Но Сабира я сейчас, поднимаясь на второй этаж "офиса", очень любил. За то, что не верит мне, за то, что выдвинул мою кандидатуру. За то, что не собирается оставлять меня в живых после выполнения его "задания" (стало быть, конспирация ослабнет, проговариваться при мне будут, мол, все равно – что разнюхает, далеко не унесет). За то, что он дает возможность посмотреть его кабинет.
Впрочем, совершенно обычный. Приемная, в которой за секретарским столом сидела Лариса – вся из себя деловая и сосредоточенная. Тамбурочек двухдверный – сказалась привычка к райкомовской атрибутике. Сам кабинет – тоже в ретросоветском стиле. Вдоль стены ряд стульев. Хороший сейф. К огромному письменному столу приставлен торцом еще больший, под зеленым сукном, – прямо для заседаний бюро райкома. Телефонный столик, заставленный разноцветными аппаратами. Может, и не все они подключены, но душу хозяина радуют. Не хватало только великого символа – правительственной "вертушки" и портрета вождя на стене. Тут, видно, Сабир растерялся, не определился еще, не смог решить – какого именно повесить над собой. Я бы ему посоветовал Ф. Э. Дзержинского или Ю. В. Андропова (но не генсека, естественно). Как-то больше по теме…
Когда я вошел, Сабир встал и, сделав приглашающий жест, направился в угол кабинета, где стоял журнальный столик – бутылка легкого вина и ваза с фруктами.
Мы сели, Сабир наполнил бокалы, я закурил.
– Что, дорогой, как переводы? Уже удалось?
Я поморщился:
– Не стоило и возиться. Все это старье, низкого качества, никаких шансов на спрос. Кто это вам подсунул?
Сабир развел руками:
– Всякие люди есть. Но забудем об этом…
– Не забудем, Сабир Каримович. Уверен, вы навели обо мне справки и знаете – я человек мстительный, жестокий, обид не прощаю. Вся эта липа – рустамовская с бабушкой и ваша с "ценными" бумагами, которые не годятся даже на…
Сабир поднял руку:
– Остановись, не говори лишнего. Давно понял – ты человек не простой. Работаешь четко. За тебя трех Рустамов отдам. Хочешь?
– Не хочу. Куда я их дену? И вообще… – Я выпил вино, отщипнул от кисти виноградину и встал. – Я так больше не играю. Салям!
– Сядь! Ты опять прав, давай играть так: ты выполняешь мое поручение, я дарю тебе много денег, свободу и жизнь.
– Не слишком ли щедро за одно поручение?
– Сейчас скажу, сам решишь. Мне поручили заказ. От солидной организации. На партию оружия. – Он спокойно, маленькими неторопливыми глотками отпивал вино в паузах. – Оно здесь, дорогой, совсем рядом. В воинской части. Ты его вывозишь. Как – твое дело. Я знаю – ты справишься. Сдаешь его нам. Берешь деньги и живешь дальше. Очень хорошо живешь. Где хочешь, там и живешь.
– Только-то? – Я направился к дверям. – Давай грузовики, сейчас привезу. Где сваливать, во дворе?..
– Боишься?
– Нет, – я покачал головой, – ~ Но этого я делать не буду,
– Почему?
– Не хочу,
– Моральные соображения? – улыбнулся (оскалился), спрятал веселые глаза между веками "соратник по партии, старений товарищ".
– Скорее политические, – улыбнулся и я. И подумал – сколько он еще будет меня уговаривать? Не переиграй. Серый. Операция без меня, конечно, не сорвется, но может принять неуправляемый характер, это опасно.
Сабир хорошо чувствовал партнера, но козырь придерживал.
– Повторяю: не сделаешь, будет очень плохо
– Выговор объявишь?
– Еще хуже.
– Из партии исключишь?
– Ларису Рустаму отдам. Прямо при тебе.
Я сжал в кулаке камешек. Не переиграй, Серый, Вернулся к столу, сел, налил полный бокал, выпил залпом, снова закурил. Выдержал паузу.
