На следующий день после поездки Клариссы в Лондон он сидел в доме управляющего, в комнате, которую мистер Барр называл передней гостиной. Окно эркера с двумя рядами штор (одни кружевные вдоль стекол, другие плюшевые, которые закрывали нишу) выходило в ухоженный сад. Было семь часов вечера, и шторы были задернуты, что делало комнату гораздо меньше, чем она была днем. В комнате висел табачный дым, было жарко. Независимо от погоды мистер Барр любил закрыть все окна и жарко натопить камин. Он был невысокого роста, широк в плечах и в бедрах. У него были густые вьющиеся седые волосы, он хвастался, что ему не нужны очки, чтобы держать в порядке счета. Если бы его возраст не был записан в приходской книге, никто и не подумал бы, что ему уже восемьдесят пять. Возможно, он и собирался на пенсию, но Эдвард не питал на этот счет иллюзий. Если у старика Барра будет возможность сунуть нос в дела Берлингэма, он не просто сунет нос, а запустит туда по локоть руку и будет энергично копаться в них.
Книги были уже отложены. Старый Барр набивал новую трубку.
- Не бойтесь, как передам вам дела, ни во что не стану вмешиваться. Больно нужно.
Эдвард уже стоял и собирался уходить. Он засмеялся:
- Я думаю, вы именно это и станете делать до последнего вздоха. Но я от вас другого и не жду, так что не беспокойтесь.
Старый Барр хохотнул.
- Я и не беспокоюсь. Никогда не имел такой привычки, а если не делать из чего-то привычки, это что-то никогда не будет иметь власти над вами. Мужчины обычно мало беспокоятся, не то что женщины. Вот уж они беспокоятся по-настоящему, а хуже всех - жены. Это одна из причин того, что я не женился. Если они беспокоятся не о муже, то о детях, если не о детях, то об одежде, о курах, кошках, собаках, мнении соседей. Ни одной женщине не удастся втянуть меня в это - вот что я решил шестьдесят с лишним лет назад, ни одной из них не удалось сбить меня с толку! - Он снова хохотнул и затянулся трубкой. - Не скажу, чтобы некоторые не пытались, пытались, и еще как, но я стоял на своем - да, на своем. Все, что мне надо, - это достойная особа, которая будет готовить и убирать дом. Вот миссис Стоке, она делает все, что мне надо. Глупо, конечно, ожидать, что женщина перестанет болтать, но она держится в разумных границах. Это все, чего можно требовать. - Он пошарил в отвисших карманах и выудил клочок бумаги. - Вот имя того парня, о котором я вам рассказывал, Кристофер Хэйл. Пришло в голову как-то ночью, я и записал его и положил в карман. Старею, наверное, иначе мне не пришлось бы ждать, когда оно само придет на ум. Но вот оно - Кристофер Хэйл, утонул в протоке в тыща восемьсот тридцать девятом. Сегодня утром я проходил мимо церкви, зашел и посмотрел. Памятник ему поставила Кезия, его жена, там много затейливых стишков. Мой дед всегда говорил, что стишки с закавыкой: она считала, будто ее мужа убили. Может, убили, может, нет. Но как ни крути, просто так в протоке не утонешь, верно?
Маленькие, очень ясные глаза старого Барра пристально посмотрели на Эдварда из-под белых мохнатых бровей.
- Ну, не знаю, - ответил Эдвард. - Может быть, он хлебнул одну-две лишние кружки, как Уильям Джексон.
Взгляд старика стал еще более цепким. Потом мистер Барр отвернулся и пнул полено в камине. Оно рассыпалось брызгами искр. Он снова повернулся к Эдварду, добродушно и небрежно сказав:
- Может, оно и так, только Кезия всегда думала, что ее мужа убили.
Эдвард вышел в темный сумрак. После прокуренной гостиной мистера Барра воздух показался особенно холодным и свежим. Отсюда шла хорошая шоссейная дорога в Эмбанк, на которой в миле от этого места был поворот на Гриннингз, но он выбрал тропинку через лес лорда Берлингэма.
