В полдень рядом с заставой приземлились два вертолета из штаба дивизии. Один из них был пустой и предназначался для отправки трупов и раненых в полк, а на втором прилетела комиссия из штабов дивизии и погранвойск Таджикистана. Комбат доложил полковнику из оперативного отделения, тот, даже не пожав капитану руку и не дослушав до конца, быстро пошел под акации, где лежали убитые, встал рядом с ними, сунул руки в карманы, стал качать головой.
- Игнатенко! - громко позвал он.
Полковник заводился, лицо его покраснело, движения стали резкими. Начальник заставы подбежал к нему, застегивая на ходу свою прожженную куртку, вскинул руку, прикладывая ее к козырьку кепи.
- Отставить! - прорычал полковник, не принимая доклада. - Схему опорного пункта мне сюда, план взаимодействия, все документы по боевой готовности!
Игнатенко исчез в дверях, и в то время, пока полковник, заложив руки за спину, расхаживал рядом с разрушенной и сгоревшей пристройкой, солдаты выносили на асфальт и собирали трофейный миномет.
Начальник заставы появился с бумагами и тетрадями под мышкой, стал вытягивать из стопки первую, но несколько тетрадей выпало из его рук, и он - вприсядку стал их торопливо подбирать. Полковник терпеливо ждал.
- Где позиции прикрытия? - голосом, в котором слышалась скрытая угроза, спросил полковник. - Объясните ваше решение насчет позиций боевых машин.
Игнатенко что-то ответил, показывая рукой на холмы, на Пяндж, а затем на миномет, рядом с которым еще возились солдаты. Полковник искоса посмотрел на орудие, подошел к нему поближе, потом повернулся к Игнатенко.
- Вот за это спасибо, - сказал он.
Ну вот, подумал я, начальник заставы кинул ворованный козырь. Сейчас сдаст меня.
Я не ошибся. Игнатенко продолжал о чем-то запальчиво говорить, размахивал во все стороны руками, поднял, чтобы ее было лучше заметно, перебинтованную кисть и сдержанным движением кивнул в мою сторону.
- Если он тебя позовет, - прошептал мне комбат, - то лучше молчи и не оправдывайся.
Полковник, широко расставив ноги и не вынимая рук из глубоких карманов, смотрел на Игнатенко сверху-вниз, затем слегка повернул голову, искоса посмотрел на меня, и снова на начальника заставы.
- Черт возьми! - прорычал он и посмотрел на комбата. - Рефилов! Батальон офицерами укомплектован полностью или нет?
- Почти в каждой роте не хватает одного-двух командиров взводов. - ответил комбат.
- И что же теперь? Доверим контрактникам командование ротами?
- Взводом. - поправил комбат.
- Подойдите сюда, герой! - сказал мне полковник.
Я встал так, чтобы полковник мог видеть меня, Игнатенко и миномет.
- Что ж ты оставляешь поле боя? - спросил он, рассматривая меня с тем же выражением на лице, с каким смотрел на трупы.
- Вас неправильно информировали, - ответил я.
- То есть что значит неправильно?
- Сначала вместе с сержантами Глебышевым и Герасимовым мы уничтожили минометную позицию противника, а затем я в одиночку, оставив за себя сержанта Глебышева, преследовал группу нарушителей.
- Так миномет, получается, взяла пехота? - спросил полковник, посмотрев на Игнатенко. - Так или нет, отвечай!
- Миномет взяли мы, - твердо сказал начальник заставы, исподлобья глядя на полковника. - А пехота на определенном этапе помогла нам выбить противника с позиции.
- В общем, вы тут сами не разобрались с этим минометом, - умозаключил полковник. - А что касается одиночного преследования нарушителей… - полковник выждал паузу, пристально взглянув на меня, - …то это прерогатива начальника заставы. Он должен был назначить заслон, тревожную группу. Так, начальник заставы? Свои обязанности по уставу помнишь?