– Но мне нужно время. Неделя,
– Три дня, – поправил Сабир. – Больше нельзя, момент удобный. Часть передислоцируется. И люди ждут. Подумай, как будешь делать?
– Уже подумал. Знаю там одного хорошего паренька, первогодка, Его "деды" сильно обижают. Если их наказать, он все сделает. Совсем дошел парень.
Сабир опять прищурился в улыбке:
– Скажи Рустаму, он сделает. А с парнем что? Потом? Оставлять нельзя.
– Почему?
– Подумай.
– Подумаю.
– Ты неглупый. Я тобой доволен. И ты будешь рад. Лариса горячо любить будет. Чем больше денег, тем горячей любовь. Хоп?
– Хоп! – Я.сунул в карман банан и вышел в приемную.
Серый вышел в приемную. Лариса, вытянувшись в струнку, поправляла штору на окне.
– Это чья же такая славная фигурка? – спросил Серый,
– Моя, – гордо согласилась Лариса. – И больше никовойная. Ты что сияешь? Зарплату получил?
– Премию, – и Серый отдал ей банан, украденный у Сабира.
В эту горячую и тревожную пору отмочил шуточку Гридин. Явился в РУВД с повинной, практично захватив с собой в толстом мятом портфеле некоторые бумаги, изобличающие его как расхитителя, туалетные принадлежности, табачок и пижаму в розовых цветочках, к которой приучила его Лариска.
В "собственноручном" заявлении, обдуманном и предельно искреннем, Гридин указал побудительные причины, толкнувшие его как на сознательные, так и вынужденные преступные действия, выразил "искреннее раскаяние и готовность оказать всяческую помощь правоохранительным органам в разоблачении сообщников, потерявших всяческую совесть".
"Что я сделал, – писал дальше Гридин, – в чем виноват, что нарушил для блага людей, за то отвечу полной мерой по закону. Но быть пособником матерых преступных волков больше не желаю".
Далее он сообщал важные сведения о деятельности этих волков, существенно дополняющие общую картину следствия. Конечно, Гридин не был глубоко посвящен в махинации и другие дела, которыми занимались люди Сабира, – его использовали как прикрытие, но о многом он догадывался.
Особо обращал внимание Гридин в своем заявлении на нового члена "бандитского формирования" Сергеева. "Парень он хороший, не до конца испорченный, нужно его вовремя остановить, пока он не замарал себя и не увяз окончательно в болоте преступности".
И в заключение Гридин просил строго наказать его, "чтоб другим дать хороший урок на моем примере и чтоб им неповадно было хозяйствовать таким неправильным манером".
О Ларисе в заявлении не было ни слова.
Своим покаянием Гридин, однако, поставил опергруппу в сложное положение. Задержать и арестовать его – значит рискнуть всей предварительной работой, тотчас же лягушки брызнут во все стороны. Подписка о невыезде как мера пресечения тоже не годилась.
Поэтому прямо из райотдела Гридин, по распоряжению областной администрации, отправился в командировку-(благо портфель уже был собран) и в скором времени пересекал границу с дружественной Беларусью, где намеревался изучить передовой опыт местных "бульбоводов".
Около полуночи Серый начал собираться. Взял фонарик, отмычки, отвертку, нож.
Садясь в машину, он сразу почувствовал, что кто-то посторонний здесь побывал. "Ну и напрасно. Во-первых, не там ищете, а во-вторых, ничего не найдете. Честному человеку нечего прятать, стало быть".
Настроение у него было отличное, он включил приемник, покачивал головой в такт музыке, поглядывал в заднее зеркальце.
В небе сияла полная луна (нигде больше такой нет, только в городе детства), близился конец операции. "Выпью тогда с Максимычем, заберу Поручика, отдохну немного и снова женюсь", – мечтал Серый, поглядывая в зеркальце.
Вот и они, провожатые. Сколько же с ними пустых хлопот! Даже сейчас приходится ехать совсем не в ту сторону, куда ему надо.