Тропинка выходила на неровную дорогу к протоке и сокращала путь на добрых полмили, да и идти по ней было приятнее. Он любил слушать звук ломающихся под ногами веток, шуршание и шорох всяких тварей, спешащих куда-то по своим, несомненно, незаконным делам. Но кто есть человек, чтобы сказать лисице или зайцу, барсуку, горностаю или кошке: "Здесь охочусь только я!"?
Он шел не спеша. Становилось все холоднее. Эти леса были очень древними. Некоторым дубам, должно быть, лет пятьсот, а тисам - еще больше. Он видел карту графства 1469 года, и тогда здесь тоже был лес. С тех пор один владелец сменял другого. Нормандские имена, английские имена - на кладбищенских памятниках, на мемориальных досках в церкви. И, наконец, лорд Берлингэм, который взял это имя от деревушки Берлингэм в трех милях отсюда. Когда-то он был Томом Томпсоном, в детстве бегал босиком и продавал газеты на улицах, а сейчас он - лорд, владелец поместья, как те, прежние, хозяева. Новые деревья росли среди старых, и были они сильными и крепкими.
Эдвард вышел по тропинке к дороге, рядом с тем местом, откуда она спускалась к протоке. До него донесся звук текущей воды. Поток оставался сильным, но уже не захлестывал камней на переправе. Он вытащил фонарь, легко перешел на другую сторону и стал подниматься по склону. Справа от него были видны церковь, силуэт которой ясно различался на фоне неба, и черная полоса древней тисовой аллеи, ведущей к ней.
Когда он проходил мимо кладбищенских ворот, рядом что-то зашевелилось. Его окликнули.
- Это ты, Эдвард? - произнесли задыхающимся шепотом. Голос слегка дрожал.
Он узнал голос Клариссы Дин и рассердился. Она вообще соображает, что делает, поджидая его здесь? А она, несомненно, ждала именно его. У нее не могло быть дел в церкви. Было уже двадцать минут восьмого, и в доме викария разогревали суп, готовили рыбу или яйца на ужин. Он произнес ее имя с невольной резкостью:
- Кларисса!
Она подбежала к нему и взяла его под руку.
- Эдвард, ты не представляешь, как я рада тебя видеть! Правда, в такой ужасной темени ничего не разглядишь, но я увидела твой фонарь и решила, что это ты: миссис Дикон говорит, ты всегда возвращаешься этой дорогой, и, кроме тебя, здесь никто не ходит, во всяком случае, теперь, когда бедняга Уильям Джексон…
Она остановилась, чтобы набрать воздуха.
- Знаешь, пока я тебя ждала, в этой темноте, мне представлялись такие ужасные вещи! Потом еще хлюпанье ботинок, когда ты поднимался от протоки!
- Я промочил ноги. В протоке много воды.
Она вцепилась в его руку.
- Знаю! Но я-то подумала, а вдруг это не ты, а Уильям Джексон, весь мокрый, выходит из воды!
Ответ Эдварда прозвучал невыносимо трезво:
- Никогда не слышал о привидениях с фонарями.
Она, дрожа, прижалась к нему.
- Когда не боишься, это не приходит в голову, а я не привыкла к темноте, как все вы, деревенские, Эдвард усмехнулся.
- Есть простой выход - сидеть дома.
Они продолжали идти не потому, что Кларисса этого хотела, но Эдвард решительно двигался вперед, и ей надо было либо поспевать за ним, либо отпустить его руку.
- Эдвард, ради бога, не беги! Зачем мне понадобилось бы приходить в такое ужасное место, да еще в темноте, если бы это был не единственный способ тебя увидеть? То тебя нет дома, то рядом Сьюзен, а мне надо кое о чем с тобой поговорить!
- Ладно, отпусти мою руку. Можешь говорить на ходу. Ты держишься так, что у меня будут синяки.
Но она только сильнее сжала его руку.
- Эдвард, это правда очень важно! Я хочу сказать, для тебя важно. Мне надо рассказать тебе кое-что.