- Каждый солдат был на вес золота, товарищ полковник, - ответил Игнатенко, интуитивно чувствуя, что туча над ним потихоньку рассеивается. - Некогда мне было заниматься заслоном. Мои парни дрались как черти. Проявляли образцы мужества и самопожертвования.
Его стало заносить на пафос, и полковник остановил Игнатенко взмахом руки.
- Хорошо. Готовь рапорт на имя начальника погранотряда. Потери, убытки, расход боеприпасов. Список солдат, достойных поощрения и наград.
- Есть, товарищ полковник!
- Рефилов! Сегодня же подобрать толкового парня на взвод. А этого преследователя, - он кивнул на меня, - вернуть в полк, его еще надо долго готовить к границе. Пусть занимается обязанностями старшины.
- Сделаем, товарищ полковник.
- Дайте команду на погрузку убитых и раненых.
Так неожиданно прервалась моя боевая эпопея.
Бог не наделил меня способностями убедительно и ярко говорить о своих заслугах, и я не нашел слов, чтобы доказать полковнику, что потерь было бы намного меньше, если бы начальник заставы обладал большим опытом и умом.
8
Я получил письмо от Анны… Кстати, я еще не рассказывал о своих женщинах? Тогда коротко: несколько лет назад я страстно влюбился в Валери, дочь южноамериканского мафиози Августино Карлоса, и результатом этой любви стало появление на свет прелестной Клементины. Потом судьба раскидала нас, и про Валери я почти ничего не слышал, кроме одного - она делает деньги на производстве и контрабанде наркотиков. Вскоре у меня появилась подруга Анна, с которой, как мне кажется, меня связывает исключительно страсть к приключениям и справедливости. Перед моим отъездом в Таджикистан мы договорились, что она будет держать меня в курсе всех дел, но тем не менее пухлый конверт, который принес мне солдат с узла связи, был неожиданностью. Я уже забыл, когда последний раз получал письма, и с удивлением отметил, что это приятно.
Письмо Анны было длинным и, несмотря на то что было отпечатано на принтере мелким курсивом, заняло четыре листа. Кажется, она писала его с удовольствием, хотя оно носило чисто деловой характер и в нем не было ни одного слова, касающегося наших отношений и каких-либо чувств.
Первую половину письма можно было бы вообще убрать - в ней Анна излишне подробно описала, как блестящее владение испанским языком помогло ей устроиться секретарем в фирму "Гринперос". "Мне предстоит большая работа, - писала Анна. - Как сказал новый шеф, мы будем готовить крупную партию товара к отправке за рубеж, и поэтому мне предложили недели две-три пожить в офисе. Выделили отдельную комнату на втором этаже, от которой я просто без ума. Представь себе: просторная, пятиугольная, в ней два окна с полукруглым верхом. От самого потолка до пола ниспадают тяжелые шторы, подвешенные на карнизе, изогнутом, так же, полукругом, отчего у штор получается объем. Выглядит это в сочетании с огромным, на всю стену, подлинником Глазьева-младшего, на котором Иисус в терновом венке страдает у ног Пилата, просто потрясающе! Такого униженного лица у Христа я не видела еще никогда в жизни". И два листа мелким шрифтом - в том же духе, подробное описание трехэтажного особняка и его комнат. По своей природной недальновидности я мысленно упрекнул Анну в многословии и - неумении сосредоточиться на чем-то одном, самом важном. Но спустя время я добрым словом вспомнил это письмо с пространными упражнениями в словесности.
Вторую часть письма я прочитал несколько раз, пока не запомнил его почти дословно, а затем сжег на пустыре с надеждой, что до меня никто больше не вскрывал конверт.
