– Я знаю алабанский ресторан возле площади Перейр. Кажется, там подают такие же вкусные национальные блюда, как и в Струкле.
– А кроме этого гастрономического места?
– Больше я ничего не знаю.
– А мы могли бы сходить туда поужинать сегодня?
– Если вам этого хочется, с удовольствием. Я свободна. Как я вам сказала, у меня отпуск.
Мы делим банан пополам, и моя очаровательная хозяйка предлагает мне кофе. Отличная идея! Я сажусь на диван, а она варит кофе.
– Вы живете совсем одна? – спрашиваю. Щекотливый вопрос. Она кивает.
– У меня был друг, но мы расстались.
– Выходит, вы абсолютно свободны?
Когда мы выпили кофе, она садится рядом со мной. У меня такое впечатление, что моя привлекательная внешность ей очень нравится. Я обнимаю ее. Она не вырывается. Япаксе хочется пылкого поцелуя. Всякие там легкие чмоканья ее не устраивают. Ей нужны поцелуи с засосом.
По ее пылу я понимаю, как на нее давило одиночество. Соло на мандолине начинали утомлять бедняжку. Ей нужны спортивные упражнения.
Я даю ей то, чего она хочет. Она выходит на орбиту. Стонет, кричит, шепчет, называет меня Фернаном, но мне на это наплевать, я не придирчив. Сколько баб по всему этому большому миру называют своих мужей Сан-Антонио, когда те начинают изображать из себя суперменов! Впрочем, несмотря на поглощенность текущим занятием, она замечает свой ляпсус и просит прощения, которое я ей охотно даю. Мы продолжаем резвиться с большой куртуазностью. Переговоры ненадолго заходят в тупик, но диалог завязывается вновь, и мы приходим к решению, которое дает полное удовлетворение обеим сторонам. Когда я собираюсь поблагодарить ее, а она меня, кто-то стучит в дверь. Мы оба корчим одинаковую гримасу. Япакса смотрит на меня хмурым взглядом, проклиная того, кто позволяет себе нарушать таким образом нашу благородную партию удовольствий. Новый стук,
– Откройте! – бросает властный голос. – Полиция!
Слюна застревает в моей глотке, как джип на грязной дороге. Если коллеги явятся к Мисс Косе, хорошо я буду выглядеть в таком виде.
– Секунду! – отвечает малышка.
Она встает, в то время как я повыше натягиваю на себя простыню, и в костюме Евы идет к двери. Она отпирает замок, отходит в сторону, чтобы максимально скрыть свою наготу, приоткрывает дверь и выглядывает в коридор.
– Что вы хотите? – спрашивает она.
– Вы мадемуазель Данлхавви?
– Да, но почему...
Раздается странный звук. Он похож на удары маленького отбойного молотка. Дверь дрожит, и в ней с головокружительной быстротой начинают появляться дырки. Я сразу все понимаю: в Япаксу палят из крупнокалиберного пистолета. Каким-то чудом свинцовый дождь ее не задевает. А знаете, кто спас мою прекрасную алабанку? Комиссар Сан-Антонио. Спасибо, господин комиссар. Не иначе как по наитию свыше вы захотели эту нежную девочку, очаровали ее, а потом не разочаровали. Поскольку она совершенно голая, то встала боком, чтобы скрыться от сальных взглядов визитеров. Сечете? Стрелок, решетящий дверь, не замечает, что его маслины попадают в стену напротив. Пальба заканчивается.
Я вскакиваю, хватаю на бегу две самые необходимые вещи: мои трусы и револьвер, отстраняю девочку, которая стоит ни жива ни мертва, и выскакиваю в коридор. У входной двери я замечаю довольно мелкого типа в зеленоватом плаще и шляпе. Он несется как сумасшедший.
Консьержка, увидев меня в таком виде, в каком я есть, начинает вопить. Чтобы ее успокоить, я натягиваю трусы и выскакиваю на улицу Сен-Мартен с пушкой в руке. Вообразите рожи прохожих! Это непередаваемо! Представляете: из дома выскакивает практически голый человек, потрясающий револьвером. Такого они еще никогда не видели.
