Все выходило на то, что моему безоблачному существованию пришел конец. Тут и дураку несложно догадаться.
Конечно, Анубис может покинуть город – подальше от греха. Но мне почему-то казалось, что он приехал в наши палестины вовсе не для того, чтобы насладиться провинциальным покоем и полюбоваться на окружающие город леса.
Если уж Анубис выполз из своей преисподней, значит, у него есть на то очень веская причина. Какая именно?
Вопрос. Который без вводных данных простое сотрясение воздуха. Может, Анубис решил заняться бизнесом?
Если это так, то очень сомнительно, что он захотел стать компаньоном Висловского. Не тот размах. Денни даже в масштабах нашего города всего лишь букашка.
Тогда что привело Анубиса на Мячу? Связь. Вполне возможно. Висловский исполняет роль связующего звена. Но с кем?
Это вопрос под номером два. В том, что Денни-Сачок знает многих местных воротил лично, я уже убедился.
Но на кого именно нацелился Анубис?
А если я все усложняю? Может, "мистер Смерть" решил тряхнуть стариной? Возможно, он сейчас работает по "заказам"?
Не исключено. Уж в чем, чем, а в этом деле ему мало сыщется равных.
Но в моих умозаключениях есть одна неувязка: такие проблемы Анубис обычно решал без свидетелей и весьма скрытно. Он появлялся как призрак и исчезал, словно утренний туман – бесследно. Только в особо сложных случаях у него была подстраховка. Но никак не прямые помощники.
А что если?.. Я невольно вздрогнул и допил виски.
Нет, черт побери, нет! Не хочу об этом даже думать. Зачем кому-то может понадобиться моя жизнь? Месть, по идее исключена, а в остальном…
В остальном я чист. Ну, скажем так – почти чист. Естественно, не считая моих "подвигов" за бугром.
Однако, я почему-то совсем не верил, что коллеги из западных разведок только сейчас опомнились и решили свести счеты с Волкодавом. Что пройдено, то забыто. У них там тоже есть парни, с которыми в свое время мне очень хотелось увидеться с глазу на глаз…
Но то было тогда. А теперь они мемуары пишут и с умилением вспоминают о старых добрых временах.
Какая там к черту месть… Мы сражались если и не с открытым забралом, то по не писаным правилам, пусть и жестоким, но где-то даже рыцарским.
Только иногда, по решению политиканов, проваленные тайные операции вытаскивались на свет божий. В основном разведки решали свои дела полюбовно, обменивая провалившихся агентов без присутствия прессы и так называемой общественности.
Это была поэзия и проза шпионской действительности. Без всяких там вывертов. Настоящая, не книжная, жизнь.
А как иначе? Работа есть работа. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. А руководству разведорганов – и наших, и чужих – страсть как не хочется признаваться перед своими вышестоящими боссами в собственных ошибках.
Поэтому такие вопросы часто решались по согласию и на доверии. Ты – мне, я – тебе. Вот и вся философия.
Вопрос под номером три…
Вот на него отвечать мне не хочется. Бр-р! Мороз по коже… Неужели мой любимый шеф, полковник – пардон, теперь генерал – Кончак, рубит концы?
Тогда я точно пропал. Мы с ним много чего натворили… Вдруг где-нибудь что-то всплыло?
С меня взятки гладки, а вот Кончаку, если я расколюсь, будет худо. Нынче в "конторе" снова начали наводить порядок. И, естественно, служба внутренней безопасности опять заработала на полную мощь.
Не исключено, что могут поднять и старые дела. А покопавшись в них и подняв документы моей фирмы, спросят: как это вы, гражданин Левада, сиречь Богатырев, умудрились за время своих командировок "в поле" сколотить очень даже неплохой капиталец?
Я, конечно, стану утверждать, что за бугром экономил на суточных и питался исключительно на халяву.
Ведь не секрет, что наиболее усваиваемыми, калорийными и полезными для здоровья являются именно халявные продукты. Потому я всегда был в отменной форме. Но боюсь, что мне не поверят.
