Ничего не поправить, обратного хода нет. Я потерял доверие Командора, за это полагается расплачиваться по максимуму. А мой единственный канал инициативной связи – номер горячего телефона в Риге, больше охотнику не полагается ничего. И от рижской резидентуры я могу получить только пулю в лоб. Или в затылок, как повезет.
Алина легонько трогает меня за плечо и показывает блокнотный листок.
"Пробую увидеть, где опасность. Пока не получается".
Я киваю, она откидывается на спинку сиденья, дымя сигаретой, и закрывает глаза.
Наверное, я так и не узнаю, кто именно затеял эту чехарду со слежкой, прослушиванием, убийствами, похищением изумруда, наконец, кто представил дело таким образом, что кругом виноватым оказался один я. И вряд ли поможет ясновидение Алины. Есть лишь одна возможность, последняя отчаянная попытка, но пока я не могу на нее решиться. И потом, чтобы эту попытку предпринять, надо для начала вырваться из Риги.
Миную мост через канал и подруливаю к Дому печати, это серая двадцатиэтажная коробка на левом берегу Даугавы. Сквозь стеклянный тамбур проходим в просторный вестибюль, Алина предъявляет милиционеру свой пропуск и, показывая на меня, говорит: "Он со мной". Оставляем куртки в гардеробе, идем в правое крыло, спускаемся по широкой лестнице на цокольный этаж, где помещается кафе. Пока проходим мимо столиков к стойке, Алина успевает раз пять поздороваться направо и налево. Становимся в очередь.
– Мне так и не удалось ничего увидеть, – говорит она вполголоса. – Только ощущение такое, нехорошее… жуткое.
Она поеживается. Мы стоим рядом в очереди, я смотрю на ее лицо, смотрю в ее сощуренные зеленые глаза, которые умеют видеть незримое. Я должен попытаться спасти хотя бы ее.
Съедаем борщ, шницель с гречкой, пьем кофе. Алина отказалась от мороженого, но себе я взял порцию.
– Подожди меня тут, а я поднимусь в редакцию, – говорит она.
– Лучше я пойду с тобой.
– Но я быстренько.
– Нет, – настаиваю я. – Пойдем вместе.
Из окна ее маленького кабинета на одиннадцатом этаже видно Даугаву, новый и старый мосты, Вецригу с ее колокольнями, видно далеко, вплоть до Пурвциемса и Межциемса с их многоэтажками. Стою у окна и разглядываю город.
– Слушай, тут записка, – говорит она. – Почерк Залетаева. Регина просит срочно позвонить.
Алина снимает трубку, я ловлю и легонько сжимаю ее запястье.
– Прослушивается, – напоминаю я.
– Да, я учту.
– Не говори долго. Засекут, откуда звонишь. Вообще лучше не звонить.
– Надо выяснить, что там стряслось.
– Нашли Янку. Я уверен.
– Тогда тем более, – она встряхивает кудрями и решительно набирает номер.
Присаживаюсь за второй стол, заваленный черновиками, машинописными листками, газетными оттисками, словом, целой горой макулатуры.
– Регина, привет, это я, – говорит Аля. – Ну как ты там? Что? Господи, какой ужас.
Нажав на кнопку выключения микрофона, она сообщает мне:
– Милиция нашла Янку.
В этом я не сомневался. Конечно, Регина позвонила следователю, поставила его на уши и убедила, что надо вскрыть дверь квартриры на Лачплеша.
– Какой ужас, да, нет, какой ужас… – повторяет одно и то же Алина.
Номер засекается минуты за три. Прошло две с половиной. Я привстаю, показываю Алине свои часы, яростно стучу пальцем по стеклу.
– Региночка, я перезвоню, я спешу… Что?.. Хорошо, обязательно ему передам, как только увижу. Обязательно. Пока.
Она кладет трубку. Две минуты сорок секунд. Могли засечь.
– Регина подняла шум, и Янку нашли, – утвердительно говорю я.
– Правильно.
– И еще следователь разыскивает меня. Она ведь это просила передать?
– Тоже правильно. Что делать будем?