Они уже прошли церковный двор и ворота дома викария. Показался дом старой миссис Стоун, в котором она жила вместе с прикованной к постели дочерью. Из комнаты Бетси Стоун через красные занавески - подарок Эммелины к Рождеству - весело пробивался свет. Мелькали огоньки в домах дальше по дороге. Эдвард рассчитывал, что даже Кларисса не будет откровенничать на деревенской улице. Вдали виднелся дом сестер Блейк. Он сказал:
- Знаешь, давай отложим. Нам обоим надо торопиться. Я уже опаздываю к ужину, а тебе надо быть поосторожней с мисс Милдред… Так что, если не возражаешь…
Он ускорил шаг. Они почти поравнялись с домом, и Кларисса почувствовала, что упускает случай. Она собиралась быть с ним осторожной и не торопить его. Почему он не может на минутку остановиться, немного посмеяться с ней, дать ей возможность подготовиться к тому, что ей надо сказать? Он совсем не хочет помочь ей. Почему-то у нее было ощущение, что надо спешить, как если бы это был ее последний шанс, и, стоит его упустить, он не повторится.
Она сказала:
- Ты не понимаешь! Я не о себе, я о тебе! О завещании твоего дяди!
Она не могла сказать ничего хуже. В нем вспыхнул прежний гнев, порожденный чувством самообороны.
- У меня нет ни малейшего желания обсуждать завещание моего дяди! Пожалуйста, оставь моего дядю в покое!
- Но, Эдвард, позволь мне объяснить…
- Я говорю недостаточно внятно? Мне не нужны объяснения. Я буду очень признателен, если ты займешься своими делами, а мои оставишь в покое. Договорились?
Они поравнялись с домом. Дверь была открыта. Старая миссис Стоун, сгорбленная и бесформенная, со свечой в руке провожала посетительницу. Свет свечи упал на Сьюзен Вейн.
Должно быть, Кларисса увидела их первой. Она смотрела в этом направлении, тогда как Эдвард смотрел на нее. Почему она не остановила его? Они должны были слышать если не сами слова, то его гневный голос. Эта мысль пронеслась в его смятенном уме.
И вдруг, прежде чем он успел отпрянуть, Кларисса прижалась к нему и зарыдала:
- Эдвард, дорогой, не сердись! Я не могу этого вынести! Ты пугаешь меня! Эдвард!
Голос Сьюзен ясно был слышен с небольшого, очень небольшого расстояния, которое их отделяло:
- Спокойной ночи, мисс Стоун, не стойте на холоде.
Она подбежала к ним.
- Что это? Я не вижу… Кларисса, ты подвернула ногу? Какая досада. Сейчас я перейду на другую сторону, тогда ты сможешь опереться на меня тоже. Держись, мы проводим тебя до дома. - Она повысила голос и сказала через плечо: - Все в порядке, миссис Стоун, она просто растянула связки. Возвращайтесь к Бетси.
Миссис Стоун неохотно вошла в дом и закрыла дверь.
- Ничего она не растянула, это мисс Сьюзен за них придумала. Запомни мои слова, Бетси, что-то у нее с мистером Эдвардом происходило, он вроде бы не очень-то хорошо с ней обошелся. Она плакала и говорила, он пугает ее.
Бетси Стоун бросила на мать капризный взгляд.
- Ничего удивительного! Я даже отсюда его слышала, злой до ужаса!
Миссис Стоун покачала головой.
- Мистер Эдвард всегда был вспыльчивым.
Когда дверь дома закрылась, Сьюзен сказала:
- Нам лучше пойти, как вы считаете?
Эдвард был раздражен, ее же переполнял холодный гнев, который больно ранит. Ей нечего было сказать, и похоже, что, кроме двух судорожных всхлипов, нечего было сказать и Клариссе. Может, она плакала, а может быть, разыгрывала спектакль. Сьюзен рассердилась настолько, что готова была считать это спектаклем.
Эдвард не издал ни звука. На сегодня достаточно публичных сцен. Тем, что будешь стоять и ругаться на деревенской улице, ничего не изменишь.
По дороге никто из троих не произнес ни слова. Когда они подошли к дому мисс Блейк, Сьюзен прервала молчание, которое к этому времени достигло критической точки:
- Ты сильно опаздываешь, а они не любят, когда их заставляют ждать. Так что поторопись. Не забудь, что ты хромаешь, завтра всей деревне будет известно, что ты растянула связки и рыдала на груди у Эдварда.