Могу еще поплакаться товарищам из "конторы" в жилетку и порвать тельняшку на собственной груди, доказывая им, что тогда времена были такие, когда от себя гребли только курица и бульдозер. Мол, и я кровь от крови, плоть от плоти своей страны. И тоже принял посильное участие в приватизации всего, что плохо лежало.
Могу, но не буду. У державы я и копейки лишней не взял, а что касается "капусты", так я накосил ее на иноземных полях.
Как? А вот это мои личные проблемы. Своих я не продавал, и это главное. Так что всем заинтересованным господам привет, а бывшим коллегам – мои лучшие пожелания…
Уснул я далеко заполночь. Перед закрытыми глазами мельтешило волевое лицо Кончака. Он смотрел на меня своим змеиным взглядом и хищно ухмылялся. Чур меня!
Проснулся я от настойчивой трели телефонного звонка. Посмотрев на часы, я подхватился как ошпаренный: стрелки показывали одиннадцать!
– Алло, слушаю!
Оказалось, что мне звонили по мобильному телефону.
– Максим Семенович, у нас посетители!
Всполошенный голос Марьи разбудил меня окончательно.
– Они маются в ожидании уже битый час.
– Во-первых, доброе утро. А во-вторых, подождут, если такие настойчивые.
– Вы даже не спросите, кто?
– А зачем? Я никому аудиенцию на это время не назначал. Если пожаловала налоговая инспекция, то проводи их к главбуху. Если это менты, накрой им стол с коньяком и кофе. Ладно, шучу. Кто?
– Какие-то подозрительные типы…
Эту фразу Марья произнесла шепотом.
– Наглые?
Я немного встревожился.
– Нет. Ведут себя прилично. Окопались в приемной, листают журналы. Но не читают.
– Значит сильно волнуются или совсем тупые. А ты откуда говоришь?
– Из вашего кабинета.
– Молодец. Сколько их и что им нужно?
– Трое. Не объяснили. Говорят, что хотят побеседовать с вам тет-а-тет.
– Рэкетиры?
– Может быть. Здоровые лбы.
– Не было печали… Скажи им, что буду через полчаса. Я еще не брился и не завтракал. Ты только не трусь.
Лады? Ежели что, зови мужиков из отдела сбыта.
– Только поторопитесь… пожалуйста!
– Между прочим, я не Карлсон, летать не умею. Развлеки их… но без излишеств. Стриптиз в офисе – это чересчур.
Марья разозлилась и бросила трубку. А ведь могла и послать меня подальше. Что значит хорошее воспитание. Одним словом – интеллигенция. Мне бы ее такт и уравновешенность…
Я лишь промыл глаза, а потому добрался до работы через восемнадцать минут после телефонного разговора.
В приемной толклись два "быка" и молодой человек приятной наружности (которую портили большие оттопыренные уши), в костюме и даже при галстуке, любезно беседующий с Марьей. Она вежливо поддерживала разговор, но ее улыбка казалась приклеенной.
– Прошу, – сказал я, приглашая нехорошую троицу в свой кабинет; мне даже удалось изобразить вежливую улыбку.
Молодой человек холодно кивнул, и странные посетители продефилировали по ковровой дорожке прямо к кожаному дивану, возле которого находился журнальный столик. Наверное, они решили, что я расколюсь на угощение. А горчицы с хреном не хотите, господа хорошие? По ложке на брата?
– Слушаю вас.
Я требовательно посмотрел на молодого человека; по всей видимости, он был главным.
– Садитесь сюда, поближе… – Я указал ему на кресло возле письменного стола.
– Мы пришли к вам с предложением, – начал молодой человек ровным бесстрастным тоном. – Нам известно, что ваша фирма испытывает денежные затруднения. Чтобы поправить дела, вам нужны оборотные деньги.
Они могут быть у вас уже сегодня.
– Это как понимать? Вы предлагаете ссуду?