– Надо уезжать из Риги, – говорю я. – И поскорей.
– Тогда я пойду к шефу отпрашиваться. Я быстро.
И она скрывается за дверью.
Сижу, прикидываю, как быть дальше. Предположим, удастся улизнуть, закатиться в какую-нибудь глушь, под запасными номерами, там оставить машину и двинуть поездом куда глаза глядят. Что потом? Ищут пожарные, ищет милиция. Ищет "Карат", а уж он искать умеет.
Со всех сторон сплошной шах и мат, а у меня один-единственный секретный козырь на руках. Нету ходу, ходи с бубей. Раз ничего другого не остается, надо пускать в ход заветного туза.
Ведь я знаю то, чего не знает почти никто из агентов "Карата". Знаю то, что мне знать не положено. За одно это мне причитаются две пули и картофельный мешок.
Я знаю, где находится вилла Командора.
9
Некто юный и лохматый заглядывает в дверь.
– Залетаева нету?
– Нет, – отвечаю я.
Дверь закрывается. Удивительный народ эти журналисты, незнакомый дядя сидит в чужом кабинете, а им хоть бы что.
Звонит телефон, поколебавшись, снимаю трубку.
– Алло, Залетаева можно?
– Его нет.
– А это кто?
– Дед Пыхто, – озлясь, отвечаю по-детдомовски.
– Женька, ты, что ли?
– Нет, это Вася.
– Какой Вася?
– Большой.
– Ну, извините.
Наверно, хорошо быть Залетаевым, сидеть в кабинетике на двоих с исключительно красивым видом из окна. И хотя все Залетаева постоянно ищут, но ищут с благими намерениями. Не то, что меня.
Влетает Алина с какими-то машинописными листками в руках, во рту сигарета.
– Шеф разрешил до понедельника, – говорит она, усаживаясь за свой стол, аккуратный и чистый в отличие от залетаевского. – Наплела ему с три короба. Сейчас вот байку вычитаю, сдам, и можем ехать.
Взяв ручку, она углубляется в чтение, время от времени ставя на левых полях странные зигзагообразные закорючки.
Открывается дверь, и входит рослый, румяный и круглолицый парень, очевидно, Залетаев.
– Привет, Алина, – здоровается он и протягивает мне руку. – Вы ко мне?
– Нет, ко мне, – произносит Алина, вычитывая статью.
– Полный балдеж, я только что из порта, – тараторит Залетаев, снимая куртку-аляску и вешая ее в стенной шкаф. – Два часа там ошивался, наскреб информушечку, больше ни фига, тайна следствия… ты ж понимаешь… Да вы сидите-сидите, ничего…
Последняя фраза относится ко мне – не дожидаясь, пока меня турнут, я выбрался из-за чужого стола и присаживаюсь на стул в углу.
– Алена, курево есть?
– На.
– Ни фига себе, "Кэмел". Спасибо, – он щелкает зажигалкой. – Зато я всех обскакал, никого там не было, ни Балсса, ни Леты, они еще не знают, небось, а мне Крюков из порта позвонил, помнишь Крюкова?
– Не тяни, выкладывай, – просит заинтригованная Алина.
– Да контрабанду там арестовали, контейнер на Гамбург, а внутри товару на миллионы, здоровенный груз наркотика, этого, как его… каннабиса. Ну, ты знаешь – грасс. Марихуана, гашиш. По-русски это называется конопля, но уж больно слово красивое. Каннабис, – мечтательно смакует он. – Экзотика.
– Ну-ну, давай рассказывай.
– В общем, они разрешили дать самую коротенькую информушечку, и то со скрипом. Пойдет завтра в номер, шеф уже знает. И еще я с ними договорился, забил тему. Когда следствие закончится, отгрохаю байку на целую полосу. Там, в контейнере, был металлолом, обрезки труб, а в трубах сверточки. Причем воском залитые, чтоб собаки не унюхали.
– И как же их нашли?
– Черт его знает. Докопались.
– Скажите, а кто был отправитель металлолома? – подаю голос я.
Хотя спрашивать нечего. И дураку понятно, кто.
