***
Капитан милиции Геннадий Урузбеков, возглавлявший поисковую группу из десяти вооруженных милиционеров, лежал за невысоким барханом, не смея высунуть головы. Только что на его глазах были убиты прапорщик Галиджинов и водитель Юсупов. Убиты с одного выстрела. Значит, против них действует хорошо подготовленный снайпер. Милицейская группа наткнулась на целую бандитскую шайку. Остается только гадать, скольким бандитам противостоит горсточка отважных, не знающих страха милиционеров, и чем кончится этот неравный поединок.
Время от времени Урузбеков поворачивал голову направо, с тоской наблюдая, как медленно, пуская в небо облака темного дыма, догорает его новая "Волга". От этого зрелища сжималось сердце, и слезы наворачивались на глаза. Какая была машина… Впрочем, стоит ли травить душу. Лучше подумать о том, как выбраться из этой мясорубки. Ясно, стрелки держат под прицелами милицейские машины. Оставаться на месте нельзя. Бандиты подберутся ближе и перебьют милиционеров по одиночке. Вперед тоже нельзя. Вправо и влево не побежишь. Там негде спрятаться. А вот если рвануть вверх по склону. И укрыться за вершиной холма. Пожалуй, это крайне опасный, но единственный путь к спасению. И времени на раздумья не осталось.
– Я за подмогой, – во всю глотку гаркнул Урузбеков. – Сейчас я вернусь. С подкреплением. Жди-те-те…
Оставив автомат на земле, чтобы не тянул вниз, он вскочил на ноги, развернулся и побежал к склону холма. Ноги цеплялись за сухую траву, когда начался подъем, стали увязать в песке. Но Урузбеков не замечал этого, казалось, он летел над землей. Когда до вершины холма оставалось десяток метров, штаны зацепились за колючий куст. Капитан не удержал равновесия, упал на грудь, оттолкнулся руками, чтобы подняться. Пуля ужалила в левую ногу, чуть ниже ягодицы. Урузбеков распластался на песке и почувствовал, что в него снова попали. Горячий кусок металла вошел под сердце, и мир погрузился в темноту.
Вахаев перезарядил винтовку и только тут вспомнил о двух мужчинах, потерянных из виду. Он повернулся налево и тут, увидев вспышку, пригнула голову. Пуля просвистела где-то рядом. Ударила автоматная очередь. Рамзан, меняя позицию, переполз на самый угол крыши, высунув голову, поднесла к глазам бинокль. Цели совсем близко, два мужчины бегут к нему, быстро сокращая расстояние. Один повалился на песок, за ним упал и второй. Вахаев поднял винтовку. Но цели снова пропали из поля зрения. Из-за дальнего бархана виднеется чья-то нога. Рамзан, прицелившись, выстрелил.
Решкин вскрикнул от боли. Пуля попала чуть выше колена, по касательной навылет прошила бедро, вырвав кусок мяса. Он поджал ноги к животу. В следующую секунду раздался близкий хлопок. Это Колчин, высунувшись из своего укрытия, вскинул карабин и выстрелил. Рамзан почувствовала, как пуля вошла в левую ключицу, раздробив кость. Он повалился на бок, на секунду лишился чувств, но снова пришел в себя от боли. Он лежал на спине и, прищурив глаза, смотрел в серое выцветшее небо.
Колчин понял, что достал снайпера выстрелом из карабина. Не убил, так ранил. Он положил оружие на песок, метнулся назад, упал рядом с Решкиным.
– Подними ногу, – сказал Колчин. – Рана должна находиться выше сердца, иначе изойдешь кровью.
Решкин двумя руками приподнял простреленное бедро. Вытащив раскладной нож, Колчин распорол брючину по всей длине. Ранение сквозное, кость не задета, артерия цела. Он стянул с себя майку, разорвал ее надвое, спеша, наложил повязку, затянув концы ткани, так крепко, как только смог.