"Два дня спустя меня пригласили на VIP-прием. Стол был шикарным: сначала "а-ля фуршет" на газоне перед парадным входом с колоннами, а как стемнело, мы перешли в зал, где вокруг нас крутилось не меньше десяти официантов… (Часть текста, где идет подробное перечисление яств, я пропускаю.) Было человек тридцать пять - сорок, треть из них - дамы всех возрастов и комплекций. Сначала не меньше часа при гробовом молчании звучали только поминальные тосты о недавно застреленном "ведущем специалисте" компании Серже Новоторове, причем произносил тосты некий господин, которого, как и почти всех остальных, я видела впервые. Все называли его Князем, и я сначала подумала, что это либо титул, либо кличка, но потом выяснилось, что его в самом деле так зовут. Князю - под пятьдесят, он совершенно лыс, даже брови не растут. Был одет безвкусно, как попугай - бежевые брюки, зеленый пиджак, черная рубашка и оранжевая "бабочка". За весь вечер не выпил ни капли спиртного - только пепси, да сигареты тянул одну за другой.
Я думала, что не выдержу этой гнетущей атмосферы и обязательно подавлюсь куском, но, наконец, спиртное дало свои результаты, настроение у народа повысилось, в угол зала, как с потолка, свалился камерный оркестр, и зазвучали "Времена года" Вивальди.
Тут-то референт взял меня под руку и подвел к Князю - представлять. Видимо, Князь знал обо мне все, потому как вполне удовлетворился моим поклоном и именем. Он взял меня под руку, подвел к столу, налил шампанского. "Вы близко знали Сержа?" - спрашивает он. А я не понимаю, что он имеет в виду. Может быть, его интересовало, спала ли я с ним? Я ответила, что видела его, к величайшему несчастью, лишь один раз за несколько дней до его смерти. Князь вскинул вверх то место на лице, где должны быть брови, и спросил с кривой ухмылкой: "Вы сказали - к несчастью? Неужели вам и в самом деле жалко этого подонка?" Вот такие повороты.
Я моргаю глазками, судорожно пью шампанское, не знаю, как мне отреагировать. Он снова усмехнулся, потрепал меня, как девочку, по щеке. А потом я такое увидела, что едва на пол не села. В дверях появился какой-то клерк, негромко позвал Князя, поднял руку вверх и кивнул, как бы подавая сигнал. И вслед за этим в зал вошел сам папочка твоей красавицы Валери - колумбийский мафиози Августино Карлос!
Мне в руки шел редчайший, уникальный шанс завоевать полное доверие Князя. Нельзя было терять ни секунды, и я даже не подумала о том, насколько это этично и принято ли вообще так себя вести в этом кругу. Князь широкими шагами подошел к Августино, они обнялись. Тот выглядел потрясно - седой, бронзоволицый, с фарфоровыми зубами, одетый в белый костюм-тройку, ворот красной шелковой рубашки отложен, на пальцах - золотые перстни. Князь не стал представлять публике Августино - многие даже не заметили появления в зале нового гостя. Они уже выходили из зала, как я почти бегом рванула к Августино. "Сеньор! - сказала я по-испански, преграждая ему - дорогу. - Я до сих пор не могу забыть того счастья, какое испытывала, работая на вашей вилле в сельве! Как я рада видеть вас в России!" В общем, что-то в этом роде. На какое-то мгновение по лицу Князя пробежала тень. Он нахмурился, мой поступок ему не понравился. Но Августино вспомнил меня, очень приветливо улыбнулся, ответил, так же, по-испански, что я выгляжу просто очаровательно и он всегда будет рад видеть меня у себя на вилле. Я сделала глубокий реверанс. На том мы и расстались. Потом я встала у окна, слегка сдвинула край шторы и стала следить за парадным входом. Там, в свете фонарей, блестела белая машина, рядом с ней кучковалась группа охранников. Минут через пять к машине по ступенькам сошли Князь с Августино, постояли еще немного, выкурили по сигарете. Затем Августино протянул Князю свой миниатюрный кейс, пожал ему руку и сел в машину. Вот так, нежданно-негаданно, я напомнила о себе своему бывшему хозяину и подчеркнула свою значимость в глазах Князя.
Князь, кстати, все же сделал мне легкое замечание. Позже он подошел ко мне, хитро улыбаясь, погрозил пальцем и сказал: "А вы, оказывается, отчаянная девушка, Анна".