– Нет. Мы хотим купить ваш оптовый магазин, что находится на Левобережной улице.
– Кто такие "мы"?
– Будем оформлять купчую, узнаете.
– Допустим. И какая цена вас устроит?
Я уже сообразил, что за "покупатели" передо мною и кто будет оценивать мою недвижимость.
– Двадцать штук "зеленью". Не более, – жестко подчеркнул молодой человек.
Я снова изобразил вежливую улыбку. Это чтобы не послать их прямо со старта куда подальше. Мой магазин тянул по самым скромным расчетам на три сотни. Он был достаточно большой и очень удачно расположен – возле центрального вещевого рынка.
– Во-первых, насчет денежных затруднений вы ошибаетесь, – ответил я. -Во-вторых, магазин не продается.
А в третьих, смею заметить, у вас плохие экономисты. Они не умеет работать с недвижимостью. Даже по официальной оценке стоимость магазина как минимум в десять раз дороже. Так что извините… – Я развел руками. – Ваше предложение неприемлемо.
– Тридцать тысяч – и по рукам. Это максимум.
В голосе молодого человека прозвучал металл.
– До свидания.
Я поднялся.
– Не отнимайте у меня время. Я чересчур занят, чтобы выслушивать подобные нелепицы.
– Вы пожалеете…
Молодой человек смотрел на меня, не мигая, – словно собрался загипнотизировать.
– Уже жалею…
Иронично ухмыльнувшись, я спокойно выдержал его взгляд.
– Я привык общаться с людьми, которые ценят время делового партнера. Надеюсь, господа, вы меня не разочаруете.
И я довольно выразительно посмотрел в сторону двери.
Краем глаза я заметил, как один из "быков", со шрамом над левой бровью и с прической ежиком, налившись кровью, хотел встать, но его придержал второй, постарше, со смуглым лицом в оспинах и широкими черными бровями.
Я не преминул подарить им "теплую" многообещающую улыбку, после которой они почему-то сразу остыли.
Похоже, парни прошли школу спецназа и побывали в горячих точках. И они сразу сообразили, что со мной не все так просто, как им объяснили; зверь сразу чует зверя. Поэтому они немного растерялись.
– Напрасно, – сказал молодой человек, направляясь к двери. – Но мы еще встретимся.
– Лучше не надо, – сказал я, усаживаясь в свое кресло. – В этом мире так много дорог и тропинок, что каждый может выбрать себе единственную и неповторимую, на которую никто не претендует.
В ответ я услышал только пыхтенье "быков", последовавших за своим маленьким ушастым начальником. (Я почему-то вовсе не думал, что этот молодой человек – очень важная шишка).
Спустя минуту после их ухода в кабинет зашла Марья. Я взглянул нас нее и сокрушенно покачал головой.
– Похоже, у нас начинаются трудные времена, – сказал я, бесцельно перекладывая бумаги на столе. – Трудные и опасные. Дрейфишь?
– Не так чтобы очень…
– Слушала?
– Да… – немного поколебавшись, ответила Марья.
В свое время я на всякий случай установил в кабинете микрофон, соединив его с записывающим устройством на столе секретаря. От Марьи у меня секретов не было, но случались ситуации, когда требовалось зафиксировать разговор, чтобы потом клиент не ссылался на забывчивость. Все происходящее в кабинете можно было прослушивать через миниатюрные наушники.
Обычно Марья включала диктофон только по моему указанию, но сегодня она проявила похвальную инициативу. Кнопок включения было две; одна из них находилась в приемной, вторая – под крышкой моего письменного стола, и была невидима для посетителей.
– Ну и как тебе? – спросил я.
– Нам нужно найти надежную "крышу".
– Думаешь, нас дожмут?
– Не исключено.
– Сначала не мешало бы узнать, откуда ветер дует. Кто стоит за этими молодчиками?
– Увы, они не представились.
– Это секрет Полишинеля. День, два – и я буду все знать. Шило в мешке не утаишь.