Кларисса громко вздохнула.
- Сьюзен, не надо!
- Я-то не буду, а вот миссис Стоун расскажет всем, это точно. Я надеюсь, она не забудет упомянуть о твоей лодыжке. Спокойной ночи!
Эдвард не остановился. Когда она чуть ли не бегом догнала его, он не обратил на нее никакого внимания, будто ее не было совсем. Только когда они прошли через ворота усадьбы и он отодвинул задвижку калитки Эммелины, он сказал:
- Когда-нибудь я убью ее!
Сьюзен хорошо его понимала.
- Ради бога, что все это значит?
Он сердито засмеялся.
- Не имею ни малейшего представления! Кажется, она возомнила, что имеет право вмешиваться в мои дела. Боюсь, я здорово разозлился.
- Мне тоже так показалось.
Он нахмурился.
- Как ты думаешь, что она слышала, эта старуха?
- Не знаю. Она не глухая, так что, наверное, то же, что и я.
- А что слышала ты?
- Я открыла дверь и услышала твой сердитый голос. Слов я не расслышала, но поняла, что это ты и что ты, мягко говоря, не в самом хорошем расположении духа. А потом Кларисса залилась слезами и сказала, что ты ее пугаешь.
Эдвард коротко и серьезно сказал:
- Она не только это говорила. Думаю, ты слышала все, и миссис Стоун тоже.
- Я поэтому и придумала про растянутые связки. Она из тех, кто сразу рыдает, когда ей больно, по крайней мере, мне так кажется. В любом случае большинство девушек начинают рыдать, надеюсь, миссис Стоун подумает, что ты из-за этого рассердился.
Эдвард открыл калитку, и они вместе пошли по мощеной дорожке к дому. Пара изумрудно-зеленых глаз наблюдала за ними из-под розового куста. Раздалось жалобное мяуканье, и что-то теплое и пушистое прильнуло к ногам Сьюзен. Эдвард заметил:
- Этот дом просто кишит кошками. Сколько бы их было, если бы не война?
Он поднялся на крыльцо, взялся за ручку двери и сказал:
- Для человека, солгавшего впервые в жизни, твоя импровизация была очень неплоха, Сьюзен.
Глава 15
Кларисса не забыла, что должна хромать. Она долго придумывала объяснение тому, что оказалась у дома миссис Стоун, но потом решила, что проще будет сказать правду: она пошла к протоке, чтобы встретиться с Эдвардом Рэндомом.
- Я растянула связки. Я, знаете ли, плохо ориентируюсь в темноте. У дома миссис Стоун мы встретили Сьюзен и пошли вместе. Они с Эдвардом очень мне помогли.
Мисс Милдред фыркнула:
- Эммелина балует эту старуху! Постоянно посылает ей то яйца, то яблоки, то еще что-нибудь для этой несносной Бетси! А если вы, мисс Дин, плохо ориентируетесь в темноте, воздержитесь от прогулок по ночам, вот что я вам скажу!
- Я боялась опоздать и спешила.
- Тем не менее вы опоздали!
Мисс Ора достала платок и флакон с одеколоном. Милдред становилась чересчур сварлива. Как все это неприятно, тем более что в этом нет никакой необходимости. Она попыталась сменить тему:
- Сьюзен не сказала вам, как самочувствие Бетси? Пару дней назад доктор Крофт очень беспокоился за нее.
Мисс Милдред снова фыркнула:
- Бетси Стоун всех нас переживет. Ее мать выполняет все ее прихоти, и все в округе их подкармливают. Мне кажется, что Сьюзен ничего о ней не говорила. Так мы будем сегодня ужинать? Я уже два раза разогревала суп.
