожидал, что незрячий займет какую-нибудь боевую стойку или хотя бы выставит руки вперед; однако Рультетегин стоял неподвижно, как священный столб.
Белов мысленно проигрывал возможные варианты.
"Захвачу руку и поведу ее на себя. А там, в зависимости от ситуации, сделаю заднюю подсечку или приму его на бедро. Бросать сильно нельзя, придется аккуратно положить его на траву, чтобы…"
Он не успел додумать. Стоило его руке оказаться в пределах досягаемости клешней Ивана Пиновича, как случилось нечто странное.
Пальцы Рультетегина легко, словно играючи, обхватили его запястье; Белов круговым движением, называемым в айкидо "со таи доса", попытался освободиться, но этот номер почему-то не прошел.
Великан не держал его изо всех сил; он послушно позволил Белову разомкнуть захват и провести движение до конца. Потом последовал легкий толчок в грудь именно в тот момент, когда Саша перенес всю тяжесть тела на одну ногу и на долю секунды потерял равновесие, и Белов упал навзничь.
Раздался радостный смех. Белов вскочил на ноги.
- Ты еще не начал бороться, - сказал Рультетегин. - Тебе не дает покоя глупая мысль, что я тебя де вижу. Но я вижу гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Борись!
"Ах так?!" - Саша почувствовал, что начинает заводиться. На этот раз он решил действовать активнее.
"Обозначу атаку в верхнем ярусе, в последний момент уйду в ноги. Обхвачу обеими руками подколенные сгибы, и тогда посмотрим…"
Но стоило ему только сблизиться с Рультетегиным, как словно мягкий, но очень сильный вихрь подхватил его и закружил в быстром водовороте.
Белов даже не успел отметить момент, когда инициатива полностью оказалась на стороне Рультетегина.
Великан по-прежнему не двигался с места; одни только руки, как широкие крылья исполинской птицы, плавно взмывали вверх и так же плавно опадали.
Со стороны казалось, будто высокий человек нежно облекает другого в кокон; словно заботливая мать, пеленает, укутывает и убаюкивает ребенка.
Белов понял, что тут уж не до приличий; он напряг все мышцы, но - странное дело! - его сила неизменно оборачивалась против него самого. Бороться с Рультетегиным было все равно, что пытаться прожечь фонариком дырку в зеркале.
Саша снова потерял равновесие и был вынужден сделать несколько шагов, чтобы не упасть. Однако он не только не сумел восстановить равновесие, но, наоборот, делал все новые и новые шаги, которые становились все быстрее и быстрее.
Пальцы Рультетегина разжались, и Белов стремительно полетел в сторону, как тот самый топор, что метал Тергувье.