Серый свернул под указатель "Колхоз "Пахарь" и поехал к воинской части. Провожатые, посветив ему вслед фарами, успокоились. На всякий случай он все-таки не вернулся той же дорогой, а выскочил на шоссе южнее и поехал обратно. Так и есть, у поворота на "Пахарь", приткнувшись к обочине, дежурила "шестерка". Митрохин с Голубковым, не иначе. На него не обратили, естественно, никакого внимания – не с того края едет.
У поста ГАИ Серый остановился, ненадолго зашел в будку. Поговорил по телефону. Потом с инспектором. И поехал дальше. А инспектор вышел на шоссе – и теперь "шестерка" с известным ему номером раньше срока мимо него не пройдет.
До Выселок Серый не доехал с километр-полтора, загнал машину в кустарник и дальше пошел пешком.
Ночь была ясная, лежали на земле тени деревьев, над головой они сонно шелестели еще не опавшей сухой листвой. А палый лист шуршал под ногами. И славно так пахло началом осени…
Луна освещала заднюю сторону сабировского "офиса". Фасад был в тени. Окна во всем доме – черные. Тишина.
Серый долго осматривался, выжидал. Ни шороха кругом, ни звука в доме.
Он поднялся на крыльцо, достал отмычки. Дверь тихо отворилась. Прислушался. Шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.
Лунный свет из окон квадратами лежал на полу. Мягко стучали настенные часы.
Серый поднялся наверх, рассчитывая каждый шаг.
Дверь в угловую комнату – рабочий кабинет Сабира. Она была не заперта, и Серый знал – по чьей "оплошности". Он пересек приемную, полную лунного света – можно было и не брать фонарик, – остановился перед тамбуром, поковырял в замке – эта дверь тоже послушно и беззвучно отворилась.
Серый постоял на пороге, прислушался, разулся – вполне вероятно, что как раз под ним, в нижней комнате, добротно похрапывает Сабир или еще кто-нибудь из его команды.
Кабинет тоже был обильно залит луной. И, может быть, из-за этого Серому казалось, что кто-то внимательно, настороженно и враждебно наблюдает за ним.
Он обошел стол и опустился на пол около телефонной розетки. Положил рядом носовой платок, чтобы не стукнула ненароком отвертка, вскрыл розетку, отсоединил один проводок – аппарат на столе коротко звякнул, подсоединил то, что ему нужно, и поставил крышку розетки на место…
Задумку Серого в общем-то одобрили. Ну, не то чтобы одобрили – вариантов других все равно не имелось, – а были вынуждены принять ее за основу.
Суть ее была проста: Серый выводит машины с оружием, и в момент его перегрузки в транспорт Сабира вся его группа блокируется значительными силами. Задержание фактически с поличным. Ну а дальше – полная раскрутка по имеющимся материалам следствия.
Слабые места, как и в любом плане, здесь, конечно, были. Особенно в том, что касалось личной безопасности Серого. В то же время его непосредственное участие в акции Сабира давало возможность контролировать и, если потребуется, корректировать ее ход.
Правда, никто не догадывался, что у Сабира были свои соображения на этот счет и свои планы.
Теперь пора подумать и о себе. Я свернул на Никольскую и остановился напротив бывшей гостиницы, которую новые владельцы перестраивали то ли в "шоп", то ли в "супермаркет". Мне пора было забрать у Максимыча пистолет, свой жидкий арсенал я хранил в его подвале. Думаю, для Максимыча это не было секретом.
Некоторое время я посидел в машине наблюдателем – почему-то стал осторожничать.
Весь нижний этаж гостиницы был уже отделан и застеклен по всему фасаду практически сплошной витриной. Все было тихо и спокойно, луна зашла, и я уже собрался выйти из машины, как вдруг в глубине здания возник огонек и двинулся вдоль витрины.
Я вылупил глаза, я видел все это как на широком экране – странное шествие: впереди по воздуху плыла горящая свеча, пламя ее не колебалось, за ней, немного отстав, шел Максимыч – руки за спиной, голова в задумчивости уронена подбородком на брюхо. Достойно завершал этот торжественный выход мой бравый Поручик.
Правда, самого его видно не было – росточком не вышел, просто над подоконником проплывал его торчащий распушенный хвост. ' Так они, медленно и важно, прошли вдоль всей витрины и скрылись в другом конце здания…
– Максимыч, – сказал я, спустившись к нему в подвал, – как тебе не стыдно?