После ужина мисс Милдред вымыла посуду, а Кларисса уложила мисс Ору в постель. Мисс Ора могла раздеться и умыться без посторонней помощи, но она любила, когда ей помогают, а если мисс Ора чего-то хотела, она этого добивалась. Мисс Милдред давным-давно перестала с этим бороться. Когда Ора захотела, чтобы у нее была сиделка, она демонстрировала все свои многочисленные болезни одну за другой до тех пор, пока ей не наняли сиделку. Напрасная трата денег, но тут уж ничего не поделаешь. Когда Ора начинала требовать свою половину доходов, Милдред признавала свое поражение. Это ужасно злило, но ради возможности распоряжаться чековой книжкой и счетом Оры ей приходилось сдерживать себя и мириться с бесконечной вереницей сменяющих друг друга сиделок. Никто из них надолго не задерживался, а уж чтобы помыть посуду - только однажды, угрозами и лестью, Милдред удалось заставить одну сиделку это делать. Но это была полоумная, которая проработала всего три дня.
Благополучно уложив мисс Ору, Кларисса спустилась по лестнице, держа в руке конверт.
- Отнесу на почту письмо. Это недолго.
Предлог, проверенный временем. Мисс Милдред бросила взгляд на конверт: явно пустой. Если бы ей понадобилось убедить кого-то, что она идет на почту, она бы уж сообразила вложить в конверт листок бумаги. Молча фыркнув, она пошла наверх, в гостиную.
Кларисса помчалась к магазину миссис Александер. Почтовый ящик находился у дверей в магазин, а телефон - сбоку от него. Она совсем забыла, что у нее растянута нога. Она положила пустой конверт в карман, юркнула в телефонную будку и позвонила в южный коттедж. Она должна, просто обязана увидеть Эдварда и заставить его выслушать ее. Если бы не параллельная линия, она могла бы поговорить с ним прямо по телефону. Но вдруг кто-нибудь слушает? Для мисс Симе, экономки доктора Крофта, телефон заменял радио, как и для мисс Оры, но та уже в постели.
Кларисса стояла в плохо освещенной телефонной будке и гадала: стоит ли все-таки как следует намекнуть Эдварду или нет? Ладно, что толку планировать заранее, все равно выходит не так, как наметила. Либо ты не скажешь то, что хотела сказать, либо скажешь слишком мало или слишком много.
Тем временем в южном коттедже Сьюзен рассказывала о своей работе в усадьбе:
- На книгах всегда столько пыли. Надо съездить в Эмбанк и купить халат. А то я просто по уши в грязи. Думаю, некоторые тома не доставали с полок лет пятьдесят. Я на чала с того конца, где окно, там сплошь трехтомные викторианские романы.
Эммелина, которая переклады вала одного из котят Амины обратно в корзину, подняла глаза.
- Джонатан всегда говорил, что викторианские романы снова войдут в моду, сам он их просто обожал. И ведь он угадал - по радио уже передают Тролопа. Сьюзен, ты не устала, пока ходила к Стоунам? Когда я увидела, что у нас сегодня пять яиц, я подумала, два - как раз для них. Правда, Эдвард, я не сообразила, может быть, ты хотел еще одно?
Она произнесла это тем же тоном. Книжные пристрастия Джонатана и гастрономические Эдварда - всему уделялось одинаково сочувственное, не слишком глубокое внимание. На Эдварда эта ее манера действовала умиротворяюще. Прошлое и настоящее, яйца и романы, люди, куры и кошки - Эммелина принимала всех и все таким, как есть, у нее всегда находилась еда для голодных, доброта для обиженных и кроткое терпение решительно для каждой твари.
Котенок снова попытался вылезти из корзины, и внимание Эммелины переключилось на него, так что Эдвард не успел сообщить о том, что ему не нужно второе яйцо. Он, к слову, еще собирался заметить, что миссис Стоун - настоящая попрошайка, но, если Эммелине приятно ее баловать, это ее личное дело, но тут в задней комнате зазвонил телефон. Он вспомнил, что обещал позвонить Барр, если найдет запись, которую они тщетно искали вдвоем, и пошел взять трубку.
Стоя в телефонной будке, Кларисса услышала щелчок - кто-то снял трубку, - и мужской голос спросил:
- Это вы, мистер Барр?
- Нет, это я.
Кларисса редко нервничала, но сейчас был именно такой случай. Она сама не знала почему, и это пугало ее, очень пугало. Спеша и запинаясь, она выпалила:
- Эдвард, дорогой, мне надо тебя видеть. Очень надо! Ты должен знать, это о твоем дяде…