– Оставайся здесь, – сказал он. – Не высовывайся. Просто лежи и жди. И не опускай ногу.
– Я хочу пить, – прошептал Решкин.
– Потерпи.
– Ты вернешься?
– Пятьдесят на пятьдесят.
Колчин поднялся и, подхватив карабин, побежал вперед. Со стороны хижин никто не стрелял. Защитной панамы снайпера не видно. Каждые двадцать метров Колчин падал, лежал на песке, выжидая. Снова бежал вперед и снова падал. До рыбацких хибар оставалось рукой подать. Еще одна перебежка, Колчин рухнул на песок за старой перевернутой лодкой с поломанными досками в днище. Теперь до ближайшей хижины, на крыше которой снайперское гнездо, оставалось метров восемьдесят или около того. Еще одно усилие, и он окажется в поселке. Колчин выглянул из-за лодки. Обзор закрывали старые хибары, виден только хвост вертолета, пару разбитых ящиков, возле которых на песке лежит…
Прикрывая глаза от солнца, Колчин пригляделся внимательнее. Точно, Максим Сальников. Ошибки быть не может. Очень исхудал, одет в грязные лохмотья, и все-таки это он. Сальников пошевелился, попытался сесть и упал. Видимо, он пребывал в полуобморочном состоянии, плохо понимая, что происходит вокруг, и где он находится.
***
Гребнев не слышал выстрелов с крыши уже минуты три, но не мог себе позволить отойти от вертолета, забраться наверх по приставной лестнице и узнать, что с Рамзаном. Он боялся, что вертолетчики, лежавшие на песке, от страху разбегутся кто куда. Ищи их потом с фонарями. На Седых и Чугунова тоже надежда плохая. Могут драпануть, спасая шкуру. Поэтому оставлять их нельзя. Со стороны милицейских машин доносились короткие автоматные очереди. Пуля дура, она может продырявить топливные баки. Тогда возможен взрыв, который сметет в море останки вертолета и людей.
– Что делать, что мне делать? – Ватутин, потерял солнцезащитные очки и даже не заметил этого. Его лицо пошло пятнами, он ожесточенно тряс руку Гребнева. – Что мне делать?
– Лечить нервы, что же еще, дуралей, – крикнул Гребнев. – Забирайтесь на борт. Ложись на пол между ящиками и не рыпайся. Скоро я все закруглю. Ну, быстро.
Гребнев, взяв Ватутина под руку, проводил до вертолета, помог забраться по трапу наверх. Ноги Ватутина дрожали от слабости или от страха, он прошел в салон, лег на пол между рядами кресел. Гребнев вбежал в кабину, нажав красную кнопку, запустил двигатели.
Спустившись вниз, поманил рукой летчиков, приказав им укрыться в одной из хибар.
– Сюда давайте, сюда, – Гребнев остановился у ближней хижины. – Ну, скорее.
Летчики неуверенно подошли к нему.
– Вы нам нужны живые, – сказал Гребнев. – Спрячетесь здесь, будете ждать моего сигнала. Позову, когда все кончится.
Он отступил от дверного проема, пропустив пилотов в тесное помещение. Он выскочил из хибары, мигом взлетел по приставной лестнице на крышу. Вахаев лежал в луже крови, но был в сознании. Когда Гребнев позвал его, оглянулся назад.
– Меня немного зацепило, – голос слабый, едва слышный. – Но я в порядке.
– Я заберу тебя отсюда, – прокричал в ответ Гребнев. – Продержись еще десять минут. Только десять минут. Слышишь?
Рамзан молча кивнул. Гребнев спустился вниз, поднялся на борт вертолета, прислушиваясь к звуку двигателя. Лежавший на полу в проходе Ватутин поднял голову.
– Что еще случилось? – спросил он. – Мы скоро вылетаем?
– Как только так сразу, – огрызнулся Гребнев и крикнул Чугунова. – Послушай звук движка. Что-то мне не нравится. А?
