И в этот момент зазвонил телефон. Я посмотрел на него как на врага народа, и с отвращением поднял трубку. Какой идиот может звонить в такую рань!?
Обычно уважающие себя бизнесмены появляются на рабочем месте не раньше десяти утра, а сейчас стрелки часов показывали половину девятого. Наверное, кому-то очень не терпится…
Голос в трубке показался мне знакомым, но я поначалу не мог сообразить, что хочет некий господин без имени на другом конце провода. Нет, все-таки правду говорит медицина, что каждый стакан водки убивает в мозгах миллионы нейронов.
Не знаю, так ли это, но в моей голове и впрямь был бардак. К тому же, до сих пор болело горло и мышцы шеи, а синяки от пальцев Анубиса на кадыке я не смог загримировать даже патентованной французской пудрой, которую забыла у меня одна из моих подружек.
– Кто говорит!? – наконец рявкнул я в трубку, не выдержав несколько затянувшегося вступления.
– Мы с вами уже встречались…
Голос был похож на елей, смешанный с толченым стеклом.
– Где?
– У вас в кабинете.
– Послушайте, хватит говорить загадками! Кто вы и что вам нужно?
– Мы с вами вели переговоры по поводу продажи магазина на Левобережной…
– А-а…
Меня, наконец, осенило. Оказывается, похмелье действует на некоторых, как возбуждающее средство – урезает сон до минимума.
На другом конце провода был прилизанный молодой человек, гужевавший вместе с Анубисом в "Третьем Риме". Похоже, утренний сон и у него не задался.
Впрочем, я не исключал и тот вариант, что "мистер Смерть", получив от меня по соплям, в ярости вознамерился закончить свои дела в нашем городе как можно быстрее.
После убийства топтунов, а в особенности после фиаско во время схватки, он понял, что по его следу идут серьезные люди. И решил форсировать события. Собственно говоря, и я поступил бы на его месте точно так же.
Одним трупом меньше, одним больше – какая разница?
– Ну и что? – спросил я намеренно грубо.
– Я хочу услышать, что вы решили.
– Хочешь услышать? Тогда слушай: а не пошел бы ты, и твои козлы вместе с паханом!..
Я высказал ему все, что у меня на душе накипело. Притом в весьма доходчивой форме. С образными выражениями, которые можно смело считать народной мудростью.
– Все, отбой, – сказал я, запыхавшись от усердия в словоизвержении. – И мой вам совет – не попадайтесь мне на пути. Сомну.
С этими словами я швырнул трубку на рычаги и в ярости вскочил на ноги.
Ну что это за драная демократия!? Каждая сволочь с накачанными бицепсами может творить любые беззакония, а органы правопорядка лишь занимаются фиксацией преступлений. И то не всех и не всегда.
Бардак, моб твою ять!
Конечно же, они придут по мою душу. Кто бы сомневался…
Приходите. Я вас жду, господа хорошие. Но на этот раз я поступлю с вами как с самыми злейшими врагами.
Так, как это было "на холоде". Жестко и бескомпромиссно. Надоело прогибать спину и кланяться каждой сволочи.
Надоело!!!
Не в силах справиться с охватившим меня бешенством, я выскочил в приемную. И наткнулся на Марью, которая в этот момент снимала пальто.
– Почему у нас нет минеральной воды!? – бросился я сразу с места в карьер. – Кто за это отвечает!?
– Максим Семенович… – Марья от удивления округлила глаза. – Что с вами?
– Со мной все в порядке! Я спрашиваю, почему в холодильнике нет воды?
– Разве вы не помните? Вода на балконе. Целых две упаковки.
– На балконе?..
Я остолбенело уставился на Марью.
Балкон… как же я забыл о нем? Он был застеклен и мы там хранили на полках всякую всячину: ящика два спиртного, минералку, другие прохладительные напитки, консервы и так далее.
Балкон служил кладовой для продуктов – в холодное время года. Очень удобно: приехали серьезные люди – и в магазин бежать не нужно. А в холодильнике Марья обычно держала фрукты, коровье масло, колбасу, другие скоропортящиеся закуски и минеральную воду.