– Между прочим, они ведь угрожали вам… – Марья смотрела на меня с участием.
– Да. Но очень деликатно. Как видишь, появились рэкетиры новой формации. Уже приятно. Раньше просто набили бы морду, а сейчас соблюдают видимость дипломатических переговоров. Что дает возможность маневра. Так говоришь, нужна "крыша"?
– В этом я почти не сомневаюсь.
– И под кого мне ложиться?
– Здесь я вам не советчик.
– Марья, не хитри! Обстановку в городе ты знаешь, как свои пять пальцев. Так что колись, дорогая. Я просто не могу поверить, что у тебя ничего нет на уме.
– Вам не понравится…
– Ясное дело. Так ведь иного выхода нет. Если уж и ты запаниковала, то пора сливать воду.
– Самая надежная крыша – милицейская. И вы это знаете не хуже меня.
– Знаю, – ответил я с тяжким вздохом. – Наша служба и опасна и трудна… – пропел я песенную строку. – И на первый взгляд как будто не видна… На второй и третий взгляд тоже. В свое время мне предлагали… Я прикинулся тупым лохом и сыграл в непонятку. Может, эти трое как раз и являются посланцами доблестных ментов?
– Вряд ли. Милицейская "крыша" действуют не так.
– Что верно, то верно. Сначала наезжают пожарники, затем санэпидемстанция, потом налоговая инспекция, после нее появляются главные устроители аврала с прозрачными намеками, а в конце, как финальный аккорд, налетает лихим кавалерийским наскоком налоговая полиция. Возможны и вариации.
– Мне переговорить с кем нужно? – деловито спросила Марья.
– Марья Казимировна, не лезь впереди батьки в пекло! Иди занимайся своими делами. И запомни на будущее: я никогда и ни перед кем не становился на колени. Это так, к слову, если ты еще об этом не знаешь.
Наверное, Марья никогда не видела меня таким яростным и возбужденным. Она смотрела на меня, слегка приоткрыв от удивления рот.
А я и впрямь не сдержался, вытащил свое внутреннее состояние наружу, на свою физиономию. Меня просто прорвало.
Какая-то криминальная сволота хочет командовать Волкодавом?! Нет, брат, шалишь! Если кому-то хочется увидеть, что такое диверсант-ликвидатор ГРУ в действии, то он увидит. В первый и последний раз в этой жизни.
– Все, мой рабочий день сегодня закончен, – сказал я, не глядя на Марью, – чтобы хоть как-то скрыть свое внутренне состояние.
И решительно вышел из-за стола.
– Так ведь он еще и не начинался, – робко возразила Марья.
– Да пошло оно все!..
Я едва сдержался, чтобы не продемонстрировать перед ней свои познания в сленге.
– Можешь быть уверена, что теперь нам спокойно работать не дадут. Так что пока ситуация не разрешится – в ту или иную сторону – строить какие-то планы на перспективу просто глупо.
– Но что мне ответить итальянцам?
– Их предложение нужно принять. Хуже все равно не будет.
– Висловского пока оставим в покое?
– Вот именно – пока…
Наверное, в моем взгляде мелькнуло что-то очень нехорошее, потому как Марья изменилась в лице, и непроизвольно отступила на шаг назад. Нет, точно, нервы нужно лечить. Как только закончится эта история, так сразу…
Дурень! О чем думаешь!? У тебя на балансе уже не одна, а две истории. Тут не до лечебных процедур.
Живым бы выкарабкаться из предстоящих передряг.
– Все, бывай, – сказал я, направляясь к выходу. – Ежели еще что-нибудь случится, звони по мобильному. Все деловые встречи на ближайших три дня отмени. Я в отгулах. Но всем говори, что уехал в командировку…
Машина завелась с полуоборота. Я сорвался с места как сумасшедший. Внутри у меня все кипело.
Я ехал за город.
