- Да, его мизинца. Вы сломали ваш палец в школе, играя в хоккей. Спросите его, как он потерял свой.
- Я не знала, что он потерял палец.
- Спросите его, - ответил Эмери и кивком головы указал на дверь.
Эльза мысленно пожелала, чтобы он придумал другой способ сообщить ей, что она может уйти.
Было уже время завтрака, когда появился Фенг-Хо, такой же нарядный, в безукоризненном пальто, в еще более аккуратно разглаженных брюках. Вместо белых гетр на ногах у него были ярко-желтые, кожаные. В одной руке он держал зонтик и шляпу, - в другой - золоченую клетку с качающейся на жердочке канарейкой.
Он осклабился, увидев девушку.
- Моя недостойная пташка была больна всю ночь. Я сидел около нее и кормил ее сахаром с полуночи до шести часов утра. Теперь ей лучше, и она споет вам. Пи! - обратился он к желтой певунье. - Открой свой маленький клюв и издай музыкальные звуки для этой уважаемой леди!
- Фенг, вы говорите неправду, - сурово сказала Эльза. - Вы не просидели вчерашнюю ночь около вашей птицы.
Маленький человечек с прямодушно-невинным видом поглядел на нее, потом обратил свои печальные глаза в сторону птицы.
- Маленький Пи, если я лгу, не пой, но если я говорю правду, тогда пусть твое горлышко издаст презренную мелодию.
Верная птичка, словно поняв, залилась веселой песней. Фенг-Хо восхищенно улыбнулся.
- Всем искателям истины, от Конфуция до Дарвина, известен тот достопримечательный факт, что животный мир - я подразумеваю позвоночных млекопитающих - является живым воплощением и главным выразителем правды. Теперь, с вашего милосердного разрешения, я присяду и посмотрю, как ваши живые пальчики бегают по клавишам вашей уважаемой машинки - употребляя выражения наших соседей, но не друзей - японцев.
Он сидел терпеливо, почти неподвижно, время от времени лишь поворачивая глаза к птице. Казалось, между обоими было какое-то странное понимание, потому что едва только Фенг-Хо раскрывал в улыбке свой рот, как птица заливалась певучим смехом.
Мисс Дэм вошла в то время как Эльза печатала на машинке. При виде китайца она от удивления замерла, но милостиво признала, что его канарейка - лучшая птица, какую она когда-либо слыхала.
- Это, должно быть, самец, - сказала она. - Самцы всегда лучше поют, чем самки. Разве так и не должно быть? У них меньше ответственности, если вы понимаете, что я хочу сказать.
Она холодно посмотрела на китайца, который в знак согласия кивнул головой.
- Если вам приходится класть яйца, то вам некогда заботиться о вашем голосе. Простите, вы знаете Сессюсваку? - обратилась она к Фенг-Хо, который выразил сожаление, что он никогда не слыхал об этом господине.
- Вы много потеряли, - сказала она с сожалением, когда Фенг-Хо покачал головой. - Он был просто замечателен, особенно когда он совершил - как, бишь, это слово… хаки-раки!
Эльза решила не выручать ее и с такой подчеркнутостью прервала работу, что мисс Дэм поняла, что она мешает, и удалилась.
- Очень хорошенькая молодая дама, - сказал Фенг-Хо.
Эльза, решившая, что он издевается, приготовилась проучить его, но его следующие слова доказали, что он говорил искренне.
- Восточный взгляд значительно отличается от западного. Я говорю вам это как бакалавр естественных наук.
Эльза подивилась, почему это должно означать какой-то особенный авторитет в вопросе о красоте, но благоразумно не стала продолжать разговор на эту тему.
Утром она нашла в конторе записку от миссис Трин-Халлам. У другого человека это было бы целое письмо, так как оно занимало два листка, но миссис Трин-Халлам была не особенно сильна по части каллиграфии. Буквы были огромные, и хорошо, если на странице помещался десяток слов.
"Вы придете сегодня в семь часов. Я приготовлю для вас обед. Каждое утро я буду отвозить вас на автомобиле в вашу кантору".