Тип в зеленом плаще заметил, что я за ним гонюсь, и прибавляет скорость. Будь на улице Сен-Мартен поменьше народу, я бы открыл огонь, но я слишком боюсь попасть в невиновных. Еще немного, и мишенью выберут меня: прохожие примут меня за буйнопомешанного и сделают все, что полагается в таких случаях.
У меня есть важное преимущество перед беглецом: я босой и мне не мешают шмотки. Я заметно сокращаю расстояние. Еще десять метров, и он мой. Он это понимает и стреляет через левое плечо. Пуля пролетает мимо моего уха и попадает в радиатор стоящего грузовика. Осталось шесть метров.
– Стой или умрешь! – кричу я.
Вместо ответа он снова нажимает на спусковой крючок, но в магазине не осталось патронов. Тогда он ныряет в ближайший подъезд. Я за ним. Он начинает подниматься по лестнице. Я следом.
Я бросаюсь вперед и хватаю его за полу плаща. Эта сволочь сбрасывает плащ, и он остается в моих руках. Тип продолжает подъем, а я погоню. Ему снова удается немного оторваться. Я слышу, как он перезаряжает на ходу свою пушку.
Мы пробегаем второй этаж, третий, четвертый. Пятый – конечная остановка. Я понимаю его тактику. Он падает на площадку наверху лестницы и занимает первоклассную стратегическую позицию. Я не совершаю ошибки и не продолжаю подъем. Наоборот, даже спускаюсь на несколько ступенек, чтобы оказаться на площадке четвертого этажа. В общем, мы квиты. Я не могу дальше подняться, а он не может спуститься. Мое положение мне нравится больше, чем его. Снизу до меня долетает гул толпы. Старые ступеньки скрипят под тяжелыми ботинками, явно принадлежащими полицейским. Потом с нижнего этажа появляются форменные кепи ребят в пелеринах.
– Бросайте оружие и поднимите руки! – приказывает мне ажан.
– За меня не беспокойтесь, ребята, – говорю. – Я тоже из полиции. Лучше вызовите подкрепление, потому что надо взять опасного типа, прячущегося на верхнем этаже.
– Если не бросите оружие немедленно, мы откроем огонь! – отвечает ажан. Вот Фома неверующий!
– Я комиссар Сан-Антонио, – сообщаю я, уверенный, что это произведет на него впечатление.
– А я герцог де Гиз, – отзывается этот образованный малый, явно не пропускающий ни одной радиопередачи на историческую тему.
Он твердо уверен, что полицейский не может разгуливать по Парижу в одних трусах.
Если мой ангел-хранитель не поторопится, меня пристрелят коллеги, и это будет полный улет.
– Не стреляйте, я же вам говорю, что я Сан-Антонио. Сходите в дом сорок четыре по этой улице к мадемуазель Данлхавви. Там вы найдете мои шмотки и бумаги.
– А вы тем временем...
Мне приходит гениальная идея.
– Фамилия комиссара вашего участка Незель. Гастон Незель, по прозвищу Дядюшка. Полицейские смущены.
– А до него был комиссар Плюшо. Эдуард Плюшо. У него было большое родимое пятно на щеке.
– Может, он говорит правду? – предполагает второй полицейский. Я выиграл.
– Сходите за подмогой. На верхнем этаже укрывается профессиональный убийца, которого я хочу взять живым...
– Подкрепление не понадобится! – бахвалится недоверчивый ажан.
Он осторожно подходит с пушкой в руке и по дороге разглядывает меня.
– Мне кажется, вы действительно комиссар Сан-Антонио, – вздыхает он.
– Лично я в этом полностью убежден, – отвечаю.
Ему не хватает уважения к старшим по званию. Тот, кто однажды сказал, что не всяк монах, на ком клобук, явно имел вместо мозгов мохнатую гусеницу. Я вам ручаюсь, что голый супермен не производит на подчиненных никакого впечатления. Доказывая мне свою смелость, ажан продолжает подниматься по ступенькам. Естественно, происходит то, что и должно было произойти: он получает в котелок маслину. Мгновение он стоит неподвижно, потом валится навзничь и замирает на ступеньках. По лестнице с отвратительным звуком начинает струиться ручеек крови.