Андрей
В двадцать седьмой школе решили затеять новогодний бал. Только не тридцать первого декабря, а двадцать девятого. И принимать в нем участие должны были только старшеклассники. Для учеников младших классов на следующий день намечался утренник.
Андрей, так и не сумевший привыкнуть к порядкам в новой школе, особого желания участвовать в увеселительном мероприятии не имел.
Но у матери на этот день выпало ночное дежурство, Дрозд опять куда-то исчез, – может, поехал навестить друзей или знакомых, и, чтобы не маяться одиночеством, Андрей надел свой единственный старенький костюм, который был ему тесноват и потерт на рукавах, и отправился в школу.
Бал уже был в разгаре. Играл школьный оркестр, старшеклассники танцевали кто во что горазд, и только Светка Поплюйчик неприкаянно подпирала одну стену спортзала, где и происходило торжество.
Компанию ей составляли две девицы из одиннадцатого "А"; судя по их шальным глазам, они уже успели приложиться к бутылке.
Завидев Светку, юноша постарался спрятаться за спинами ребят. Андрей танцевать умел, но стеснялся.
Искусство танца ему преподали в секции гимнастики. Там было издавна заведено, что гимнасты разминались под музыкальные ритмы.
Тренеры считали, что танцевальные па способствуют лучшей координации движений и вырабатывают хорошую пластику, столь необходимую спортсменам во время соревнований.
Наверное, они не ошибались, потому что Андрей после такой разминки работал на снарядах с удвоенной энергией.
– Здорово, Синица!
Кто-то с силой хлопнул его по плечу.
Андрей обернулся и увидел смуглую разбойничью физиономию Габора.
– Привет, – ответил юноша и посторонился, пропуская одноклассника вперед.
Он думал, что Габор хочет присоединиться к танцующим. Но Андрей ошибался: Габор и не думал уходить.
– Тебя тут спрашивали… – понизив голос, заговорщицки сказал Габор.
– Кто?
– Какой-то рыжий фраер, не из наших. Может, твой кореш?
– Нет. Я не знаю такого.
Андрей невольно нахмурился.
– Я так и подумал. Уж больно скользкий типчик. Похож на стукача. У меня на таких нюх.
– Постой, постой…
Из глубин памяти всплыли неприятные воспоминания.
– Он очень худой и длинный. Волосы торчком, будто их никогда не расчесывали.
– Ну. Точно он, – сказал Габор. – Так это все-таки твой знакомый?
– Скорее всего. Учились вместе…
По описанию Габора, это был Чупачупс – Гелий Пекарский.
Но что он делает здесь, в двадцать седьмой школе? Пришел по приглашению друзей? Возможно. Но не факт: учащиеся Первой городской очень редко заводили дружбу с ребятами из других, не престижных школ.
Тогда что ему здесь нужно?
– Я вижу, встреча с этим рыжим тебя не очень радует, – с пониманием ухмыльнулся Габор, пытливо глядя на Андрея.
– Как тебе сказать…
– А ты не говори. Зачем много слов? Сейчас я соберу парней, и мы твоего рыжего спустим в унитаз. Чтобы он не портил праздничную атмосферу. Лады?
– Не нужно. Я сам с ним поговорю.
– Как знаешь, – пожал плечами Габор. – А где спасибо?
– Не понял…
– Где благодарность за мои добрые намерения?
– Спасибо.
– И все?
– Нет, не все. С меня причитается. Ты это хотел услышать?
– Я был уверен, что Маноло не прав…
Габор показал все свои ослепительно белые зубы в широкой улыбке.
– Оказывается, ты свойский парень, Синица. Мы с тобой еще подружимся, уверен. А что касается этого рыжего… так ты только кликни меня, ежели что не так. Оч-чень подозрительный фраерок…
Андрей согласно кивнул, и Габор отправился восвояси.
Пекарский… Что нужно этому пройдохе? Где появляется Чупачупс, жди беды, вспомнил Андрей школьную примету.
Какую весть принес Пекарский на этот раз? Не мог он просто так прийти на новогодний бал в чужую школу.