– Извини… – буркнул я, пытаясь унять раздражение. – Проблемы…
Марья понимающе кивнула. И пошла на балкон, чтобы принести мне бутылку "Нарзана".
– Спасибо, – сказал я и возвратился в кабинет.
Потушив из горлышка бутылки жажду, я почувствовал значительное облегчение. Даже мысли просветлели и поплыли плавно и неторопливо.
И первой нормальной мыслью было раскаяние. Мало того, что я оставил Марью одну в ресторане, так еще и наорал на нее с утра пораньше. Вот мудак…
Я нажал на кнопку селекторной связи:
– Марья Казимировна, зайди пожалуйста…
Чересчур официально, однако этикет нужно соблюсти. Марья не тот человек, который может проглотить хамское обращение как ягоду малины.
На удивление, Марья не выглядела принципиально строгой и неприступной. Она смотрела на меня приветливо и с любопытством. Но в ее взгляде иногда мелькала озабоченность.
Нет, что ни говори, а женщины гораздо более тонкие натуры, нежели мужчины. Марья сразу поняла, что мой срыв ни в коей мере не относится лично к ней.
– Садись, – сказал я, выдержав ее пристальный взгляд.
Сегодня на Марье был очень симпатичный розовый костюм, навевающий разные фривольные мысли. В нем она казалась лет на пять моложе.
Интересно, кольнула подлая мыслишка, с чего это Марья такая оживленная? И в глазах какие-то странные огоньки…
А что если после моего ухода из "Третьего Рима" Марью закадрил какой-нибудь фраер? А потом увез ее на хату? Ну, гад…
Услужливое воображение сразу же нарисовала несколько весьма скабрезных картинок с участием Марьи.
Святая пятница! Неужели я ревную? Мне сейчас только этого и не хватает. Влюбленный Волкодав… Бред!
Такого казуса со мной еще не случалось. Ну, разве что в детстве, когда мне очень нравилась русоволосая девочка с бантиками. Она жила на соседней улице и была старше меня на целый год. А учился я тогда в первом классе.
Мы вместе собирали гербарий, коллекционировали марки и разные открытки (на какие только жертвы не пойдешь ради любимой женщины!), а как-то раз она даже позволила поцеловать себя в щеку.
Увы, эта ветреная особа мне изменила. Оказалось, что ей больше по душе был Изя Кацман, который здорово пиликал на скрипке. Ему уже исполнилось десять лет, и в своей шикарной бобочке, клетчатых штанах и американских ботинках на толстой подошве он был неотразим.
Конечно, морду ему я набил. Притом, несколько раз. Но уже в те далекие годы я понял, что ревность – это очень нехорошее, мстительное чувство.
Больше я не влюблялся. По крайней мере, без памяти. Русоволосая Дюймовочка с бантиками напрочь лишила меня иллюзий, обычных для мужчин (особенно молодых).
Я повиновался лишь зову плоти. Что делать, против природы не попрешь. И пусть мне простят те женщины, которым я в порыве страсти вешал лапшу на уши, создавая необходимый в подобных делах звуковой фон. В такие моменты я и впрямь был искренен.
Но все в этом мире преходяще, в том числе и нечаянные увлечения. Утром я становился прежним Волкодавом, бойцом спецназа, для которого отец – это командир, казарма – мать родная, а винтовка – любимая женщина…
– Ты как вчера?.. – спросил я, не поднимая глаз.
Не сказал бы, что меня мучили угрызения совести по поводу моего внезапного исчезновения из "Третьего Рима", просто нужно было как-то начать разговор.
– Нормально, – живо ответила Марья.
– Что значит – нормально?
Не знаю, что там уловила Марья в интонациях моего голоса, но на мой вопрос она ответила весьма сдержанно и осторожно:
– Посидела еще немного, а затем вызвала такси и уехала домой.
"Сама уехала?", – едва не сорвалось у меня с языка. Но я вовремя опомнился и спросил совсем про другое:
– Как обстоят дела с квартальным отчетом?