– Песок попал в воздухозаборник, – Чугунов развел руками. – Пусть еще поработает какое-то время.
Гребнев спрыгнул на землю, побежал к "Ниве", открыв багажник, вытащил пистолет со снаряженной обоймой и мегафон. Встал за углом ближней к ментам хибары.
– Внимание, – прокричал он в мегафон. – Я обращаюсь во всем, кто меня сейчас слышит. Внимание. Предлагаю немедленно прекратить стрельбу. В противном случае пострадают невинные люди. У нас в руках находятся заложники. Одного из них вы видите своими глазами. Повторяю. У нас в руках заложники. В случае если с вашей стороны прозвучит хоть один выстрел, заложники будут казнены немедленно. Предлагаю прекратить огонь. В этом случае никто не пострадает. Повторяю…
Гребнев трижды прокричал свое обращение, едва не сорвал голос. Он бросил мегафон на песок, побежал обратно к вертушке. Менты, видимо, расслышали не все слова, мешал шум двигателей и винтов. Со стороны холма продолжали звучать одиночные выстрелы.
***
Вахаев пришел в себя. Кажется, кровотечение остановилось. Голова еще немного кружилась от слабости, но оставалась ясной. Он слышал звук работающих двигателей вертолета, видел, как с холма по склону спускается вниз еще одна милицейская машина. Рамзан прицелился, выжидая, когда машина остановится.
Колчин выскочил из-за лодки, бросился вперед напрямик, не петляя. Добежал до крайней хижины, завернул за угол, прыгнув в оконный проем, голой спиной повалился на земляной пол. Снайпер, если он еще жив, где-то наверху, над ним. Колчин, подняв ствол карабина, разглядывал потолок из старых не струганных досок. Местами сквозь эти доски проступали кровавые пятна. Вот капелька крови сорвалась вниз, ударила Колчина в лоб. В ту же секунду прозвучал близкий выстрел. Стреляли с крыши. Еще один выстрел.
Колчин навел ствол на угол потолка, где расплылось причудливое пятно, напоминающее жабу с растопыренными лапками. Несколько раз нажал на спусковой крючок, расстреляв всю обойму патрон за патроном. Горячие гильзы дымились на земле, сверху через дырки в досках, потек кровавый ручеек. Бросив карабин, Колчин вскочил на ноги, выпрыгнул из хибары через окно. В десяти метрах от него два человека, тащили к вертолету сумки с поклажей. Люди остановились, ошалело уставились на незнакомца.
Чугунов, бросив ношу, выхватил пистолет из-под ремня. Согнул руку в локте. Колчин успел первым. Он стрелял от бедра, навскидку, точно зная, что с такого расстояния не промахнется. Чугунов выронил ствол, опустился на колени и ткнулся лицом в песок. Его напарник поднял кверху руки.
– Я ни в чем не виноват, – крикнул он. – Я делал, что скажут. У меня нет оружия.
– Ты Седых?
– Откуда вы знаете?
– Татуировок слишком много, – Колчин шагнул вперед, отфутболил валявшийся на песке пистолет. – Ты тут вроде один блатной, весь из себя расписанный. Седых, хочешь жить, слушай сюда. Там, за лодкой, лежит мой товарищ раненый в ногу. Мигом туда. Нежно взвали его на плечи и принеси на это место.
Шум винтов и работающих двигателей вертолета перекрывал звук человеческих голосов. Приходилось орать во всю глотку.
– Сейчас, моментом.
– Вздумаешь бежать – пристрелю. Заберусь на крышу и кончу из карабина. Усек? Теперь действуй.
Колчин побежал к вертолету. Свернул за угол очередной хибары и остановился. Слева пустая хижина, справа море. Впереди ровное пространство, перегороженное рыбачьими сетями, висящими на жердях. Гребнев стоял спиной к Колчину. В эту минуту черт дернул его наклониться за темными очками Ватутина, валявшимися рядом с пустой бутылкой.