(Эльза заметила, что она писала слово "контора" через "а").
К этому была приписка:
"Пожалуйста, не говорите майору Эмери, что вы гостите у меня. Он может подумать, что у меня есть какие-то особые основания".
Приписка вызвала ее неудовольствие, хотя она сама не знала, почему. Может быть, ей не понравилось предположение, что она стала бы рассказывать майору Эмери что-то о своих личных делах…
Дядю своего она видела всего в течение нескольких минут. Возвращаясь с завтрака, она должна была пройти мимо его двери, которая была отворена. Он сидел за столом. Она бы прошла дальше, если бы он не окликнул ее.
- Закрой дверь! - проворчал он. - Я виделся с моим адвокатом по одному делу и составил завещание.
Это было довольно неожиданное известие, поэтому она могла лишь сделать банальное замечание относительно благоразумности подобной предосторожности.
- Он весьма сведущий в… - он откашлялся, - проницательный и весьма сведущий в… - он снова откашлялся, - в уголовном праве. Самое большое наказание, которое грозит в Англии за известное преступление, это два года… Он говорит, что можно, вероятно, отделаться и меньшим, если добровольно сделать заявление…
Эльза не могла понять, о чем он говорит. Может быть, он выпил? Лицо сто красное, веки тяжелые от недосыпания, но по опыту она знала, что он сейчас трезв.
- Это требует большого размышления - кроме меня замешаны другие люди в этом… деле, - продолжал Тарн. - Но я думал, тебе будет приятно, что я оставил тебе немного денег, хотя я думаю, они еще долго не достанутся тебе… Ты бы хотела быть богатой, Эльза?
Он посмотрел на нее сквозь припухшие веки.
- Я думаю, всякий хотел бы быть богатым, - уклончиво ответила она.
- Ты бы хотела быть богатой и счастливой, а? Как девушка в романе? - насмешливо спросил он и вдруг прибавил: - Что Эмери делал все утро?
- Работал.
- Ничего особенного?..
Эльза покачала головой.
- Я бы хотел взглянуть на некоторые из его писем, Эльза. Как-никак, а я участвую в деле, и у майора Эмери нет секретов от меня. Где ты держишь папку с черновиками?
- Майор Эмери держит свои черновики в сейфе.
Мистер Тарн играл пресс-папье.
- Не пойму, почему бы тебе не вставлять третий листок копировальной бумага, - сказал он.
Было бессмысленно обсуждать этот вопрос с ним.
- Я не могу так поступать - вы сами знаете это великолепно. Это было бы бесчестно и подло, и я бы скорее оставила фирму Эмери, чем сделала это.
- Тебе не нравится он, а?
- Я терпеть его не могу! - искренне сказала Эльза, и лицо мистера Тарна прояснилось.
- Вот такие речи я люблю, моя девочка! Он свинья, этот тип! По отношению к нему нет ничего, что было бы подло.
- Есть вещи, которых я не стану делать, о ком бы ни шла речь, - ответила Эльза и вышла.
Глава 11
Временами мысли Ральфа Халлама возвращались назад к романтическим дням, когда заговорщики в плащах и с масками на лицах встречались в подземельях, чтобы обсуждать свои мрачные замыслы. Несомненно, в этом живописном способе было преимущество безопасности, а Ральф всегда играл наверняка. Такие встречи сохраняли анонимность главарей, и это должно было быть большим достоинством.
Эта мысль пришла в голову Ральфу, пока он медленно поднимался по лестнице, которая вела к № 3. самому большому из отдельных кабинетов, какой кафе "Форнос" могло предоставить своим клиентам.
Во время завтрака эти кабинеты мало посещались, но раз в месяц доктор Халлам давал небольшой завтрак, где деловые люди могли встречаться и беседовать.
Стоя на пороге, улыбаясь и раскланиваясь с подходившими гостями, Ральф подумал, что он никогда не видал сборища людей, которые бы меньше всего походили на заговорщиков. Это были все дельцы, со склонностью к полноте, любители хорошо пожить, пожилые, слегка или совсем лысые люди в привычных одеяниях своего класса.