Главный бухгалтер заболел, и бумажными делами занимался его зам, не имеющий достаточного опыта.
Потому я попросил Марью держать бухгалтерские дела на контроле.
– Идем с опережением графика. Осталось заполнить формы по пенсионному фонду и службе занятости.
– Молодцы. Но прежде чем сдать отчет, пусть всю эту цифирь на всякий случай проверит главбух. Он уже выздоравливает, так что легкая нагрузка ему не повредит.
– Будет исполнено, – по-военному ответила Марья.
– А заодно и проведаете его, – добавил я, доставая из кармана деньги. – Купите чего-нибудь вкусненького… на ваше усмотрение. К сожалению, составить вам компанию не смогу.
– Вы уезжаете?
– Да.
– Когда вас ждать?
– Трудный вопрос… Может быть, к вечеру. Короче говоря – созвонимся.
Я поднялся и стал одеваться. Марья посмотрела на меня долгим, испытующим взглядом, хотела еще что-то спросить, но передумала. Она уже была у двери кабинета, когда я сказал:
– Марья, ты прости меня за вчерашнее… Я действовал по ситуации. А она была очень серьезной.
– О чем речь… – Марья мягко улыбнулась. – Мужские дела и поступки всегда загадочны для нас, женщин.
Поэтому и прощать-то нечего. – Она чуток помолчала, а потом все-таки задала вопрос, который вертелся у нее на языке: – Можно полюбопытствовать, что это был за человек, за которым вы бросились с такой прытью, словно вас к нему привязали?
Ах, черт! Все-таки Марья усекла, кому я упал на хвост. До чего же проницательная девка… Ей бы в разведку. А ведь там, в ресторане, она ни единым движением не выдала, что поняла мои устремления.
– Полюбопытствовать не возбраняется, – ответил я сдержанно. – Но пока я не могу сказать тебе правду. А врать не хочется. Уж извини…
Я подошел к ней и взял ее за плечи.
– И еще одно, Марьюшка… Есть у меня просьба. С сегодняшнего дня мы на осадном положение.
Поостерегись. Всегда блокируй дверки машины и не выходи по вечерам на улицу. Я не шучу и не преувеличиваю опасность. В принципе, охотиться будут за мной. Но мне совсем не хочется, чтобы и ты попала под топор – так сказать, за компанию.
– Я понимаю, – серьезно ответила Марья. – Охрана предупреждена?
Нет, ну что за женщина! Никаких "ах" да "ох", "кто" и "почему". Предельная собранность и конкретность.
У нее даже глаза потемнели и словно покрылись ледяной коркой, а возле губ образовалась жесткая складка.
И я был абсолютно уверен, что она не испытывает страха. Что было бы вполне естественно для слабой женщины.
– Не волнуйся, парни свое дело знают. Но несколько слов я, конечно, им скажу.
– Удачи вам, – сказала Марья, посмотрев на меня таким взглядом, что у меня сердце затрепыхалось, как заячий хвост. – Берегите себя.
– Уж постараюсь, – буркнул я смущенно.
И быстро покинул кабинет.
В этот момент мне до сердечной боли захотелось, чтобы встреча с Анубисом и предстоящая разборка с "покупателями" магазина на Левобережной улице (а что она грядет, я в этом совершенно не сомневался) оказались всего лишь дурным сном.
Андрей
Дрозд был какой-то взъерошенный и чем-то очень озабочен. Его глаза горели лихорадочным огнем, а на скулах время от времени играли желваки. Похоже, у него болели уши, потому что время от времени он прикладывал к ним примочки и капал пипеткой лекарство.
Но то, что у Андрея случились неприятности, он заметил сразу.
– Что с тобой, парень? – спросил Дрозд. – Ты очень бледный.
Андрею не хотелось сразу рвать с места в карьер, рассказывая ему о своих бедах и приключениях. А потому он начал с того, что мучило его уже добрый час, – с повязки, которая ослабла и сползла на колено. Из-за этого начала неприятно зудеть рана.
– У вас есть бинт? – спросил юноша.
– Всенепременно. Зачем он тебе?