– Теперь поняли? – спрашиваю я второго полицейского. – Быстро вызывайте группу захвата.
Он только и мечтает о том, как бы поскорее выскочить на свежий воздух.
Выстрел произвел не много шума из-за навинченного на ствол глушителя, однако жильцы дома начинают высовываться из своих квартир. Слышу, как наверху открывается дверь. Новый выстрел. На него отвечает крик, за которым следует шум падающего тела. Раздается топот. Убийца пытается спрятаться в квартире того, кого убил.
Рискую продвинуться вперед. Точно, площадка пуста, если не считать без пяти минут трупа старого месье. Бедняга агонизирует в трагикомических конвульсиях. Жизнь – болезнь, от которой иногда трудно излечиться.
На пятом этаже всего одна дверь, так что выбирать мне не приходится. Я прижимаюсь к стене и приставляю ствол моего револьвера к замочной скважине. Стреляю. Выстрел производит адский грохот, и дверь открывается. Заглядываю в квартиру. Она жалкая, состоит из двух грязных, бедно меблированных комнат.
Окно открыто. Подбегаю к нему. Убийца удирает по крыше. Он прыгнул на цинковую будку в пяти метрах ниже и бежит к каминной трубе. Я бы последовал за ним, но без ботинок могу вывихнуть себе лодыжку. Тогда я вытягиваю правую руку, зажмуриваю левый глаз. Стрельба по убегающему всегда неприятный момент. Ответ на внезапное нападение это вопрос реакции, но чтобы стрелять в спину бегущему, нужна большая сила характера. Я целюсь в ноги и нажимаю на спуск. Раз, два, три, четыре. Спокойно, не торопясь. Парень делает пируэт, ноги у него подгибаются, и он валится на крышу. Он пытается за что-нибудь ухватиться, но наклон крыши затягивает его, засасывает. Он катится все быстрее, теряет свою шлпу, которая остается лежать на крыше, совершенно неуместная на этом поле из серого металла. Он катится к краю. На секунду ему удается удержаться одной рукой за водосток. Увы, это та самая рука, в которой он держит пистолет. Он не выпустил оружия Эта труба могла его спасти, но он держится за нее двумя пальцами, а этого явно мало. Он исчезает. Я замираю в неподвижности, сжавшись, сходя с ума от предчувствия. Пусть он подлый убийца...
Далекие крики и еще более далекий удар. Я смотрю на шляпу на крыше. На мгновение мир кажется мне таким же абсурдным и пустым, как она.
Глава 11
Пелерина ажана похожа на швейцарский нож тем, что имеет много применений. Той, что была на убитом ажане, я прикрываю мою почти полную наготу, а пелериной его коллеги накрывают разбитое тело убийцы.
Я похож на факира. Вести расследование в трусах и черной пелерине на оживленной парижской улице, – это подвиг, на который способен не каждый. Зеваки ошеломлены. Среди них оказывается американский турист, который фотографирует меня во всех ракурсах. Я изучаю карманы убитого убийцы. Ни одного документа, ни единой бумажки, даже билета на метро. Немного денег, и все. Я рассматриваю лицо погибшего – вернее, то, что от него осталось, – и констатирую, что это парень лет тридцати, весь рябой. Мне незачем терять время. Установлением его личности займется служба идентификации.
Я возвращаюсь в квартиру Япаксы. Бедняжка умирает от страха. Она меланхолично поглаживает пальцем дырки от пуль на стене. Одна из пуль расколола севрскую вазочку, еще одна пробила ее лифчик, висящий на спинке стула.
– Ну что, милая, можно сказать, что развлечений в вашем квартале хватает, – говорю я в шутку.
Она спрашивает меня о дальнейших событиях, и я о них рассказываю.
– Но почему в меня стреляли? – бормочет она, – Что я сделала?
Она говорит то же самое, что добряк Пинюш этой ночью. Все невиновные протестуют одинаково, когда судьба слишком несправедлива к ним.
– Трудно сказать, – уклончиво отвечаю я. У меня на этот счет есть одна идейка. Согласен, она довольно расплывчатая, но все-таки.