Джарви из Бирмингама горячо приветствовал Халлама и осматривался выжидательно, точно рассчитывая увидеть с ним вместе еще кого-то.
- Старик не мог прийти, - просто сказал Халлам. - Он не особенно хорошо себя чувствует.
Он пожал руки десятку своих гостей и сел. Номер три имел наружный и внутренний выходы, и когда, наконец, официант, поставив на буфет коробки с сигарами и бутылки с ликерами, удалился, Халлам подошел сначала к одной двери, потом к другой, запер обе на ключ и вернулся на свое место.
Напряженное настроение собравшихся сейчас же прошло, и атмосфера изменилась. Казалось, что в течение предыдущего часа все они играли какую-то роль и все, что говорилось и делалось, было сценой скучной комедии.
Халлам сразу перешел к делу.
- Получены три новых груза, самый большой - в Лондоне, следующий по величине - в Гулле…
- Через таможню? - спросил кто-то.
Помимо таможни, конечно, - ответил Халлам. - Джарви, вы займетесь распределением. Грузы адресованы на Бирмингамский адрес Стандфорда. Еще один прибыл вчера в Авонмаус и отправляется дальше в Филадельфию…
- Как насчет грека, которого поймали в Кливленде? - спросил Джарви, и стало ясно, что этот вопрос был на устах у всех, так как последовал общий гул вопросов.
О нем не приходится особенно беспокоиться. История о том, что американская полиция проследила одного доктора и одного купца из Сити - сплошной вымысел. Какой-то американский репортер с большим воображением сочинил эту историю. Нет, наша беда не в этом. Бикерсон…
- Никто не пробовал подмазать Бикерсона? - спросил чей-то голос. - Несколько тысяч фунтов заставили бы его умолкнуть.
Ральф покачал головой.
- Я знаю Бикерсона, он не из таких. Если его подмазать, он бы разленился, и начальство поручило бы дело другому человеку, и того пришлось бы подмазывать, - сказал Халлам. - Единственный, кто должен внушать нам беспокойство, это Тарн, который струхнул. И Сойока…
Наступило мрачное молчание.
Сойока был призраком, преследовавшим каждого мистическим ужасом. Все они были деловые люди, каждый имел свою лазейку на всякий случай, свое алиби, свое готовое объяснение, если бы полиция ненароком добралась до него, и за каждым была неоспоримая репутация коммерческой порядочности. Моральные соображения не интересовали их. То, что они сбывали страшный яд, губивший мужчин и женщин и доводивший их до сумасшествия, едва ли шло в расчет, Они сбывали товар, который приносил огромные прибыли и спрос на который все возрастал…
- Сойока?
Джарви вынул сигару изо рта, задумчиво посмотрел на нее и снова сунул в рот. Это был человек с низким лбом, с венчиком волос над висками и с блестящей макушкой.
Для Сойоки есть место, - сказал он.
- Я тоже так думаю, - ответил Халлам. - Но он не разделяет мнения, что есть место для двоих. Я сейчас скажу вам кое-что, господа. Старый Тарн уверен, что его хозяин - либо Сойока, либо главный агент Сойоки.
- Его хозяин? Кто это? - спросил Джарви, скаля зубы в улыбке.
- Майор Эмери.
Халлам заметил, что низколобый человек широко раскрыл глаза.
- Эмери! - сказал он недоверчиво. - Не Поль ли Эмери?
- А что, разве вы знаете его? - спросил Халлам.
Мистер Джарви тихонько свистнул.
- Поль Эмери? Интересно, тот ли это самый? Это случайно не Поль Эмери из индийского политического отдела? Не тот, у которого были неприятности в Шанхае?
Ральф в возбуждении заерзал на стуле.
- Возможно, - сказал он, - это он самый и есть. Вы знаете его?
Джарви покачал головой.
- Нет, я не знаю его, но один из моих управляющих знал его очень хорошо. У нас есть отделение в Шанхае. Мой управляющий, который приехал в прошлом году в отпуск по болезни, только о нем и говорил. Он не связан случайно с фирмой Тарна?