– Ты про что?
– Кто-нибудь увидит – с ума сойдет. Раскрой секрет.
– Самое трудное было – Поручика приучить. Очень он свечи в воздухе боялся. Консерватор он у тебя. Думает, что свеча обязательно должна на чем-нибудь твердом стоять. А если ей больше нравится в воздухе висеть, а? Об этом никто не думает. А ты чего ночью явился? Добрые люди в эту пору спят с любимыми женщинами. Заскучал, что ли, по нас?
– Пистолет возьму…
– Понадобился?
– Стало быть, так. Ты на эти дни Ларку приюти у себя, ладно?
– Конечно, у меня здесь тайничок найдется, не беспокойся. А сунется кто…
– Гвоздь ему в лобешник.
– Непременно.
Я достал пистолет, патроны, начал набивать вторую обойму.
Максимыч, внимательно глядя на рассыпанные среди стаканов патроны, обидчиво сказал:
– А меня не зовешь? У меня тоже с ними счеты.
– Повоюем еще, Максимыч, обязательно.
– Не забудь. Если что, я готов – "спина к спине у мачты", Игрывали мы в партизаны-то, игрывали.
Накануне акции Сабир собрал у себя ее руководителей, "малый Совмин".
– У тебя все готово? – Вопрос ко мне.
Я кивнул.
– Задача тебе ясна, но хочу немного повторить. Выводишь машины из части, гонишь к мосту. За мостом – поворот налево, к дому отдыха строителей. Он давно закрыт, место глухое, лесное. Два рефрижератора. Сдаешь товар. Твоя "шестерка" тоже будет там. Номера тебе переставили. Садишься и едешь в офис. Рустам с тобой рассчитывается – и ты свободен. В помощь тебе придаю Аслана с Оганесом – хорошие водители…
Бравые джигиты подкрутили усы.
– Ночевать сегодня будешь здесь. Из офиса ни шагу. Ключи от машины отдашь Митрохину. Вопросы есть?
– Есть. Мне хотя бы короткий ствол… – Судьба моя, видать, такая – оружие выпрашивать, то у друга, то у врага.
– Не хитри, Серый, есть у тебя ствол. Еще вопросы? Свободен.
Из кабинета вышел только я. Все "приглашенные" остались.
Я обиделся и шмыгнул в смежную комнату. Заперся изнутри. Достал из кармана наушники от плейера, воткнул в телефонную розетку – халтура, конечно, самодеятельность, но кое-что несущественное слыхать.
В частности:
"– Машины с товаром пойдут не к мосту, а к Лесной поляне. Там, на дороге, рассредоточить транспорт. В основном легкий. За организацию перегрузки отвечаешь ты. Остальные указания – на месте.
– А Серый? – заботливо, точнее, опасливо спросил кто-то.
– Что Серый? Он все равно до Лесной поляны не доедет. Верно, Аслан?"
Стало быть, подстраховался Сабир, умница. Стало быть, блокировка у моста – пустое дело. Обознатушки-перепрятушки. Ах, ты ж…! Жомини да Жомини, а об водке – ни полслова: какой дальнейший путь оружия, от Лесной поляны? Ну, да это и неважно, хотя базу их не худо бы знать, да и куда стволы нацелены – тоже. Важно успеть (и суметь) сообщить Светлову "последние новости".
Я снял наушники и сунул их в ведро с цементом. Мне бы телефонный аппарат, есть куда подключить, да где его взять? Разве что из кабинета Сабира. Но туда теперь не сунешься, я понял, что в нем тоже кто-то ночевать остается.
За ужином много людей собралось. Кое-кого из них Серый знал по прежней работе. Один бывший клиент даже поздоровался с ним дружелюбно, ничуть не удивившись его присутствию в "стане врага".