– Этот тип следил за вами, да? – настаивает она, чтобы успокоиться.
Я качаю головой.
– Нет, сердце мое, простите меня за откровенность, но ему были нужны именно вы. Если бы убийца следовал за мной, то не стал бы представляться полицейским, зная, что у вас находится настоящий комиссар.
Я окидываю ее сладким взглядом, от которого млели многие красотки.
– А ведь можно сказать, что я был у вас, да, моя красавица?
От этого к ее лицу возвращаются некоторые краски.
Поскольку я ничего от вас не скрываю, то раскрою мою мысль до конца. Когда Пинюш явился в консульство Алабании под видом стекольщика, там его узнали. Как вы помните, старик был изображен на фотографии с Япаксой. Из этого они сделали логический вывод, что Мисс Коса тоже замешана в эту историю, и решили провести против нее карательную операцию.
Я могу ошибаться, но это меня удивило бы.
– Я боюсь, – признается мне дрожащая Япакса. Я прижимаю ее к себе. Распущенные волосы падают ей ниже пояса.
– Но я же с вами! – замечаю я. И чтобы доказать это, делаю все, чтобы стать к ней еще ближе.
Восемь часов. Париж светится неоновыми огнями. Япакса и я заходим в алабанский ресторан. Типичное заведение. Официанты одеты в национальные костюмы, стены украшены фресками. Та, что в глубине, изображает гору Хулалху – наивысшую точку Алабании (восемьдесят восемь сантиметров над уровнем моря). На левой – битва при Хетуйе, в которой алабанцы разбили войска Клистира II. На центральной стене изображена коронация Бугназала I – последнего (и единственного) короля Алабании.
Как известно, его царствование началось 31 января 1904 года и закончилось 1 февраля того же года, после того как монарх издал указ об обязательном использовании туалетной бумаги в общественных уборных...
Метрдотель ведет нас к маленькому скромному столику. Заказ делает Япакса; я попросил ее заказать все самое лучшее в национальной кухне, вот она и старается.
Воркуя с моей спутницей, я ощупываю ее ногу, а поскольку могу одновременно делать несколько дел, то попутно осматриваю заведение. Клиенты выглядят спокойными людьми.
– Вы здесь никого не знаете? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает Япакса, окинув взглядом зал, – никого.
Ваш прекрасный Сан-Антонио грустит. Он говорит себе, что дело топчется на месте, что ему не понять психологию алабанцев, без колебаний устраивающих вам подлянки, и что лучше ему было сходить в киношку на вестерн, где пушки хоть заряжены холостыми.
Еда не приносит мне удовлетворения, на которое я рассчитывал, поэтому я быстро прошу счет. Тот оказывается еще менее приятным, чем кухня. В конце концов, я вполне могу сводить Япаксу в уютное место, где мы сможем продолжить нашу пантомиму. В раздевалке малышка просит извинить ее, потому что хочет сходить подкрасить губы. Она уходит в туалет. Я смотрю на гардеробщицу, но та не стоит даже взгляда. Это увядшая женщина со слегка перекошенной мордашкой, как после укуса осы. Чтобы как-то убить время, я смотрю на стеклянную витрину, повешенную на стену гардероба. Под стеклом приколоты кусочки картона с надписями неуклюжим почерком. Речь идет об объявлениях алабанской общины. Соотечественники предлагают друг другу квартиры, мебель, загородные дома, машины и работу. Я быстро пробегаю глазами тексты. Это похоже на витрину агентства по торговле недвижимостью. Для иллюстрации предложений приклеены фотографии машин и домов. Неожиданно мой зоркий глаз засекает картонку, размером больше, чем все остальные, на которой текст написан двумя цветами. Знаете, о чем там идет речь? Держитесь крепче, чтобы не упасть. Генеральное консульство приглашает на работу няню и шофера. Просьба звонить по телефону 967-05-32.
Я не верю своим глазам.
– Это объявление свежее? – спрашиваю я мадам Гардероб.
Выдавальщица клифтов смотрит туда, куда показывает пальцем Сан-Антонио.
– Я приколола его сегодня после обеда, – сообщает она и оставляет меня, чтобы вернуть другому клиенту его пальто.