- Он и есть "Эмери и Эмери", - ответил Ральф. - Его дядя оставил ему дело некоторое время тому назад.
Мистер Джарви снова присвистнул.
- Я знаю только то, что мой управляющий говорил мне. По-видимому, Эмери был представлен индийским правительством в распоряжение контрольной комиссии - или как она там называется - в Шанхае. В Шанхае, как вы, вероятно, знаете, имеются три или четыре семьи миллионеров, нажившие состояние на контрабанде опиума и на поставке оружия повстанцам. Он был послан надзирать за шайкой, поставлявшей оружие, но попал в комиссию по опиуму и должен был внезапно оставить службу. Я не знаю толком, в чем дело, но мой управляющий говорит, что его поймали на сделке с опиумом. Вышел огромнейший скандал. В шанхайской печати было смутное упоминание об этом случае, но, конечно, никакого указания на Эмери, так как европейцы в Шанхае держатся своим кланом. Известно только, что его имя исключено было из списков Французского клуба, и он отбыл с первым пассажирским пароходом. В Шанхае ходил слух, что он работал с Сойокой, у которого довольно бойкая репутация в Китайском море. Говорили также о том, что Эмери убил ножом китайского полицейского, который собирался выдать его, он лучше мечет ножи, чем самый ловкий специалист этого дела из тех, что показывают в цирке… Очень ловко… Он научился этому делу в Непале и никогда не носит с собой другого оружия. Что побуждает Тарна думать, что он Сойока?
- Что-то тот сказал ему… Какая-то его угроза, - ответил Ральф. - Если он агент Сойоки…
- Если он агент Сойоки, - перебил Джарви, - то он опаснее целого мешка гремучих змей!
Он поглядел задумчиво на Ральфа.
- Нет ли какого-нибудь способа управиться с таким человеком? - спросил он.
- Что вы подразумеваете под "управиться"? - спросил Ральф прямо, сознавая, что глаза всех собравшихся устремлены на него.
- Я не подразумеваю ничего противозаконного, - добродушно сказал мистер Джарви и стал изучать свою сигару.
- Но мне кажется, что если такого человека пугнуть немножко, то… он будет поосторожнее и, пожалуй, избавит нас от нескольких неприятных минут.
С этим, очевидно, все согласились.
- Есть только один способ остановить Сойоку, если это Сойока, - холодно сказал Ральф. - Это лишит его возможности вредить нам. Кто-нибудь это имеет в виду?
Очевидно никто не имел этого в виду, так как в ответ раздались решительные отрицания.
- Нет, я хочу сказать… - заметил Джарви, закашлявшись, - я хочу сказать, что если нельзя подмазать, то надо его напугать.
Он затянулся сигарой и посмотрел на потолок.
- Я плохо знаю Лондон, я ведь провинциал. Но я слышал, что здесь есть места, где вы можете нанять человека, который за десять фунтов поколотит вашу собственную бабушку. Лично я не одобряю насилия, оно противно моей натуре. Но есть люди, которые … гм… могли бы припугнуть… вот именно, припугнуть… Эмери…
Было четыре часа, когда джентльмены разошлись. Ральф один спустился вниз. В вестибюле он увидел очень пухлого, приятного на вид господина, которому лакей помогал надевать пальто. Сначала Ральф не мог поверить своим глазам. Потом он увидел в отворенную дверь, как к тротуару медленно подъехал весьма солидный "Роллс-Ройс", а лакей вышел и отворил дверцу.
- Как, Тэппервиль! - воскликнул Ральф. - Каким образом вы попали в такую дальнюю часть Лондона?
Мистер Тэппервиль, директор банкирского дома Стеббинга, лениво оглянулся. Все его движения были нарочито медленны. Его голубые глаза оживились, когда он узнал говорившего.
- Мой дорогой доктор, - пробормотал он. - Необыкновенно! Действительно, странное место для директора Стеббинга, весьма странное место!