– Они мне говорить не хотели, – ухмыляется Залетаев. – Весь порт уже знает, а у них тайна следствия, видите ли. Мне Крюков сказал, что какое-то совместное предприятие… Сейчас.
Он достает из кармана обтерханный дешевый блокнотик, листает страницы.
– Ага. Каэскадэ, – сообщает он. – Аббревиатура какая-то. Совместное предприятие каэскадэ. А что? Знаете такое?
Я смотрю в глаза Алины. Большие зеленые глаза вспыхивают от изумления.
– Нет. Впервые слышу.
– Жаль. Ну ничего, я до них доберусь тоже. Вы кофе не хотите попить?
– Мы только что оттуда, – отказывается Алина.
– Ладно, пойду перекусну. Увидишь Костю, скажи, что я его ищу.
И Залетаев покидает кабинетик.
Алина пристально и молча смотрит на меня.
А вот это уже перебор. Ну ладно, изумруд. Ясновидение. Ну ладно, трупы. Мало ли чего в жизни не бывает. Но вот металлолом с наркотиками – это уже чересчур, товарищи. Двадцать два. Перебор.
Я теряю способность связно рассуждать, все путается и плывет, лишь какое-то подобие мысли, ее несчастный обрывок настырно колотится в мозгу: так не бывает. Не бывает таких совпадений. Просто не бывает.
– Ведь ты же там работаешь, Саша, – произносит Алина.
– Да. Больше того. Сегодня я должен был приехать в порт на отправку контейнера. К десяти часам.
Ничего не понимаю, где случайность, а где подстроено, куда меня занесло, кто ведет игру и чего от меня хотят. Дивгают меня, словно пешку, всякий раз вовремя и на нужную клеточку, такое вот ощущение.
– Но я понятия не имел о наркотиках, – вконец потерявшись, ляпаю я.
– Да что с тобой? Неужели ты думаешь… Я тебе верю. Но эта вот полоса совпадений, одно за другим, одно за другим, и явно неспроста. Вот я о чем. Понимаешь?
– Еще бы.
Меня подмывает позвонить Раймонду. Совершенно дурацкий поступок в такой ситуации. А с другой стороны, хуже не будет. Может, хоть что-то, хоть капельку прояснится. Но Раймонд наверняка уже за решеткой, бедолага.
– Попробую позвонить в КСКД, – объясняю я Алине, набирая номер.
– Хало, – по-латышски откликается унылый голос.
– Здравствуйте, Раймонд. Я хочу извиниться за утренний разговор…
Слежу по часам за отсчетом секунд, не больше трех минут, могут засечь.
– Александр, это вы? Очень хорошо, что вы звоните, – радуется он. – Вы откуда звоните?
– Как прошла погрузка? – вместо ответа спрашиваю я.
– Очень хорошо. Отлично. Таможня арестовала контейнер.
– Простите, как вы сказали?
Я не верю своим ушам.
– Я говорю, в контейнере нашли контрабанду, все отлично.
Не иначе, один из нас сошел с ума. Я совершенно сбит с толку, а Раймонд задушевно продолжает:
– Слушайте, Александр, мне очень надо, чтобы вы приехали сюда, ко мне. Можете?
Ну вот еще. За кого они меня принимают, за полного кретина, что ли…
– А надо ли? – говорю я голосом полного кретина.
Прошло полминуты.
– Я вас понимаю. Но послушайте. Слушайте внимательно. Сегодня утром вам звонил один человек. Так? И вечером вы справляете свой день рождения. Да? Верно я говорю? Сегодня вечером вас будут поздравлять. С днем рождения. Вы меня поняли? – возбужденно чеканит он каждое слово.
Я молчу. Что тут можно сказать?
– Вы слышите меня?! – кричит Раймонд.
– Слышу.
– Вы поняли? Все поняли?
– Кажется, понял.
– А раз поняли, приезжайте ко мне, – предлагает он так, словно речь идет о чашке кофе. – Посидим, что-нибудь вместе придумаем. Приедете?
– Да. Приеду.
– Когда?
– Скоро. Минут через пятнадцать.
– Очень хорошо.