Я спешу записать телефонный номер, указанный в объявлении. Он должен соответствовать западному предместью Парижа.
Я благодарю бога полицейских за поданную мне идею прочитать эти объявления. Значит, я не потерял время зря, придя сюда. Эта уверенность придает мне сил. Смотрю на часы. Они показывают десять. Малышка Япакса все еще не покрасила свою мордашку. Она ушла в туалет уже десять минут назад. Я еще некоторое время торчу перед гардеробщицей, которая начинает разделять мое беспокойство.
– Вам не трудно сходить посмотреть, где она? – спрашиваю я.
Она идет и после короткого отсутствия возвращается с озабоченным выражением на лице.
– Она закрылась в кабинке и не отвечает, – говорит она. – Надеюсь, ей не стало плохо.
Я влетаю в туалет и начинаю трясти закрытую дверь.
– Япакса, любовь моя! – кричу я.
Тишина. Я без колебаний выбиваю плечом задвижку двери. Проклятье! (как написали бы в романе прошлого века). Моя подруга по дивану лежит на полу туалета бледная, с закрытыми глазами. Сую руку под ее блузку проверить, бьется ли сердце. Увы, увы, увы! Оно молчит. Малышка мертва. Вот непруха! Я быстро осматриваю ее и не нахожу никаких подозрительных следов. Она умерла сама.
Восхищаюсь присутствием духа и сообразительностью работников этой жральни. Официанты с завидной корректностью уносят Япаксу в квартиру владельца ресторана, расположенную в соседнем доме. Вызываем районного врача. Он приходит, констатирует смерть и заявляет, что малышка умерла от эмболии. Он нам советует по-тихому увезти ее, чтобы избавить хозяина ресторана от неприятностей с правоохранительными органами. Ее кладут в мою машину, и я гоню в морг. Мне кажется, необходимо произвести вскрытие.
А вы как считаете?
Глава 12
Странная ночная прогулка, вы не находите? Тело моей прекрасной Япаксы прислонено к спинке сиденья и изредка падает на меня. Тогда мне приходится поправлять ее локтем. Настоящий кошмар. Наконец я довожу мою пассажирку до морга, звоню судмедэксперту и прошу его срочно произвести вскрытие. Возможно, малышка действительно умерла от эмболии, но мне это кажется сомнительным.
– Ваше заключение передайте мне завтра по телефону, доктор, – говорю я.
Я быстро покидаю зловещее место и захожу в первое же бистро проглотить двойную порцию водки. Решительно, малышке было на роду написано не дожить до конца этого дня. Ее отпуск закончился. Сейчас она разговаривает наверху с бородачом. Надеюсь, он не будет к ней особо придираться из-за ее грехов – они у нее так хорошо получались!
Я выпиваю еще одну двойную порцию водки, но и это не согревает мне душу. Иногда мне хочется биться головой о стенку.
– Ну что же! Можно сказать, что вы влезли в чертовски запутанную историю! – заключает Старик.
Он соединяет руки на бюваре, смотрит на свои розовые ногти и вздыхает:
– Мы ведем расследование, находясь на краю пропасти, и не можем сделать ни единого шага.
– Что насчет погибших прошлой ночью? – спрашиваю.
– Нас попросили сделать вывод, что преступление совершено ворами, которых застали на месте преступления.
– Кто об этом попросил?
– Генеральный консул. Он лично позвонил мне сегодня утром.
– И не дал вам никаких объяснений?
– Он и не должен мне их давать. Ему прекрасно известно, что дипломатический корпус, особенно у нас, пользуется всеми привилегиями.
– Но все-таки у них нет привилегии расстреливать пациентов в больницах, молодых женщин у них дома и ажанов при исполнении служебных обязанностей, равно как и выбрасывать из окон стекольщиков, настоящие они или фальшивые! – взрываюсь я.
Старик жестом успокаивает меня.
– Конечно, нет, – соглашается Безволосый, – но центр расследования находится в консульстве, а это запретная территория.
– А если я проникну на эту запретную территорию, патрон?
Он энергично мотает головой.
– С меня хватит и прошлой ночи! Берюрье застрелил двух членов персонала, этого достаточно!