– Ногу перевязать, – коротко ответил Андрей.
– Ногу? – Дрозд посмотрел на него исподлобья, задумчиво пожевал губами, но больше ничего не спросил.
Он достал свою походную аптечку и отыскал там бинт. Андрей всегда про себя удивлялся: на кой ляд Дрозду столько разнообразных лекарств? Ведь он практически здоров. А в аптечке чего только ни было.
Уезжая в очередную командировку, Дрозд аптечку брал с собой. Внешне она смахивала на небольшой докторский саквояж; такие Андрей видел в каком-то старом фильме.
Андрей снял брюки, которые зашил и выстирал дворник психбольницы, и начал снимать бинт. Дрозд сидел возле стола и перебирал какие-то бумаги. Казалось, что он не обращает никакого внимания на манипуляции юноши, но это была только видимость.
На самом деле Дрозд время от времени бросал в сторону Андрея короткие пронзительные взгляды, в которых сквозила явная заинтересованность.
Посмотрев на рану, юноша едва не вскрикнул от радостного удивления: она начала затягиваться! И это за такой короткий срок. Наверное, подействовала мазь, которую дал дворник, подумал Андрей. Какое-то и впрямь чудодейственное зелье…
Он достал из брючного кармана баночку с мазью и начал обрабатывать рану. Банку он переложил в карман брюк еще в "скорой" из опасения потерять – плащ дворника был таким ветхим, что казалось вот-вот расползется прямо на плечах и осыплется вниз как осенняя листва.
Мазь обладала острым незнакомым запахом и поначалу немного жгла. А точнее – покалывала. Создавалось впечатление, что миллионы мелких иголочек впиваются в кожу, разогревая ее до высокой температуры.
Юноша подивился: когда дворник накладывал мазь на рану первый раз, ощущение было совсем иным.
Впрочем, покалывание и жжение длились совсем недолго. Спустя минуту-две он уже ощутил значительное облегчение и начал довольно неумело накладывать повязку.
– Погоди… – Дрозд встал и подошел к юноше, который сидел на диване. – Так это не делается. Давай я помогу.
Андрей согласно кивнул. Дрозд посмотрел на рану, хотел что-то спросить, но промолчал. В его умелых руках бинт, казалось, ожил и сам начал укладываться ровными, в меру тугими, слоями.
– Другой компот, – с удовлетворением сказал Дрозд, ловко закрепив свободный конец бинта. – Можно идти на дискотеку.
– Спасибо, – поблагодарил Андрей.
– Что это за лекарство? – спросил Дрозд, взяв баночку с мазью в руки.
– Мне дал его… один мужик, – неопределенно ответил Андрей.
В этот момент он мучительно размышлял, как начать разговор с Дроздом.
Дрозд, макнув кончики пальцев в баночку, потер их, а затем понюхал. Сначала на его худощавом лице появилось удивленное выражение. Но тут же он вдруг нахмурился и задал Андрею странный вопрос:
– Этот мужик приехал из Южной Америки?
– С чего вы взяли? – пришла очередь удивляться и Андрею.
– Парень, я так много чего в жизни видел и знаю… Чтобы тебе было известно, это очень ценная и дорогостоящая мазь, которую можно достать лишь в Южной Америки и то не всегда и не везде. Секрет ее приготовления знают только африканские колдуны из глубинки. Эта мазь – чрезвычайно эффективное средство при заживлении ран.
– Я не знаю, где он ее взял, – ответил Андрей. – Только я сомневаюсь, что этот человек мог привезти ее из Южной Америки.
– Кто он? – неожиданно резко спросил Дрозд. – И как ты с ним познакомился? И наконец – кто тебя ранил?
Только не говори, что это бытовая травма! Пулевое ранение не спутаешь ни с каким другим.
Андрей немного помолчал, собираясь с мыслями, а затем рассказал всю свою эпопею, закончив повествование событиями в больнице и своими намерениями разобраться с Самураем.