Разговор занял минуту и двадцать секунд. Всего-навсего.
Кладу трубку и вытираю пот со лба. Так вот кто такой, оказывается, Раймонд. Я-то думал, он чемпион мира по хронической меланхолии. А он вон где служит.
Или это последняя на моем пути ловушка? Нечеловеческая, дьявольски изощренная западня. Предупредить, вызвать доверие, заманить к себе тепленького… Кажется, у меня голова перегрелась. Еще немного, и начну ловить зеленых чертиков, надрывно лаять или чем там еще занимаются в дурдоме.
– Полнейший дурдом, – говорю я Алине. – Но кажется, я нашел человека, который нам поможет. Поехали.
Через пятнадцать минут я паркую машину напротив кафе "Луна". Очень кстати нашлось одно свободное место. Здесь многолюдно, а значит, безопасно.
– Запри свою дверцу, – шепчу я Алине на ухо.
Однако она выходит вместе со мной.
– Я должен идти к нему один, – объясняю я. – Иначе разговора не получится. Останься, пожалуйста.
– Ты уверен, что не ошибаешься?
– Уверен. Все будет хорошо. Только запри дверцу. Здесь людно, тебе ничего не грозит.
Она порывисто целует меня, идет к машине, садится в нее и нажимает на блокиратор замка. У пастухов есть ключи от моей машины. Но они не осмелятся затевать возню в самом центре города.
И вот я сижу перед Раймондом, который улыбается мне, как лучшему другу, и благодушно закуривает "Мальборо".
– Я рад, что вы не побоялись прийти. Вы не пожалеете об этом решении.
– Вы же не побоялись меня позвать, – парирую я. – Хотя я при оружии.
– Ну-ну, мы же с вами профессионалы, а не ковбои, – мурлычет он. – Так с чего начнем? Хотите взглянуть на мое удостоверение?
– Не стоит. Давайте ближе к делу.
– Как угодно. Кстати, где сейчас находится Алина?
– Она в моей машине, здесь, неподалеку.
– Отлично. У нее ведь очень ценные способности, не так ли? Нас всегда интересуют такие люди.
Да, знаю, у них есть лаборатории, где занимаются экстрасенсами, причем давно, еще с середины шестидесятых, если не ошибаюсь.
– Не понимаю, к чему вы клоните, – говорю я.
– К тому, что Алина вам дорога. И вы оба, разумеется, хотите пожить еще.
– Это что, угроза?
– Ни в коем случае. Вы смелый человек, я же знаю. Очень смелый. Только обстоятельства, увы, против вас.
– Есть немножко. Так чего вы от меня хотите?
– Не спешите, Александр. Лучше по порядку, а то я что-нибудь упущу. Мы давно наблюдаем за вами, то есть за "Каратом" вообще и за вами в частности. Нам удалось выяснить много интересного. Правда, у нас не такие широкие возможности, как у людей ГРУ, скажем, по технической части. Но зато ваши резидентуры слишком долго держали на холостом ходу. Это плохо, от этого слабеет профессионализм. И тут мы вам не уступаем. А в последние дни и вовсе начались активные действия. Я бы даже сказал, нам брошен вызов. Хотите знать, кто был человек, которого вы застрелили в понедельник? Он был нашим источником, нештатным, разумеется, но очень важным. Такой источник стоит десятка кадровых исполнителей. Через него мы подвязались к таллиннской резидентуре. К сожалению, не удалось его уберечь. Посудите сами, разве такое может понравиться?
– Насколько я понимаю, вы предъявляете мне обвинение. Тогда вы должны знать, что я вне вашей компетенции. Как и все сотрудники "Карата".
– Подождите, Александр. Мы ведь беседуем просто как добрые знакомые, разве нет? А потом… Во-первых, если ГРУ вас затребует, то для того лишь, чтобы нейтрализовать. Во-вторых, вас разыскивает милиция по подозрению в убийстве Озолиньша. Хотя и черепашьими темпами. В-третьих, в Ригу уже едет охотник из Вильнюса, он должен встретиться с вами в восемь вечера, если я ничего не путаю. Потом он отвезет вас в район полигона "Адажи", вы сами понимаете, что к чему. В-четвертых, вы некоторым образом причастны к подготовке контейнера с наркотиками. Да, знаю, вы на самом деле ни при чем, но формальные основания для предварительного ареста налицо. Достаточно? – разогнув последовательно четыре толстых пальца, он помахивает ими в воздухе. – А мы с вами сидим здесь, в неофициальной обстановке, и спокойно беседуем.