В лондонском Сити банк Стеббинга уважали, но с ним не считались. Это был пережиток одного из тех частных банкирских домов, которые возникли в начале восемнадцатого столетия. Круг дел его был невелик, а клиентура весьма избранная. Стеббинг выдержал натиск больших акционерных обществ и сохранил свою независимость, следуя традиции, установленной его основателем, который в самом начале существования фирмы был посажен в тюрьму за оскорбление суда, не желая предъявить книги, уличавшие одного из его клиентов. Целые поколения людей с громкими именами держали личные счета в банке Стеббинга - счета, которые их доверенные секретари никогда не проверяли, ибо даже обладатели громких имен имеют дела особого, частного порядка, а банк Стеббинга процветал именно благодаря строгому соблюдению чужих тайн.
Нынешний директор банка, мистер Тэппервиль, имел привычку хвалиться, что у него нет ни одного служащего моложе 50 лет, хотя ему самому было всего под тридцать пять. Это был полный, моложавый мужчина с крупным лицом, многоэтажным подбородком и необыкновенно пухлыми руками.
У Ральфа был личный счет в банке Стеббинга, и в известном смысле он имел право говорить о дружбе с банкиром, который был вместе с ним членом двух клубов. Одним из недостатков Тэппервиля был его постоянный интерес к лекарствам, служивший источником замешательства для Ральфа, который почти позабыл всю свою науку.
Толстый Тэппервиль тяжело вздохнул, натягивая перчатки.
- Вам по пути со мной?
Ральф направился с ним к автомобилю.
- Нет, мне не по пути с вами, но завтра или послезавтра я буду в ваших местах.
Мистер Тэппервиль вздохнул.
- Как жаль, - сказал он. - В Сити уже нет никакого эстетизма, который, как вы, может быть, знаете, культивировался…
Он вдруг остановился, бросил взгляд вдоль людного тротуара, и его толстый подбородок заколебался.
- Космополитический характер наших улиц в это время года всегда является для меня интересной и увлекательной чертой.
Следуя направлению его взгляда, Ральф увидел человека, стоявшего на тротуаре. Это был маленький худой человек в старой фетровой шляпе и ярко-желтых перчатках. В это мгновение он повернул голову.
- Китаец! - удивленно сказал Халлам.
- Китаец, - спокойно подтвердил Тэппервиль. - Некий Фенг-Хо, телохранитель и партнер некоего майора Эмери, замечательного господина.
Прежде чем Ральф достаточно оправился от своего удивления, чтобы спросить, что банкиру было известно о Поле Эмери, блестящий лакированный автомобиль уже пробивал себе дорогу среди множества других экипажей по пути к неэстетичным окрестностям Олд-Брод-стрит.
Китаец в упор смотрел на Ральфа, но не двигался. Как только Ральф пошел в его направлении, он повернулся, быстро зашагал прочь и затерялся в толпе.
Фенг-Хо, человек Эмери! Ральф впервые слышал о китайце, и ему хотелось рассмотреть его поближе… Если все, что он слышал в этот день, было правдой…
Но Фенг-Хо исчез и, посмотрев на часы, Ральф вспомнил, что он обещал зайти к жене. Он расплачивался с шофером у дома на Херберт-Мэншонс, когда, оглянувшись, заметил второй автомобиль, остановившийся невдалеке. Из автомобиля вышел человек. Это был Фенг-Хо!
Ральф не колебался. Он направился к прибывшему автомобилю. Китаец поджидал его с невозмутимым лицом.
- Мне нужно поговорить с вами, мой друг.
Фенг-Хо слегка наклонил голову.
- Когда четверть часа назад я вышел из кафе "Форнос", вы стояли на тротуаре, явно наблюдая за мной. Не удовольствовавшись этим, вы последовали за мной сюда. Что значит эта маленькая комедия?
Фенг-Хо улыбнулся широкой безобразной улыбкой.
- Маленькая комедия? Я не играю никакой комедии, - сказал он. - Я просто приехал сюда. Может быть, завтра я поеду в другое место.
- Для чего вы следите за мной? - спросил Халлам.
Китаец пожал плечами.