Дрозд, который сидел в кресле напротив дивана, слушал юношу внимательно, не перебивая. Его лицо было закаменевшим, а глаза словно смотрели внутрь. Несмотря на внешнее спокойствие Дрозда, юноша подметил, что тот весь напряжен, как струна.
С чего бы? Неужели он так переживает из-за меня? – с благодарностью и удивлением подумал Андрей.
Когда он закончил рассказывать, воцарилась тишина. Дрозд сидел все так же неподвижно и отрешенно, с пустым, ничего не выражающим взглядом. Андрей терпеливо и с большим волнением ждал, что он ему скажет.
Но вот Дрозд наконец шевельнулся, сделал глубокий вдох и медленно произнес:
– Этот дворник… Очень странная личность… Говоришь, его подобрал на дороге водитель "скорой"?
– Да.
– Когда это случилось – год, месяц?..
Андрей сказал.
– Интересно… – Дрозд задумчиво потер виски. – То, что мазь явно не отечественного происхождения – почти факт. Впрочем… – Он перевел взгляд на банку, которая стояла на тумбочке возле дивана. – Зная ее рецепт, часть составляющих не составит труда найти в наших аптеках. Там теперь чего только нет. А остальные ингредиенты можно приобрести, например, у моряков, которые ходят в загранку, или у студентов-иностранцев. Китайцы тоже торгуют разными диковинками. Может быть, может быть…
Дрозд поднялся и начал быстро ходить по комнате из угла в угол. Наверное, так ему легче думалось.
– Обрисуй мне еще раз его портрет, – попросил он Андрея.
Юноша был удивлен. Зачем Дрозду какой-то ненормальный дворник?
Андрей, конечно, был очень благодарен своему странному спасителю. Но избиение матери бандитами Самурая для юноши было во сто крат главней и схватки в лесу, и своего нежданного спасения, и уж тем более – выяснения обстоятельств, связанных с личностью загадочного дворника.
Но он оставил свои сомнения при себе и снова, как мог, описал внешность человека, который так заинтересовал Дрозда.
– Тэ-экс… – протянул Дрозд. – Говоришь, он очень сильный?
– Мне так кажется. По крайней мере, он нес меня с такой легкостью, будто я был пушинкой.
– О чем вы с ним говорили?
– По-моему, он вообще немой. Я уже вам рассказывал.
– Ах, да… – Дрозд захрустел пальцами.
Удивление Андрея все возрастало. Дрозд хрустел пальцами только в моменты большого волнения. Такое случалось с ним редко, но юноша уже подметил, что Дрозд чаще всего пребывает в расстроенных чувствах перед длительными командировками.
– Он дал тебе свой плащ? – спросил Дрозд.
– Да. Нужно бы вернуть…
– Правильно, – живо поддержал Дрозд юношу. – И не мешало бы его отблагодарить. Все-таки он тебя спас.
Хороший человек…
– Я и сам об этом думал. Но как?
– Есть много способов. Может, одежку новую справить или еще чего купить. Деньги я дам.
Андрей промолчал. Ему почему-то не хотелось, чтобы Дрозд субсидировал его чувство благодарности к загадочному дворнику.
– А что касается Самурая… – Дрозд вдруг умолк на полуслове и пристально посмотрел на юношу.
От этого тяжелого, жесткого взгляда Андрею стало не по себе. Казалось, Дрозд хотел проникнуть в самые потаенные глубины его души, чтобы выпить ее до дна. У него даже мороз по коже пошел.
– Что касается Самурая, – продолжил Дрозд, – то в этом вопросе я тебе помогу. Этот сукин сын возомнил себя восточным царьком, который правит городом как ему вздумается. Таких клиентов нужно лечить от излишней самонадеянности.
– Но как это сделать? У него под рукой не менее полусотни отморозков. А то и больше. И все вооружены.
– Ты когда-нибудь наблюдал за стадом баранов?
– Не приходилось, – ответил недоумевающий Андрей.
– Стадо ведет вожак. И чаще всего на эту, с позволения сказать, "должность" определяют бодливого козла в расцвете сил. Да, да, именно козла. Так вот, если замочить вожака, стадо само разбежится. Закон природы.