Разгулялись здорово. Много пили, пели песни – каждый свою, потом танцы затеяли. Из дам одна Лариса была, так что Серый своей очереди дожидаться не стал – первым ее пригласил. И танцевал с ней нежно, близко прижав к себе, улыбаясь, что-то на ушко нашептывал. Лариса тоже заметно таяла в его руках. Даже голову ему на плечо клала, смеялась звонко и радостно; Хорошая пара, подначил Сабир.
А Рустам у пластиковой стены кулаки сжимал. Но Серый-то здесь остался, а Ларису в гостиницу Рустам повез.
И не знал Серый, что его больше тревожит – сумеет ли Лариса от Рустама отбиться или сумеет ли его "депешу" передать?..
– Совершенно ясно, что после передачи "товара" Серого попытаются ликвидировать, – сказал Светлов. – Предлагаю все-таки вывести его из операции.
– Вы что, не знаете Серого? И потом – каким образом?
– В расположении части есть наши люди. Они…
– Серый только что сообщил, – сказал вошедший сотрудник, – что он под жестким контролем. И что Сабир изменил место перегрузки "товара".
– Черт возьми! Не слабо!
– Кроме того, он просит задействовать Мышелова…
– Что?
– Пустить через него подтверждение, что наша операция намечена к проведению именно у моста…
– Ребята, а ведь действительно неслабо!
– Но ведь мы не успеем провести передислокацию сил. Одна маскировка чего стоит!
– Этого не потребуется, надо знать Серого. Что он конкретно предлагает?
– Минуточку. Он ставит условие: не брать Мышелова.
– Наглец! – сказал Светлов.
Никто ничего не понял. Только Иван Федорович догадливо улыбнулся.
Недалеко от Лесной поляны, на дороге, зажатой лесом, вытянулась вереница автомашин, в основном – микроавтобусы и несколько пикапов. Габаритные огни были погашены. Каждый водитель стоял у своей машины. Только в хвосте колонны собралась группа из нескольких человек. Все они как заведенные то и дело подносили к глазам часы. Ждали.
Вдруг тревожно завыла сирена, взвилась где-то за лесом и вспыхнула ракета, голубой трассер прочертил обесцвеченное ею небо.
Воинская часть была готова к завтрашней передислокации. Колонна машин выстроилась вдоль казарм, выползала за ворота, два крытых грузовика, груженные ящиками с оружием и боеприпасами, стояли в отдельном боксе.
Мы подъехали со стороны леса, вышли из машины. Водитель, мрачный парень в дурацкой бейсболке, увязался было с нами.
– Отвали, – сказал я. – Давай, давай отсюда, вместе с тачкой. Не светись.
– Мне велено…
– Мне на…. что тебе велено! Вали отсюда!
– Мне велено за вами ехать, – упрямился он.
– Тогда выезжай на шоссе и жди нас.
– Верно сказал, – согласился Аслан. – Делай.
Я отодвинул доску в заборе, через которую "деды" бегали в самоволку, и через несколько секунд мы уже прятались в боксе, заваленном старыми покрышками и заставленном бочками из-под бензина.
Аслан первым делом забрался в кузов одного грузовика, другого, посветил фонариком и остался доволен.
В калитку ворот постучали тихим условным стуком, Я вынул задвижку. Вошел Федюня: с автоматом, патронной сумкой и в каске.
– Время, – сказал он. – Пора. Все готово.
Аслан незаметно поймал мою руку, сжал ее и легонько подтолкнул в спину, кивнув на Федюню.
– Федя, – сказал я. – Спасибо тебе за помощь. Не поминай лихом. Пойдем, я покажу, где деньги. Ты сразу их не трогай – пусть шум уляжется,
И мы пошли с ним в дальний угол бокса. Вернулся я один, без Федюни, но с его автоматом.
– Оганес, в машину, живо. Аслан, отворяй ворота.
– Сейчас, – сказал он, посветил фонариком и шагнул в тот угол, где лежал, раскинув ноги и руки, Федюня.
Только бы он не захихикал или не чихнул. Во сне. Ведь я его не ножом; а иголочкой.
– В машину! – заорал я, ткнув Аслана автоматом в бок. – Завалить дело хочешь?
Аслан распахнул ворота и на ходу вскочил на подножку моего грузовика, который я сразу тронул с места.