– Скажите-ка, Раймонд, ведь меня должны были арестовать сегодня в порту. И вы меня подставляли специально.
– Не буду отрицать. Да, вы меня огорчили, не явившись на погрузку. Однако это даже к лучшему. В тот момент я не знал, что вас решили поздравить с днем рождения. Но сейчас вы на свободе, вы живы, и нам есть о чем поговорить. Вы можете оказать нам очень ценные услуги, причем совсем не обязательно вас арестовыввать. Я не сторонник жестких мер, и потом я хотел бы иметь вас своим союзником. Вы понимаете?
– Пока не совсем.
– Значит, вы до сих пор не поняли, во что превратился "Карат". Он в последние годы занимается в основном переброской афганской конопли. Сначала в Среднюю Азию, потом сюда и далее на Запад.
Это нокаут. Я был слепым идиотом, я думал, в этой стране хоть что-то не сгнило и не запродано черту со всеми потрохами. Я думал, что "Карат" остается разящим мечом для жирных паразитов с партбилетами. А он превратился в обыкновенную банду гангстеров. И сам я не орудие справедливости, а вульгарный бандит на побегушках у Командора. Это нокаут, я на четвереньках и не могу разогнуться и встать. Надо что-нибудь сказать, надо произнести хоть что-нибудь.
– Я ничего не знал об этом.
– Конечно, ведь вы охотник и работаете на дистанции от резидентуры. Но вы можете дать ценнейшие показания. Не о наркотиках из Афганистана, а о работе "Карата" – все, что вы узнали за годы службы. Это будет большая услуга с вашей стороны. А мы, как это говорится, не останемся в долгу.
– Предположим, я расскажу все. Какой вам от этого толк?
– Скажу откровенно, мы далеко не все знаем о "Карате". У нас нет источников внутри него. А мы хотим знать как можно больше, потому что с "Каратом" пора кончать. Слишком долго он пользовался своей свободой действий и безнаказанностью. Со всеми группами такого рода у нас есть нечто вроде соглашения о мирном сосуществовании и частичном обмене информацией. Строго конфиденциальные соглашения, разумеется. Но теперь "Карат" потихоньку вышел из-под контроля своего ведомства, занялся настоящей уголовщиной, и вот этого никто не потерпит. Уже собрано солидное досье, имеются крупные улики, но нет ни одного свидетеля из числа сотрудников самого "Карата". Вы можете стать первым из них. При этом обещаю, что никаких неприятных последствий лично для вас не будет. Вам есть над чем подумать.
– Понятно.
Представляю, как Рамонд ликует в душе. Ведь ГРУ и КГБ – вечные конкуренты, которые всегда тихо грызутся меж собой и не упустят случая подставить сопернику ножку. Ах, с каким наслаждением его генералы сделают теперь смазь моим генералам.
– Может быть, у вас есть вопросы ко мне?
– Есть. Например, история с изумрудом. Для меня в ней еще много неясного.
– Пожалуйста, с удовольствием расскажу. Наверно, вы не знали, что "Карат" время от времени проверяет своих людей, просто в целях профилактики?
– Догадывался.
– Ну вот. А вы уже две недели, как под стеклом. Ну, ваша связь с Алиной никого особенно не шокировала. Все мы живые люди.
Значит, "Карат" следил за нами, а гэбэшники следили за "Каратом". Словно в старом анекдоте про бордель, где наблюдать за наблюдающим стоит пятьсот франков.
Они прокручивали пленки с нашими голосами. Надев наушники, печатали отшифровки, вынося отдельной строкой с абзаца условное обозначение п/а, то есть половой акт. И несли в аккуратной папочке на стол начальству.