Гребнев выпрямился, увидел Колчина, стоявшего в десяти метрах от него, увидел ствол пистолета, направленный ему в грудь. И за мгновение оценил шансы. Оставалась призрачная возможность выдернуть из-под ремня свой пистолет и пальнуть. На это уйдет ровно полторы секунды. Но этих полутора секунд в запасе не было. Гребнев, стараясь перекричать шум моторов, открыл рот и с жаром выпалил несколько слов. Колчин выстрелил дважды. Гребнев повалился вперед, но не упал, ухватившись руками за сеть, повис на ней. Запутался, в ее паутине как огромная рыба.
Глубоко загнанные в землю жерди не упали, лишь чуть накренились. Гребнев, доживая последние мгновения, трепыхался в сети, стараясь разорвать ячейки, выбраться из ловушки. Он хрипел и кашлял. Кровь шла горлом, заливая подбородок и шею. Наконец пальцы разжались, он обмяк, повис на сети, растопырив руки и выкатив глаза.
***
Короткие автоматные очереди сделались ближе. Видимо, милиционеры, прячась за барханами, медленно подбирались к рыбацким хижинам. Колчин, переложив пистолет в левую руку, залез в вертолет, прошел в кабину пилотов, выключил двигатели. Вернулся в салон. На полу между креслами лежал мужчина в светлых брюках.
– Ты кто? – Колчин направил ствол на мужчину.
– Моя фамилия Ватутин. Я арендовал этот вертолет. И все… На мне нет крови.
Ватутин поднялся из-за ящиков, с задранными руками прошел к выходу, дал себя обыскать и вытолкать из вертолета. Колчин, ухватив его за ворот рубашки, дотащил его до угла хижины, подтолкнул вперед, сунув в руки мегафон.
– Ты знаешь, что сказать, – прошипел Колчин, потому что пересохший язык не ворочался, а в глотке першило. – Ты заложник. Большой человек. Крупный бизнесмен или вроде того… Один выстрел в нашу сторону, и случится грандиозный скандал на самом верху. Головы полетят. Все переговоры только через офицеров ФСБ. Разговаривать с ментами не буду. И никакой отсебятины.
Колчин погрозил Ватутину пистолетом. Тот сделал неуверенный шаг и остановился. Выстрелы смолкли.
– Я крупный бизнесмен, очень известный человек, – крикнул Ватутин в мегафон. – Но сейчас я никто. Всего лишь заложник. Прошу вас немедленно прекратить огонь. В противном случае я и мои товарищи по несчастью будут расстреляны на месте. Умоляю: прекратите огонь. Я большой человек. Если я пострадаю, неизбежен скандал. На самом высоком уровне. Если вы поняли меня, два раза выстрелите в воздух.
Ватутин оглянулся назад. Колчин поднял большой палец кверху, мол, все складно, дуй дальше. Послышалось два пистолетных выстрела.
– Люди, от которых мы зависим, отказываются вступать в переговоры с милицией, – крикнул Ватутин. – Им нечего терять. И они требуют, чтобы сюда вызвали группу офицеров ФСБ. Времени на раздумье нет. Прошу вас выполнить все требования, пока не пролилась кровь.
В ответ еще два выстрела в воздух. Значит, менты все слышали. Теперь сюда они не сунутся, не рискнут подвергать опасности жизнь заложников. Ватутин набрал в легкие воздуха, хотел что-то добавить от себя, но Колчин махнул рукой, мол, закругляйся, ты все сказал. Вытянув руку, затащил его за угол хибары. Присел на песок. Обессиленный Ватутин опустился рядом, перевел дух, вытер ладонью мокрый лоб. Минуту они молчали. Первым заговорил Ватутин:
– Вы ведь разобрали слова, которые сказал Гребнев перед смертью. Я видел всю эту сцену с начала до конца через иллюминатор. Интересно знать, что именно он сказал.
– Ничего серьезного. Пустяки.
– И все-таки.
– Он крикнул: "вот и увиделись". И умер.