Ближе к полуночи стараниями Князя и референта, который суетился как официант, я едва держалась на ногах. Оказывается, шампанским можно упиться до свинского состояния. Но все-таки я отдавала себе отчет в том, кто я, где и для какой цели нахожусь. Работать шпионкой в тылу врага, Кирилл, это искусство, которое мне еще постигать и постигать. (В этом месте я подумал, что Анна ненормальная - писать открытым текстом такие вещи, за которые, попади это письмо в руки Князя или референта, раздавят, как божью коровку!). И все-таки я многое узнала. Ко мне приклеился некий Слава, человек, вполне годящийся мне в дедушки. Насколько я поняла, он когда-то работал в партийных структурах и по давней привычке был весьма словоохотливым. Пришлось ему позволить слюнявить мои руки, зато он худо-бедно, но рассказал кое-что о гостях.
Князь, как я уже сама догадалась, после ухода в мир иной Сержа Новоторова взял на себя бразды правления фирмой. В восемьдесят шестом году он работал в Афганистане в качестве советника при первом секретаре провинциального комитета НДПА, по образованию он - востоковед, доктор наук. После Афгана преподавал в МГУ, институте Патриса Лумумбы и, кажется, в высшей партшколе. Потом ушел в коммерцию. Связи у него огромные. Именно он вышел на Августино.
Князь вытащил из Таджикистана в Москву некоего генерала Вольского, фамилию которого ты как-то упоминал. Генерал, кстати, тоже был на поминках, но держался как-то обособленно и особенно на глазах у публики не светился. Его и Князя связывает давняя дружба, когда они оба были в Афгане. Вольский служил в дивизии, а Князь, как я уже писала, работал советником в той же провинции, и они часто встречались.
Словом, это две наиболее влиятельные фигуры, которых я видела на поминках. Еще Слава представил мне нескольких представителей московских фирм и одного владельца ночного клуба. В доме висельника о веревке не говорят, и, естественно, Славик ни единым словом не обмолвился о том, что всех этих людей объединяет. Но я абсолютно не сомневалась в том, что все они сидят на наркобизнесе. И это не просто тупая уверенность школьника в том, что земля имеет форму - шара. В часа два ночи Князь позвал меня в свой кабинет, попросил приготовить кофе и сесть за компьютер.
Сначала он продиктовал мне письмо капитану парома "Пярну" с просьбой зарезервировать место под коммерческий груз общим весом в тридцать с половиной тонн до Стокгольма. Я должна была перевести письмо на английский, отпечатать на нашем фирменном бланке и отправить с заказной почтой завтра утром. Затем в кабинет пришел Вольский, и Князь попросил меня присутствовать при их разговоре и занести в память некоторые финансовые расчеты.
Говорили они, конечно, полунамеками, в основном о ссудах, отношениях с департаментом налоговой полиции, о расходах и прибыли. Вольский жаловался на то, что слишком мало денег выделено на предвыборную кампанию. Князь не очень убедительно обещал помочь. Затем они перевели разговор на тему Таджикистана и Афгана. Я поняла это по тому, как Вольский сказал. "Сырье из-за речки поступает постоянно, мои люди работают, как рабы Рима". Я вспомнила, что и ты, имея в виду Афган, всегда говоришь: "За речкой". Словом, мне трудно передать в точности их разговор, но я четко поняла следующее: из Афгана через Пяндж поступает в самом деле лишь сырье, из которого где-то в Таджикистане же уже начали вырабатывать героин высокого качества. В Москву пошли первые партии готового продукта. Каким образом его перевозят - я не поняла, один лишь раз Вольский сказал, что "с тарой теперь полный порядок, и чем сложнее обстановка на границе, тем нам проще".
Около пяти утра, когда я уже едва не валилась головой на клавиатуру, Князь отпустил меня. На всякий случай я провела остаток ночи в отдельном флигеле, где была койка, а самое главное - надежный засов, закрывающийся изнутри".
В конце Анна приписала, что пока у нее голова идет кругом и полной картины она не представляет, хотя известно уже немало. Она умоляла меня беречь себя и не гнать лошадей.