– Как банально, – покачал головой Ватутин. – Вот и увиделись… Господи, как банально. И как глупо.
Ватутин замолчал, обхватив руками голову, он покачивался из стороны в сторону. Колчин хотел выкурить сигарету, но сигарет не было. Он вытянул ноги, решив, что ему нужны хотя бы пять минут отдыха. Затем он встанет, найдет Татьяну Гришину. Ее наверняка прячут в одной из этих хибар. Еще он напоит водой Сальникова, смажет кремом или салом его обожженное солнцем лицо. Потом где-нибудь найдет бинты или чистые тряпки, перевяжет рану Олегу Решкину.
А сейчас пять минут отдыха.
Эпилог
Москва, Борисовские пруды. 16 сентября.
Дверь открыли сразу, будто с другой стороны Колчина давно ждали. Бывшая жена Решкина Рита, пропустила гостя в прихожую и внимательно прочитала раскрытое удостоверение.
– Я всего на минуту, – сказал Колчин. – Меня зовут Валерий Колчин. Мы виделись с вами первого сентября, когда провожали вашего сына в школу. Помните? И хорошо. Где нам удобно поговорить?
Из кухни, вытирая руки фартуком, вышел Зубков, нахмурившись, буркнул себе под нос "зрась" и поплелся назад. Рита провела Колчина в комнату, усадила на стул, сама села напротив. Она ждала плохих известий, то есть совсем плохих, поэтому поспешила с вопросом.
– С Олегом что-то случилось? С тех пор, как он пошел на службу в ФСБ, я ждала только дурных известий. Он ранен? Или…
– Ваш бывший муж действительно был ранен. Он просил меня зайти к вам, рассказать об этом. Ну, если, конечно, вас эта новость тронет. Олег получил пулевое ранение в бедро, когда мы пытались взять особо опасных преступников. Профессиональных убийц и торговцев людьми. Стрелял снайпер. Короче, Олегу повезло, что он остался жив.
– Повезло. Скажете тоже… Вас вот не ранило. Это вам повезло, не ему.
– Виноват. Не берет меня пуля. Впрочем, все еще впереди. Какая-нибудь пуля меня обязательно догонит, не сомневайтесь.
– Господи, – всплеснув руками, Рита вскочила со стула, прижала ладони к груди. – Что я говорю… Когда я волнуюсь, меня несет куда-то, не туда. Расскажите подробности. Какие можно рассказать.
– Мы спасали заложников. Хорошего человека Максимка Сальникова и его жену. И спасли их. Сейчас жизнь Олега, как говориться, вне опасности. Вчера его перевели из реанимации в обычную палату военного госпиталя имени Бурденко. Там же находится и Максим Сальников. Только диагноз у него другой. Вирусный гепатит, обезвоживание организма и крайнее истощение. Максим тоже медленно идет на поправку. Так что, все не так уж плохо.
– Вы упомянули жену заложника. Что с ней?
– Женский организм крепче мужского. Ее выпишут уже сегодня. Постоянный пропуск в больницу на ваше имя заказан. С завтрашнего дня вы сможете придти туда в любое время дня и ночи. Если захотите.
Из соседней комнаты высунулась голова Алешки, сына Решкина. Парень, видимо, слышал начало разговора и теперь хотел знать все подробности.
– Иди сюда, – поманил рукой Колчин. Когда мальчик подошел ближе, погладил его по коротко стриженой голове и сказал. – Ты можешь гордиться своим папой. Таких героев поискать. И, пожалуй, не найдешь во всей Москве.
– Правда? – спросил Алешка.
– Офицеры не врут, – ответил Колчин. – Особенно детям.
– А мне в госпиталь можно?
– Конечно, можно. Твой папа расскажет все, что сочтет нужным. В разумных пределах, разумеется. Разглашать государственные тайны он не имеет права.
– Понимаю, – кивнула Рита. – Расскажите сами хоть что-нибудь.