Нет, даже по пути к вершине холма, по которому полз к минометной позиции, я рисковал жизнью меньше, чем Анна. Бросил девушку на ржавые гвозди, подумал я. А если с ней что-нибудь случится, как ты будешь жить дальше, Кирилл Андреевич?
9
На второй день после моего бесславного возвращения в полк меня вызвал начальник штаба и велел немедленно отправляться в Душанбе, в штаб дивизии к Локтеву.
При входе в штаб меня остановил дежурный и, спросив мою фамилию, протянул короткую записку от Локтева.
"Кирилл! - писал он своим мелким, неровным почерком, с буквами, валящимися друг на друга, который отличает энергичных, но не всегда последовательных людей. - Я на совещании в штабе МС. В 15.00 жду тебя на том же месте, где мы пили чай. Локтев".
На том же месте, мысленно повторил я и выругался. Локтев полагает, что я свободно ориентируюсь в Душанбе и найти то летнее кафе для меня не составит труда.
До обеда я бродил по центральному рынку, пробовал инжир, яблоки, соленые орешки и, не в состоянии отказать чрезмерно настырным продавцам, - покупал все, что мне навязывали. В итоге я вышел с рынка с двумя большими пакетами в руках.
Мне не трудно было останавливать машины, но значительно сложнее объяснять водителям, куда мне надо.
- Сквер, пруд, - говорил я, - там лебеди плавают. На берегу - кафе, официанта зовут Сафар.
- Не знаю, - отвечал водитель.
- Сквер, лебеди в пруду, - говорил я другому, но и тот отрицательно качал головой.
Только водитель пятой или шестой машины кивнул на сиденье.
- Сейчас найдем!
И мы поехали по всем скверам Душанбе. Естественно, я опоздал почти на двадцать минут, но Локтев не принял мои извинения и признался:
- Да я сам только что приехал. Командующий задержал.
Мы сели, кажется, за тот же столик, за которым пили чай в нашу первую встречу. Локтев подозвал официанта. К нам подбежал босоногий мальчик в замусоленном переднике.
- Это еще что за пионер? - удивился Локтев. - А где Сафар?
- Сафар нет! - ответил юный официант.
- А когда же он будет?
- Никогда не будет. Он здесь не работает. Плов? Шашлык?
- Все неси, - ответил Локтев. - Что-то я проголодался. - И когда мальчик убежал на кухню, сказал мне: - Не нравится мне это… У меня есть одна скверная привычка: я люблю, чтобы меня всегда обслуживал один и тот же официант, стриг один и тот же парикмахер, чтобы в бане подавал пиво и простыни один и тот же банщик. Но здесь, в Душанбе, никак не получается иметь постоянный персонал. Только начинаешь доверять человеку, только налаживаются отношения, а он вдруг - шпок! - и исчезает. И никто не знает, где его найти. Это уже не первый случай… Да-а, - протянул он многозначительно, глядя на кухню, - сначала он разносит еду, моет столы и посуду, потом сам будет готовить и считать деньги, потом научит этому своих детей. А поговори с ним - счастливейший человек! Интересно, ты, Кирилл, счастливый?
- Конечно.
- Надо же, - покачал Локтев головой. - Никогда бы не подумал.
- Ты вызвал меня для того, чтобы поговорить со мной о счастье?
Локтев ненатурально рассмеялся, откинулся на спинку стула, покачался на двух ножках.
- Все разговоры, собственно, сводятся к проблеме счастья. Потому что каждый человечишка на земле хочет, так сказать, его обрести.
- И альтруисты?
- В первую очередь альтруисты! Делая бескорыстно добро другим, они получают от этого удовлетворение. По сути, они те же эгоисты, но лишь в извращенной форме.
- Я двумя руками за такой эгоизм.
- Я тоже. - Локтев протянул мне свою крепкую ладонь и неожиданно поменял тему разговора: - А ты, значит, уже успел отличиться? Я читал рапорты командира полка и начальника заставы. Завтра персонально по тебе буду докладывать комдиву.
- Я стал такой заметной фигурой в дивизии?